(Не)случайное зачатие

Часть вторая. Даниил

— Данииииил Леонидович!

Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто меня окликает. Конечно же, это Лиза — весьма настырная девица из бухгалтерии, упорство которой в вилянии передо мной задницей даже близко не равно ее упорству в работе. А жаль, было бы намного больше пользы.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Это ее привычно-протяжное «Даниииил» только в воображении самой Лизы звучит, наверно, игриво и чувственно, мне же каждый раз хочется оглядеться, чтобы понять, не носится ли по офису невесть как попавшее туда взбесившееся животное из разряда парнокопытных. Страшно даже представить, какие звуки эта женщина издает в постели.

Впрочем, я и не хотел ничего подобного представлять. Во всяком случае, с Елизаветой в главной роли.

— С днем рожденияяяя, — продолжает, между тем, Лиза, свои голосовые растяжки и тянется ко мне с поздравительным поцелуем.

Аромат ее духов обволакивает. Не могу не признать, что внешне она, безусловно, хороша. И если бы не две весьма веские причины, я бы мог с удовольствием пойти на то, на что Лиза давно и упрямо намекала.

Но, во-первых, я никогда не позволял служебных романов — ни себе, ни своим подчинненым. Это — мое принципиальное табу.

А во-вторых, если бы я все же решил это табу нарушить, то причиной тому стала бы вовсе не Лиза.

— Спасибо, — кратко отвечаю на поздравление и вежливо улыбаюсь, когда бухгалтерша наконец от меня отлипает.

Взгляд инстинктивно оббегает всех собравшихся, выискивая ту, что ускользнула от меня подальше при первой же возможности.

Катя Самойлова. Та, которую я хотел с такой одержимостью, какой в себе и не подозревал, пока она не устроилась в мою фирму.

Словно почувствовав, что я на нее смотрю, она кидает быстрый взгляд в мою сторону, а в следующую секунду уже обхватывает губами тарталетку, не столько кусая, сколько будто бы всасывая в себя начинку.

Бля, я, наверно, гребанный извращенец, но я хотел быть на месте этой тарталетки.

Не в силах оторвать взгляд, вопросительно выгибаю бровь, но Самойлова на меня уже не смотрит. И как это все вообще расценивать? Было ли это заигрыванием или она взглянула на меня чисто случайно?

Пожалуй, об этом лучше просто не думать. Как и о Самойловой в принципе. Иначе я рисковал скоро оказаться в таком положении, из которого был только один выход — туда, где никто не увидит, что со мной сделалось от одного только вида того, как Екатерина сосет тарталетку.

Тарталетку, млять! В то время как я мог бы…

Нет. Не мог бы. И точка.

Заставляю себя отвернуться и сосредоточиться на чем-то другом, помимо Самойловой и ее сосательных талантов, пропадающих зазря.

Тем более, что мои сотрудники, выполнив условность в виде поздравлений с днем рождения, как раз дорвались до еды и горячительного. И тут-то должно начаться все самое интересное.

Я обожал наблюдать за людьми на корпоративах. О многих во время этого занимательного мероприятия можно было узнать столько интересного, что потом оказывалось не жаль и уволить.

Как, например, во время новогоднего корпоратива, когда один из моих бывших работников так нажрался, что в туалете решил высказать соседу по кабинке все, что он обо мне думает. На его несчастье этим соседом оказался именно я. Надо ли говорить, что в Новом году у него началась воистину новая — и безработная — жизнь?

Сегодня я тоже рассчитывал если и не узнать о себе много нового, то насладиться традиционным танцем на столе в исполнении начальницы отдела кадров Марьи Михайловны — дамы возрастом под пятьдесят и весом в три раза больше этой цифры — как минимум.

А с виду ведь такая чопорная женщина. Удивительно, насколько иначе люди раскрываются в неофициальной обстановке.

Мысли снова метнулись к Самойловой. Хотел бы я знать все ее таланты. Не касающиеся работы — особенно.

Стоп. Дышать глубже, рассуждать здраво. Непохоже, что эта скромница вообще способна на нечто из ряда вон выходящее.

Я позволил себе еще один взгляд в ее сторону. Вид у нее был такой, словно только и ждет момента, когда будет прилично отсюда удрать. И эта ее неуловимость заводила еще сильнее.

Впрочем, спустя пару мгновений я засомневался во всем — и в скромности Екатерины, и в том, на что она способна и на что — нет.

Потому что от тарталеток Самойлова перешла к фруктам. Я смотрел, как ее губы смыкаются на банане и чувствовал, что способен кончить прямо здесь и сейчас.

От позора меня спасло то, что в этот момент Елизавета добралась до караоке и, вытерпев героически пару минут ее вокальных упражнений — или, скорее, испражнений — я понял, что пора спасать от этого зоопарка всех остальных.

— А теперь — в баню! — громогласно скомандовал я, отнимая микрофон у Лизы. Та, впрочем, не особо и сопротивлялась — вероятно, банные перспективы ей казались привлекательнее караоке.

Чего я не мог сказать о себе.

Непосредственно парилки располагались этажом ниже и там же находился бассейн для желающих поплескаться в более прохладной воде.

Идею провести этот корпоратив в бане я проклял в ту же минуту, как увидел Самойлову в купальнике.

Нет, он не был ни откровенным, ни даже открытым — она была облачена в самый простой слитный купальник, а на бедрах болталось розовое полотенце, прикрывая задницу, но одного вида того, как эластичная ткань обтягивала ее грудь, мне хватило, чтобы дойти до точки.

И когда Самойлова отложила на лежак полотенце и нырнула в бассейн, я инстинктивно схватил махровую ткань, еще недавно обвивавшую ее бедра и, оглядевшись по сторонам, точно преступник, скрылся с ней в ближайшей свободной парилке.

От мысли, что это полотенце касалось кожи Кати, срывало крышу. Чувствуя себя каким-нибудь чертовым фетишистом, я принюхался к своему трофею и мне даже показалось, что он пахнет ее духами. И это стало последней каплей.

Спустив плавки, я сомкнул пальцы на стоявшем колом члене. Возбуждение зашкаливало настолько, что мне хватило нескольких быстрых движений и образа Самойловой в купальнике перед глазами, чтобы кончить с глухим рыком.

Кончить в то самое полотенце.

А потом я стоял, опершись на дверь и прижимая к паху полотенце, и чувствовал, как по лицу течет пот — то ли от жары, стоявшей в парилке, то ли от стремительного, но бурного оргазма. В голове билась единственная мысль — все-таки я реально гребаный извращенец.