Говорят, люди могут бесконечно смотреть на огонь, воду и то, как работают другие…
У Рубена был свой список вещей, которыми мог любоваться бесконечно:
Водная гладь, когда выходишь на яхте в открытое море.
Подводный мир Карибского моря.
Вид ночного города из панорамного окна собственной квартиры.
Грудь.
Женская, естественно, и чтобы не меньше второго-третьего размера! Он любил на нее смотреть, мять ее, чувствовать, как возбужденные соски щекочут ладони, да что там, пихнуть член между двух пухлых сисек – отличный способ получить быструю и качественную разрядку.
Но всё это ни в какое сравнение не шло с его новым открытием.
Лучший вид на этой земле – спящая Женя! Не менее возбуждающий, к слову.
Как и прошлой ночью, и ночь до того, Рубен без зазрения совести пробирался к двери гостевой спальни и любовался безмятежным сном любимой женщины. Желтый свет ночника освещал ее лицо, разметавшиеся по подушке кудри. Женя оставалась раскрытой, будто дразнила его аппетитными выпуклостями, выпирающими из шелковой ночной сорочки.
Пока готовились документы для выезда во Францию, он поселил Женю у себя в квартире. Надежнее места для нее не сыскать. Здесь она в безопасности от всех и вся… кроме него, разумеется.
Но как раз он-то ее больше ни за что и не тронет.
Пообещал себе, поклялся даже. Ни-ни.
До сих пор не верилось, что она беременна. Вот, оказывается, зачем ходила в женскую консультацию, о походе в которую ему, естественно, доложили. Рубен тогда подумал – плановый осмотр или еще что, но дорогая женщина преподнесла сюрприз.
Одним лишь фактом, что она уже была беременна в момент их столкновения на дороге, Женя умножила его чувство вины раз в двадцать.
«Мне нет оправдания…» - всё твердил он про себя.
Пусть не знал, что на самом деле насилует, пусть, по ней и близко было не видно, что беременна, пусть она даже сама об этом не знала. Какой у нее был срок? Десять дней? Это не оправдание. Этого поступка Рубен уже никогда не сможет себе простить.
Постарается как-то искупить, позаботится о Жене. Но не простит себе.
Теперь, смотря на нее спящую, такую беззащитную и милую сердцу, Рубен не мог понять, как посмел сделать ей больно. Как вообще можно хотеть сделать ей больно?
Он по-прежнему хотел ее до безумия, до боли в причинном месте. Но совсем по-другому! Не так, как взял на заднем сидении машины. Желал ласкать ее, дарить удовольствие, видеть, как менялось бы ее лицо во время контакта. Мечтал любить ее, думал об этом практически ежедневно, ежечасно. Но вся проблема заключалась в том, что она никогда не ответит ему взаимностью.
Женя не испытывала к Рубену ничего, кроме неприязни, и всему виной он сам. Да, он каким-то чудом умудрился поменять эту неприязнь на банальную вежливость. Она даже улыбалась ему временами, но подспудно всё равно чувствовал – малышка едва терпела его, когда находился в непосредственной близости. И с этим уже ничего не поделать.
Хоть голову об стену разбей, а мил ей не будешь…
Теперь, когда она беременна от другого, путь к ней тем более заказан.
С беременной вообще можно спать? Наверное, можно, люди же как-то это делают. Да, наверняка можно, но не со своим прошлым насильником.
«Удивительная она, ни на кого не похожая. Решила оставить ребенка от такого мудо… Ладно, лучше об этом не думать», - решил Рубен.
В данный период жизни Женя в нем нуждалась, и он насладится каждым моментом. Было приятно хоть что-то для нее значить, хоть ненадолго почувствовать себя нужным.
Рубен как следует позаботится о Жене, даст ей всё, что она попросит, и исчезнет из ее жизни, когда надобность в нем пропадет, как бы больно от этого ни было.
«Ты и сейчас ей сто лет в обед не сдался, если бы не проблемы с Владом», - горько усмехался он.
Женя прожила в его квартире всего ничего, но для Рубена это стало незабываемым опытом. Когда документы подготовили, он лично отвез ее в аэропорт, но даже близко не думал, что расстаться будет так тяжело.
«Мы не были вместе, я просто ей помогаю!», - убеждал он себя.
Казалось бы, чего проще – помахал рукой в зале отлета, проводил взглядом взлетающий самолет. Но вместе с Женей будто улетела часть его самого.
Возвращаться в пустую квартиру было тошно.
Раньше Рубен любил одиночество, ценил тот факт, что предоставлен сам себе, независим, свободен как птица. Теперь же хотелось выть от тоски.
Он собирался полететь с ней, проследить за тем, как устроится, хотя она и не просила. Дико хотелось еще хоть немного продлить это чувство нужности, пусть и призрачное.
Однако не стал навязываться. Кто он, как не живое напоминание того, что ее жизнь сломана. Им сломана!
Во Франции он ей не нужен, зато пригодится здесь.