Ярослав Толкунов понял, что дело нечисто, когда охранники растолкали его в пять утра и вместе с другими обитателями СИЗО дубинками принялись загонять на этап.
Что дело проплачено – было ясно, конечно, с самого начала, ещё тогда, когда девочки отказались говорить за него. Поначалу Яр думал, что дело в простом запугивании, но уже через какое-то время стало ясно, что работа ведётся серьёзно – кое-кто из участников процесса довольно откровенно намекал, что ему платят больше.
Больше… Яр мог бы повысить ставки, если бы знал уже названную цену, но как всегда в таких случаях торг приходилось вести вслепую.
В первый раз с тех пор, как он решил распрощаться с криминальным миром, он жалел об оборванных связях и о том, что многие, слишком многие дела переложил на ненадёжных людей.
Первым из них – из тех, кто ещё был жив – оказался Роман. Он как хорошая собака учуял, когда надо делать ноги – или это чуют всё-таки крысы? Яр точно не знал. Знал только, что к тому времени, когда нанятые на стороне пацаны пришли к нему домой, квартира уже была пуста. Работай Яр со своими людьми, он заставил бы их землю носом рыть, но найти падлу, которая замутила эту подставу; но свои люди могли и не захотеть наказывать собственного начальника, того, кто был знаком им куда лучше, чем Яр.
Дело пришлось спустить на тормозах – просто поставить галочку в голове, завязать узелок. Яр таких узелков не любил, предпочитая решать вопросы здесь и сейчас, но всё же приходилось иногда.
Следующим сделала ноги Катя – Мира, конечно, не в счёт, от неё он вообще давно уже ничего не ждал. Катя честно предупредила, что будет работать, пока видит шанс. Яр понимал. Девчушка в криминальные разборки не впутывалась никогда. Её позвали на чистенькую законную работу – секретарём. Им она и хотела быть. И теперь, вспоминая по сто раз события тех месяцев, когда всё шло ко дну, Яр начинал понимать, что напрасно вышел из себя и отдал Кате тот самый первый незаконный приказ. Просто больше приказать было некому, а он забыл, что Катя не… не Яна…
Яна выполнила бы приказ, да. Выполнила бы любой. Но это было уже слишком давно, чтобы вспоминать всерьёз. Яр и без приказов слишком скучал, чтобы позволять себе хотя бы представлять её лицо.
Когда стало ясно, что помощи или хотя бы верности ждать неоткуда, Яр взялся за старые контакты. Тогда у него ещё оставался адвокат, который за небольшую сумму согласился отыскать номера нужных людей. Но сделать Яр ничего не успел – понадеялся на то, что суд начинает выходить из пике, в котором пребывал с самого первого дня. А потом всё окончательно пошло кувырком. Рухнули курсы, лопнули вклады и даже если бы не этот арест, Яр слабо представлял, как стал бы вытягивать на поверхность этот тонущий корабль.
Деньги были, конечно – были квартиры в Москве и в Питере, дачи, только начавшаяся стройка под Ярославлем, куда хотела переехать Мира. Были машины и даже самолёт – но продать это всё из СИЗО было невозможно, как невозможно было и достать деньги из ячеек в Швейцарии, отложенные на чёрный день. Нужен был хотя бы один надёжный человек, чтобы сделать это всё, а у Яра не было никого.
Лицо Яны снова неумолимо лезло в голову, но Яр продолжал гнать его от себя. Во-первых, Яна вполне отчётливо дала понять, что видеть его больше не хочет. Да, она выступила на суде, но и она, похоже, не верила, что дело заказное. Сейчас Яр не хотел её переубеждать. Хватало других дел. Яр не хотел её переубеждать вообще – будто срабатывал какой-то предохранитель внутри, как только он думал о том, чтобы начать оправдывать себя.
Уже в СИЗО Яр начал всерьёз перетирать в голове события последних лет, вспоминая, остался ли кто-нибудь, кого он мог бы попросить. Пусть за приличную сумму… Кто-то, кто не обчистил бы до нитки, получив доверенность, кто оставил бы самому Яру хоть что-нибудь.
Собственно, так он и потерял Катю – не придумав никого, всё же выписал небольшую доверенность ей. Катя должна была устроить перевод в хорошую тюрьму, но в пять утра, когда раздался звон решётчатых дверей, и менты принялись пихать его в бок, Яр расслышал абсолютно отчётливо:
– Этих под Иркутск.
Иркутск. Сердце гулко стукнуло и пропустило удар. Значит, опять прокол. Зона под Владимиром, куда Яр за последние десять лет успел вбухать немало бабла, и где до сих пор отсиживались почти все его пацаны, отменялась для него самого.
Яр молча соскочил с койки и, стараясь не попадать под удары, которые беспорядочно наносили менты – просто, чтобы этапируемых подогнать, двинулся к выходу.
На этапе он провёл четыре дня – не так уж много по сравнению с тем, что ждал впереди. Жратвы почти не было и точно так же нечем было дышать, но Яр почему-то чувствовал, что его это бодрит. Мышцы наливались силой, которую он давно уже позабыл – как бывает у пантеры перед прыжком.
Четыре дня он думал. Думал, что делать теперь. Ясно было, что на зоне нужен будет телефон. Проблема замыкалась в круг, потому что телефон мог бы достать кто-то, кому он мог бы позвонить. И телефон нужен был для того, чтобы этому кому-то позвонить. И, что гораздо хуже, Яр по-прежнему не знал кому. Катя теперь тоже отпадала – о том, что та умотала в Торонто, Яр узнал уже в тюрьме.
Были и другие вопросы. Например, статья. Надо было десять лет ходить по краю, чтобы в итоге сесть за такую хрень… Сесть за то, чего он не совершал – полбеды, потому что достаточно было того, что он совершил. Но сесть за изнасилование малолетки, с которой он даже не спал – это перебор.
Яр скрипел зубами. Почерк Журавлёва был налицо, и Яр даже знал, что именно Журавлёв хочет ему доказать. Он не посадил его тогда, десять лет назад, но теперь от чего-то моча ударила ему в голову, и он решил довести дело до конца. Яр даже не хотел знать – от чего. Достаточно было того, что именно за тот случай в 87 году Журавлёв и хочет его посадить. Посадить и всё? Яр прекрасно понимал, что вряд ли так. Если бы Журавлёв хотел просто избавиться от него, то проще было бы Яра убить. Он хотел чего-то ещё, и Яр отлично понимал чего – унизить. Уничтожить. Раздавить. Именно поэтому Зона была не та, проплаченная и обогретая, а эта, где Яр не знал никого. И именно поэтому статья была такой тупой.
Яр скрипел зубами, сидя в холодном вагоне и слушая стук дождя по железным стенкам «купе». Ещё четверо таких ютились со всех сторон, но ему было плевать. В голове проскользнуло: «Как будто в Афган». Яр тут же сплюнул мысленно и прогнал непрошенную мысль. В Афган тоже ехал он один – в том плане, что туда не поехал Журавлёв.
Яр мысленно завязал ещё один узелок. Он не знал когда и как, но теперь Журавлёв входил в короткий список тех, кого Яр собирался убить, но ещё не убил.
Иркутская зона встретила зэков ледяным проливным дождём. Яр смотрел на куцые домики бараков, которые почему-то уже сейчас казались ему более родными, чем обитые бархатом стены дома, отделанного в стиле Арт Нуво.
Конвоир замахнулся дубинкой, Яр качнулся в сторону, преодолевая желание перехватить удар, и пошёл вперёд.
Хата оказалась небольшой – Яр отметил про себя, что это уже хорошо. Десять коек – называть их шконками Яр ещё не привык и всё больше думал, что он попал в казарму, а не в барак – из которых четыре были отгорожены занавесками. Яр догадывался зачем. На остальных бритоголовые парни разных возрастов, но в основном пацаны. Под ногами у входа – чьё-то белое бельё и рядом из темноты, из самого угла, смотрят испуганные огромные глаза.
Яр испытал непреодолимое желание закурить, будто готовился войти в клетку со львом.
Шагнул, вытер казённые ботинки, промокшие насквозь и перепачканные глиной по самый подъём, и рявкнул:
– Ярослав Толкунов, – Яр едва не добавил «на построение прибыл», но в последний момент заставил себя замолчать. – Сто пятая статья.
Яр приврал. Статьи было две, но вторую он не собирался называть – вопрос нужно было решить до того, как она всплывёт.
Несколько голов посмотрело на него, и Яр усмехнулся, встречая заинтересованные и испытующие взгляды один за другим.
– Смотрящий кто?
Какое-то время царила тишина. Потом за занавесками зашевелились, и оттуда показалась ещё одна бритая голова. Парень был не то чтобы симпатичным, но всё же не очень потасканным и довольно молодым.
– Новенький пришёл, – сообщил он и выскользнул из-за простыни. Подошёл к Яру вплотную и остановился, протягивая ему руку.
Яр медленно опустил на протянутую руку глаза, а затем поддел подошедшего под колено ногой, так что тот рухнул на пол, и тут же, не обращая внимания на ругательства, пнул его в бок, заставляя отползти в сторону.
– Смотрящий кто? – повторил он громче на один тон.
Так и не дождавшись ответа, Яр двинулся вглубь и остановился только у самых занавесок, когда дорогу ему перегородил немолодой уже, но довольно крепкий мужик. Мужик бы на голову ниже его, но заметно шире в плечах и возможно тяжелей – Яр не знал, потому что сам в качалку не ходил уже довольно давно.
Мужик стоял, спрятав руки в карманы, и молча, с каким-то профессиональным прищуром того, кто привык подчинять, смотрел на него.
– Не наглей, – тихо сказал он.
Яр наклонил голову вбок, внимательно разглядывая его, подмечая каждую деталь. Можно было, в принципе, не искать себе на голову проблем. Можно было просто спросить, куда кинуть кости и попытаться спокойно отсидеть… Можно было бы, если бы Яр не знал, что Журавлёв достанет его и здесь. И потому что-то надо было решать – прямо сейчас.
Вопросы Яр знал. «Первоход? Кликуха как?» – спрашивали всегда. Всегда, но не у него.
Зэк молча разглядывал вошедшего.
– Тот Толкунов, что за малолетку сел? – спокойно спросил он.
Яр прищурился – так же, как он.
– Гон.
– Как же гон? Думаешь, до нас новости не доходят совсем?
Яр спорить не хотел – и не стал. Ясно было, что первый план шёл к чертям – впрочем, не таким уж продуманным был этот план.
Он молча и без замаха ударил зэка под рёбра кулаком.
– Бля… – выдохнул тот.
Тихо было с полсекунды, не больше, а затем все сидевшие в хате сорвались с мест и ринулись на него.
Яр этого, впрочем, не ждал. Схватив зэка за шиворот, потянул за собой и с размаху макнул головой в парашу.
– Стоять! – рявкнул он, придавливая спину жертвы ногой, но уже не глядя на него. – Кто-то хочет влезть за петуха?
Нога заныла – как бывало всегда, когда напряжение оказывалось слишком сильным и резким, но Яр только сжал зубы и надавил на трепыхающееся тело сильней, продолжая удерживать его рукой.
– Смотрящий кто, я спросил? – повторил он.
Зэки переглянулись.
– Пока никто, – ответил один. – С блатными надо поговорить.
– Вперёд. А я отдыхать.
Яр отпустил жертву и, чуть прихрамывая, направился к отсеку, отгороженному у окна.
– Кстати, – сказал он, сгребая шмотки со шконки, расположенной у окна и вышвыривая их в проход. – Да. Я тот Толкунов.
Спать Яр не стал. С одной стороны, просто не мог. Нервы были напряжены до предела, и это было другой стороной – каждую секунду он ждал, что кто-то точно так же схватит и макнёт головой его.
Невыносимо хотелось курить, но не было сигарет – и Яр уже предчувствовал, что с этой привычкой, которая сопутствовала ему с тринадцати лет, надо завязывать – слишком накладной она окажется здесь.
Уже ближе к утру Яр задремал – и, как ему показалось, тут же его разбудила боль в плече – кто-то крепко держал его, пытаясь выкрутить руку.
Вывернуться оказалось не так легко. Уйти вбок и попытаться отшвырнуть повисшую на локте тушу. Затем, чисто на рефлексах, врезать ещё одному парню, оказавшемуся с другой стороны, и добить пинком снова разнывшейся ноги.
– Дерьмо, – выдохнул Яр, но всё же замер в защитной стойке, приготовившись отбить следующий удар. Хата была узкой – и только это спасало пока, потому что иначе на него накинулись бы разом все, а больше, чем с двумя, он справиться бы не смог – даже если бы не болела нога. Именно поэтому надо было занять шконку у окна – то, что для кого-то могло быть понтом, для него сейчас оказалось единственной тактикой для выживания.
– К пахану бегом! – услышал он голос из окружившей его толпы, но лица не разглядел.
Яр усмехнулся.
– Сам пойду. В сторону разошлись.
Какое-то время толпа не двигалась, и только несколько пар глаз пристально смотрели на него, а затем ряды расступились, и Яр неторопливо, стараясь не выдать напряжения, двинулся к двери. Коснуться его больше не решился никто.
Яр миновал длинный коридор – камера блатных располагалась в самом конце, там, где ближе всего была теплосеть. Была она такой же небольшой, как и та, куда разместили его, только здесь не было отгорожено ничего, и вместо двух крайних шконок стоял стол, на котором лежали коробка чая, батон колбасы и заветный телефон. Последний невольно остановил взгляд Яра на себе, но уже через секунду Яр поднял глаза и посмотрел на сидевших за столом.
Старшего из блатных он знал – хоть и видел всего один раз. На воле его звали Дмитрий Бондушко – или Хрящ, и он пару раз брал у Яра подряды на наркоту.
Снова захотелось курить. Яр никак не мог избавиться от дежавю – от воспоминаний о том, как его жизнь превратилась в полное дерьмо в прошлый раз.
– Ярослав Толкунов, – спокойно сказал он. – Сам знаешь кто и за что.
Яр остановился в дверях, затем подумал и прошёл чуть вперёд и вбок, так, чтобы никто не мог зайти со спины.
Хрящ откусил бутерброд.
– Толкунов, – повторил он. Хрящ знал, безусловно, и другое его имя, но использовать его не спешил.
– Бондушко.
Хрящ вздрогнул и прищурился.
– Здесь на зоне левые кликухи не в ходу.
– Мне всё равно.
Хрящ замолк на какое-то время, только мрачно смотрел на Яра из-под кустистых бровей и постукивал пальцами по столу.
– Зачем обидел Стального?
Яр пожал плечами.
– Он ведь правду сказал, ты по вшивой пришёл статье.
Яр пожал плечами ещё раз.
– Мне всё равно.
По лицам сидевших было не понять ничего, но одно Яр всё же понял – они молчали, а значит – его не собирались убивать прямо сейчас.
Хрящ постучал пальцами по столу.
– Выйдете все, – приказал он, и блатные медленно потянулись за дверь, напоследок окидывая Яра внимательными взглядами, будто ожидали чего. Только когда дверь за ними закрылась, Хрящ продолжил:
– А что тебе не всё равно?
– Не всё равно с кем сидеть. И кому кланяться – не всё равно.
Хрящ хмыкнул.
– Знаешь, что заказ на тебя?
Яр кивнул.
– Да.
Хрящ ещё раз постучал пальцами по столу.
– Я его послал, – сказал он наконец. – Не доверяю этому хмырю. Но если будешь вылезать без повода – всё равно опущу.
Яр молча смотрел на него.
– Порядки воровские должен знать. Что на воле – то на воле, здесь своё. И ты. Слушаешься. Меня.
Яр выждал ещё, ожидая продолжения, но Хрящ только испытующе смотрел на него. Тогда Яр спросил:
– Всё?
Хрящ кивнул.
– А теперь слушай меня.
Яр шагнул вперёд, отодвинул скамью и, перекинув через неё ногу – бедро тут же отозвалось болью – сел за стол.
– Порядки я знаю. Знаю статью. И знаю, кто платил – и за статью, и тебе потом. Но ещё я знаю, что во Владимирке живётся куда лучше, чем здесь. Там и жратвы побольше, и сигарет. А знаешь почему?
– Ну.
– Потому что там должен был сидеть я.
– Но теперь-то ты здесь, – усмехнулся Хрящ.
– Верно. И значит, здесь должно стать тепло. Дошло?
Хрящ достал из-за уха сигаретку и закурил, всё так же не отрывая от Яра внимательных глаз.
– Дошло. Только ты банкрот… Толкунов. И никто ничего не будет делать для тебя.
– А вот это уже решу я. Мне от тебя нужны: список того, чего не хватает, и телефон.
Хрящ затянулся ещё раз.
– Надо со Смотрящим побазарить.
– Базарь, – Яр чуть откинулся назад. – Это всё?
Хрящ кивнул.
– Тогда может, в знак долгой дружбы… – Яр кивнул на мобильник, лежащий на столе, – подкинешь телефон?
Лицо Хряща надломила усмешка.
– Если у тебя связи есть – то телефон как-нибудь найдёшь. Дошло? – он усмехнулся ещё раз, демонстрируя два ряда острых белых зубов, разительно контрастировавших с серостью стен и тюремной одежды.
Яр скрипнул зубами.
– Дошло, – спокойно сказал он и, встав, направился к двери.
– Хромой! – окликнул его Хрящ, и Яр вздрогнул. Непривычная кличка неприятно проскребла по спине.
– Ну.
– Смотрящий по хате теперь ты. Испытательный срок тебе две недели. Если что – готовься стать петухом.
Яр не ответил ничего. Развернулся и молча вышел в коридор.