Нежные объятия

Глава 13

Линетт Маркис вышла на сцену в роли третьей сестры. Она играла очаровательную девушку-бесенка с длинной толстой косой. Ее смех и шутки находили живейший отклик в публике.

Элиза смотрела на нее и удивлялась, как в одном и том же человеке может уживаться такое множество личин. В обычной жизни Линетт была страстной, дерзкой, злобной и жадной. А на сцене являла собой полнейшую невинность и добросердечие.

Но и на сцене, по окончании первого акта, когда актеры кланялись под аплодисменты, Линетт, делая реверанс, бросила поверх рампы такой недвусмысленно призывный взгляд, что Элиза даже оторопела от столь вызывающей откровенности. Этот взгляд предназначался Риордану. И действительно, он неловко поежился в соседнем кресле и стал аплодировать сдержаннее.

Когда сцену перестали осыпать цветами и занавес опустился в последний раз, Элиза вздохнула с облегчением. Она вдруг почувствовала себя очень усталой и разбитой. Ей хотелось только одного – поскорее оказаться дома и снять с себя кремовое платье с украшениями, которые завтра же благополучно отправятся обратно в ювелирную лавку.

– Пойдемте, Элиза, – сказал Риордан, беря ее за руку. – Надо зайти за кулисы.

– За кулисы?! – Элиза готова была к любому повороту событий, но только не к такому.

– Да, я уверен, вам там понравится. Среди актрис есть очень хорошенькие.

Прежде чем Элиза успела что-нибудь ответить, Риордан уверенно направился к боковой двери, ведущей за сцену, и увлек ее за собой.

Кулисы старой оперы сохранили лишь остатки былой роскоши. За сценой стоял запах пыли, плесени и испарений человеческого тела. На стенах маленького, выкрашенного зеленой краской помещения был налет копоти, как от пароходных труб… Повсюду виднелись надписи, нацарапанные влюбленными поклонниками в честь своих пассий.

Но блестящая толпа обожателей актрис отнюдь не чувствовала себя стесненно и неуютно в этой убогой обстановке. Молодые люди, толкаясь, старались пробиться к актрисам.

Бижу Херон, в костюме одной из сестер выглядевшая едва ли не четырнадцатилетней девочкой, раздавала автографы. Эффектная брюнетка Шарлотта Томпсон громко смеялась в объятиях воздыхателя. Журналист, который вел театральную колонку в одной их крупнейших чикагских газет, сновал среди всей этой кутерьмы, записывая в блокнот впечатления от премьеры и детали костюмов актрис. Студенты и заправские юные денди назначали актрисам свидания, осыпали их комплиментами и приглашениями поужинать. Официант втолкнул в комнату тележку, набитую бутылками шампанского, переложенного кусками дымящегося льда.

– Ну, что скажешь? – вопрошал чей-то тоненький, жеманный голосок. – Что ты обо мне думаешь? Разве я играла не великолепно?

Но центром внимания толпы завсегдатаев кулис была, конечно, Линетт Маркис. Она отвязала толстую косу, которая во время спектакля украшала ее голову, и обернула ее вокруг плеч, так что всеобщему обозрению предстала модная стрижка со множеством веселеньких кудряшек, в которые была воткнута алая роза. Линетт изменилась до неузнаваемости, и эффект от ее перевоплощения был сногсшибательным: как будто невинное дитя вдруг обрело черты куртизанки. Элиза, оцепенев, смотрела на нее, замечая, что не только она одна потрясена такой переменой в облике актрисы.

Линетт плавно подплыла к Риордану и взяла его под руку, не замечая Элизу, словно ее здесь вообще не было.

– Дорогой, я горю нетерпением выслушать твое мнение!

Риордан улыбнулся и ответил:

– Разумеется, ты была великолепна, Линетт. Как всегда.

– Да, пожалуй, ты прав. Знаешь, я получила целое море цветов… а те, которые прислал ты, просто чудесны! Огромная, огромная корзина роз, – пропела Линетт, в первый раз обращаясь к Элизе. – Он знает, что я без ума от роз, а алые – самые мои любимые. Он всегда присылает мне именно алые.

Элиза молча слушала болтовню актрисы, понимая, что в ней поднимается волна ненависти против Линетт, против того, что она смеет так открыто заявлять свои права собственности на Риордана. Он выглядел обескураженным и злым, хотя чего еще он ожидал от своей любовницы: ведь они давно знакомы, Риордан знает ее манеры и характер. И зачем только он привел Элизу за кулисы? Нет, не стоило ей соглашаться идти с ним в театр!

Но худшее оказалось еще впереди. В мгновение ока Линетт обвила шею Риордана своими белыми пухлыми ручками и впилась губами в его рот. Они застыли в долгом поцелуе. Эта картина навсегда осталась в памяти Элизы, будто выжженная каленым железом: высокий мужчина склоняет голову к хорошенькой актрисе, тающей в его объятиях.

Элиза не выдержала и, развернувшись, не разбирая дороги, стала продираться сквозь плотную людскую толпу к выходу. Запутавшись в узких грязных коридорах, она с трудом нашла зрительный зал. Элиза опустилась в кресло первого ряда, и сумбур пережитого захлестнул ее: она поносила Риордана на чем свет стоит, обвиняла саму себя во всех смертных грехах. Какого черта она приперлась в этот театр! Кто ее дернул взять платье и украшения! Надо же быть такой идиоткой!

Ревность бушевала в ней, как проснувшийся вулкан.

С ума сойти, он посылает ей алые розы! А эта дуреха потом украшает ими свою пустую голову!

И вдруг роскошная жемчужная нитка сдавила ей горло, как тяжелым стальным ошейником.

А ведь, по сути, Риордан позаботился о каждой из них с равной предусмотрительностью. Да и с какой, собственно, стати она ревнует Риордана к этой Линетт? У нее самой нет никаких прав на Дэниелса. Она всего лишь его служащая, из вежливости посетившая вместе с ним премьеру. Какое ей дело до его любовниц?..

Риордан нашел Элизу в вестибюле. Она спокойно прогуливалась по красной ковровой дорожке в ожидании своего спутника.

– Где вы были, Элиза? И почему ушли, не сказав ни слова? – Он грубо схватил ее под руку и повел к выходу. Элиза, еле поспевая за ним, старалась выглядеть достойно, хотя бы со стороны.

– А разве в мои обязанности входит присутствовать при ваших интимных встречах? Вам нравится, когда кто-то наблюдает за тем, как вы целуетесь со своей любовницей?

Риордан круто развернул Элизу к себе, их глаза встретились.

– Моя… Прошу прощения, Элиза. Мое поведение было недопустимым. Видите ли, Линетт, похоже, заблуждается относительно своих прав на меня. Но в любом случае я приношу свои извинения за невольное оскорбление вашего достоинства. Пожалуйста, подождите меня несколько минут. Я распоряжусь насчет экипажа. Это не отнимет много времени. Я скоро вернусь.

Подавая Элизе накидку, Риордан слегка, всего лишь намеком обнял ее, и в ответ все в ней затрепетало: еще немного, и тепло его ладоней, его близость, запах его желанного тела сведут ее с ума!

Элиза, рассердившись на себя за свою мягкотелость, решительно отвергла его помощь, когда он попытался подсадить ее в ландо. Гордо, вскинув голову, она легко взобралась на сиденье и хмуро отвернулась от Риордана.

Он что-то невнятное кинул кучеру, и экипаж тронулся вдоль заметно поредевшей вереницы колясок, чьи владельцы до сих пор околачивались за кулисами театра. Мутный свет газовых фонарей придавал ночному городу почти волшебное, мистическое очарование. Казалось, все вокруг дышит красотой и загадочностью.

– Я хочу, чтобы вы отвезли меня домой, – решительно объявила Элиза.

– Почему? Я собирался пригласить вас на ужин.

– Излишняя предусмотрительность. И вообще я не хочу иметь с вами ничего общего! Неужели вы не понимаете, что оскорбили меня? Как это низко с вашей стороны пригласить меня в театр и выставить на посмешище своей любовнице.

– Элиза…

Она ничего не хотела слышать – ни извинений, ни оправданий. Он ей противен! И если бы не позднее время, она выпрыгнула бы из экипажа и пошла домой пешком.

Элиза наклонилась вперед и, постучав кучера по плечу, сказала:

– Улица Энеиды, пожалуйста.

Риордан тут же последовал ее примеру и велел кучеру ехать к себе домой. Ситуация была довольно анекдотическая. Но судя по всему, сегодняшним вечером Элизе напрочь отказало чувство юмора.

– Нет! – все больше и больше кипятясь, воскликнула она. – Я не поеду к вам. Мне нужно домой. Улица Энеиды, десять, пожалуйста!

Потом, не помня себя от ярости, она сорвала с шеи ожерелье и сунула его Риордану. Бриллианты сверкнули на его ладони, как крупные, горькие слезы.

– Вот! Забирайте ваши драгоценности! Напрасно я согласилась надеть их. И платье тоже. Мне очень жаль, но ходить с вами в театр мне вовсе не стоило. Можете быть уверены, больше этого не повторится.

– Очень хорошо, – спокойно ответил Риордан и запросто запихнул ожерелье в карман, как будто женщины возвращали ему бриллианты назад чуть ли не каждый день. Затем он откинулся на спинку сиденья и молча уставился в темноту.

Они ехали в полном безмолвии по безлюдным улицам, по гулким мостовым, и только цокот лошадиных копыт нарушал тишину. Раз он не желает разговаривать с ней, тем лучше! Ее вполне устраивает. Скоро она будет дома и закончится наконец этот отвратительный вечер, Эта тягостная необходимость разделять его общество!

Но время тянулось бесконечно. Элиза прислушивалась к позвякиванию сбруи и скрипу колес и молила Бога, чтобы ее мучения поскорее пришли к концу. Внезапный толчок экипажа бросил Элизу к Риордану, и она, на мгновение прижавшись к нему плечом, даже сквозь ткань почувствовала, как горячи его напряженные мускулы.

Ее охватила легкая дрожь. Что с ней происходит? Почему ей вдруг захотелось обнять его, как Линетт, запустить пальцы в его волнистую шевелюру и почувствовать на своих губах тепло его губ, ощутить трепетную настойчивость его языка… Элиза усилием воли стряхнула с себя сладкий дурман, решив ни за что не поддаваться искушению.

Но тут экипаж свернул на какую-то незнакомую улицу, потом на другую. Элиза не выдержала и повернулась к своему спутнику:

– Риордан, куда мы едем? Мы должны были свернуть направо, чтобы попасть на улицу Энеиды.

Он усмехнулся, и в полутьме ландо его зубы ослепительно блеснули.

– Мы едем не к вам домой, а ко мне.

– Но ведь я заплатила кучеру.

– Я плачу ему каждую неделю, и немало. Он мой слуга и выполняет только мои приказания.

– Понятно! А когда вы намереваетесь похитить женщину, то он становится вашим соучастником!

– Разумеется. Особенно когда он так же, как и я, уверен, что женщина сама очень хочет быть похищенной. А все протесты и крики возмущения – всего лишь кокетство. Ты хочешь быть моей, Элиза. И я берусь доказать тебе это.

Риордан крепко и нежно обнял ее своими сильными руками, его губы овладели ее ртом с хозяйской требовательностью, против которой все протесты Элизы выглядели смешными.

Да и выглядели они смешными потому, что не были искренними. Потому что на самом деле Риордан угадал ее тайное желание и взял исполнение его на себя. Через мгновение она уже полностью отдалась поцелую, задыхаясь от наслаждения.

В особняке Дэниелса царил приятный полумрак, кое-где горели газовые рожки. Очевидно, слуг в доме не было. Вокруг стояла полнейшая тишина, как в мертвой пустыне. Идя следом за Риорданом в спальню, Элиза беспомощно озиралась по сторонам. Ею овладело восхитительное, ужасающее, захватывающее ощущение, переживаемое человеком, сжигающим за собой мосты.

Ее тянуло к нему с неведомой силой, но он был прежде всего врагом Авена Эмсела. Да! У него много любовниц, и он с самого начала предупреждал ее, что никогда больше по-настоящему не полюбит женщину. Такова реальность.

Но сегодня ночью Элиза не хотела прислушиваться к голосу рассудка и признавать над собою власть обязательств. Она лежала в огромной постели Риордана обнаженная и притихшая, а он покрывал поцелуями каждую частичку ее прекрасного тела.

– Ты великолепна… Твоя кожа… похожа на теплый, переливчатый шелк.

Когда Риордан сбросил одежду с себя, Элиза долго не могла оторвать взгляд от его наготы. Он был совсем другой, так отличается гранит от лепестка розы. Она с замиранием сердца смотрела на его окрепшую мужскую плоть, возбужденную ее присутствием.

Риордан тоже был очарован Элизой. Пожирая глазами округлые формы, он безостановочно шептал ее имя, как сладостную молитву у алтаря любви.

Страстно, в неистовстве он ласкал тело своей возлюбленной, заставляя ее стонать от блаженства. Риордан превратился в сплошной сгусток чувственности. Каждая клетка его дышала желанием, от ладоней исходил волшебный жар, увлекающий Элизу в водоворот наслаждения. И в тот момент, когда они обезумели от восторга, он легко поднял ее и посадил на себя сверху так, что ее разведенные бедра оказались на уровне его разгоряченной плоти. И через несколько мгновений они слились в безумном танце любви.

Риордан продолжал ласкать ее, распаляясь все сильнее. Элиза отвечала ему тем же. Вдруг он глухо застонал, но вскоре этот стон перерос в безудержное звериное стенание. Ее чрево пронзила огненная молния, от которой в блаженных судорогах затрепетало нежное лоно.

Крепко прижавшись друг к другу влажными, сладостно изнеможенными телами, они застыли в невыразимом восторге. Их прерывистое дыхание смешалось в поцелуе. В эти минуты для Элизы не существовало ничего – ни отца, ни Линетт Маркис, ни даже ее самой. Она растворилась во всепоглощающем счастье и неотступном желании ни на мгновение не покидать этих сильных нежных объятий.

Они заснули, утолив жажду сердец и плоти, и никогда прежде Элиза не испытывала такого умиротворения и благодати. Глубокой ночью их дремота неведомо каким образом перешла в порыв взаимных ласк, и они снова были вместе. Элиза приняла его в себя радостно и покорно. Она словно впала в беспамятство: болтала, смеялась и уверяла Риордана, что сойдет с ума от его прикосновений. Но Риордан властно распластал ее своим мощным телом, и они слились в любовном экстазе, вознесшем их на вершину почти нестерпимого счастья. И теперь Элиза знала наверняка, что уже никогда не будет прежней; теперь ее жизнь приобрела совершенно иной смысл.

На рассвете Риордан запряг лошадь в двуколку и повез Элизу домой. Вскоре утренний туман обратился в унылый моросящий дождь. Они ехали обнявшись, но у Элизы на душе было так же тоскливо, как и на улице. Ведь всего через несколько минут, пусть ненадолго, но им придется расстаться.

– Ты была великолепна, потрясающа, совершенна. Ты очень красивая женщина, Элиза.

– Нет. Не говори так. Иначе я не отпущу тебя. Мне не следовало оставаться у тебя в доме. Что сказали бы люди, если бы узнали об этом? Риордан, а если твой кучер разболтает обо всем?

Она устало провела рукой ио глазам. Реальность отчетливо напомнила о себе. Мэт, Ида Эберли, папа – чередой проплывали в темноте знакомые лица…

– Люди ничего не скажут, потому что никто ни о чем не узнает. А кучеру и остальной прислуге очень хорошо платят. Они умеют хранить мои тайны. Будь спокойна. – Риордан нежно поцеловал ее руку, с трудом сдерживая внезапно овладевший им страстный любовный порыв. – Мой Бог, Элиза, ты в состоянии лишить мужчину разума!

– Мне… мне надо идти. Утром я приду на работу как обычно.

Элиза мягко отстранилась и, выскочив из экипажа, пошла к дому.

В прихожей горел единственный рожок. Дрожащими руками Элиза прибавила пламя и обернулась к зеркалу: оттуда на нее глядела очень похожая, но совсем другая женщина – полные губы алели следами недавних поцелуев, щеки пылали возбужденным румянцем, а в глазах застыло распутное, сладострастное выражение.

Элиза потушила рожок и направилась к лестнице.

– Так, так. Значит, любовь подстерегла и вас, не так ли? – Это полусонная Фифина, запахнутая в халат и с папильотками на голове, вышла встретить Элизу на верхнюю площадку лестницы. Выражение лица ее было сочувственно-понимающим.

– Фифина! Ты… напугала меня.

– Пойдемте ко мне в комнату. Мне нужно вам кое-что рассказать о том, как женщина должна вести себя с мужчиной в постели, чтобы не забеременеть.

– Ты знаешь, я очень устала…

– Ничего, это не займет много времени. Ах, мужчины! Они получают от нас удовольствие, как от хорошеньких игрушек, а потом? Потом они забывают о нашем существовании. Другое дело – мы. У нас память не такая короткая.

Трудно было представить себе слова, более подходящие для того, чтобы разрушить ощущение любви и радости, переполнявшее Элизу после этой ночи. Но она покорно последовала за Фифиной в ее комнату.

Там, среди недошитых платьев, натянутых на манекены, среди обрезков шелка, атласных лент и кружев, Фифина прочитала ей лекцию о способах предохранения.

– Американки не хотят ничего знать о подобных вещах, предпочитая оставаться в опасном неведении и полагаться на Всевышнего, – заявила Фифина. – Он богатый человек, вы – нет. А значит, вам придется самой позаботиться о себе… Поверьте мне, я знаю, что говорю. Когда-тоя тоже любила богатого человека. И что же? Разве он сделал меня своей женой и хозяйкой своего роскошного дома? Ничуть не бывало.

Элиза неловко поежилась, жалея, что ввязалась в этот разговор. Фифина служила в их доме с тех пор, как Элиза была еще ребенком; Элиза знала, что у ее бывшей горничной было множество обожателей, поскольку внешность француженки отличалась яркой, чувственной красотой. Но ухажеры Фифины были или ломовыми извозчиками, или рабочими с завода отца. Насколько известно Элизе, богачей среди них не бывало.

Элиза затаила дыхание, боясь услышать от Фифины страшное окончательное разоблачение. Не дожидаясь этого, она резко встала и прервала болтовню француженки:

– Я… я буду поступать, как ты говоришь. Но сейчас я хочу спать. Извини, но мне с утра на работу. И потом, я с ног валюсь от усталости.

– Что? Да, конечно. Но запомните одно: он будет снисходительно пользоваться вашими услугами и никогда, поверьте, не женится на вас. Разве что на Страшном Суде. Он просто хочет…

– Замолчи! Я не хочу тебя слушать!

Элиза выбежала из комнаты Фифины и кинулась в свою спальню. Не раздеваясь она бросилась на постель и уткнулась лицом в подушку. Боль и отчаяние разрывали ей душу.

«Он будет пользоваться вашими услугами, но намерения жениться на вас у него нет». Эти слова Фифины, как бичом, хлестали ее, но не было сил даже расплакаться. А ведь она права! Сам Риордан предупреждал ее, что больше никогда не свяжет свою судьбу с женщиной! Действительно, он уже много лет окружен любовницами и не женился ни на одной из них. А ведь он наверняка увлекался не только актрисами.

Что же ей делать? Ведь теперь слишком поздно что-либо менять.

Она любит его и не властна над собой!

– Мисс Эмсел! Мисс Эмсел, пора вставать. Вы опоздаете на работу, – доносился из-за двери встревоженный голос Неллы. Она несколько раз постучалась, но, не дождавшись ответа, толкнула дверь и вошла в комнату.

Элиза лежала не шевелясь. Казалось, ни за что на свете она не смогла бы вылезти из-под теплого, уютного одеяла!

– Мисс, с вами все в порядке? Вы не больны? Обычно вы так легко встаете с утра…

– Я… я очень хочу спать, Нелла.

Нечеловеческим усилием Элиза заставила себя подняться, как только могла быстро оделась и упаковала ненавистное кремовое платье в коробку. Ну вот! Теперь она вернет его Риордану и объяснит, что происшедшее между ними ночью не должно и не может иметь продолжения. Она не беспомощная, глупая ночная бабочка, которая позволит опасному и сильному пламени опалить свои крылышки. Она – человек, у которого есть воля и свобода выбора.

Принятое решение заметно приободрило Элизу. Она вспомнила, как однажды, несколько лет тому назад, отец учил ее править лошадьми.

«– Ты их хозяйка, Элиза, – говорил папа. – Держи вожжи крепче. Лошади должны каждую минуту чувствовать, что ты имеешь власть и силу заставить их слушаться тебя.

– Вот так, папа?

– Да… очень хорошо. Ты ведь любишь и умеешь бороться, девочка моя. Помяни мое слово, в один прекрасный день ты достигнешь невероятных высот. Это случится, я знаю, Элиза».

При воспоминании об отце ее глаза невольно наполнились слезами.

Уже через час мисс Элиза сидела на своем рабочем месте; коробка с платьем как безмолвное обвинение лежала на столе.

– Оно твое, Элиза. Зачем мне платье? Зря, что ли, мы подгоняли его по твоей фигуре?

– Мне не нужно это платье. И никогда не было нужно. Я… мне не нужно и то, что произошло между нами, Риордан.

– Не стоит лгать ни себе, ни мне, – доверительно, почти шепотом, сказал он.

– Нет. – Элиза насупилась. – Я не лгу себе, Риордан. Это правда. Я ваша служащая, и все. Мне претит двусмысленное положение, в котором я оказалась. А быть предметом сплетен и насмешек – не для меня.

– Но, дорогая моя, сплетен не избежать. И не важно, будешь ты при этом спать со мной или нет, – Риордан зло усмехнулся.

– Не думаю. Если я откажусь от близких отношений с вами и буду предусмотрительно себя вести, то и сплетни не появятся. Я не желаю больше спать с вами, Риордан. Если же вас не устраивает… если вы не согласитесь… – Элиза собралась с духом и закончила фразу: – Если вы не согласитесь оставить меня в покое, я увольняюсь, и прямо сейчас.

В библиотеке надолго воцарилась тишина. Наконец Риордан кивнул и сказал:

– Как вам будет угодно.

– Да, мне так угодно.

– Ну что ж, в таком случае с нынешней секунды нас связывают исключительно деловые отношения, – безжалостно повторил он пожелания Элизы. – Ведь вы этого хотите, не так ли? Заодно давайте уж сразу выясним все, чтобы впредь между нами не возникали недоразумения.

– Мистер Дэниелс, они и не возникнут, если вы забудете о своих мужских притязаниях на меня. А сейчас я… хотела бы получить от вас деловые распоряжения на сегодняшний день и приступить к работе.

Риордан нарочито спокойно положил Элизе на стол огромную пачку бумаг:

– Прекрасно. Для начала разберитесь вот с этим. Работа, Элиза, необыкновенно возвеличивает дух, вы согласны? И последнее, я надеюсь, вы не станете возражать, если я продолжу вести тот образ жизни, к которому привык. Видите ли, я мужчина, и у меня есть определенные мужские потребности.

– Меня это не касается! – зло выдавила из себя Элиза. В тон ей, так же ядовито, Риордан ответил:

– Ну и чудесно. Теперь мы достигли абсолютного взаимопонимания.

В тот день Элиза работала до полуночи, стойко борясь с усталостью. Ее глаза болели от напряжения, и голова шла кругом от духоты. Но она знала: в соседней комнате Риордан также не давал себе передышки в работе. А она не из тех, кто сдается.

Он, видно, хотел причинить ей боль и нарочно заявил о своих «мужских потребностях». Но никогда, даже под страхом смерти, Элиза не признается ему, как безжалостно и глубоко он ранил ей сердце.