Нежные объятия

Глава 4

Два дня спустя Элиза, одетая в скромное фуляровое сизо-голубое платье, которое она посчитала наиболее подходящим для деловой женщины, вновь появилась на пороге конторы Эберли.

– Как? Вы хотите, чтобы я давал вам уроки по бухгалтерии и счетоводству? – выслушав Элизу, воскликнул Мэт.

– А почему бы и нет? Вы наверняка хорошо разбираетесь в этих вещах, иначе не стали бы насмехаться над моим невежеством, не так ли? И потом, я не прошу вас об одолжении. – Элиза вытащила из кошелька несколько купюр и положила их на стол. – Ваши уроки будут оплачены.

Надо отдать должное благородству и деликатности Мэта Эберли, который густо покраснел и сказал:

– Элиза, дело не в деньгах. Дело в том, что я не могу оказать вам такую услугу…

– Но я хочу учиться, Мэт. И готова читать книги, которые вы мне подберете, готова выполнять все ваши задания и, если нужно, буду работать по пятнадцать часов в день.

– Поймите, Элиза, вы не сможете… вы никогда…

– Откуда такая уверенность? Взгляните на меня, Мэт. Я выше и здоровее многих мужчин. Вы когда-нибудь видели, чтобы я впадала в меланхолию, испытывала слабость или страдала головокружениями?

– Нет.

Элиза решительно сняла бархатную шляпку.

– По-моему, нам ничего не мешает начать занятия прямо сейчас.

Таким образом, сопротивление Мэта было сломлено. К его удивлению и к большой радости Элизы, их совместные усилия стали в скором времени приносить плоды; ученица все схватывала на лету, не ленилась много читать и делать обширные записи, без устали задавала своему учителю множество вопросов, стараясь не упустить ни одной мелочи из его объяснений.

Элиза ни на минуту не забывала о Риордане Дэниелсе, только сейчас мысли о нем переместились с первого плана на второй. По крайней мере в одном Мэт оказался прав: она еще не готова к состязанию с Дэниелсом. Ей нужны время, знания, уверенность в своих деловых способностях.

Через две недели Элиза купила магазин, хотя Мэт изо всех сил настаивал на аренде. Но ей было крайне необходимо чувство собственности, прочности и постоянства; с первых же дней она прикипела сердцем к своему маленькому торговому залу, громадным стеклянным витринам и изящной вывеске.

Магазин находился на Стэйт-стрит. Торговцы и предприниматели только начали осваивать это место. Элиза успела довольно дешево приобрести помещение. Она натянула над витринами голубой брезентовый тент, а над входом повесила огромного позолоченного орла с распростертыми с полете крыльями.

Магазин состоял из небольшой служебной комнатки, кабинета управляющего и великолепного демонстрационного зала, где покупательницы могли прихорашиваться перед инкрустированными слоновой костью зеркалами или отдыхать в чиппендейловских креслах, расставленных на брюссельских коврах мягких голубых тонов. Обстановка была продумана до мельчайших подробностей; при входе в магазин у посетителей создавалось ощущение респектабельности заведения, однако интерьер не отвлекал их внимания от товара – изящных дамских шляпок.

Да, это были шляпки! Элиза вспомнила про горничную Фифину, некогда работавшую у парижского кутюрье, и решила открыть собственное дело по производству и продаже дамских головных уборов. Она закупила тосканскую соломку, страусовые перья, шелк, атласные ленты и прочее, прочее, прочее.

Однако от чучел птиц и настоящих птичьих крыльев, которыми в то время было очень модно украшать шляпки, Элиза категорически отказалась. Ей была отвратительна сама мысль использовать для удовлетворения человеческой прихоти смерть живого существа. Элиза сама никогда не носила таких шляпок и решила не потакать своей торговой деятельностью подобной жестокости.

– Вы поступаете неразумно, – хмыкнула Фифина. – Ведь это последний писк моды, самые элегантные женщины носят такие шляпки.

– Пусть, – твердо заявила Элиза. – Если нашим покупательницам нужны птицы, мы им предложим папье-маше.

Бывшая горничная Элизы имела несносный характер и часто испытывала ее терпение.

Время от времени Элиза задумывалась над тем, не была ли Фифина любовницей отца, и если нет, то почему француженка оказалась так близко от спальни отца в злополучную ночь его самоубийства? Но всякий раз Элиза гнала от себя столь неприятное предположение: Фифина, бесспорно, красивая женщина, но отец никогда бы не обратил внимания на привлекательность служанки в своем собственном доме.

После похорон Авена Эмсела Фифина стала умолять Элизу оставить ее при себе, обещала готовить, шить, делать все необходимое, и Элиза согласилась, понимая, что знания и умения Фифины пригодятся для ее нового дела.

Фифина оказалась прирожденной модисткой. Благодаря ее отменному вкусу, сноровке и усердию в кратчайшие сроки на свет появились десятки бальных и вечерних шляпок, легких, воздушных капоров для пикников, вязаных беретов, сотни бархатных и атласных бантов для волос.

Элиза даже собиралась выставлять на тротуар перед магазином стеклянный короб с зеркалами, где помещались бы наиболее изысканные творения Фифины, правда, и стоить они должны были во много раз больше, чем мог заработать за целый месяц упорного труда какой-нибудь клерк или кебмен.

В день открытия магазина, к огромному разочарованию Элизы, его посетили лишь две женщины, ни одна из которых не сделала покупки. И на следующей неделе серебряный колокольчик на двери звенел считанное количество раз, причем среди посетительниц оказались две проститутки с Тендерлуана, искавшие броские и недорогие шляпки для вечерних прогулок по панели. Фифина радовалась продаже нескольких шляпок, а Элиза упала духом. Неужели это будут ее единственные покупательницы?

Весь следующий месяц дела шли плохо, и магазин оказался на грани разорения. Мэт Эберли, нахмурившись, высказал Элизе свое резюме на сей счет:

– Таково общественное мнение, Элиза. Ваши потенциальные клиентки – богатые женщины, принадлежащие к высшему свету, – не одобряют вашей деятельности, ведь вы одна из них. Они осуждают любое нежелание следовать установленным в свете нормам поведения, и ждать от них понимания и снисходительности не приходится.

– Должно пройти время, Мэт. Они привыкнут.

– Время? Послушали бы вы мою маму. Она возмущена до глубины души тем, что вы стали «торговкой» – как она это называет. У нее не укладывается в голове, как молодая женщина из хорошей семьи может унизиться до зарабатывания денег. Дорогая, когда же вы наконец поймете, насколько несостоятельна и дорогостояща ваша затея?

– Об этом слишком рано говорить, – упрямо возразила Элиза.

Но в глубине души она понимала, что Мэт говорит здравые вещи.

После смерти отца общество сначала испытывало жалость к Элизе и возмущалось «выскочкой» Риорданом Дэниелсом, отобравшим у нее дом. Затем все ожидали переезда Элизы к Мальве и скорого замужества. Разве их дочери не поступили бы точно так же, окажись они, не дай Бог, в подобной ситуации? Но Элиза обманула все ожидания. Она сняла небольшой домик неподалеку от здания городского суда и поселилась в нем со своей горничной, возведя ее в ранг компаньонки.

Когда же стало известно, что Элиза купила шляпный магазин и собирается самостоятельно вести в нем дела, разразился скандал. Все без исключения разделяли мнение Иды Эберли – работа существует для бедных девушек, принадлежащих к низшему классу, для оставшихся без должного содержания вдов, но не для порядочной женщины знатного рода, без труда способной сделать хорошую партию.

Элиза стала получать все меньше и меньше приглашений на балы и обеды.

– Не думай, будто мы презираем тебя, – сказала Элизе однажды ее подружка Корделия Лэндсдаун. Они одновременно вышли в свет после пансиона, обе считались красавицами: Корделия была пышной блондинкой, Элиза – высокой златокудрой шатенкой. – Дело в том… как бы тебе сказать, у тебя ведь совсем нет свободного времени, не так ли? Ты теперь работаешь целыми днями, как мужчина, и ведешь совершенно иной образ жизни.

– Какой же образ жизни я веду?

Корделия повела своими красивыми обнаженными плечами:

– Ну, я не знаю. Ты ведь теперь за пределами нашего круга. Модистка, только и всего.

После этих слов Корделии Элиза в ярости покинула гостиную, куда обе были приглашены на вечерний чай. С момента папиной смерти она ни разу не испытывала такого отчаяния, как теперь. Конечно, Элиза до сих пор вспоминала об отце с глубокой, мучительной сердечной болью, часто перечитывала его последнее письмо, хотя и помнила наизусть каждое слово.

А что, если высокомерное заявление Корделии правда и благодаря своему магазину она действительно оказалась «за пределами круга»? Но ведь отомстить за смерть отца можно только работой. К тому же в ее положении это единственный способ сохранить независимость, не стать нахлебницей… Так почему общество воспринимает ее бизнес как преступление?

– Дорогая Элиза, они вовсе не считают тебя преступницей, – терпеливо объясняла кузина Мальва, к которой Элиза заехала поделиться своим негодованием. – Они просто шокированы, вот и все. Ты прекрасно понимаешь, насколько эти женщины не похожи на тебя. Им не знакомо такое понятие, как свобода, они всегда зависели от мужчин и не представляют себе, как может быть иначе. Общественное мнение для них превыше всего. Жизнь обязана укладываться в строгие рамки неписаных правил, отступление от которых недопустимо ни для них самих, ни для окружающих. Они страшатся думающих иначе.

– Но я ни в ком не хочу вызывать враждебности!

– Разумеется, не хочешь. Пожалуй, настало время вмешаться мне и прекратить все кривотолки и нездоровый ажиотаж вокруг тебя. Я устрою званый вечер и созову на него весь цвет нашего общества. А состоится он в твоем магазине, Элиза. Вот увидишь, все пройдет прекрасно. Как-никак я имею серьезный вес среди людей нашего круга, и ты, кстати, тоже, о чем тебе никогда не стоит забывать. Ты – дочь Авена Эмсела, твоя мать из рода Бидлей. Такой родословной кто угодно может позавидовать. Помни об этом.

Мальва сдержала свое обещание. На званый вечер собралось неимоверное количество народу, таким образом, мисс Эмсел вновь обрела утраченных было друзей и знакомых. Даже надменная Корделия теперь считала своим долгом заглядывать в магазин Элизы по крайней мере раз в неделю. Она приходила в сопровождении своих новых приятельниц, неизменно восхищавшихся смелостью и самостоятельностью Элизы.

Уже через месяц завсегдатаями магазина стали все дамы света плюс довольно приличная армия актрис, скупающих все хоть мало-мальски модное и респектабельное. Элизе даже пришлось нанять еще шесть работниц-иммигранток, с утра до ночи наполнявших мастерскую веселым щебетанием на причудливой смеси немецкого, французского и польского языков.

Элиза чувствовала себя в огромном долгу перед кузиной Мальвой и решила отплатить ей следующим образом: раз в месяц лучший шедевр Фифины упаковывался в шляпную коробку и отправлялся с мальчиком-посыльным к Мальве.

– Элиза, дорогая, твои шляпки великолепны, но пощади меня, – взмолилась Мальва после очередной посылки. – Мой гардероб набит до отказа.

– Но, Мальва, ты столько сделала для меня!..

– О Господи! Что особенного я сделала? Устроила званый вечер, раздобыла тебе несколько покупательниц и заставила всех говорить о твоем магазине только хорошее? Это не так уж много…

Снова пришла весна, воздух наполнился ароматами тающего снега и пробуждающейся земли. Наступил апрель, когда в природе обновляется все, в том числе и женские гардеробы.

– Если бы вас можно было приколоть на шляпку, – задумчиво пробормотала Элиза, глядя на распустившиеся при входе в магазин высаженные ею гиацинты. – Но вы ведь завянете. Представляю, в какую ярость это приведет покупательниц!

Она тихо улыбнулась, отложила конторские книги и прошла в мастерскую. Здесь, как обычно, царили суматоха и деловой беспорядок: рабочие столы были сплошь завалены ножницами, обрезками лент, катушками шелковых ниток. Фифина, хмуро склонившись над каталогом искусственных цветов, изучала таблицу цен, работницы же, весело переговариваясь, колдовали каждая над своей шляпкой, надетой на голову манекена.

Билли, бывший папин конюх, возился с пятнадцатью шляпными коробками, предназначенными в дар приютским девочкам.

– Когда закончишь с этим, Билли, сходи еще по десяти адресам, – сказала Элиза. – Вот бланки заказов, я надеюсь, ты будешь проворным и аккуратным. Это очень важные клиентки.

– Да, мисс.

– Потом займись витринами – их нужно вымыть и отполировать. К тому же со вчерашнего дня осталось несколько нераспакованных и рассортированных коробок с лентами и цветами.

– Да, мисс. – Билли коснулся козырька фуражки с большим, нежели когда служил конюхом у отца, почтением.

Элиза, оглянувшись на мелодичное позвякивание колокольчика, объявляющего о приходе покупателя, подобрала юбку ярко-голубого платья с кружевной шелковой отделкой и поспешила в демонстрационный зал. Ее посетительницей оказалась хорошенькая брюнетка явно в дурном расположении духа. На ней было модное платье насыщенно-зеленого цвета с разлетающейся по плечам накидкой. Женщина уже сняла с крючка одну из шляпок и подошла к зеркалу.

– Доброе утро, мисс, – улыбаясь сказала Элиза. – Я могу вам помочь?

Брюнетка едва кивнула в ответ. Она крутилась перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон, влюбленно упиваясь собственным отражением. Шляпка, которую она примеряла, выполненная по последнему французскому каталогу, была одним из самых роскошных произведений искусства Фифины.

– Этот оттенок чрезвычайно подходит к вашим великолепным черным волосам, – автоматически начала было Элиза. – Кроме того, фасон…

– Ну, я не знаю. Хотелось бы чего-нибудь подороже и получше.

Подороже, чем эта шляпка? Элиза едва заметно ухмыльнулась. Брюнетка ей откровенно не нравилась, но, что поделаешь, нельзя же отказывать потенциальной покупательнице.

– Тогда, может быть, вот эта, из индийской сюры? – И Элиза начала свою привычную речь о фасонах и стилях, в самом разгаре которой раздался очередной звонок колокольчика.

Она обернулась и увидела Риордана Дэниелса.

Элиза застыла на месте, вцепившись похолодевшими руками в поля шляпки. Она так давно не видела Риордана, что успела забыть, насколько обворожителен этот высокий темноглазьш мужчина, насколько сильно его грубоватое мужское обаяние, казалось, наполнившее собой до предела это маленькое царство женской красоты.

Брюнетка явно почувствовала то же самое: она часто заморгала и стала поспешно прихорашиваться перед зеркалом, важничая, как павлин.

– Чем… чем могу служить? – Элиза направилась к Риордану, злясь на свой предательски дрогнувший при этих словах голос. Они не виделись почти год. Насколько ей было известно, Риордан вернулся в Нью-Йорк вскоре после похорон Авена Эмсела и приезжал в Чикаго несколько раз по делам. В ее голове давно теснилось множество фантастических планов мести, но претворить их в жизнь пока не представлялось возможности.

– Так вот как обернулась ваша жизнь. Интересно. – Риордан лениво и мягко улыбнулся, обнажив белые зубы.

– Да, я открыла магазин, если вы это имеете в виду. – Элиза гордо выпрямилась. – Хотите купить шляпку? Вероятно, вы именно за этим пришли?

Элизу охватила дрожь. Каждая клеточка ее существа напряглась до предела. Прежде чем Риордан успел что-либо ответить, вмешалась дама в зеленом. Плавно растягивая слова, она сказала:

– Не волнуйтесь, мисс, он со мной. Как тебе нравится вот эта шляпка? – обратилась она к Риордану.

Элиза онемела от неожиданности.

– Меня смущает цвет. Гранатовый. Немного темноват, а? Какой-то безрадостный, навевает скуку, – щебетала брюнетка.

– Линетт, ты же знаешь, я не разбираюсь в шляпках, – ответил Риордан, не сводя смеющихся глаз с Элизы.

Женщина расстроенно вздохнула и бросила гранатовую шляпку на прилавок. От каждого ее движения по залу распространялась волна мускусного запаха. Она капризно обратилась к Элизе:

– Нет, мисс, эта не подходит. Есть ли у вас что-нибудь более яркое? Может быть, шляпка с настоящими птичьими крыльями? Я видела такие, они шикарно смотрятся.

– У нас нет образцов с чучелами птиц, – ответила Элиза. – Могу вам предложить папье-маше. Уверяю, они ничуть не хуже.

– Ну что ж, покажите папье-маше, – пренебрежительно хмыкнула Линетт, – и, пожалуйста, поторопитесь. У нас мало времени, не так ли, Риордан? Я сегодня занята в дневном спектакле.

Так, значит, Линетт – актриса! Тогда поиски более броской шляпки вполне объяснимы: актрисы, как правило, не отличаются хорошим вкусом.

Привередливая клиентка мерила шляпки одну за другой, утопая в море перьев и искусственных цветов, и не переставая донимала Риордана вопросами типа: не слишком ли скромен фасон? достаточно ли изящны украшения? Дэниелс терпеливо обсуждал со своей спутницей достоинства и недостатки шляпок самым спокойным тоном, какой только можно себе представить. Похоже, его забавляла сложившаяся ситуация.

Чем дольше Линетт крутилась перед зеркалом, тем раздраженнее становилась Элиза. Внешне она сохраняла полное хладнокровие и разговаривала с клиенткой подчеркнуто вежливо, но внутри у нее бушевала буря. Эта глупая, нахальная девица позволяет себе обращаться с ней как со служанкой! Да еще на глазах у Риордана Дэниелса!

Как он осмелился привести в магазин эту девку? Как он смеет издеваться над ней, получать удовольствие от ее растерянности, прикасаться к этой Линетт, якобы поправить ленту на шляпке!..

Казалось, прошла вечность, прежде чем Линетт отобрала шесть шляпок и выложила их на прилавок.

– Дорогой, – Линетт тяжело вздохнула, приятно утомленная долгой примеркой, – я бы хотела взять все эти шесть. Надеюсь, ты не против?

«Дорогой»? У Элизы потемнело в глазах: ее мутило от этой, как ей казалось, безобразной сцены.

– Шесть шляпок? – Риордан удивленно приподнял бровь. – Зачем так много? Что ты собираешься с ними делать?

– Как что? Носить. Не сомневаюсь, что они тебе по карману, – игриво стреляя глазками, отвечала Линетт. – Ведь тебе ничего не стоит купить мне весь этот магазин или даже целую улицу.

– Ну а целая улица-то тебе зачем?

– Не волнуйся, милый, – заворковала актриса, уловив в тоне своего спутника глухое недовольство. – Я пошутила. Мне ничего не нужно, кроме шляпок. – Она повелительно указала на прилавок: – Доставьте их в Чикагский театр в мою гримерную. Я в городе очень ненадолго и попросила бы не мешкать. А счет пришлите ему.

– Нет проблем, – ровным голосом ответила Элиза.

– Мы не можем ждать, правда, милый? – Линетт хозяйским жестом взяла под руку Риордана Дэниелса и почти повисла на нем. – Пойдем, нам пора. Мне еще нужно отдохнуть и собраться с мыслями перед выходом на сцену. И хорошо бы, кстати, чего-нибудь выпить.

Они ушли. И тут же смолк самодовольный смех Линетт, пропал запах духов, исчезли блики зеленого шелка.

Элиза уложила первую шляпку в коробку. Потом обернула ее сверху упаковочной бумагой и закрыла крышкой. И вдруг, движимая яростным отчаянием, она бросилась к двери, открыла ее и захлопнула снова с такой силой, что колокольчик соскочил с гвоздя и покатился по полу, жалобно переливаясь серебряным звоном.

В тот же день Элиза принялась собирать сведения о Риордане Дэниелсе. По возвращении домой, все еще окончательно не придя в себя после неожиданной встречи, она опустилась в кресло и стала просматривать кипу газет, на чтение которых у нее постоянно не хватало времени.

Почти сразу же Элиза наткнулась на имя своего заклятого врага. Только в одном выпуске «Трибюн» оно упоминалось четыре раза. «Дэниелс проявляет деловой интерес к Чикагскому банку» – гласил один из заголовков.

Она аккуратно вырезала статью и, найдя большой конверт, положила начало своему досье.

С этого дня, используя положение владелицы модного магазина как прекрасную возможность быть в курсе городских новостей и слухов, Элиза педантично записывала и складывала в конверт все услышанное о Риордане. Через несколько недель она составила полное представление об этом человеке.

Он часто ездил из Чикаго в Нью-Йорк и, несмотря на то, что давно уже мог позволить себе посвящать все свое время игорным домам и скачкам, куда по складу характера его неудержимо тянуло, работал по двенадцать, четырнадцать, восемнадцать часов в день в своей конторе на углу Стэйт-стрит и Рэндольф-авеню.

Первые свои деньги Дэниелс сделал на Западе, на серебряных рудниках. Ходили слухи о какой-то темной истории с конкурентами и р нескольких жестоких драках, закончившихся поножовщиной. Оттуда он вернулся в Нью-Йорк, удачно играл на бирже и приобрел несколько сталеплавильных заводов; затем расширил их сеть за счет выполнения военных заказов. На сегодняшний день ему принадлежало несколько десятков заводов, лесопилен, банков, железных дорог и прочего. Этот список казался бесконечным; замыкал его завод Эмсела.

– Неужели мне никогда не справиться с ним? – спросила Элиза у Мэта Эберли во время одной из субботних верховых прогулок.

– С кем?

– С Риорданом Дэниелсом, конечно! Кто, по-вашему, еще может меня волновать?

– Господи, Элиза! Я думал, вы давно выкинули его из головы.

Она внимательно посмотрела на Мэта. Тщательно причесанный и напомаженный, одетый в великолепный сюртук от лучшего портного, Мэт Эберли выглядел самоуверенным, полным амбиций и надежд на преуспевание.

– А я не могу выкинуть его из головы, Мэт. Не проходит и дня без мыслей о нем. Я хочу сказать… без мечты отомстить за отца, – добавила она смущенно.

– Ну сколько раз можно повторять! Дэниелс не тот человек, с которым стоит выяснять отношения, – нахмурившись, сказал Мэт. – Забудьте об этом, Элиза. Вы даже вообразить себе не можете, каково его состояние. Он не платит налогов, у него нет долгов. Все его деньги находятся в обороте и приносят прибыль. И этот процесс бесконечен. Даже если Дэниелс по пятнадцать часов в сутки будет сорить деньгами, он все равно не сумеет потратить все! Его капитал растет как на дрожжах.

Элиза плохо представляла, о чем говорил Мэт; в ее сознании возник образ бездонной бочки, из которой, сколько ни черпай, вода не убавляется. Заметив, в какое воодушевление пришел рассказчик от своего собственного повествования, она спросила:

– Неужели это правда?

– Да. Люди, подобные Дэниелсу, идут по жизни легко, играючи. Они покупают политиков, репутацию, женщин, лошадей, заводы – все что угодно. Если они решат избавиться от человека, то это не составит для них никакого труда. Просто…

– Перестаньте! – Элиза вздрогнула. – В ваших устах он становится каким-то чудовищем.

– Забудьте о нем, Элиза. Надеюсь, он больше никогда не окажется на вашем пути. Это было бы лучше всего.

Однажды Фифина вернулась из гостей, где случайно встретилась со своей закадычной подругой, работавшей костюмером в театре. Она вылила на Элизу целый поток новостей и пикантных подробностей о жизни «мистера Дэниелса».

– О, он настоящий дамский угодник. Больше всего обожает актрис. Он засыпает их дорогими подарками, нежными записками и иногда тайно принимает у себя в особняке.

– Да?

– И еще я слышала, будто он однажды дрался на дуэли, защищая честь женщины. – Фифина, приходя все в больший восторг, отчаянно жестикулировала от волнения.

– И что же?

– Говорят, это было в Новом Орлеане. Там дуэль – обычное дело. Риордан прострелил своему сопернику бедро, тому повезло, и он выжил, но если бы умер, Риордан Дэниелс стал бы убийцей.

– Продолжай, Фифина, – настойчиво просила Элиза. – Что еще любопытного ты узнала о нем?

– Он пережил любовную драму.

– Что?!

– Это случилось давно, еще когда Дэниелс был беден. Девушка принадлежала к одной из богатейших семей Нью-Йорка и сочла его себе неровней. Уверена, теперь она переменила бы свое мнение о нем, – злорадно добавила Фифина.

Элиза молча кивнула. Она с трудом представляла себе, что какая-нибудь женщина в состоянии оттолкнуть такого мужчину, как Риордан, – сама она, конечно, не в счет.

– Ты говорила об актрисах… – вкрадчиво начала Элиза. – Нет ли среди них одной по имени Линетт?

По счастливой случайности в тот момент, когда Риордан привел брюнетку к ним в магазин, Фифина находилась в дальней комнате.

– Линетт Маркис? Да, была. Теперь она уехала в Нью-Йорк, у нее большая роль в новом мюзикле. Говорят, Линетт искусная кокетка и играет Дэниелсом, как котенок мышкой.

– Вот как? – тревожно спросила Элиза, невольно выдав себя больше, чем хотела.

– Я так понимаю, вам хочется разузнать побольше, – ухмыльнулась Фифина. – Так вот, она очень хорошенькая. Ее считают настоящей красавицей.

– Уже поздно, пора укладываться спать. – Элиза встала, желая показать, что разговор закончен.

– Похоже, вы немножечко ревнуете, а? Иначе зачем вы стали бы так подробно расспрашивать меня об этой Линетт? Дэниелс вам тоже вскружил голову?

– Какие глупости! – возмутилась Элиза.

– Как бы то ни было, но я вам скажу. Коллекционирование газетных вырезок и сплетен не принесет вам никакой пользы. Он мужчина и живет так, как хочет. Мужчины все одинаковы. А мы, женщины, должны принимать их такими, какие они есть. У нас нет другого выбора.