Нежные объятия

Глава 5

Элиза стояла на пороге своего магазина, глядя на залитую полуденным солнцем Стэйт-стрит. Уличный продавец горячей сдобы и оладий, обычно торговавший напротив магазина Элизы, сбежал от палящих лучей жестокого светила. На тротуарах вместо привычной толчеи царило полное безлюдье, изредка появлялся одинокий прохожий, стремившийся как можно скорее юркнуть в дверь какого-нибудь магазина или ресторанчика.

Незаметно пролетело яркое, жаркое лето. Наступил октябрь, который принес с собой настоящее бедствие – пожары. Стояла великая сушь, амбары и скотные дворы на окраинах Чикаго полыхали один за другим. Всего час назад Элиза слышала, как мальчишка-газетчик, пробегавший мимо ее магазина, что-то кричал о пожаре на лесопильном заводе в западной части города.

Была суббота, но, несмотря на отсутствие покупателей, Элиза решила пока не закрываться. Необходимо было проверить счета и рассортировать новую партию коробок с искусственными цветами. Еще час-два, и всем служащим с чистой совестью можно будет разойтись по домам, приятно проведя остаток дня и грядущее воскресенье.

Что же касается Элизы, то как раз сегодня вечером она по традиции отправится с Мэтом Эберли на прогулку.

Элиза тяжело вздохнула, вспомнив о Мэте. В последнее время он настойчиво предлагал ей взять с собой на прогулку Генри и Джулию. Мэт хотел поближе познакомить Элизу со своими детьми. Он относился к шляпному магазину Элизы как к временному занятию, капризу, от которого не останется и следа, если она решит выйти замуж – естественно, за него.

Вечером Фифина ушла в гости, Элиза уселась в кресло с книгой в руках. От зноя и духоты не было спасения нигде, даже в собственном доме.

– Что с вами? – встревоженно спросил Мэт, приехавший за Элизой. Он помог Элизе занять место в экипаже, и они поехали.

– А что со мной?

– Ну, я не знаю. Вы какая-то замкнутая. Может быть, даже чем-то расстроенная.

– Да, возможно…

Через полчаса экипаж благополучно пересек реку и стал лавировать среди толчеи фургонов, телег, кебов, которыми правили раздраженные жарой и всем на свете возницы.

Как всегда, с замиранием сердца Элиза любовалась бурным кипением жизни на улицах, примыкающих к реке. Она думала о том, что это и есть мир Риордана Дэниелса – мир, созданный не Господом Богом, а деньгами и коммерцией. А она, Элиза Эмсел, находится на самой его окраине, и ей нет доступа к заветным вершинам!

– Мэт, – воодушевившись, воскликнула Элиза. – Знаете ли, я подумала и решила, что шляпный магазин – это совсем не то, что мне нужно.

От неожиданности Мэт чуть не выронил вожжи из рук.

– Я полагал… Вы так настойчиво добивались этого, брали у меня уроки бухгалтерии… Вам не нравится ваше дело? Элиза! Откровенно говоря, я всегда считал ваш шляпный бизнес пустой затеей. Я вообще не хотел, чтобы вы работали. Выходите за меня замуж, Элиза. Дорогая, давайте поженимся!

Элиза не в первый раз выслушивала его предложение и потому с легкостью ответила «нет».

– Вы прекрасный человек, Мэт, но дело, в том, что я не испытываю по отношению к вам того чувства, которое…

– Знаю, знаю. – Он печально вздохнул. – Вы еще не решились. Ну что ж, я готов ждать сколько нужно. А пока давайте получать удовольствие от нашей прогулки. Может, поедем в Линкольн-парк? Тамошние пруды великолепны в октябре.

– Очень хорошо, – с удовольствием согласилась Элиза, радуясь тому, что и в этот раз удалось избежать разговоров по поводу замужества. Мэт очень надежный и предупредительный кавалер, но он совсем не знает ее, ему неведома настоящая Элиза, думающая о вещах гораздо более интересных и важных, чем Линкольн-парк с его тихими озерными заводями, черную гладь которых бесшумно рассекают стаи белых лебедей.

Ей снился высокий брюнет, одетый во все черное, мчащийся на головокружительной скорости в экипаже по улице не разбирая дороги. Его коляска поднимала клубы пыли, которая мешала дышать, забиваясь в глаза, нос, легкие.

Задыхаясь, Элиза стала беспокойно метаться по кровати и наконец проснулась. Ее охватило странное, неприятное предчувствие; не понимая, откуда взялась тревога, Элиза зажгла газовый рожок и посмотрела на часы.

Странно. Час ночи. Что же разбудило ее? Сон отлетел прочь. По округе разносился колокольный звон, настойчивый и взывающий о помощи.

Элиза протерла глаза. Они воспалились и болели, казалось, едкая пыль из ее сна каким-то неведомым образом проникла в явь и запорошила лицо.

Шло время, но колокол не смолкал, напротив, его зов становился все более требовательным и тревожным. Элиза почувствовала, как в ее сердце вошла тонкая игла страха. С каланчи оповещали о пожаре.

В течение долгого засушливого лета население Чикаго так часто просыпалось по ночам от этого звона, что он давно уже стал привычным.

Но на этот раз в глухих ударах колокола Элиза распознала предвестие гибели, зловещее возвещение о смерти. В следующий миг, буквально через минуту, она почувствовала, как задыхается от дыма, а вовсе не от привидевшейся «о сне пыли, и бросилась к окну. Элиза рывком отдернула шторы и застыла, пораженная зрелищем, открывшимся ее взору.

Небо раскалилось докрасна. Вдоль по улицам ураганом проносились столбы дыма вперемежку с искрами.

По мостовой, едва различимые в плотной дымной мгле, двигались десятки, сотни теней. Элизу охватил ужас при виде огромной, бесчисленной толпы людей, спасающихся бегством от неумолимой стихии. Наверное, пожар действительно страшный, если столько людей в панике покинули свои дома среди ночи.

Она знала, что Чикаго практически полностью выстроен из дерева. И не только здания, но и мосты через реку, тротуары и проезжая часть улиц кое-где выложены деревянными плитами. Помимо этого, в черте города находятся тысячи тонн сухого леса и каменного угля, складированные на баржах и шхунах, вереница которых тянется на многие мили по петляющей среди жилых кварталов реке. Что уж говорить о разбросанных по всему городу конюшнях, до отказа забитых сеном и соломой, запасенными на долгую зиму. Достаточно одного ненароком опрокинутого фонаря или отскочившей от спички серной головки, чтобы весь город вспыхнул, как пропитанный керосином факел.

– Фифина! – Элиза вновь обрела способность действовать. – Фифина, проснись, пожар!

Фифина упрямо не хотела просыпаться. Она зарывалась все глубже в подушку, только бы не слышать криков подруги, и зло отмахивалась от настойчиво теребящих ее рук. Тогда Элиза изо всех сил ударила ее кулачком по плечу. Фифина села в постели, испуганная, но окончательно так и не проснувшаяся. Элиза на одном дыхании выпалила страшную новость, для пущей доходчивости не переставая тормошить Фифину. Наконец та поняла, в чем дело.

– Пожар?!

– Да, и очень большой. Нам нужно как можно скорее уходить отсюда. Ветер дует в эту сторону, дом может в любую минуту загореться. – Элиза теперь говорила спокойно. После панического страха к ней вернулось самообладание.

Фифина, путаясь в одеяле, стала вылезать из постели, а Элиза уже снова была в своей комнате. Она надела рабочее платье, наспех натянула чулки и бросилась к гардеробу за туфлями. Возможно, ее беспокойство преждевременно и безосновательно, ведь городская пожарная команда знает свое дело и, кроме того, располагает прекрасным современным оборудованием. Элиза сама недавно читала в «Трибюн» о новейшем уникальном насосе, которому нет аналогов в мире. Этот самый насос может ежеминутно перекачивать до семисот галлонов воды…

Интересно, это ей кажется или действительно дымовая завеса в комнате стала гуще? Элиза закашлялась и стала быстро обуваться. Потом наугад схватила из ящика шкафа несколько носовых платков, на случай если едкий дым начнет сильно выедать гортань и легкие – тогда из них можно будет сделать повязки.

Через три минуты Элиза волокла за собой насмерть перепуганную Фифину вниз по лестнице. Вскоре они оказались на улице. Фифина подняла глаза к небу и в ужасе закричала. Элиза, напротив, оцепенела.

Красное зарево. По небу плыли огненно-бурые, пылающие облака. Весь город, казалось, был охвачен смертоносным пламенем, воздух обжигал, как раскаленная сталь. Каждый ощущал себя в центре гигантского погребального костра, распространившегося на десятки миль. Вдоль улицы пронеслась упряжка, Элиза заметила перекошенное от страха лицо мужчины. Следом промчалась обезумевшая лошадь без седока, со съехавшим набок седлом и взмыленной холкой. По тротуару уныло брело лишившееся крова семейство: мать несла на руках грудного младенца, отец вел двух карапузов-погодков, едва научившихся ходить.

Улица наполнилась истошными человеческими криками. Ночью стало светло, как днем. Ураганный ветер носился среди домов, разнося снопы искр и груды пепла.

Элизу вывел из шока истерический вопль Фифины, и она принялась лихорадочно соображать, что же им делать дальше. Очевидно, пожар пришел с юга. Значит, бежать надо в противоположном направлении. А вдруг пламя расползается по городу веером и стремится замкнуть кольцо? Неясно, сколько кварталов уже охвачено огнем, какие улицы отрезаны? Не сгорели ли мосты? Элиза почувствовала, как холодеет ее сердце от неизвестности. Как ничтожен и слаб человек по сравнению со зловещей стихией, готовой навалиться и поглотить его своей безжалостной силой!

А если пожар не удастся остановить и он достигнет Стэйт-стрит? Что тогда будет с ее магазином? В нем остались недельная выручка и коробка с драгоценностями – единственное имущество, помимо самого магазина.

Стэйт-стрит была западнее. Скорее всего пожар еще не перекинулся туда, поскольку ветер дул в другую сторону. Так что, пожалуй, можно попробовать успеть!

Может, ей удастся залезть на крышу и поливать ее водой, чтобы защитить от искр, разносимых ветром. По крайней мере надо попытаться. Если бы только Фифина перестала убиваться и взяла себя в руки, шансов спасти магазин было бы больше.

Элиза, кашляя и задыхаясь от горького дыма, волокла Фифину за собой по улице. Она наталкивалась на мечущихся в панике людей, которые пешком, верхом, в переполненных экипажах стремились любой ценой вырваться из туго сжимающегося огненного кольца. В этом сущем кошмаре все перемешалось. Какая-то женщина тащила огромную корзину с только что выстиранным бельем. Постояльцы гостиницы выбрасывали из окон свой багаж: тяжелые сундуки и чемоданы, падая на тротуар, разбивались, вещи вываливались, по ним бежали люди, мчались обезумевшие лошади. На глазах Элизы из той же гостиницы вслед за своими пожитками выпрыгнула женщина в одной ночной рубашке.

Элиза словно оцепенела, ее сердце и рассудок отказывались воспринимать происходящее и реагировать на него. Как зритель следит со стороны за спектаклем, так и Элиза наблюдала за тем, как, повинуясь дьявольскому желанию разрушить Богом созданный мир, мириады крохотных огоньков сбиваются в стаи и разносят пламя все дальше и дальше. Раскаленный воздух вызывал удушье, одежда накалялась и обжигала тело… Элиза вовремя опомнилась и в последний момент успела вытащить Фифину из-под копыт лошади, несущейся по мостовой.

Они побежали не разбирая дороги, ими овладела одна-единственная мысль: только бы успеть! Элизе с Фифиной по пути встретилась ватага пьяных мастеровых, громящих витрину магазина.

– О Господи… мы погибли… – бормотала француженка, скороговоркой повторяя одни и те же слова.

На площади перед зданием тюрьмы навстречу им неслась толпа заключенных, выпущенных на свободу. В маленьком полуподвальчике (Элиза на ходу увидела это через окно) владелец ювелирной лавки дрожащими руками выкладывал на стол перед человеком с ножом, в одежде каторжника драгоценности. Фифина тоже заметила происходящее и от страха остановилась как вкопанная. Элиза сильнее вцепилась ей в руку и закричала:

– Скорее! Бежим, иначе мы погибли!

Оказавшись на Стэйт-стрит, они шагу не могли ступить, чтобы не наткнуться на мародеров. А вдруг ее магазин тоже разорили!

Но вздох облегчения вырвался из груди Элизы: какое счастье, она обнаружили свой магазин целым и невредимым.

– Смотрите… смотрите. – Фифина показала куда-то вверх. Элиза подняла голову и увидела, как над медным орлом, с ледяным спокойствием взирающим на стихийное бедствие, тлеет и распадается на обожженные лохмотья некогда роскошная, с любовью придуманная Элизой вывеска. Элиза, не сказав ни слова, нащупала в кармане ключ и дрожащей рукой вставила его в замочную скважину. Обе женщины вошли внутрь.

Элиза с трудом сдержала подступивший к горлу стон. По стенам торгового зала прыгали оранжевые всполохи, в зеркалах отражались языки пламени, объявшего дом напротив.

С первого взгляда она поняла – магазин спасти не удастся. Всю противоположную сторону Стэйт-стрит уже охватил огонь. То, что пламя перекинется и на эту сторону, не вызывало сомнений и было делом считанных минут.

Не обращая внимания на рыдающую и бьющуюся в истерике Фифину, Элиза прошла в свой кабинет. Открыв тяжелую дверцу сейфа, она вытащила две коробки: одну с драгоценностями, а другую с деньгами.

Элиза сунула за пазуху пачку купюр. А когда собиралась положить туда же драгоценности, то в спешке уронила коробку, рассыпав великолепные украшения по полу.

– Господи Боже! – раздался вопль Фифины за спиной Элизы.

Элиза обернулась. В дверном проеме кабинета появился мародер.

Ему было на вид лет двадцать пять. Мелкие черты лица, оттопыренные уши и взлохмаченные волосы делали его еще моложе. Он походил на человека, всю жизнь проработавшего клерком в третьеразрядной страховой конторе.

Любая стихия, и пожар в том числе, пробуждает в человеке тайные стремления, обнажая тщательно скрываемые страсти и пороки. Вот и этот вполне безобидный ранее человек превратился в чудовище, жаждущее легкой наживы: его глаза сверкали сумасшедшим блеском, а через приоткрытый рот вырывалось жаркое, сиплое дыхание. Вне всякого сомнения, магазин Элизы не первое место, которое он посетил. Из-под ворота его черного сюртука свешивалась золотая цепочка часов, а карманы брюк заметно отяжелели.

– Я-то думал, что найду здесь одни только шляпки. Дорогие шляпки. – Грабитель ухмыльнулся, зачарованно глядя на жемчужную нитку.

– Убирайтесь из моего магазина! – закричала Элиза.

Она незаметно толкнула дверцу сейфа, и та, щелкнув, замкнулась. Засунув жемчуг за корсаж, Элиза уверенным шагом пошла к выходу, прямо на грабителя.

– Убирайтесь, и немедленно! – Но он даже не шевельнулся.

– Послушай, красавица. Все равно магазин сгорит дотла. Кстати, ты тоже можешь сгореть. Зачем тебе эти безделушки, детка? Сейчас очень опасно ходить по улицам с такими вещицами за пазухой. А у меня они будут в целости и сохранности. Давай их сюда. Мне они нужнее, чем тебе.

Мужчина шагнул ей навстречу и протянул руку. Вероятно, он ожидал, что Элиза испугается и добровольно отдаст ему драгоценности.

В душе Элизы все перевернулось от ярости и негодования. Целый год упорной работы прошел даром! Магазин не спасти! А этот наглец хочет забрать у нее последнее!

– Вы ничего не получите! – дрожа всем телом, воскликнула Элиза.

– Ошибаешься, детка, получу.

Элиза, наизусть зная свой магазин, начала медленно отступать от грабителя к груде коробок с искусственными цветами, сваленными в угол кабинета. Там всегда лежали ножницы, которыми Билли разрезал веревки!

Мародер с нескрываемым удовольствием наблюдал замешательство и испуг Элизы. Продолжая наступать на нее, он приговаривал:

– А ты, похоже, перетрусила, прекрасная модистка! И от этого стала совсем хорошенькой. Ну, детка, не тяни время, давай сюда жемчуг.

Он подошел совсем близко, Элиза на ощупь нашла ножницы и, резко выбросив вперед руку, воткнула их чуть выше локтя бандита.

– А-а-а! – Он дико закричал от боли, а Элиза, выдернув ножницы, снова заняла оборонительную позицию, всем своим видом показывая, что не собирается сдаваться. Хотя на самом деле Элиза боялась этого обезумевшего человека, у девушки вряд ли хватило бы решимости повторить удар.

– Сука! – прошипел мародер, но решительность и наглость слетели с его лица. Он резко развернулся и бросился вон из комнаты.

– Он… он хотел… – Дрожащая от страха Фифина показалась из-за двери. Она растерянно прижимала к груди шляпку – изумительное изделие из французского салатового шелка.

– Черт бы побрал этого гнусного вора! – сквозь зубы процедила Элиза. – И он не последний, уверяю тебя. В городе царит беззаконие. Пойдем, Фифина, нужно спасаться. – И Элиза, схватив упирающуюся и рыдающую подругу, потащила ее за руку вон из магазина. Фифина, казалось, обезумела от горя и отчаяния: она пыталась зацепиться за дверной косяк трясущейся рукой и, захлебываясь слезами, кричала:

– Шляпки, мои шляпки! Я ведь столько трудилась над ними… каждый стежок, каждая ленточка… мои шляпки!