Нежный плут

ГЛАВА XXI

– Теперь я понимаю, почему люди этим занимаются.

Джеймс вздохнул с облегчением. Она сказала именно то, что ему необходимо было услышать. Некая толика бессмыслицы, позволившая представить вещи в их истинной перспективе. Она была настоящей женщиной, хотя и начинающей.

Но она не отличалась от любой другой женщины, которую ему удавалось соблазнить. После распознания ее не осталось ничего, что могло бы сохранить его интерес. Тогда почему же он не отделался от нее и не отослал ее в собственную постель? Потому что он все-таки недостаточно сильно этого хотел.

Он приподнялся на локтях и стал пристально глядеть на нее. С ее лица еще не сошел румянец, губы ее распухли. Он нежно провел по ним пальцем. Мягкий взгляд ее бархатно-коричневых глаз, который почему-то привел его в восхищение, безусловно, уже не тот взгляд, к какому он привык. Обычно ее глаза выражали нервозность, расстройство или крайнее раздражение, такое забавное в сочетании с ее мальчишеской маской. Слава Богу, он забыл о том ее маскараде и причинах для него. Но не ее ли тайна должна питать его интерес к ней?

– Этим, Джордж?

Его поползшая вверх бровь яснее всяких слов говорила, что Джорджина рассмешила его. Ну и что? Его манерность не казалась теперь досадной, ибо делилась на двоих.

– Это было не очень романтичное звучание, не так ли? – мягко спросила она, внезапно почувствовав невероятный стыд.

– Не очень любовное, но я не пропустил пика, моя дорогая девочка. Ты удовлетворена, не правда ли?

Она не могла сообразить, что сказать, поэтому кивнула и почувствовала восхитительное волнение от его улыбки, обращенной к ней.

– А ты?

– Ты с ума сошла – спрашивать об этом?

– Я имею в виду…

Смеясь, он запрокинул голову, перевернулся на бок, потянув ее за собой. Теперь она смотрела на него сверху вниз и была чуточку сдержаннее в своих чувствах в этом новом для себя положении, до тех пор пока он не раздвинул ноги и она не заскользила между ними.

– Что я собираюсь делать с тобой, Джордж?

Он спокойно улыбался, прижимая ее к себе. В действительности она не возражала против его развлечения, кроме того, как обычно, она не уловила шутки.

– Начнем с того, что ты перестанешь называть меня Джорджем.

Спохватившись, она подумала, что не стоило бы говорить об этом. Но тут же успокоилась в надежде, что не обманулась и он не будет возражать против подобного замечания. Он, однако, показался ей таким же спокойным, как и прежде. Несмотря на улыбку, перемена в нем была почти осязаема. Перед ней вновь представал язвительный самодержец.

– И как же, скажи, пожалуйста, мне называть тебя? Твоим настоящим именем, может быть?

– Джорджина – мое настоящее имя.

– Попробуй еще раз, любимая, и на этот раз заставь меня поверить тебе.

Никакого ответа. В самом деле, она стала совершенно упрямой.

– Ах так, тогда мне придется вытянуть это из тебя силой, да? Мне приготовить все инструменты инквизиции – хлысты, дыбу и тому подобное?

– Это не смешно, – парировала она.

– Я полагаю, тебе не следует так думать, однако я мог бы найти в этом развлечение… Нет, не извивайся, любимая. Это кажется восхитительным, но как раз сейчас у меня настроение для объяснений. И почему бы нам не начать с причины твоей шарады.

Она взглянула на него и положила голову ему на грудь.

– Я должна была покинуть Англию.

– Ты попала в беду?

– Нет, просто я не могла оставаться там ни одного дня.

– Тогда почему ты не уехала обычным способом, заплатив за проезд?

– Потому что пароходы, пересекавшие Атлантику, были только английскими!

– Полагаю, это имело определенное значение…

– Минутку, я попытаюсь сформулировать… нет не смогу.

– Какого черта, тебя не устраивают английские пароходы?

Она прижалась щекой к его нахмуренным бровям.

– Тебе не следует искать что-либо дурное в этом, просто случилось так, что я стала презирать все английское.

– Неужели? И я входил в это число?

Когда его бровь поползла вверх, она почувствовала настоятельную необходимость вернуть ее назад.

– И ты. Я не смогла бы изменить своего мнения даже из-за тебя.

Он улыбнулся, потом захихикал.

– Мне все становится ясно, Джордж. Тебе бы не хотелось быть одной из тех вспыльчивых американок, не так ли? Это могло бы, конечно, объяснить акцент, который я был не в состоянии понять.

– И что, если так? – с вызовом спросила она.

– Ну, я бы счел нужным запереть тебя, конечно. Самое надежное место для людей, которые любят затевать войны.

– Мы не затеваем…

Он молча поцеловал ее, затем обхватив ее голову обеими руками так, что ей трудно стало дышать, произнес:

– Я не собираюсь до смерти с тобой спорить, милая девочка. Итак, ты – американка. Я могу простить тебя за это.

– Почему ты?

Джеймс всегда находил, что дело стоит того, чтобы его повторить, поэтому он снова заставил ее замолчать поцелуем, длительность которого просто ошеломила ее. К тому времени он возбудился и извинился, что дразнил ее.

– Я не стану проклинать тебя за твою национальность, – прошептал он ей в губы. – Я не был вовлечен в ту нелепую войну, не поддерживал ни ее, ни политику, приведшую к ней. Фактически я жил в это время в Западной Индии.

– Все-таки ты англичанин, – сказала она, но со значительно меньшим пылом.

– Совершенно верно. Но мы не собираемся придавать этому значения, не так ли, любовь моя?

Поскольку он обращался к ней, покусывая ее губы, она не могла думать о единственной причине, которая могла иметь значение. Она не дала ему больше шептать и начала покусывать его сама. Она чувствовала происходящие в его теле перемены и поняла, что они означали. И в ее подсознании всплыла мысль, что вопросы закончатся, если они снова займутся любовью. Конечно, изумительные ощущения, какие она вновь испытывала, ничего не могли сделать с ее единственной причиной. Но чуть позже, когда простыни были немного больше измяты, а она была опять на нем, он сказал:

– Ну, может быть, мы обсудим теперь, каким образом я почувствовал, что ты девушка, а не парень, и взял тебя под свое крылышко? Мне унизительно вспоминать то время, когда ты помогала мне в ванне, когда я… раздевался в твоем присутствии…

При таком повороте дела Джорджина почувствовала полный кошмар. Уже одно то, что она его обманула, достаточно скверно, но еще хуже, что, введя в заблуждение капитана, она поставила его в затруднительное положение. Ей следовало бы открыться ему в первый же день, когда он позвал ее в ванную. Взамен этого она лелеяла глупую мысль, что сможет остаться неузнанной в течение всего путешествия.

У него были все основания быть взбешенным, и поэтому она нерешительно спросила:

– Ты очень зол?

– Не очень, не более того. Надо сказать, я получил адекватную компенсацию за все трудности. Фактически ты только что заплатила за проезд и за все, что еще захочешь.

Джорджина задохнулась от возмущения. Как он мог говорить такое после близости, которая только что была между ними? Легко. Ты простофиля. Он же англичанин, не так ли? Надменный вредный лорд? И как он назвал тебя? Женщиной, которой дают ясно понять, как низко о ней думают. Ее черты исказились от ярости, и у Джеймса не осталось ни единого сомнения в том, что она чувствовала себя оскорбленной.

– Ты мог бы подождать до утра, прежде чем снова сделать гадость, сукин ты сын!

– Извини!

– И ты тоже!

Джеймс потянулся к ней, но она соскочила с кровати.

Он попытался объяснить:

– Я не подозревал, что это так прозвучит, Джордж.

Она пристально поглядела на него:

– Не зови меня так!

Он начинал сознавать всю нелепость происходящего, но его голос оставался спокойным:

– Да, но ты еще не назвала мне своего имени.

– Джорджина.

– Мой Бог! Ты вызываешь у меня сочувствие. Я буду придерживаться Джорджа. Спасибо.

Должно ли его намерение называть ее Джорджем вызвать у нее улыбку? Улыбка почти получилась, правда, с примесью притворного ужаса. Трещина, вызванная разговором о плате за проезд, оставалась.

– Я собираюсь в постель, капитан. В свою постель, – сказала она натянутым голосом, стоя обнаженной и великолепно смотрясь. – Я была бы признательна, если бы вы подыскали для меня утром другое помещение.

– Ну, наконец, мы видим подлинного Джорджа, преодолевшего плохое настроение, да?

– Иди к дьяволу, – пробормотала она, обходя кровать и швыряя одежду.

– Вся раздражительность, все, что я делал, было платой за твою любезность… в моей манере.

– Да, ваши манеры омерзительны, – сказала она, добавив хлестко и презрительно: – сэр.

Он смотрел на нее, мечущуюся по комнате с развевающимися и свисающими до маленькой попки волосами, и хихикал, почти смеялся. Какой восхитительной штучкой она оказалась!

– Как же ты собираешься быть покорным всю неделю,

Джордж?

– Прикусив язык, как же еще? – бросила она ему.

Он рассмеялся, но так ласково, что она не обиделась. Потом повернулся на бок, чтобы видеть все ее ужимки, когда она, швыряя одежду в угол, демонстрировала оскорбленное женское самолюбие. Она тут же осознала, как это выглядит со стороны, и схватила рубашку, чтобы надеть ее. Прикрывшись рубашкой, она хотела было забраться на свою койку, но раздумала и натянула на себя штаны. Явно довольная тем, что теперь она полностью одета, она перекатилась в свой гамак. Легкость, с какой она это сделала, навела Джеймса на мысль, что она не испытывает особых неудобств в этой несколько ненадежной постели.

– Тебе приходилось плавать раньше, Джордж, не так ли? Если не считать твоей увеселительной прогулки в Англию?

– Мне кажется, я достаточно убедительно доказала, что я не Джордж.

– Меня Джордж устраивает, милая девочка. Ты мне больше нравишься как Джордж. И тебе приходилось плавать?

– Конечно, – отрезала она и повернулась лицом к стене в надежде, что он поймет намек, но не смогла удержаться, чтобы не добавить:

– У меня есть собственный корабль, в конце концов.

– Конечно, это так, милая. – Он не стал спорить с ней.

– Это действительно так, капитан.

– Да, конечно, я верю тебе. Что же повело тебя в Англию при такой жгучей ненависти к ней? Она тихо заскрежетала зубами.

– Это не ваше дело.

– Я все равно выясню, Джордж, поэтому лучше скажи мне сейчас.

– Спокойной ночи, капитан. Надеюсь, что вас отвлекут другие мысли…

Она услышала, как он рассмеялся. Он просто не мог сдержаться, представив, что проявление ее нрава этой ночью – почти ничто в сравнении с тем, как бы она вела себя, узнав, что он с самого начала распознал в ней женщину. В следующий раз, когда ему надоест, он, возможно, скажет ей об этом, чтобы только посмотреть, что будет.