– Да, мужчины все-таки женятся, – сказала Джорджина рассудительно и с некоторым сарказмом. – Они даже делают это регулярно – так же, как женщины. Поэтому, может, вы расскажете мне, почему первая и пока еще единодушная реакция на то, что Джеймс женился, была шоком, за которым сразу следовало сомнение? Что здесь такого невероятного, он же не монах.
– Вы абсолютно правы. Никто не смог бы когда-либо обвинить его в том, что он монах. – И говорившая закатилась сдавленным смехом.
Реджи, или Реган, фактически оказалась Реджиной Эден, виконтессой Монтиссийской. Но она была очень молодой виконтессой, всего лишь двадцати лет, и была не крупнее Джорджины. И никто не мог отрицать, что она член клана Мэлори, по крайней мере, со стороны Энтони и Джереми – у нее были те же черные волосы и глаза кобальто-голубого цвета, с которыми родились и они. Но Джорджине объяснили, что вместе с Эми – одной из дочерей Эдварда – она были исключением. Все остальные Мэлори были похожи на Джеймса – блондины и в основном с зелеными глазами.
К своему облегчению Джорджина также обнаружила, что Реджина Эден была очень приятной женщиной. Она нашла ее весьма милой, очаровательной, открытой, привлекательной и очень-очень разговорчивой. Она постоянно шутила с того самого момента, как приехала днем, но особенно после того, как она спросила Джеймса:
– Ну и какой же любовнице ты одолжил мои платья? – И пока Джеймс раздумывал над тем, как легче всего сообщить эти новости, Энтони не удержался и ответил за него:
– Той, на которой он женился, киска.
К счастью, в этот момент киска сидела.
– Невероятно, – прошептала она. – О, это событие! – и так на протяжении нескольких часов.
В это время Джорджина была наверху, где ей укладывала волосы служанка Рослинн – Нетти Макдональд, шотландка средних лет с едва заметным акцентом и бледно-зелеными глазами. Рослинн и Реджина тоже были там, якобы для того, чтобы убедиться, готова ли она встретиться со старшими братьями Джеймса; на самом же деле они хотели удостовериться в том, что она не нервничает, рассказывали ей забавные анекдоты об этой семье и отвечали на все ее вопросы.
– Мне кажется немного странным, что кто-то незнаком с историей дяди Джеймса, – Реджина достаточно успокоилась, чтобы ответить на вопрос Джорджины. – Этот человек поклялся, что никогда не женится, и никто не сомневался, что он был абсолютно серьезен. Но чтобы понять почему, вы должны представить себе, что он был… ну, он…
– Был знатоком женщин? – попыталась помочь ей Джорджина.
– А что, это замечательно сказано! Я то же самое сказала сама.
Джорджина улыбнулась. Рослинн закатила глаза. Она слышала, как эта дерзкая девчонка говорила про ее Энтони то же самое, но она предпочитала называть повесу повесой.
– Но дядя Джеймс не был просто знатоком, – продолжила Реджина. – И могу я быть откровенной?…
– Разумеется, – ответила Джорджина.
Но Рослинн все-таки успела предупредить:
– Не пытайся пробудить в ней ревность, Реджи.
– К бывшим любовницам? – девушка фыркнула. – Что касается меня, то я бесконечно благодарна каждой из бывших любовниц моего Николаса. Без такого опыта…
– Я думаю, мы поняли твой намек, дорогая, – вмешалась Рослинн и не смогла сдержаться от усмешки. – Возможно, что мы даже согласны с тобой, – добавила она, заметив, что Джорджина тоже улыбается.
– Так вот, как я уже говорила, дядя Джеймс был чуть больше, чем просто знаток женщин. Через какое-то время его можно было назвать ненасытным. Утро, день и ночь – и всякий раз с новой женщиной.
– Вздор, – насмешливо сказала Рослинн. – Утро, день и ночь?
Джорджина, затаив дыхание, ожидала услышать сомнение насчет этих нелепых слов «всякий раз с новой женщиной», но, очевидно, эта часть сомнений не вызывала.
– Это абсолютно точно, – настойчиво повторила Реджина. – Спроси у Тони, если мне не веришь, или у дяди Джейсона, чья несчастная судьба сводилась к тому, чтобы пытаться утихомирить буйные похождения Джеймса, когда тот все еще жил дома, – но, могу добавить, без особого успеха. Разумеется, половина из того, что делал когда-либо дядя Джеймс, имела целью позлить Джейсона. Но у Джеймса был действительно буйный характер. Еще мальчишкой он всегда делал все по-своему, всегда хотел отличаться от своих братьев. Неудивительно, что свою первую дуэль он провел, когда ему было двадцать. Разумеется, он выиграл ее. Вы знаете, он выиграл все свои дуэли. Все-таки Джейсон был отличным стрелком и обучил стрельбе всех своих братьев. В то же время Энтони и Джеймс любили и кулачные бои, и многих из их соперников видели на ринге, а не на дуэльной площадке.
– По крайней мере, это не так смертельно. /
– Вы знаете, насколько я могу припомнить, на дуэлях он фактически никогда не убивал. А вот его обозленный противник всегда старался убить своего обидчика.
– Энтони обычно спрашивал своих противников, где им хотелось бы получить свои раны, – вставила Рослинн. – Подобного рода вопрос способен сбить понт с любого.
Реджина хихикнула.
– А у кого, по-вашему, он позаимствовал эту привычку?
– От Джеймса?
– От него самого.
Джорджина начала жалеть, что завела этот разговор.
– Но вы все еще не ответили на мой вопрос.
– Это непосредственно связано с ответом на ваш вопрос, моя дорогая. К тому времени, когда дядя Джеймс переехал в Лондон, он уже превратился в распутника, о котором ходила дурная слава. Но больше он уже не гонялся за юбками, потому что в этом не было необходимости. К этому времени они сами преследовали его, и большинство из тех женщин, бросавшихся на него, были замужем.
– Мне кажется, я начинаю понимать, – сказала Джорджина.
– Почти все вызовы ему на дуэль были вполне легитимны – они исходили от обманутых мужей. Ирония заключается в том, что Джеймс, возможно, брал то, что ему предлагалось, но никогда не целовал и не рассказывал. Те спятившие женщины настолько втюривались в него – ведь моложе он был чертовски симпатичным мужчиной, что даже хвастались, если он удостаивал их нежного взгляда. Поэтому неудивительно, что он не испытывал особого уважения к браку, видя воочию сплошные супружеские измены.
– Которым, кстати, тоже способствовал, – сказала Джорджина немного раздраженно.
– Этого нельзя отрицать, – Реджина усмехнулась. – В конце концов, он был в Лондоне самым скандально известным повесой. Он превзошел в этом даже Тони, а уж тот был знаменит в свое время скандалами.
– Я буду тебе благодарна, если ты не перейдешь на Энтони, – сказала Рослинн. – Этот повеса совершенно изменился.
– Ну, должна тебе сказать, что и мой Николас тоже теперь другой. Что же касается дяди Джеймса, то неудивительно, что, видя в течение многих лет лишь худшую сторону брака, он презирал лицемерные разговоры о нем и неверных жен в особенности, которыми изобилует свет. Он дал клятву, что никогда не женится, и мы все думали, что он не шутил.
– Я уверена в этом. В конце концов он даже не просил меня выйти за него замуж.
Реджина не спрашивала об этом. Ей уже рассказали, что Джеймс был вынужден жениться, и к тому же он сам ей сказал – до того, как это сделал Энтони. Но все же она поставила под сомнение слово «вынужден».
– Для меня, Джорджи, все это удивительно, – сказала она задумчиво. – Ты просто не знаешь моего дядю Джеймса.
– Но именно поэтому ты и рассказываешь мне о нем. Все-таки вряд ли я узнаю что-нибудь о нем от него самого. Нет ли еще чего-нибудь такого, что, по-твоему, я обязана знать?
– Ну, тот факт, что какое-то время семья не признавала его. Он уехал тогда из Англии примерно на десять лет. Конечно, сейчас он восстановлен в прежних правах. Вряд ли он рассказывал тебе об этом?
– Нет, не рассказывал.
– Ну тогда ты должна сама расспросить у него, поскольку это не мое дело.
– Что он был тем бесславным капитаном Хоком?
Глаза у Реджины вспыхнули.
– Так, значит, он все же рассказал тебе?
– Нет, он признался в этом моим братьям, после того как они узнали его. Я полагаю, что это было ужасное невезение, когда двое из них случайно столкнулись с Джеймсом в море еще до того, как он бросил пиратство.
Реджина ахнула.
– Ты хочешь сказать, что твои братья все знали? Господи, какая это удача, что они не повесили его!
– Вообще-то они хотели это сделать, особенно Уоррен, – сказала Джорджина с отвращением. – Джеймс во стольком признался в ту же ночь, что заслуживал веревки.
– И каким же образом… он остался в живых? – осторожно спросила Реджина.
– Он сбежал.
– С вашей помощью?
– Ну, я не могла позволить, чтобы Уоррен сделал по-своему, поскольку он зол на Джеймса из-за меня. Он – сам бабник, лицемер чертов.
– Ну что ж, как говорят, все хорошо, что хорошо кончается, – сказала Рослинн, на что Реджина фыркнула.
– На мой взгляд, не так уж хорошо, что дядя Джеймс восстановил против себя всю ее семью.
– Реджи, ты же не думаешь в самом деле, чтобы такая мелочь, как эта, беспокоила его? Особенно, когда он здесь, а они – за океаном. Когда он будет готов, уверена, что он помирится с ними ради Джорджи.
– Кто? Джеймс?
Явный скептицизм Реджины вызвал у Рослинн приступ смеха, который наполнил всю комнату.
– Возможно, что ты права. Он – мужчина, который не сойдет со своего, чтобы простить или забыть. Твой несчастный муж узнал это из первых рук, не так ли?
– Не напоминай мне об этом. И я уверена, что Николас сегодня вечером получит большое удовольствие обменяться колкостями, особенно если он услышит, что Джеймс женился при тех же обстоятельствах, что и Николас женился на мне. – Заметив вопросительный взгляд Джорджины, она добавила: – Твой муж был не единственным, кого подталкивали к алтарю. В случае Николаса это приняло форму небольшого шантажа, небольшого подкупа, и, конечно, Тони молился, чтобы тот не передумал, иначе он угрожал разрезать Николаса на мелкие кусочки.
– А Джеймс?
– О, он в этом не участвовал. Мы даже не знали, что он уже вернулся в Англию. Но, как случается, мой муж тоже однажды столкнулся с капитаном Хоком в море. Поэтому если они окажутся сегодня вечером смертельными врагами, не обращай на это внимания.
На это Джорджина разразилась смехом.