Душою предан низменным соблазнам,
Но чужд равно и чести и стыду,
Он в мире возлюбил многообразном,
Увы! Лишь кратких связей череду
Да собутыльников веселую орду.
Байрон. Паломничество
Чайлд Гарольда, Песнь I[2]
— Лангли, вы не видели моего брата? — прошептала Эвелина, когда дворецкий поднес ей шаль.
— Он в гостиной, мисс, читает утреннюю газету, — так же тихо ответил дворецкий. — Думаю, у вас есть еще по меньшей мере минут пять.
— Великолепно! Я буду у тетушки Хаутон. Дворецкий открыл дверь, проводил девушку наружу и помог ей взобраться в семейную коляску Раддиков.
— Очень хорошо, мисс Раддик.
Он тихонько затворил за ней дверь, но Эви не осмелилась перевести дыхание, пока кучер благополучно не выехал по короткой подъездной аллее за ворота. Слава Богу! Хватит ей уже слушать бесконечные жалобы Виктора на то, что она «упустила такой прекрасный шанс очаровать лорда и леди Гладстон».
Если он попробует послать ее к ним еще раз или же начнет указывать ей, с кем говорить, а с кем нет у тетушки, то Эви попросту сбежит из Лондона и присоединится к бродячему цирку.
Карета шумно катилась вверх по Честерфилд-Хилл, после чего повернула на северо-восток, подальше от центра. Дом, в котором жили ее дядя с тетей, так долго принадлежал Хаутонам, что высшие слои лондонского общества переехали, а он остался здесь. И все же дом был великолепным, но поскольку большую часть соседей теперь составляли торговцы да адвокаты, тетушка Хаутон просто не поднимала шторы на окнах.
Пятнадцатью минутами позже кучер свернул на Грейт-Титчфилд-роуд, как делал обычно, и Эви подалась вперед. По левой стороне улицы тянулась длинная череда серых бараков — некогда пристанище армии Георга II, ныне — место обитания приюта «Заря надежды».
Большинство людей, принадлежащих к высшим слоям общества, закрывали занавески своих колясок, предпочитая думать, что этого места попросту не существует. Для Эви, однако, в последнее время это заведение было чем-то гораздо большим, чем простое бельмо на глазу. Дело в том, что Эвелина однажды успела заметить в окнах лица детей, выглядывавших на улицу. Смотревших на нее.
Примерно неделю назад она набрала с собой большую сумку конфет, других сладостей и побольше еды и попросила Филиппа остановить коляску. Подойдя к тяжелым деревянным дверям, она нашла в себе силы постучаться. Дети бурно радовались ее появлению — или скорее конфетам, которые она раздала им. И в целом эта встреча оказалась очень… поучительной.
Эвелина тут же решила, что приедет сюда еще, однако экономка, окинув девушку скептическим взглядом, грубо попросила ее уйти, после чего неохотно сообщила, что любые пожертвования могут производиться лишь с согласия членов попечительского совета приюта.
Эвелина прижалась к окну кареты.
— Филипп, останови, пожалуйста, здесь.
Кучер съехал к обочине и осадил лошадей. Попечительский совет собирался именно сегодня — в это самое время, если говорить точно. Филипп открыл перед ней дверь, и Эви встала.
— Подожди, пожалуйста, меня здесь, — сказала девушка через плечо. Она осторожно перешла оживленную улицу и направилась к высокому мрачному зданию. Может, хоть здесь ей удастся стать полезной.
Экономка с серьезным лицом открыла тяжелые двери и удивленно уставилась на девушку.
— Да, мисс?
— Вы сказали, что попечительский совет собирается сегодня утром. Это правда?
— Да, но…
— Мне нужно кое-что обсудить с этими людьми.
Экономка продолжала недоверчиво смотреть на Эви, и тогда та напустила на себя одно из самых высокомерных, заносчивых и наиболее действенных выражений лица, обычно практикуемых ее братом, и подняла одну бровь. Все еще колеблясь, женщина повернулась и повела Эвелину к винтовой лестнице.
Следовавшая за ней девушка усилием воли пыталась подавить все возрастающее чувство тревоги, смешанное с предвкушением. Она ненавидела публичные речи и, когда приходилось выступать перед аудиторией, начинала заикаться как гусыня. С другой стороны, еще меньше ее прельщала перспектива прозябать в праздности или же помогать Виктору в его амбициозных планах и общаться с «правильными людьми». При этой мысли Эвелина даже поморщилась от отвращения. Сейчас она действует по собственной воле и желанию. Она действует ради себя — и тех детишек, которых бросили в стенах мрачных серых бараков.
— Подождите здесь, — велела ей экономка.
Бросив последний взгляд назад, словно пытаясь удостовериться, что Эвелина не передумала и не сбежала, женщина постучала в массивные дубовые двери. Услышав разрешение войти, она толкнула створку и исчезла в открывшейся комнате.
Эви бросила взгляд на часы, висевшие на стене. Тетушка будет ждать ее сегодня утром, и если племянница не приедет вовремя, она пошлет кого-нибудь к Виктору, чтобы сообщить, что Эвелина пропустила «Политическое чаепитие женщин Западного Суссекса». Какое глупейшее название для горстки особ женского пола, которые не занимаются ничем, кроме как вышивают носовые платки цветами определенных политиков. И попутно сплетничают о тех, кто на столь важное собрание не пришел. Дверь снова отворилась.
— Проходите, мисс.
Обхватив себя руками, чтобы скрыть дрожь, Эвелина прошла мимо экономки в просторную, шикарно обставленную комнату — видимо, в былые времена здесь обитал офицерский состав томившейся в бараках армии. Ей приходилось видеть еще большую пышность в домах Мейфэра, но сейчас Эвелину больше всего поразило то, как сильно обстановка отличалась от простых серых коридоров и комнат, расположенных этажом ниже.
Как только она переступила порог, с полдюжины мужчин приветственно поднялись со своих мест, взмахивая руками в задымленном воздухе, как будто желая очистить его от запаха дорогих сигар.
Волнение Эви почти сразу улетучилось — слава Богу, всех присутствующих она знала.
— Доброе утро, мисс Раддик! — проговорил сэр Эдвард Уиллсли, удивленно подняв брови. — Что же привело вас сюда в такой прекрасный день?
Эвелина сделала реверанс, хотя по положению была выше большинства присутствующих. Вежливость и лесть всегда приносят больше результатов, чем простое соблюдение формальностей.
— Меня привел сюда приют «Заря надежды», сэр Эдвард. Некоторое время назад мне сказали, что если я хочу жертвовать своим временем и…-некоторыми другими вещами для этого заведения, мне нужно разрешение совета попечителей. — Она улыбнулась. — А это и есть вы, разве нет?
— О да, это и есть мы, юная мисс.
Лорд Талиранд покровительственно улыбнулся ей в ответ, будто бы обращался к слабоумной больной. Эви знала, что выглядит немного наивно, если не сказать хуже. И по какой-то причине джентльмены, особенно те из них, кто задумывался о женитьбе, делали вывод, что если она симпатичная и невинная, значит, явно не блещет умом. Сначала это забавляло ее, но в последнее время все больше хотелось пустить слюни, как и подобает настоящей идиотке.
— Значит, мне не остается ничего другого, кроме как попросить вашего разрешения, — проговорила она, махнув ресницами в сторону Тимоти Ратледжа — единственного неженатого мужчины из присутствующих. Быть глупенькой иногда очень выгодно. А мужчины порой так доверчивы.
— А вы уверены, что не хотели бы проводить время где-нибудь еще, в более приятной обстановке, мисс Раддик? Некоторые сироты здесь, я бы сказал, ведут себя не совсем цивилизованно.
— Именно поэтому я и пришла, — ответила Эвелина. — Как я уже упоминала, у меня имеются некоторые средства. И с вашего великодушного разрешения я хотела бы организовать…
— Великосветское чаепитие? — перебил за ее спиной низкий мужской голос.
Эви резко обернулась. Лениво привалившись к дверному косяку, держа в одной руке фляжку, а в другой — свои перчатки, стоял маркиз де Сент-Обин и смотрел на нее. Выражение его зеленых глаз заставило ее проглотить уже вертевшийся на языке резкий ответ. Эвелина и раньше видела циничных людей. В ее кругу практиковаться в цинизме было делом обычным, но в этом было что-то неестественное и наигранное. А в светлых глазах маркиза, в его подтянутом красивом лице с высокими скулами и подбородком, в губах, снова изогнувшихся в ухмылке, цинизм был таким неподдельным и искренним, что Эвелина почти чувствовала его вкус.
Однако в облике этого человека она увидела и еще кое-что. Эвелина сглотнула.
— Милорд, — спустя несколько секунд проговорила она. В голове ее роились сотни мыслей. Какого черта он здесь делает? Эвелина вообще не думала, что этот тип ходит куда-то в дневное время.
— Или хор сироток? — продолжил он, словно бы не услышав ее.
Остальные мужчины захихикали, и Эви почувствовала, что ее щеки горят.
— Все совсем не так!
— Или веселый бал-маскарад? — Сент-Обин выпрямился и направился к Эви. — Если вам скучно, я могу предложить кучу других занятий, чтобы вы могли развеяться.
Его тон говорил о том, что все эти слова сказаны маркизом вполне серьезно. Лорд Талиранд откашлялся.
— Оскорблять нашу гостью вовсе не обязательно, Сент-Обин. Напротив, мы должны быть благодарны юной леди за то, что она изъявила желание потратить свое время и деньги на наш…
— Деньги, вы сказали? — повторил маркиз, все еще не отрывая глаз от Эвелины. — Тогда меня не удивляет то, что все присутствующие так тяжело задышали.
— Помолчите, Сент-О…
— Так вот каковы ваши планы, мисс Раддик? — спросил он, обходя ее кругом, словно пантера, готовая к нападению.
— Я… еще не совсем…
— Решила? — закончил за нее Сент-Обин. — Вы вообще отдаете себе отчет в том, что здесь делаете? Или просто проезжали мимо и решили, что побывать в приюте — это своего рода маленькое приключение?
— Я побывала в приюте еще на прошлой неделе, — ответила Эви, взволнованная тем, что ее голос вдруг начал дрожать. Так всегда бывало, когда она злилась, однако сейчас дрожь могла быть вызвана вовсе не гневом, а напротив — страхом. — Я уже сказала, что для добровольных пожертвований мне нужно было одобрение совета попечителей. Поэтому, если вы не возражаете, я продолжу с ними обсуждение этого вопроса.
Какую-то долю секунды на его губах играла улыбка, потом маркиз снова стал серьезен.
— Я председатель этого маленького счастливого собрания, — поведал он. — И поскольку у вас нет четко продуманного плана вашей благотворительной деятельности, как, впрочем, и понятия о том, каким образом делаются пожертвования, лучше всего будет, если вы унесете отсюда свою прелестную попку и займетесь теми глупостями, которыми обычно заполняете свои дни.
— Сент-Обин, ну что вы… — залопотал мистер Ратледж.
Никто еще так не говорил с Эвелиной. Даже Виктор ухитрялся облекать свои речи в более вежливую форму. Решив, что еще одно слово из ее уст попросту скомпрометирует ее как леди, Эвелина резко развернулась и гордо прошествовала в коридор. Однако пройдя один лестничный пролет, она остановилась.
Всем известно, что Сент-Обин — мерзавец. Ходили слухи, и Эви им верила, что он уже дрался несколько раз на дуэлях и что ревнивые мужья больше не бросают ему вызовов, потому что маркиз никогда не проигрывает. А что касается его репутации в отношении женщин…
Эви одернула себя. Она же пришла сюда с определенной целью. Что бы там ни говорил Сент-Обин, причина, приведшая ее сюда, все еще имела место быть. И для Эвелины она была очень важной. По правде сказать, эта ее затея была единственной полезной вещью за последнее время, ведь все остальное, чем Эвелина занималась, было несерьезным и несущественным.
— Мисс?
Эви огляделась. Три маленькие девочки — старшей из них не было и двенадцати лет — стояли у высокого узкого окна. Они играли с куклами, поняла Эвелина, заметив пару потрепанных фигурок, старательно усаженных на подоконнике.
— Да? — тепло улыбнувшись, спросила она.
— Это вы принесли на прошлой неделе конфеты? — спросила самая высокая из девочек с коротко подстриженными рыжими волосами.
— Да.
— А сегодня вы принесли еще?
Эви с трудом удержалась, чтобы не нахмуриться. Она планировала, что поговорит с советом, после чего поедет на чай к тетушке. О конфетах она забыла напрочь.
— Мне очень жаль, но сегодня я ничего не принесла.
— О… Извините тогда… — Девочки снова обратили свое внимание на кукол, будто бы Эвелина просто перестала для них существовать.
Но если им нужны лишь сладости, то, может, ей пойти куда-нибудь еще? Эвелина подошла к детям, старательно удерживая на лице дружелюбную улыбку. Ей очень не хотелось испугать малышек.
— Может быть, вы хотите чего-нибудь еще? — спросила она. Рыженькая девчушка посмотрела ей в лицо.
— Я съела бы хлебный пудинг с корицей и яблоками.
— Пудинг? Так это же чудесно! А ты? Самая маленькая нахмурила бровки.
— Мне не хочется об этом думать. А вы что, кухарка?
— Боже, нет! Я Эви. Я приехала вас навестить. Девочки продолжали смотреть на нее. Было видно, что ее слова их не впечатлили.
— Как вас зовут? — нарушила неловкое молчание Эви.
— Молли, — ответила рыженькая, потом ткнула локтем соседку. — А это Пенни и Роза. А вы принесете нам пудинг?
— Думаю, что это вполне в моих силах.
— Когда?
— Завтра утром у меня будет свободное время, — ответила Эви. — Каков у вас распорядок дня?
Роза хихикнула.
— Вы вернетесь завтра?
— Если вы этого хотите.
Молли схватила малышку за руку и потащила по коридору.
— Если вы принесете хлебный пудинг, то можете приходить в любое время!
— То есть мне разрешат сюда прийти?
— Нет, не разрешат.
Для такого высокого мужчины маркиз де Сент-Обин двигался очень тихо. Сделав глубокий вдох, Эвелина повернулась к лестнице. Позади нее девочки шумно неслись по огромному коридору. Еще через секунду хлопнула дверь.
— А есть вообще люди, которым вы нравитесь? — спросила Эви, глядя ему в глаза.
— Я таких не знаю. Вы должны были уйти.
— Я еще не была готова покинуть это место.
Он слегка наклонил голову, в его глазах читалось удивление. Нет сомнения, что мало кто решался прекословить ему. И если бы не его грубое нападение на нее несколькими минутами раньше, Эвелина вряд ли осмелилась бы говорить с маркизом так, как сейчас. Как сказала вчера вечером леди Глад-стон, у него очень и очень плохая репутация.
— Думаю, сейчас вы уже готовы идти? — Он показал на лестницу, и выражение его лица говорило о том, что Эвелине придется уйти, хочет она того или нет. Эвелина решила, что лучше постараться сохранить остатки своего достоинства, и вернулась на лестницу.
— Почему вы не хотите, чтобы я помогала этим детям? — спросила она через плечо, слыша шаги за своей спиной. — Ведь вам же это ничего не будет стоить.
— Очень скоро вам надоест таскать сюда конфеты и пудинги, или же приюту придется платить огромные суммы врачам за лечение детских зубов.
— Я заговорила о сладостях только для того, чтобы привлечь их внимание. Я заметила, что особого повода доверять старшим у них нет.
— Ваше сострадание заставляет мое сердце разрываться на части.
Эвелина развернулась и остановилась так резко, что маркиз чуть не налетел на нее. Сент-Обин навис над девушкой, но Эви твердо выдержала высокомерный и циничный взгляд этого мерзавца.
— А я и не знала, что у вас есть сердце, милорд.
Он кивнул:
— У меня его и нет. Это были просто слова. Идите домой, мисс Раддик.
— Нет, я хочу помочь.
— Во-первых, я сомневаюсь, что вы имеете хоть малейшее представление о том, что в действительности нужно детям и самому приюту.
— Да откуда…
— А во-вторых, — продолжал Сент-Обин тихим голосом, спустившись на одну ступеньку, так что ее лицо оказалось на одном уровне с его промежностью, — я могу придумать место, гораздо более подходящее для вас, где вы сможете приносить максимум пользы.
Лицо Эви залилось румянцем, но она не стала шарахаться.
— И что же это за место?
— Моя постель, мисс Раддик.
Несколько секунд она не могла ничего сказать и просто смотрела на него. Ей и раньше делали подобные намеки и предложения, но никогда она не получала приглашений от людей, подобных… ему. Он просто хочет шокировать ее, заставить уйти. Вот почему маркиз и сказал все это. Все, что ей нужно, — это заставить себя сделать вдох. Эви кашлянула.
— Сомневаюсь, что вам известно хотя бы мое имя, милорд.
— Известно, конечно, но не думаю, что это что-либо меняет, Эвелина Мария.
Его низкий голос тесно обвивал ее имя мягкими кольцами, и Эви невольно вздрогнула. Неудивительно, что у него такая разрушительная репутация среди женщин.
— Что ж, признаю, что удивлена, — ответила она, стараясь не давать волю нервам. — Но вы интересовались моими конкретными планами в отношении благотворительной помощи приюту. Именно их я вам представлю — и ничего более.
Он снова улыбнулся, отчего его лицо стало красивым, однако в глазах все еще поблескивали искорки цинизма, таившиеся там с самого начала их разговора.
— Посмотрим. А пяльцы для вышивания туда будут прилагаться?
Эвелине хотелось показать ему язык, но негодяй, чего доброго, еще расценит это как своего рода соблазнение. Да и что она вообще делает здесь, посреди лестницы, и о чем говорит с печально известным маркизом де Сент-Обином?
— Всего доброго, милорд.
— До встречи, мисс Раддик.
Сент смотрел, как она вышла, после чего снова поднялся наверх, чтобы взять свою шляпу и пальто. Из всех беспокойных женщин, старающихся облегчить свою скуку, приезжая в приют со сладостями, Эвелина Мария Раддик удивила его больше всего. Ее политически честолюбивый брат, несомненно, даже не догадывался, что она поехала сюда: ведь ни одна уважающая себя женщина, желающая к тому же помочь политической карьере своего родственника, не покинет Мейфэр, чтобы побродить среди бедных. С другой стороны, каждый раз, когда маркиз видел на всякого рода званых обедах Эвелину и ее подруг, вид у нее был скучающий и важный, и Сент-Обину было вполне понятно, почему она не смогла устоять перед соблазном растянуть немного удовольствие побыть с сиротками.
— Милорд, — в дверном проеме нижнего этажа появилась экономка, — вам что-нибудь еще нужно?
— Нет. Хотя я не заметил, чтобы вы что-то уже для меня сделали, — ответил он, пожав обтянутыми теплой тканью плечами.
— Я… что, прошу прощения?
— Те сироты, которые были сейчас в холле, занимались чем-то полезным? — спросил он. Маркиз потряс в руках свою фляжку, прежде чем засунуть ее обратно в карман. Снова пустая. Ну почему эти дурацкие штуковины не делают большими?
— Я не могу быть во всех местах одновременно, милорд.
— Тогда позаботьтесь хотя бы о том, чтобы следить за передвижениями непрошеных гостей, — закончил Сент-Обин. Экономка даже сделала шаг назад, такой возбужденной стала речь маркиза.
— Вот я и присматриваю за вами, милорд.
Сент сделал вид, что не слышал последних слов, дабы избежать дальнейших пререканий и споров с этой неприятной женщиной. В любом случае он не мог винить ее за это высказывание. Местный персонал, несомненно, хотел видеть здесь Сент-Обина как можно реже. То же самое можно было сказать об остальных членах совета попечителей. И единственный, кому этого хотелось еще меньше, был сам маркиз.
Его экипаж выехал на улицу и обогнул здание, чтобы стать у самых дверей. Маркиз задумчиво смотрел, как коляска Раддиков скрылась за дальним поворотом. Она еще раздумывала, уходить ей или нет! И это после того, как он открытым текстом велел ей уезжать! Гм…
Эта девушка очень, очень привлекательна, однако предложение лечь к нему в постель было не более чем попыткой напугать ее. Бог свидетель: для него Эвелина Раддик была слишком ангельски невинным существом. И все же ее прекрасные серые глаза так соблазнительно расширились, когда он бросил ей это оскорбление…
Сент легонько усмехнулся, забираясь в экипаж, и скомандовал кучеру отправляться к «Джентльмену Джексону». Нет сомнения, что эти милые серые глазки больше никогда не посмотрят в его сторону. И слава за это Люциферу. У Сент-Обина и без таких пустоголовых ангелочков было чем заняться.