Глава 14

Ночь мы снова проводим в одной постели. Я жмусь к стене, а Бранибор ложится с краю и сразу же отворачивается, всем своим видом показывая, что не намерен домогаться или делать что-то подобное.

Признательность тёплым щекочущим чувством растекается в груди, вызывает желание поблагодарить князя, но я не решаюсь. Хотя, если подумать, благодарить-то мне его не за что. Он не насилует, так это не особая милость, а нормальное человеческое отношение. Вроде бы понимаю это, но всё равно не могу отделаться от мысли, что Бранибор запросто мог заставить меня подчиниться, но не делает этого. И такое поведение не может не вызывать уважение.

Укутываюсь в меховое покрывало, прислушиваюсь к треску дров в печи, к ровному дыханию большого мужчины рядом и вскоре засыпаю.

Ночью несколько раз пробуждаюсь ненадолго. Неясная тревога сжимает внутренности. Но открыв глаза, вижу рядом огромного, сильного мужчину и тут же успокаиваюсь. В сердце растёт и ширится уверенность – он не обидит, а наоборот, защитит от любой опасности. Когда князь рядом бояться нечего. Вздыхаю умиротворённо и вновь погружаюсь в сон.

Утром просыпаюсь на рассвете, потревоженная тихими шагами и шорохом одежды.

Вижу, как сквозь стёкла пробивается сероватый свет, но по углам светлицы прячутся тени, потому как солнце ещё не взошло, а лишь готовится показаться из-за края неба.

Князь уже на ногах, полностью одет, а смоляные волосы завязаны в низкий хвост и переплетены кожаным шнуром с множеством узелков на длинных кончиках. Это его шаги спугнули мой сон.

Кутаюсь в покрывало и приподнимаюсь на кровати. В комнате немного прохладно – дрова прогорели, но печь ещё хранит остатки тепла.

Бранибор замечает, что я проснулась и подходит к постели.

– Чего подскочила, серденько моё? Рано ещё. Укладывайся дальше почивать, краса ненаглядная, сил набирайся. Позже Улька печь истопит, тогда и встанешь, – говорит тихим голосом и смотрит ласково.

Сердце сжимается и, подпрыгнув, несётся вскачь. Эта нежданная заботливость смущает и вызывает противоречивые чувства. С одной стороны, трогает до глубины души. А с другой, ощущаю себя недостойной такого обращения, вроде как не заслужила его.

Желая скрыть смущение, укладываюсь обратно и закрываю глаза. Чувствую, что мужчина всё ещё стоит рядом, кожа начинает гореть под его пристальным взглядом. И оттого смущаюсь ещё сильнее, зарываясь лицом в мех покрывала.

Лежу так, пока не слышу стук захлопнувшейся двери, и лишь после этого решаясь вновь открыть глаза.

Из одежды на мне лишь длинная нижняя сорочка. Чулки, верхнее платье, шерстяная кофта, которую Улита назвала душегреей, — всё это осталось лежать на сундуке за ширмой, где я разделась вчера вечером. Отбрасываю покрывало и, сунув в ноги в мягкие домашние башмаки, быстро пересекаю комнату, ёжась от прохлады.

По сути, мне нечем заняться в отсутствие Улиты или князя, но и валяться в постели тоже не хочется. Уснуть уже вряд ли получиться, а просто перематывать в голове тягостные мысли и жалеть себя, глядя в потолок, я не намерена.

Хватит, настрадалась уже! Пора действовать и как-то жить дальше. Нужно привыкать к этому миру, попробовать разобраться, как устроен местный быт. Ведь, вполне возможно, мне придётся задержаться здесь надолго.

Одеваюсь, причёсываюсь, топаю в смежную комнатку, чтобы умыться. Здесь ещё прохладнее, чем в спальне, а вода в умывальнике – ледяная. Морщусь, фыркаю, но упорно умываюсь, а затем вытираюсь льняным полотенцем.

На самом деле, я та ещё неженка. Жила в тепличных условиях, почти никуда не выходила, постоянно сидела на строгой диете, чтобы не набрать вес, и боялась сквозняков. Там в другом мире, эта жизнь меня вполне устраивала, но сейчас вдруг показалась пресной и скучной до безумия.

Не хочу так! Хочу, как та девушка из сна легко передвигаться по лесу, стать сильной и выносливой. Очень хочу: никого не боятся, не перед кем не отчитываться, не спрашивать разрешение перед любым своим действием.

Возвращаюсь в спальню и первым делом шагаю к печке. За ней находятся полки с посудой и разной утварью, назначение которой мне не слишком понятно. Но здесь нет чугунков, горшков и ухватов. Видимо, потому что в этой печи не готовят, а используют для обогрева помещения. Посуды тоже немного.

Улита рассказывала, что в своих покоях князь обедает нечасто, обычно для этой цели используется гридница – большой зал, где вместе с ним трапезничают дружинники и приближённые люди.

Отодвигаю печную заслонку и заглядываю внутрь. Печь бы неплохо почистить от золы и заново растопить. Мелькает мысль попробовать сделать это самостоятельно, но сразу же понимаю, что ничего не получится.

Улита проносила с собой совок и ведро, куда ссыпала золу. Да и непонятно, как именно разводят огонь в этом мире. Спичек поблизости точно не наблюдается.

Отхожу от печи к резному столу, расположенному возле одного из окон. Здесь лежат несколько толстых томов в кожаном переплёте, деревянная табличка, покрытая воском, стоит чернильница с пером, несколько листов писчего материала, неизвестного происхождения. Это точно не бумага, но и не береста, что-то рукотворное и довольно плотное.

Открываю одну книгу, пробегаюсь глазами по строчкам. Буквы крупные, витиеватые. На привычный для меня алфавит, эти старательно выведенные знаки, совершенно не похожи.

В углу стола стоит резной сундучок, украшенный завитушками и загогулинами из серебристого металла. На нём нет замка, а крышка слегка приоткрыта.

Протягиваю руку, чтобы откинуть её полностью, и замираю в нерешительности. Сомневаюсь. Имею ли я право рыться в личных вещах князя? Скорее всего – нет. Но любопытство берёт своё. Быстро оглядываюсь на дверь и, открыв сундучок, заглядываю внутрь.

Загрузка...