Неразгаданные сердца

ГЛАВА 7

Затаив дыхание, Амисия прошмыгнула за окованную железом дверь своей каморки. Она пробралась в замок незамеченной: по отмели, затем через конюшню и по черной лестнице.

— Наконец-то! — всплеснула руками Келда и буквально втащила подругу внутрь. — Моя матушка ежечасно присылает горничную справиться о твоем здоровье.

— Надеюсь, никто не обнаружил, что меня нет? — выдохнула Амисия.

В этот самый миг из-за полога выскочила Мелли, путаясь в юбках от волнения и спешки.

— Надо мне скорей бежать на кухню, — затараторила она. — Уж сколько времени прошло! Орва с меня голову снимет. — Она бросилась к двери и исчезла, пока молодым хозяйкам не взбрела в голову еще какая-нибудь шальная проделка.

Амисия проводила испуганную девушку взглядом и прикусила губу. В прошедшие сутки она была всецело поглощена тем, как бы сорвать злодейские замыслы Темного Лорда, и не подумала, во что это обойдется другим — например, верной Мели. Теперь оставалось только бежать к Орве, чтобы шепнуть ей на ухо пару слов, пока ее гнев не обрушился на несчастную прислужницу.

— Я вижу, тебе не все равно, что будет с Мелли, — вспылила Келда. — А обо мне ты подумала? Мне пришлось обмануть матушку за завтраком, а потом еще врать ей все утро. Она сходит с ума от беспокойства.

Амисия не ожидала такого выпада от своей подруги и сторонницы. Да, ей случалось совершать необдуманные поступки, но ведь на этот раз она все тщательно взвесила и доходчиво объяснила Келде, что Галену и его спутникам грозит тюрьма, а то и увечье или даже смерть от рук Гилфрея. Перед этим отступают неудобства, причиняемые другим. Но, похоже, доводы Амисии не убедили ее подругу.

По обоюдному соглашению Келда должна была сказать матери, что у Амисии разболелась голова. Непонятно, почему такой пустяк послужил причиной крайнего беспокойства Анны. Не успела Амисия задать этот вопрос, как дверь распахнулась и на пороге появилась сама Анна. Она уперла руки в бока и, вздернув брови, обвела фигуру Амисии пристальным взглядом, от спутанных волос и запыленного плаща до грязных башмаков. Все стало ясно без слов.

— Мне уже лучше, — торопливо заверила ее Амисия. — Вот, решила пройтись по парапету, чтобы немного развеяться, а то голова — словно чугунная. — Она потерла виски, а потом запустила пальцы в шелковистую каштановую гриву. — Ох, не судите строго, я со сна не расчесала волосы. — Она как бы невзначай уронила плащ на сундук, стоявший в ногах ее кровати.

Губы Анны едва заметно скривились в иронической усмешке. Расспросы были излишни — утром этой бунтарке представилась долгожданная возможность, которая теперь была безнадежно утрачена. Однако Анна сочла нелишним сообщить девушке об упущенном:

— Жаль, что ты не ко времени расхворалась. Леди Сибилла хотела во что бы то ни стало видеть тебя — как раз сегодня утром.

Амисия понурила голову. Ее мать — такая неземная, словно обитающая в потустороннем мире — никогда ни о чем не просила. Если она призвала к себе дочь, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Она твердила, — добавила Анна, — что дело не терпит отлагательств.

Амисия совсем сникла под укоряющим взглядом Анны. Обе они знали, что леди Сибилла никогда не позволит себе не то что лжи — даже преувеличения. Если уж она сказала, что дело не терпит отлагательств, сомневаться в этом не приходилось. Но и без того Амисия упустила возможность перешагнуть через разделяющую их преграду.

— Я побегу к ней прямо сейчас. — Амисия и прежде чувствовала себя виноватой, а теперь готова была сквозь землю провалиться. В последние несколько недель мать все больше времени проводила в молитвах — видимо, ее снедала какая-то тайная тревога. Анна схватила Амисию за руку.

— Поздно. Барон прознал, что она призывала тебя к себе — не иначе как ему донесла Мэг. — Уголки ее рта презрительно опустились, но это не могло выразить и малой доли того отвращения, которое жители замка питали к угодливой старухе, прислуживающей барону. — Ума не приложу, как она успевает за всеми нами следить — крадется, будто тень. — Анна тряхнула головой, словно отгоняя навязчивый образ. — Он ринулся к хозяйке в келью, а когда вышел, объявил во всеуслышание, что она уединяется на неделю, чтобы поститься и возносить молитвы.

— Если уж она пожелала меня видеть утром, — Амисия, насупившись, пыталась высвободить руку, — то не откажется принять и сейчас.

— Может, и так, — удрученно кивнула Анна, и горечь в ее голосе заставила Амисию остановиться. — Да только сэр Гилфрей приставил к ее дверям Мэг, чтобы леди Сибиллу никто не беспокоил. Трогательная забота, верно?

Амисия приникла к тяжелой двери, словно только эта преграда и отделяла ее от матери.

— Выходит, я не могу явиться на материнский зов. — Она была совершенно убита.

— Придется выждать по меньшей мере семь дней, — подтвердила Анна. — И моли Господа, чтобы наш лорд не уморил ее голодом под видом поста.

Этот пост, подумала про себя Анна, больше походит на кару за помыслы, которые вынашивала Сибилла, призывая к себе дочь.

— Э-ге-гей, Гален! — позвал Карл.

Гордые боевые кони, впряженные в жалкую крестьянскую колымагу, являли собой совершенно нелепое зрелище. Гален, нетерпеливо поджидавший в густых зарослях, грустно улыбнулся, выходя на узкую дорогу. Ждать пришлось долго — да еще перед тем они трое суток таились в пещере, пока барон и его приспешники раз за разом прочесывали лес. В течение этих трех суток вынужденного заточения Гален, пренебрегая опасностью, ежедневно пробирался на безлюдную лесную поляну, как только спадала вода.

— Вижу, тебе удалось прикупить зерна, — сказал Гален, взглянув на туго набитые мешки, громоздившиеся за спиной Карла.

— Как ты и предвидел, мельник чуть не плясал от радости, когда к нему явился покупатель с полной мошной. В округе, как видно, немногие могут уплатить за помол или за мешок зерна.

— Что ж, первый шаг сделан. — С той небрежной легкостью, которая дается только постоянными физическими упражнениями, Гален вскочил на козлы и оказался рядом с другом. — Мельник разжился монетами. Что особенно важно, деньги он заработал честным трудом. Барон не сможет утверждать, что это подачка от разоривших его грабителей.

Карл покосился на друга и встретил его довольный, насмешливый взгляд.

— Вместе с зерном мельник всучил мне и эту развалюху.

— Да уж, по-другому и не назовешь, — согласился Гален, скептически оглядывая рассохшиеся доски скрипучего возка. — Но какой-нибудь бедолага-крестьянин обрадуется и этому. Полагаю, Уолтер сумел, не привлекая излишнего внимания, разнести по деревне нашу весть. Приготовься к встрече с любопытствующими жителями.

Лицо Карла приняло серьезное выражение:

— Будем молить небеса, чтобы обманка, которую мы приготовили на берегу для барона и его головорезов, задержала их там подольше, а мы тем временем сделаем свое дело.

— Да, помолиться не вредно, но я больше полагаюсь на содействие монастырской братии.

Аббат Петер со своими собратьями и впрямь оказали им немалое содействие: они даже согласились потихоньку поставить в монастырскую конюшню, рядом с покорными осликами и унылыми клячами, трех статных боевых коней.

Карл не отрицал, что от монахов может прийти поддержка, но, будучи человеком глубоко набожным несмотря на смешливый нрав, он быстро осенил себя крестом, произнес короткую, но прочувствованную молитву и только после этого натянул поводья.

Колымага тащилась по ухабам и рытвинам мимо сонной деревушки — и дальше, к намеченной друзьями цели. Ездоки, уставшие после бессонной ночи, молчали — они давно научились понимать друг друга без слов. На их удачу, трусоватые вояки из Дунгельда опасались ночевать вне стен замка, а уж тем более рыскать по лесу ночью. Будь они посмелее, Гален со своими спутниками не смог бы под покровом темноты расставить в лесу обманки, чтобы направить врагов по ложному следу. Одурев от бесплодных скитаний по лесным дорогам, заводящим в тупик, преследователи должны были в конечном счете прийти туда, откуда явились — на берег моря. Эта хитрость была рассчитана на то, чтобы маленький отряд Галена выиграл время для завершения своего благого дела.

Когда мысли Галена были свободны от планирования боевых операций или решения насущных вопросов — как, например, сейчас или в томительные часы ожидания в сумрачной пещере, — у него перед глазами возникал зримый образ неукротимой красавицы. Амисия ничем не походила на известных ему женщин. Она во всем была непредсказуема и, несмотря на кажущуюся хрупкость, не склонялась перед чужой волей. Безрассудно храбрая, не помышляющая о том, чтобы заполучить в мужья знатного лорда, эта крошка была поистине неповторимым созданием.

Сейчас он видел перед собой не освещенный солнцем лес, а копну каштановых волос — то позолоченных всполохами костра, то поблескивающих в лунном свете; это видение сменили карие глаза, сначала вспыхнувшие золотом, потом подернувшиеся медовой поволокой; им на смену пришли свежие, как лепесток розы, губы, источающие сладкий нектар страсти. Эти образы были невероятно соблазнительны, хоть и бестелесны. Они влекли и манили, и Гален изводился от невозможности откликнуться на их призыв. Такие чувства были ему внове; он проклинал путы вымышленного обличья, которые не позволяли ему в открытую искать ее благосклонности.

Она так и не появилась в условленном месте; по ночам Гален воскрешал в памяти их запретные поцелуи и неодолимое томление, которое долго не покидало его после каждого прикосновения. От этого ему еще сильнее хотелось предстать перед ней — девушкой из благородного семейства — наследником титула и огромного родового поместья и просить ее руки. Впрочем, о таком можно было только мечтать, пока он не завершил свою трудную и опасную миссию.

Ему в глаза ударил пучок солнечных лучей, неведомо как пробившийся сквозь плотный полог переплетающихся ветвей. На мгновение зажмурившись, Гален отогнал несвоевременные мечтания. Чтобы только отвлечься, он спросил:

— Не за этой ли скалой откроется наша просека?

Карл бросил на него озадаченный взгляд: что за странный вопрос — ведь Гален сам выбирал место. Однако удивление тут же сменилось ухмылкой: в последние дни друг то и дело погружался в раздумья — не иначе как тосковал по своей нежной малютке. Надо же такому случиться: известный сердцеед попал в плен к несмышленой попрыгунье, которая и не догадывается о своей победе, равно как и о том, что до нее многие пытались добиться того же, но потерпели поражение. Едва удерживаясь, чтобы не расхохотаться, Карл бесстрастно ответил:

— Так и есть. Судя по многочисленным следам в дорожной пыли, старания Уолтера были не напрасны.

Гален безошибочно распознал этот притворно-равнодушный тон, но вслух ничего не сказал, дабы не возбуждать любопытство Карла и не касаться щекотливой темы. Дальше они опять ехали в молчании. Из-под нахмуренных бровей зеленые глаза Галена вспыхивали такими неукротимыми серебристыми искрами, что Карл начал всерьез опасаться лесного пожара.

— Едут!

От волнения голос Уолтера предательски дрогнул. Как ему было приказано, он созвал сюда всю деревню, вернее — по одному хозяину от каждого подворья. Они все собрались на просеке, среди высокой травы и молодой поросли, но очень скоро начали проявлять нетерпение, а потом и угрожать юноше расправой.

Телега со скрипом въехала на середину. Толпа подалась назад, приминая чахлые кусты. Гален встал на облучок, чтобы все смогли его разглядеть, а сам, в свою очередь, изучал изможденные лица, взирающие на него с недоверием и любопытством. Потом он с расстановкой произнес:

— Вы меня не знаете, но люди Райборна мне не чужие. Подтверждением моих слов послужат четки аббата Петера. — Он достал из-за широкого пояса нитку черных бусин с золотым крестом, сверкающим рубинами. — Он вручил мне этот священный предмет как знак своего доверия.

— А зачем ты нас позвал в лес? — выкрикнул один из крестьян, ростом с Галена; судя по уважительному гулу толпы, он был деревенским старостой.

Обрадовавшись, что среди местных жителей нашелся некто, способный говорить за всех, Гален спрыгнул на землю и подошел к нему:

— Мое имя Гален. А тебя как зовут?

— Эдгар.

Крестьянин, до крайности исхудавший, в рваной рубахе, спокойно смотрел в зеленые глаза, ожидая ответа.

Гален всегда гордился тем, что хорошо разбирается в людях. Ему сразу понравился этот человек: в нем не было ни угодливости, ни враждебности.

— В этой телеге — мешки зерна, только что с мельницы. Они доставлены сюда для вас и ваших близких.

По толпе пробежал недоверчивый ропот.

— Какую же цену ты запросишь за свою щедрость? — В голосе старосты звучала непреклонность: он не хотел лишать надежды своих односельчан, но слишком хорошо знал, что чужаки — в особенности такие великодушные — чаще всего являются в эти края с корыстными целями. За их злодейства потом расплачивались невиновные.

— Разбирайте зерно по домам, накормите родных, а мне нужно только одно: чтобы об этом не узнала ни одна живая душа за пределами вашей деревни.

Староста прищурился. Видать, этот богато одетый чужак не хочет, чтобы о его подарке прознал барон со своими прихвостнями. Что-то уж слишком просто. Но ведь проведай барон про это зерно — он мигом пришлет сборщика податей и все, почитай, отнимет. И все же в крестьянской душе гнездилось неистребимое подозрение: а что, если этот Гален хочет навлечь на них господские кары? Только ему-то какая корысть? К тому же доверие аббата дорогого стоит — святой отец никогда не станет пособником в неправедном деле, ни за что не навлечет на крестьян злобу того, кто занял место их доброго лорда, царствие ему небесное.

Наконец Эдгар принял решение и коротко кивнул. Повернувшись лицом к односельчанам, он подал им знак становиться в очередь. Привыкшие полагаться на своего старосту, они подчинились, и вскоре Карл уже раздавал мешки с зерном.

Гален не понимал, как эти ослабевшие от голода люди потащат на своих плечах увесистые мешки.

Стоя за спиной друга, он наблюдал за происходящим потемневшими глазами. Каждый, кто отходил от очереди, благодарил его робкой улыбкой. Наверно, от радости у них прибыло сил.

Когда Карл оделил зерном последнего крестьянина, к телеге приблизился Эдгар со своей ношей на плече.

— Эта штуковина сгодится в хозяйстве? — Гален легонько похлопал по рассохшимся доскам телеги. — Или ее опасно привозить в деревню?

Эдгар не сводил глаз с рослого незнакомца, в котором нетрудно было угадать знатного господина.

— Скажи, почему ты так щедро одарил нас, бедняков из забытой Богом деревни?

Гален проникся уважением к этому простолюдину, который, стоя перед ним, сохранял достоинство. Впрочем, напомнил он себе, Эдгар не может знать наверняка — хотя, вероятно, догадывается — что говорит с человеком благородного происхождения.

— Понимаю твои сомнения, дружище, — ответил Гален. — Многого я не могу тебе поведать, но я не держу камня за пазухой. Клянусь святым крестом, у нас с вами общий враг; моя цель — свести с ним счеты, но вам я никогда не причиню зла.

Только теперь, в упор посмотрев в его зеленые глаза, Эдгар окончательно поверил в бескорыстие незнакомца и впервые за все время сверкнул открытой улыбкой.

— У нас есть общинный сарай — в случае чего повозку туда и закатим.

— Так забирай ее и припрячь вместе с остатками зерна. Барон со своим отрядом рыщет по округе в поисках неприятелей — чего доброго, нагрянет и сюда.

— Так и сделаю. — Без лишних слов Эдгар подозвал односельчанина, который на всякий случай остался поблизости и явно прислушивался к разговору.

Гален невольно улыбнулся, услышав, что Эдгар распорядился пригнать общинного вола. На ярмарках волы стоили недешево, да и содержать такую крупную скотину было накладно, не говоря уж о том, что владельца облагали непосильными поборами. В тех имениях, в которых хозяйство велось разумно, крестьянам позволялось брать господских волов на время пахоты. Но, видя нищету здешних мест, трудно было поверить, что сельчане держат вола.

Переводя взгляд с Карла, который деловито выпрягал из убогой повозки двух добрых коней, на нежданного благодетеля, Эдгар заметил недоумение Галена. Хитро прищурившись, он объяснил:

— Мы его всем миром кормим — остальную скотину барон отобрал, чтоб ему пусто было. Жадность его одолела, право слово. Вот мы и договорились вола прятать — и молчок.

На загорелом лице Галена отразилось раздумье. Он был наслышан о вероломстве и хитрости придворных и испытывал только отвращение к тем, кто не гнушался ложью ради наживы или власти. Однако, приехав в Райборн, он увидел священнослужителя, который не считал для себя зазорным отступать от истины, только воздерживался от лживых речей; а теперь перед ним предстали простолюдины, которые задумали обвести вокруг пальца тирана, присвоившего титул и земли всеми любимого покойного лорда, и одержали пусть скромную, незаметную, но все-таки победу. Следовательно, бывают случаи, когда неправда служит во благо. Гален порадовался такому умозаключению — его в последнее время совсем замучила совесть.

— Придумано на славу, — сказал он вслух. — Если хоть чем-то смогу быть вам полезен, буду рад удружить.

Склонив голову набок, Эдгар пытался понять, насколько можно доверять этому господину.

— А как же мы в случае нужды отыщем незнакомца, который явился Бог весть откуда и вот-вот уберется восвояси?

— Могу еще раз повторить, что мне понятны твои сомнения, — усмехнулся Гален. — Знаешь заводь у водопада — на полпути между морским берегом и вашей деревней?

Эдгар кивнул. Гален заметил, что его волосы припорошила ранняя седина.

— Пошли туда какого-нибудь мальчонку, чтобы пришел дважды: сперва на закате, а потом на рассвете следующего дня. Пусть трижды свистнет и бежит домой. Я живо прискачу сюда или пришлю одного из своих соратников.

Эдгар опять кивнул; он надеялся, что нужда не заставит их разыскивать этого господина, но был благодарен, что тот проявил добрую волю и отплатил ему доверием за доверие. Впервые за два десятилетия жестокого гнета у крестьянина вспыхнула искра надежды. Он проводил взглядом незнакомцев, которые, оседлав коней (благородством породы под стать всадникам), ускакали туда, откуда появились.