Неудачная дочь (СИ)

Глава 27

В первый момент, когда парни закрыли бревно по бокам импровизированными пробками, и внутри, где было до этого момента только невыносимо тесно, стало ещё и совсем темно, на Филиппу разом накатила жуткая паника. Она вся взмокла, тяжело задышала, невыносимо захотела немедленно выбраться наружу. Девушка даже задёргалась было, упираясь ногами в пробку, но деловитые мужские голоса над головой и понемногу привыкающее зрение, заставили её собраться с духом и замереть неподвижно. Сквозь, имеющиеся кое-где, небольшие трещины в старом бревне, внутрь ствола немного проникал дневной свет и свежий воздух. Это здорово помогло Филиппе бороться со своей паникой, но, всё же, выбраться из деревянной ловушки хотелось невообразимо сильно. За последние мгновения она сто раз мысленно надавала себе оплеух за то, что вылезла к начальникам со своим глупым предложением.

Вдруг, бревно качнулось. Раз… другой…третий… Сердце добровольной пленницы колоды ушло в пятки.

Вот, Филиппа на миг замерла на боку… на спине… на другом боку… потом, лёжа на животе, снова уткнулась носом в протянутые вперёд руки…

Голос аштуга прогремел: «Толкай!». Послышался грохот.

«Повозки…», — успела у неё промелькнуть короткая мысль, прежде, чем чудовищная круговерть закрутила девушку, когда старое бревно покатилось вниз по крутому склону.

Все удары сыпались внезапно и без предупреждения. Невозможно было хоть чуточку подготовиться к ним и угадать, какая часть её тела сейчас вспыхнет болью и с какой силой: лоб, попа, затылок, живот, ухо, спина, плечо, колени, нос… После очередной встряски и, последовавшего за ней, сильного удара, девушка почувствовала, что у неё из носа потекло. «Что-то слишком жидкое… кровь», — догадалась Филиппа. Бревно с шумом и треском катилось всё быстрее.

Филиппа позабыла о всякой осторожности и таранцах неподалёку. Она невольно глухо вскрикивала от каждого сильного удара, совершенно не заботясь о том, что её могут услышать. Охающие и крякающие звуки из горла вырывались сами по себе. Это было мощнее её страха перед таранцами и сильнее чувства долга перед своими. В мутной голове всё противно поплыло от верчения, сильно затошнило.

Скатилось бревно довольно плавно и быстро, но девушке внутри пытка показалась бесконечной. Несчастной Филиппе было так плохо, что она даже не сразу сообразила, что всё закончилось. Бедное тело так болело, что было больно даже дышать. Её тошнило немилосердно, до рвотных позывов. Из носа по-прежнему текла кровь. Девушке было настолько плохо, что она даже не представляла, как сможет выбраться из деревянной трубы, учитывая, что, по невезению, оказалась в положении на спине, самом неудачном из возможных.

Филиппа с ужасом обнаружила, что одна из деревянных пробок вылетела. Это она поняла, когда немного закинула голову назад, чтобы остановить кровь из носа. А если таранцы будут осматривать обломки и заметят её?

Но обошлось…

Понемногу девушка пришла в себя. Тошнота улеглась, остановилась кровь из носу. Однако, многочисленные ушибы по всему телу, по ощущениям, заболели ещё сильнее, особенно, когда Филиппа пыталась чуть-чуть пошевелиться.

Где-то вдалеке раздавались мужские голоса, иногда слышались резкие беспокойные выкрики сторожевых, доносилось уютное ржание лошадей. Это были обычные, знакомые девушке, звуки большого военного лагеря.

Неподвижное лежание внутри бревна с мучительной болью во всём теле превратилось для Филиппы в очередную пытку. Ей было ужасно жалко себя. Но сколько девушка ни ругала свою проявленную находчивость и, главное, смелость, с которой полезла с глупыми идеями к начальникам, она понимала — пути обратно нет.

Понемногу Филиппа собралась с духом для дальнейших действий. К тому времени, внутри бревна уже была непроглядная темень, а звуки военного лагеря таранцев совсем затихли. Наступила глубокая ночь.

Девушка сильнее вытянула руки, чуть отталкиваясь ногами, и зацепилась за края деревяшки над головой. Ухватившись покрепче, попыталась подтянуться, напряглась. По всему телу прокатилась волна боли, резко отдаваясь в сильно повреждённых местах, и Филиппа сразу замерла, не в силах терпеть такое. Невыносимо захотелось плакать. Потом, девушку, вдруг, охватила дикая паника, что у неё никогда не хватит сил выбраться из этой деревянной ловушки и бревно превратится в её могилу. От ужаса, Филиппа забилась, снова ударяясь о внутренние стенки колоды. Это оказалось уже сверх меры для старого бревна, которое мирно догнивало у склона, и, после изрядной трёпки на склоне, не выдержало ещё одного небольшого испытания и с усталым треском развалилось на изломанные части, щедро осыпав свою пленницу трухой.

Чихнув, Филиппа очистила глаза и увидела над собой звёздное небо и огромный диск оранжевой луны. Холодный ночной ветер с жадностью накинулся на свежее тёпленькое тельце. Девушка медленно села, настороженно оглядываясь вокруг. Рядом везде валялись обломки повозок, некоторые стояли на боку, закрывая обзор. Сама же Филиппа выглядывала из бревна, как цыплёнок только что вылупившийся из яйца, и чувствовала себя так же: слабой и неуверенной.

Определившись с направлением, Филиппа осторожно двинулась на восток.

Дозорных таранцев она не увидела, но знала, что они где-то здесь точно есть, поэтому довольно долго ползла по-пластунски или на четвереньках, превозмогая боль и останавливаясь передохнуть, когда становилось невмоготу. Наконец, посчитав, что достаточно отдалилась от таранского лагеря, тяжело поднялась, и, спотыкаясь, почти побежала.

Дождя давно не было, поэтому земля была сухой и твёрдой. Передвигаться по ней было бы легко, если бы не камни, которые попадались под ноги, и не сухие стебли травы, которые тесно переплелись между собой, иногда, колючей петлёй охватывая щиколотку. Филиппа умудрилась пару раз больно упасть, хорошо хоть не подвернула ногу.

Ночью сильно похолодало. Осенний степной ветер до костей пронизывал упрямо бредущую вперёд девушку. Несмотря на тёплую безрукавку, подбитую мехом, Филиппа сильно замёрзла. Она размотала полотнище с головы и обернула им плечи и шею, пытаясь хоть немного согреться.

После очередного падения снова пошла кровь из носу. Девушка прилагала столько усилий, что ей казалось, будто, она потихоньку бежит, но её заплетающийся шаг даже отдалённо не походил на бег, но, главное, Филиппа не останавливалась. Полная луна и звёзды хорошо освещали пространство вокруг. Вольный ветер с размахом гулял над невысокими холмами, поднимая и закручивая вихрями пыль и сухую траву, гоняя с места на место перекати поле, и, иногда, резкими порывами, коварно пытаясь сбить Филиппу с ног.

Ещё было совсем темно, но край неба уже начал едва заметно светлеть, когда где-то вдали раздался вой хищников: то ли собачий, то ли волчий, то ли шакалов. Филиппа стало не по себе. Эти звуки подстегнули её двигаться быстрее, несмотря на страшную усталость.

Девушка шла, сквозь шум ветра чутко прислушиваясь к вою. Вскоре, Филиппе стало казаться, что дикие звери начали приближаться к ней, при этом, её сердце заколотилось от страха, так, что едва не пробило грудь. К счастью, за очередным холмом, недалеко впереди, показалось какое-то небольшое строение. Филиппа обрадованно поспешила к нему, в панике разом подсобрав остатки сил. Ей чудилось, что вой хищников звучит уже совсем близко.

Охваченная животным ужасом, девушка двигалась всё быстрее, уже не обращая внимания на усталость и боль в своём теле, под конец, она уже действительно бежала к спасительному строению. Волна разочарования накатила на Филиппу, едва она приблизилась к нему настолько, что смогла хорошо разглядеть. Это был давно заброшенный, абсолютно пустой, небольшой сарай без окон, с покосившейся полуоткрытой деревянной дверью и соломой на крыше, которую не до конца вытрепал ветер. Недалеко от входа в старую лачугу, девушка выхватила взглядом, вкопанный в землю, деревянный столб посреди ровной площадки, наверное, привязь, и какие-то тёмные предметы, валяющиеся, то тут, то там.

Видимо, когда-то давно, в этом месте кто-то жил, или, скорее, здесь была постоянная стоянка для степных кочевников.

Многоголосый вой раздался совсем рядом. Филиппа поспешила под крышу, в развалюху. С некоторым усилием она затворила за собой деревянную дверь. И вовремя! Едва сделала это, в неплотно прилегающие друг к другу толстые доски ударилось нечто живое, заскрежетало когтями. Дверь заскрипела, будто собираясь рассыпаться. Жуткий нетерпеливый вой прозвучал прямо за ней и прокатился вокруг всего сарая. Филиппа всем своим существом почувствовала, что окружена, и задрожала всем телом. Нетерпеливое поскабливание, толчки, и топот слышались со всех сторон. Стая то ли волков, то ли одичавших собак, а возможно, шакалов, кружила вокруг лачуги. Девушка с ужасом смотрела на дыры в соломенной крыше: а вдруг запрыгнут?

Лунный свет щедро проникал внутрь развалюхи сквозь щели и дыры в старых стенах, соломенной крыше и рассохшейся двери. Внутри крошечного помещения было абсолютно пусто, лишь в углу валялось какое-то истлевшее тряпьё. Из оружия у Филиппы при себе был лишь небольшой клинок. Она вытащила его и крепко сжала рукоять, в отчаянии рассуждая, что лучше: убить себя прямо сейчас или драться до последнего, с угрозой быть сожранной заживо.

Ветер свистел в щелях и, казалось, что вот-вот развалит её хрупкую защиту. Он врывался в щели, выл и гудел. Филиппе казалось, что он заодно с дикими животными, которые кружили вокруг лачуги, рыча и капая слюной. Светлело. Снаружи послышалась какая-то возня и хлипкая дверь содрогнулась от удара, раздалось рычание, потом нетерпеливое скуление…

Вдруг, в широкую щель под дверью протиснулась узкая оскаленная морда с острыми зубами и одна лапа. Филиппа, не помня себя, в ужасе, не обращая внимания на пронзительный визг, а потом скулёж, несколько раз успела быстро-быстро ударить по ним клинком, пока морда с лапой не исчезли. Ещё через мгновение за дверью раздался страшный вой, потом, дикая грызня. Филиппа, приникнув глазом к дыре побольше, в серых предрассветных сумерках не сразу разглядела, что свирепые голодные сородичи загрызли раненного и, теперь дрались, раздирая его на части. Происшествие ненадолго отвлекло хищников от Филиппы.

Наступил рассвет. Убогая лачуга оказалась вся, будто, пронизана его серебряными лучами, в которых кружились крошечные частички пыли. Филиппа страшно устала. Она всё ждала, чтобы рыжие ночные хищники ушли, испугавшись яркого дня. Но эти степные волки или шакалы, Филиппа не знала точно, разлеглись вокруг её убежища, поджидая, когда их нежное человеческое мясо выйдет наружу.

Девушке хотелось пить и есть. Всё тело болело. Она была измучена до крайности. И главное: не видела выхода… Всё оказалось зря. Её мучения внутри бревна, ползание на брюхе мимо таранцев, этот бесконечный бег по ночной степи… Никто даже не узнает, где её кости… А, впрочем, разве кому-то это интересно?!

Слёзы сами потекли по щекам девушки, перемешиваясь и чуть смывая, размазанную по лицу, подсохшую кровь из носу. Вскоре Филиппа уже на всю степь, от души, ревела над своей горькой, одинокой судьбой, оплакивая собственную ужасную кончину, жалея измученное побитое тело, страдая от голода и жажды. Что интересно, снаружи послышались подвывания.

Когда со скрипом распахнулась наружу дверь, она, в первый момент, подумала, что её выломали хищники, и в ужасе, одной рукой замахнулась клинком, готовая вонзить его в первого зверя, который кинется на неё, а второй — рукавом быстро вытерла сопливый нос. Раздался грубый мужской хохот.

— Гляди-ка, кто у нас тут такой грозный и мокроносый? Только что ревел на всю степь, а сейчас бойца из себя корчит. На дяденьку ножом замахивается, — клинок из рук Филиппы был легко изъят, а сама она за шкирку выволочена на дневной свет.

Возле лачуги степных хищников уже не было, зато несколько всадников с любопытством разглядывало её, перебрасываясь шуточками. Судя по разговорам мужчин, Филиппа поняла, что дикая стая, сняла осаду до того, как воины подъехали достаточно близко, чтобы подстрелить какого-нибудь зверя.

Филиппа, сквозь слёзы, разглядела на воинах форму имперской армии. Как же она была им рада!

— Вы из второго отряда? — спросила, всё ещё шмыгая носом.

— Ну? — боец, который держал её за ворот, сквозь грязь, пыль и кровь, тоже рассмотрел знакомые детали.

— Я из Первого. Меня аштуг Хилберт послал за помощью. Мы попали в ловушку на плато.

— Мы видели, в какую ты ловушку попал. Готовился стать завтраком для целой стаи степных хищников, — хмыкнул один из всадников.

Однако, остальные выслушали Филиппу внимательно и уже без улыбок.

Искреннее, душевное спасибо за ваши слова, награды, лайки и репосты!

Ваша Полина