Когда Делия вошла в гостиную, Дел стоял возле камина и разговаривал с Девилом. Комната гудела множеством голосов, но полковник мгновенно замолчал. Он словно оглох и оцепенел. И не в силах был оторвать взгляд от чудесного образа. Мисс Данканон появилась в дверях в золотом платье, которое он так хорошо помнил, и совсем не понимала, какую катастрофу вызвала своим видом.
Вот красавица сделала несколько неспешных шагов. Дел ошеломленно смотрел, как с легкой улыбкой она прошла по комнате и присоединилась к Онории и другим дамам.
Лишь спустя несколько секунд Делу удалось вздохнуть и вернуться к действительности. Он взглянул на Девила и увидел, что зеленые глаза герцога тоже устремлены в противоположный конец комнаты.
В душе родилось непонятное чувство: не то раздражение, не то иррациональный страх. Может быть, этот гадкий осадок и называют ревностью? Ни разу в жизни Делу не доводилось испытывать ничего подобного. Заглушив острое недовольство собой, полковник снова посмотрел на Делию. Сейчас она напоминала золотое пламя, островок тепла и света. Украдкой обведя взглядом комнату, Дел понял, что ни один из присутствующих джентльменов не остался равнодушным.
Дел с хмурым видом повернулся к Девилу и встретил слегка насмешливую, но понимающую улыбку. К счастью, старый друг не сказал о Делии ни слова, а вместо этого шутливо толкнул в плечо подошедшего Джайлса. Джайлс, разумеется, тут же дал сдачи. Дел рассмеялся: время словно повернуло вспять. Пусть сейчас приятели стояли не в школьном дворе славного Итона, но дружба и преданность остались прежними.
Весь вечер взгляд Дела снова и скова возвращался к Делии.
А за обедом, как и следовало ожидать, они оказались вместе.
Пока они сидели за столом и развлекали общество рассказами об Индии и Ямайке, Делия не раз удивлялась легкости и раскованности, которые прежде ей испытывать не доводилось.
Удивительно, но в этом аристократическом обществе проявления ее личности и характера вовсе не выглядели ни странными, ни неуместными, ни тем более экстравагантными. Да, в этом доме, в этой компании она оказалась близкой и понятной.
Джентльмены не скрывали восхищения необыкновенным произведением мадам Латур и изысканным обликом гостьи. Леди дружно интересовались именем и адресом модистки. Онория и Алатея даже спросили, есть ли в багаже гостьи другие создания талантливой мастерицы и можно ли их увидеть.
До сих пор Делии не удавалось находить взаимопонимания с другими женщинами. Дело в том, что, как правило, все неизменно считали ее… чрезмерно прямой, чрезмерно настойчивой, чрезмерно самостоятельной — короче говоря, чрезмерно яркой. Слишком высокой, слишком женственно сложенной, слишком острой на язык.
Слова «чрезмерно», «слишком», «чересчур» неизменно присутствовали в описаниях ее внешности и характера. Но только не здесь, в Сомершем-Плейс. В этом доме все оригинальные черты принимались и даже получали одобрение. Новые подруги, несомненно, обладали яркой индивидуальностью и сильными характерами, а оставить без внимания их жизненные достижения было просто невозможно: прекрасные мужья, восхитительные дети, браки, основанные на любви и доверии, и многое-многое другое.
Оказывается, она зря считала себя безнадежно отвергнутой обществом: просто до сих пор вращалась в чуждом кругу.
Внезапно Делию охватил странный восторг. К тому времени как все встали и веселой гурьбой направились в гостиную, чтобы посидеть вместе и продолжить начатые за столом разговоры, голова уже слегка кружилась.
Впервые в жизни пришло ощущение вольного полета. Вот как, оказывается, выглядит свобода!
Делия улыбнулась полковнику и опустилась на диван, к которому он ее подвел.
Несколько мгновений Дел смотрел на нее сверху вниз. Лицо воплощало светскую легкость, но глаза… наконец он улыбнулся и повернулся, чтобы сесть в ближайшее кресло.
Уэбстер важно расхаживал по просторной комнате с подносом, на котором стояли портвейн и бренди для джентльменов. Некоторые из дам тоже не отказались от стаканчика. Сама Делия, впрочем, воздержалась. Хотелось смотреть на мир широко раскрытыми ясными глазами и замечать все, что происходит вокруг. Хотя она и считала, что дорожка к алтарю ей заказана, серьезные длительные отношения с полковником вовсе не казались невозможными.
Когда все уселись, беседа повернула в серьезное русло: сначала обсуждали культ Черной Кобры, а потом перешли к бурным событиям сегодняшнего дня. Наряду с Тони и Джервисом мисс Данканон и полковник оставались в центре внимания: все жаждали услышать правдивый рассказ о жестоких бандитах и победной битве.
— Значит, налетчиков было четырнадцать? — не скрывая возмущения, уточнила Онория и выразительно посмотрела на мужа. — Пора тебе всерьез заняться Ферраром, а то его дикари захватят деревни и обоснуются в Англии.
— Не переживай, — успокоил Девил и, в свою очередь, обратился к Делу: — Так вы оставили их мертвыми или?..
— Решили не проверять и не ждать, потому что в зарослях могли скрываться другие бандиты или, что более вероятно, Ларкинс с арсеналом пистолетов, — просто, обыденно ответил полковник.
— Честно говоря, меня поразило то обстоятельство, что у него нашлось четырнадцать человек, которых он не пожалел и бросил против нас, — вступил в беседу Тони. — Как и предупреждал Дел, сначала напали восемь головорезов, и лишь потом, когда ситуация осложнилась до предела, выскочили еще шестеро. И все же рискнуть четырнадцатью бойцами ради одной схватки…
Джервис закончил мысль товарища:
— Это означает, что у Феррара в запасе крупные силы и потеря людей его не страшит.
Разговор коснулся возможных способов обнаружения бандитов в окрестностях. Тема дала воинственным Кинстерам повод обсудить будущие боевые операции и тем самым немного облегчить разочарование вынужденного бездействия.
Дел говорил мало. Во-первых, он плохо знал территорию, а во-вторых, голова была занята другими темами. Другими мыслями и другими чувствами. Чувства казались новыми, незнакомыми, а потому странными и к тому же значительно более острыми, чем хотелось бы.
Обсуждение кровавого столкновения заставило не только вспомнить подробности страшных минут, но и заново пережить собственные ощущения… А единственным ощущением оставался испепеляющий душу страх за попавшую в опасность Делию. Ни одно поле боя, в какой бы точке планеты оно ни находилось, не вызывало столь острого ужаса. Но еще неприятнее оказался тот факт, что ужас проник в душу, пропитал ее насквозь и застрял, кажется, навсегда. Во время боя это ему не понравилось, а сейчас нравилось еще меньше.
Он исподволь взглянул на ту, которая причинила почти физические страдания. Мисс Данканон спокойно сидела на софе и улыбалась так, словно счастливее ее не было никого на свете.
Картина не улучшила настроения. Да, сейчас она была в безопасности и наслаждалась приятным общением. И все же, хотя разъедающий душу страх больше не имел оснований, мир и покой все равно не приходили. Тяжкий груз ответственности за страдания следовало возложить на непокорную подопечную.
Именно этим он и собирался заняться: объяснить, доказать, убедить. Сегодня же вечером, наедине.
Глядя в пространство, Дел подавил бушевавшую в душе бурю, прикусил язык и сосредоточился на поддержании невозмутимого выражения лица, в то же время мысленно репетируя соответствующую случаю гневную тираду.
15 декабря
Сомершем-Плейс,
графство Кембриджшир
Дрожа всем телом, Сангай с трудом пробирался сквозь толстый слой обжигающе холодной белой крупы, внезапно засыпавшей хозяйственный двор огромного дома. Собственно, это был вовсе и не дом, а дворец. Жизнь здесь не стояла на месте, что можно было считать благословением богов. Никто не обращал на него пристального внимания. Никто не разговаривал грубо и не задавал вопросов. Вместо этого ему выделили собственную крохотную комнатку под самой крышей — очень теплую. А друг Кобби, которого все называли Слиго, даже нашел пальто и сказал, что это мундир пажа.
Засунув руки в глубокие карманы, подняв воротник и спрятав голову от ледяного ветра, Сангай неуклюже спешил к массивному темному строению — наверное, это и была конюшня.
Страшный человек сказал, что будет ждать за конюшней.
С трех сторон здание окружал высокий кирпичный забор. Сангай прошел вдоль стены и свернул туда, где темнел небольшой лесок. Остановился на поляне неподалеку. Хорошо хоть, что крупа перестала сыпаться. Вот только ветер пронизывал насквозь, а воздух стал таким холодным, что не позволял дышать.
Тьма сдалась перед напором зимы. Белое покрывало отражало отсветы окон и позволяло кое-что видеть. Но все равно скрип тяжелых сапог послышался раньше, чем из тени деревьев появилась большая темная фигура.
— Принес?
Резкий вопрос испугал, и дрожь охватила с новой силой, однако Сангай все-таки нашел силы энергично покачать головой:
— Нет, сахиб-сэр, но я его видел!
Ларкинс взглянул с интересом.
— В гостинице, когда полковник держал его в руках?
— Да, сахиб. Тогда и видел.
— А позже?
— Нет, сахиб, позже не видел. Но мы только что сюда приехали, а дом очень большой. Зато теперь я знаю, что искать! И в огромном доме никто меня не заметит! Завтра же обыщу все углы, найду футляр и принесу вам.
Глядя Ларкинсу в лицо широко распахнутыми темными глазами, Сангай изо всех сил старался скрыть страх и дрожь и выглядеть уверенным и спокойным.
Обмануть Ларкинса ему, конечно, не удалось, но тот понимал, что мальчишка может раздобыть опасную улику, а следовательно, представляет собой определенную ценность. Именно поэтому он и назначил встречу на десять; не слишком рано — чтобы отсутствие Сангая не бросилось в глаза, и в то же время не слишком поздно — чтобы воришка не привлек внимание, если вдруг столкнется с кем-нибудь из обитателей поместья.
Ларкинс понимал, как устроена жизнь в домах, подобных этому; знал, когда и чем занимаются слуги. Когда-то давным-давно он и сам принадлежал к этому суетливому племени. Работа на Черную Кобру принесла богатство — такое, о котором трудно было даже мечтать. При желании он и сам мог бы держать десяток слуг. Но отягощать жизнь армией рабов не хотелось. Ничто не приносило столь искреннего удовольствия, как участие в терроре. Да, больше всего служба у Феррара радовала возможностью кровавых нападений. Терроризировать слабых и ни в чем не повинных — что может быть приятнее? Но сейчас…
Провал вооруженного нападения жег душу каленым железом и придавал этой истории с мальчишкой и злосчастным письмом особый смысл. Он никогда еще не подводил хозяина, но отлично знал, как тот вознаграждает за неудачи, и не желал испытывать внимание подобного сорта.
Ларкинс кивнул:
— Хорошо. — Посмотрел на мрачное, низко нависшее небо. — Снегопад будет продолжаться долго, и прийти сюда я больше не смогу. Сделаем так: ты разыщешь нужную вещь и сразу побежишь к большой церкви. — Он показал на северо-восток. — Там высокая колокольня, ее видно отовсюду. Завтра, когда будет светло, посмотришь в ту сторону и сразу поймешь, о чем я говорю. Раздобудь футляр с письмом и принеси туда. Зайди внутрь, дверь всегда открыта. Я буду следить и встречу тебя.
Сверху вниз Ларкинс посмотрел на дрожащего мальчишку и вспомнил, какой невероятной ценностью обладает спрятанное в футляре письмо.
— Послушай внимательно, сынок. Ни в коем случае не пытайся сократить путь. Строго придерживайся дороги. Из поместья выведет та самая аллея, по которой ты сюда приехал; она свернет на тракт, и ты тоже сворачивай и иди дальше, по следам экипажей, хотя придется сделать солидный крюк. Вся эта долина, — Ларкинс показал в сторону церкви, — покрыта топями и болотами. С виду земля кажется надежной, но стоит неудачно ступить, как тут же проглотит целиком. Понял?
Глаза Сангая стали еще больше и совсем округлились от ужаса. Он с готовностью закивал:
— Да-да, конечно. Хватаю футляр и бегу к большой церкви по дорогам. В церкви встречаю вас.
— Все верно. — Ларкинс зловеще прищурился. — А еще не забываешь, что случится с твоей матерью, если ослушаешься. Так ведь?
Глаза потемнели, губы задрожали, но Сангай пересилил слабость и решительно покачал головой:
— Нет, сахиб, этого я никогда не забуду. Найду письмо и сразу принесу.
— Ну и славно. А теперь возвращайся, пока твоего отсутствия не заметили.
— Да, сахиб.
Сангай повернулся и, не оглядываясь, натянув воротник до ушей, побрел в обход конюшни к дому.
Снова пошел снег, и пришлось пробираться сквозь белую пелену.
Поздним вечером все разошлись по своим комнатам. В приятной спальне, которую любезно выделили хозяева, Делия грела ладони возле небольшого, но приветливого камина и благодарила судьбу за удачное завершение трудного дня.
Наконец она выпрямилась и посмотрела сначала на кровать, а потом на горничную. Бесс достала ночную сорочку и повесила на спинку стула.
— Спать пока не хочется. Думаю, сумею самостоятельно выбраться из этого платья. Иди отдыхать, сегодня тебе выпало много хлопот.
Бесс улыбнулась:
— Ну, если вы так считаете…
— Да-да. — Делия махнула в сторону двери. — Можешь ложиться спать.
Бесс кивнула, торопливо присела в реверансе и исчезла.
Делия медленно пошла по комнате, рассматривая картины на стенах, фарфоровые и бронзовые статуэтки на каминной полке. Дел явно злился. Несмотря на вежливые улыбки, не мог скрыть раздражения, нетерпения и гнева.
Она чувствовала его настроение, остро ощущала в каждом взгляде и слове. Более того, понимала причину недовольства. И все же извиняться за то, что спасла ему жизнь, не собиралась.
Если бы она не появилась на ступеньке кареты… одна лишь мысль о том, что могло произойти, леденила сердце.
Легкий стук в дверь заставил Делию обернуться.
Дверь приоткрылась, и показалась голова Дела. Он окинул комнату быстрым цепким взглядом, проскользнул внутрь и повернул в замке ключ.
В первый момент Делия хотела возмутиться, однако сил лицемерить не нашлось. В глубине души она радовалась, что не придется спать в одиночестве.
Полковник прошел по комнате и остановился прямо перед ней. Сейчас он уже не считал нужным следить за выражением лица и сам чувствовал, что выглядит угрюмым. Удивляло, однако, что мисс Данканон ничуть не встревожилась и не испугалась, а с невозмутимым спокойствием смотрела ему в глаза.
Он позволил себе не сдерживаться.
— Вы обещали сидеть в центре экипажа и не двигаться.
— Так и сидела. Сначала.
— Но мы не оговаривали временных границ. Нетрудно было догадаться, что оставаться там следовало до тех пор, пока не продолжим путь.
Делия прищурилась:
— Я догадалась даже о том, что погибать вы не собирались, равно как не собирались получить серьезное ранение.
— Не собирался…
— И я тоже. — Уступать не хотелось. — Так стоит ли напрасно сердиться?
— Стоит! — Дел пытался найти способ высказать все, что терзало ум и душу, однако слова приходили с трудом. — Если не можете подчиняться приказам…
— Право, не стоит начинать сначала.
— …то как же, в таком случае, обеспечить вашу безопасность? — Он нервно перевел дух. — Черт возьми! Я не в состоянии выполнять задание, если не уверен, что у вас достаточно здравого смысла, чтобы держаться в стороне…
— Держаться в стороне и спокойно наблюдать, как вас убивают? — Делия привстала на цыпочки, чтобы не смотреть снизу вверх. — Позвольте сообщить, полковник, что подобное возможно только в ваших снах!
Зеленые глаза сияли совсем близко.
Сжав губы, Дел твердо выдержал взгляд. Неожиданно она сжала ладонями его лицо и тихо пробормотала:
— Замолчите!
А потом принялась целовать с огненной страстью, словно забыв обо всем на свете.
Он попытался сохранить хладнокровие, однако решимости хватило лишь на два удара сердца. А потом жадное вожделение одержало верх, и поцелуй превратился в поединок губ, языков и рук.
Дел чувствовал, что нельзя упускать момент самозабвенного желания, пылкого самоотречения, буйной чувственности. Мужская хитрость подсказывала ловкий тактический ход: раздуть страстный порыв, как пламя, и удерживать до тех пор, пока упрямица не пообещает слушаться и подчиняться распоряжениям. Однако в этот момент Делия прильнула, вжалась всем телом, и логическое мышление дало сбой, а потом и окончательно угасло.
Она обвила руками его шею, прижалась грудью к груди, скользнула животом по эрекции, и Дел безвозвратно пропал.
Уже не имело смысла притворяться, что он не страждет столь же остро, как она. Да, каждая соблазнительная линия прекрасного женственного тела кричала о безумном вожделении, и он хотел ее столь же пылко, как она хотела его.
Дел восхищенно спустил тонкий атлас с безупречных плеч, не забыв заодно прихватить и сорочку, и обнажил восхитительную грудь.
Потяжелевшие веки Делии поднимались с трудом, и она почти на ощупь расстегивала пуговицы на его брюках.
Пришла очередь Дела закрыть глаза и подавить стон. Нежные ладони ласкали властно и самозабвенно, так что скоро огненное вожделение начало всерьез испытывать тело на прочность.
Делия легко укусила его за мочку уха и прошептала:
— Хочу. Не могу ждать.
Ждать не пришлось, как не пришлось и повторять просьбу. Дел подхватил ее на руки, отнес к кровати, сел и посадил Делию верхом к себе на колени.
Ни на миг не усомнившись, она придвинулась ближе, бережно обхватила пальцами готовый к бою клинок и направила в горячие влажные ножны. Медленно, с наслаждением приняла возлюбленного в недра своего тела. Он до предела наполнил ее собой, и Делия выдохнула, словно освобождая место.
Ощущение мощного, напряженного мужского естества оказалось не просто приятным и даже не просто блаженным. Иначе как совершенным и безупречным назвать его было трудно.
Дел погрузился еще глубже, пытаясь достичь предела, и Делия изменила направление движения. Привстала, как будто измеряя расстояние, а ощутив близкое расставание, снова плавно опустилась.
Теоретически она понимала смысл происходящего, но никогда прежде не испытывала подобного утонченного удовольствия. И сейчас, в минуты самозабвенной близости, хотела все испытать, все пережить, все постичь. Все, что могла подарить вот такая любовь.
Действительность оказалась прекраснее и богаче самых смелых фантазий. Скачка не просто возбуждала, а приносила чувство восхитительной, вдохновенной свободы. Сейчас Делия задавала темп и ритм движения, подчиняла возлюбленного собственной воле, безраздельно властвовала над его телом. Дел, в свою очередь, ловил каждое движение, каждый вздох. Наблюдал, как она ищет, экспериментирует, познает неизведанное. Наблюдал, как с каждым мгновением страсть становится все более яростной и неудержимой. Наблюдал, как любимая приближается к озарению, принимает его все полнее и уводит с собой на вершину.
Дел прижимал ее к себе, жадно целовал и чувствовал, как все крепче охватывают клинок и без того плотные жаркие ножны. С благодарным восторгом принимал каждую секунду волшебного проникновения.
И вот она оторвалась от земли и воспарила. Дел не хотел и не мог оставаться в одиночестве; возлюбленная увлекала за собой, уводила в далекие райские кущи, обещала несравненное, неведомое блаженство.
Он жаждал ее, а она жаждала его.
Выбора не было, оставалось лишь сдаться и устремиться следом.
Дел тоже закрыл глаза и растаял в бесконечной вселенной.
Позже, много позже, когда они наконец нашли силы вместе снять с него одежду и укрыться одеялом, Дел лежал на спине, заложив руки за голову и глядя в темноту. Стук сердец постепенно успокаивался, замедлялся, а напряжение уступало место сладкой истоме удовлетворения.
Мысли медленно прояснялись. В эти секунды с кристальной ясностью возник ответ на все смутные вопросы, которые переполняли сознание, но отказывались обретать словесную форму.
Делия уютно устроилась рядом, прильнув к нему всем телом и положив голову на плечо; волосы укрыли обоих пышной волной. Она еще не спала, но уже погрузилась в сладкую дремоту…