С той поры прошел год, но воспоминания о той ночи все так же живы во мне, словно это произошло вчера. Мне кажется, я всегда буду помнить.
На днях я сказал а Реку:
— Если бы не дневник, я бы выпила все молоко в стакане и не смогла бы проснуться, когда Барбарина вошла в комнату. Просто счастливый случай.
На что он ответил:
— Как и все в жизни. Если бы твой отец не приехал в Корнуолл, тебя бы не было на свете.
Я часто думаю о Барбарине, пытаясь понять, что творилось в ее больном мозгу. Я уверена, что большую часть времени она действительно считала себя Деборой. Иначе она не смогла бы так убедительно играть свою роль. Возможно, она внушила себе, что душа Деборы вселилась в ее, Барбарины, тело… Кто знает? Ей не трудно было убедить в этом простодушную и доверчивую Кэрри, которая ее всегда любила и всегда была у нее под пятой. Кэрри верила, что Дебора и Барбарина живы, хотя теперь соединились в единое целое и что-то в этом роде — Кэрри так ничего толком объяснить не смогла, хотя многие подробности мы узнали от нее.
Годы, проведенные с Барбариной, наложили на Кэрри свой отпечаток и расстроили ее разум. Рок очень за нее волновался и отправил ее жить к своей старой няне, опять в Девоншир, но на побережье.
Но, пожалуй, более всего пострадала Хайсон. Барбарина попыталась вовлечь девочку в орбиту своих больных фантазий, и этим почти совсем подорвала ее хрупкую психику. Поскольку Барбарина видела в близнецах как бы повторение себя и Деборы и большую часть времени считала себя Деборой, она отдала свою любовь Хайсон — менее привлекательной из близнецов. И Хайсон отвечала ей горячей любовью. Она, конечно, многого не понимала в Барбарине, но чувствовала в ней тайну, и ей нравилось быть приобщенной к страшно-чудесному миру легенды и мечты. Барбарина намекнула, что все еще жива, и девочка ей безоговорочно поверила. Она верила в легенду, верила, что Барбарина приведет меня к погибели, чтобы самой успокоиться в могиле.
Кэрри призналась, что Барбарина иногда ходила в музыкальную комнату поиграть на скрипке и пела песню Офелии. Это она убрала табличку с горной тропинки, она заманила меня в склеп и заперла дверь своим ключом — у нее всегда был второй ключ от склепа, куда она часто ходила, чтобы, как она объяснила Кэрри, побыть с сестрой. Вернулась тогда к склепу она из-за Хайсон, догадавшись, где та может быть. Потом, чуть не погубив Морвенну, она решила действовать наверняка, и, будь она просто хладнокровной убийцей, моя участь была бы решена. Но она жила в своем выдуманном мире призраков, по законам которого моя смерть должна была быть обставлена с соблюдением каких-то; одной ей ведомых, но связанных с легендой, правил. Просто убить меня, впрямую, Барбарина не могла.
Но опять обстоятельства были против нее. Вмешалась судьба. Я нашла дневник и не допила молоко.
Рейчел рассказала, что произошло после нашего отъезда: Хайсон, увидав свою мать в больнице, вдруг осознала, что такое смерть и страдания, и возненавидела их. Она поняла также, что на месте Морвенны должна была лежать я. Барбарина совершила ошибку, слишком многое открыв Хайсон. Хайсон видела фигуру на кладбище, когда пришла туда, поняв из намеков Барбарины, что там что-то должно произойти. Она слышала пение «призрака» и видела его. Она знала, что я в опасности, хотя и не очень отдавала себе отчет в природе этой опасности.
Когда она увидела нас с Барбариной в машине, она страшно испугалась и после нашего отъезда впала в такое возбуждение, что ее отец вызвал доктора Клемента. Поняв, наконец, значение ее бессвязных слов, доктор Клемент срочно связался с Роком и тот немедленно поспешил в Девоншир.
За прошедшие месяцы я многое узнала о людях, окружавших меня, и о их судьбах.
Я узнала историю мальчика Энниса, жившего на болотах в доме Луизы Селлик. Его матерью была Морвенна, в чем она наконец призналась Чарльзу. Он появился на свет в Париже после короткого и бурного романа, который случился, когда Морвенне едва исполнилось семнадцать.
Мысль отдать мальчика на воспитание Луизе пришла в голову Року, чему Луиза несказанно обрадовалась. Эннис стал смыслом ее жизни.
Рейчел Бектив, которая еще ребенком так стремилась в Пендоррик, что прибегала к любым средствам, чтобы получить приглашение, оказалась хорошим другом для Морвенны, ухаживала за ней и помогала во всех бедах.
Она рано осталась сиротой и воспитывалась у тети, у которой были свои дети, и Рейчел ей была совсем не ко двору. Она увидела свой шанс, когда ее отдали в хорошую школу — на деньги родителей, которые они оставили с тем условием, что деньги эти могут быть потрачены только на образование их дочери Рейчел. Там она подружилась с Морвенной и, как я уже говорила, несмотря на все свои недостатки, доказала, что она ей истинный друг. Я признаю, что была к ней несправедлива, и теперь, если и не могу сказать, что полюбила ее, то переменила свое мнение о ней.
Уже многое сделано для превращения Полоргана в приют для детей-сирот, но работы еще предстоит немал о. Рейчел будет старшей воспитательницей у моих сирот. Она с нетерпением ждет этого. Доусоны тоже остаются вести хозяйство. Я думаю, что все нам удастся, хотя, конечно, трения между ними и Рейчел неизбежны.
Ловелла и Хайсон отправились в школу — разные школы. Хайсон провела месяц с Морвенной в Борнмуте[27], где обе они восстанавливали силы после перенесенных потрясений. Мы надеемся, что время станет для Хайсон лучшим лекарем, и она, наконец, стряхнет с себя страшные наваждения, которые ей в наследство оставила Барбарина. Мы все должны очень бережно относиться к ней.
Мы все за это время стали мудрее и старше, в каждом из нас прошедшая буря оставила след.
Во всем признавшись Чарльзу, Морвенна сбросила с себя груз, давивший ее все четырнадцать лет. Против ее ожидания, Чарльз отнесся к ней с пониманием, лишь попенял ей на то, что она так долго не решалась доверить ему свою тайну.
Эннис и Луиза теперь часто бывают в Пендоррике. Морвенна не собирается отбирать мальчика у Луизы, но хочет и сама как можно чаще его видеть. С Чарльзом Эннис очень быстро нашел общий язык, и у меня сильное подозрение, что скоро он станет ему вместо сына, которого судьбе не угодно было дать.
Очень возможно, что однажды нам все же придется препоручить Пендоррик Национальному тресту и открыть дом для экскурсий. Пендоррик, каким мы знали его, обречен. Рок, похоже, смирился с этим.
— Со временем не поспоришь, — сказал он. — Это все равно, что сражаться с морем.
Все мои деньги пойдут на приют в Полоргане — на этом настоял Рок. Он часто дразнит меня, напоминая, как я однажды думала, что он женился на моих деньгах и собирался убить меня.
— И, несмотря на это, ты все-таки продолжала по-своему любить меня.
Он прав. Все эти страшные дни я была влюблена в него чувственной слепой любовью.
Но я знаю теперь, что у любви много граней, и узнаю новые каждый день. Так же и Рок. Мы часто вместе спускаемся к морю и смотрим из бухты Пендоррика на Полорган, на маленький коттедж на скале, где некогда останавливалась перед новым жизненным плаванием Альтэа Грей. Мы вспоминаем те страхи и сомнения, которые омрачили начало нашей совместной жизни, и в то же самое время явились знаками того, что мы только в начале пути, на котором нам еще многое предстоит открыть.