В Нью-Йорке есть агенты, подбирающие жилье для средних американцев, и те, кто выискивает элитные дома для богачей из Калифорнии. Плата за услуги и степень подобострастности перед клиентами у них разная, но кое в чем они схожи: все как один стремятся надуть покупателей. Агент может продать дом с сомнительным прошлым как новый, а халупу с протекающей крышей выдать за идеальный вариант с минимальными затратами. Джоанна убедилась в этом, когда искала скромную квартиру с большой светлой гостиной, чтобы поместилось фортепиано, и с парком, где можно было бы выгуливать Макса.
Из каждого осмотра Марвин, агент, занимающийся Джоанной, устраивал торжественную презентацию. Показывая Джоанне захудалые квартирки без кухни или с приставной лестницей в районе, где наркоманов больше, чем магазинов на Пятой авеню, он придумывал эффектные метафоры. Будущее Джоанны рисовалось ему счастливым и сказочным, если она выберет этот вариант и сделает первый взнос.
Накопленные средства уже позволяли Джоанне снять хорошую квартиру в центре города, но, поразмыслив, она отказалась от этого соблазна. Когда-нибудь, пообещала она себе, когда-нибудь.
После длительных и бесполезных поездок по окраинам Нью-Йорка Марвин показал Джоанне квартиру в писательском районе Бруклина. Впервые после всех ветхих и грязных лачуг она могла свободно дышать внутри жилища. Две комнаты с кухней и ванной в доме с небольшим количеством жильцов – все это устроило Джоанну. Окна квартиры выходили не на залив, но открывающийся из спальни пейзаж показался Джоанне симпатичным.
Вечерами Джоанна была занята, играя в ресторане и театральном клубе, днем гуляла с Максом. У нее было слишком много свободного времени, чтобы вспоминать Роджера и то, как хорошо было им в Ниагара-фолс.
Джоанна знала, что Роджер тоже живет в Нью-Йорке, возможно, они ходят по одним улицам и проезжают мимо друг друга в такси. От мысли о том, что он находится где-то рядом, делит с другой женщиной кров, стол и постель, Джоанне не хотелось жить. Сердце разрывалось от боли, от неиссякаемой, бесконечной тоски. Много лет назад мать говорила юной Джоанне, что нельзя пренебрегать любовью, дарованной людям свыше. Но что делать, когда у любви нет будущего, когда она иссушает душу и не дает покоя? Об этом повзрослевшей Джоанне совершенно некого было расспросить.
Чтобы сократить свое свободное время и занять мысли, Джоанна решила обзавестись учениками. Уроки музыки снова входили в моду, родители, видя своих детей будущими Вивальди и Шопенами, нанимали для них учителей. С детьми всегда забываешь о собственных бедах, подумала Джоанна, вспоминая своих пятилетних племянниц-близняшек.
На объявление откликнулись уже через два дня. Для восьмилетнего мальчика требовался учитель музыки. В кафе, куда Джоанна пригласила его родителей, пришла молодая девушка и представилась их секретарем.
– Родители Шона очень занятые люди, у каждого из них свой бизнес, им некогда вести переговоры. Мне поручено обсудить с вами условия.
Девушка рассказала, что Шон давно занимается музыкой, но с учителями ему не везло. Учительница, которую нанимали первой, родила ребенка и бросила уроки, мужчина, предъявивший отличные рекомендации, украл из дома антикварную статуэтку.
По этой причине Джоанна должна была сразу признаться, намерена ли она выйти замуж в ближайшие полгода. Второе условие – занятия должны проходить дома у Джоанны.
В тот же вечер состоялся пробный урок. Шон, невысокий темноглазый мальчик с умными грустными глазами, с первых аккордов, взятых на одном дыхании, покорил Джоанну своей игрой. Изредка он спотыкался на сложных периодах, но был, безусловно, талантлив. Джоанна, глядя на него, подумала, что согласилась бы и на меньший гонорар. Но родители Шона, к удовольствию Джоанны, не поскупились.
Две недели из Лос-Анджелеса не было никаких вестей. Линда обещала позвонить, когда приучит себя вставать в семь утра – работа в кино дисциплинировала и не таких лежебок, как Линда. В светской хронике сообщали о грядущей свадьбе Салливана с таинственной незнакомкой, и Джоанна, обеспокоенная долгим молчанием Линды, несколько раз набирала номер подруги, желая напомнить ей о бракосочетании, но в самый последний момент отсоединялась.
Как-то после урока, закрыв дверь за Шоном, Джоанна услышала звонок мобильного телефона.
– Джо, куда ты подевалась?! – вырвался из трубки взволнованно-радостный голос Линды.
Джоанна улыбнулась и подумала, что все это время ей очень не хватало любимой подруги. Встав у окна, из которого хорошо просматривались окрестности, Джоанна вновь улыбнулась и сказала:
– Я съехала от Салливана и сняла квартиру. Недорогую и очень милую.
– Если ты сейчас скажешь, что живешь в негритянском Браунсвилле или в Сансет-парк среди пуэрториканцев, и не надейся, что я приеду тебя навестить.
– Там давно все разобрано, – пошутила Джоанна. – Я арендовала квартиру в Бруклин-хайтс. Чудесный район, много зеленых бульваров. Главное, нашлось место для моего пианино. Когда твоя свадьба?
– Свадьба? – переспросила Линда и звонко засмеялась. – С Биллом? Никогда. Я бросила его. Послала имейл с компьютера секретаря студии. Я встретила здесь отменного парня. Все, как я себе представляла. Он предложил пожениться в Лас-Вегасе.
Джоанна была ошеломлена переменами в жизни Линды. Лишь одно ее обрадовало: Салливан навсегда исчезнет из их жизни.
– Как продвигаются съемки?
– Не так, как бы мне хотелось. Всех знаменитостей снимают отдельно от нас, – вздохнув, пожаловалась Линда. – Если бы ты могла понять, какое это унижение! На съемочной площадке одна массовка да мы, актеры третьего плана. Джо, почему ты молчишь? – неожиданно прервала свой монолог Линда.
– Я не молчу, я сочувствую, – отозвалась Джоанна.
Джоанна подошла к пианино, подняла крышку и опустилась на стул, гладя кончиками пальцев белые и черные клавиши.
– А ты бы хотела сразу в кадр с Аль Пачино?
– Ты же меня знаешь, – засмеялась Линда, – я бью по крупным целям. Но я нашла выход. Каждый день обедаю в «Ямоширо». В этом ресторане полным-полно звезд. Вчера я шла в туалет вместе с лапочкой Микки Рурком.
– Линда, ты неисправима! – тоном строгой мамочки попеняла подруге Джоанна. – Откуда у тебя деньги на такой шикарный ресторан, где обедает Микки Рурк?
– Ах, Джо, ты всегда меня недооценивала! Здесь подают прекрасные блюда за двадцать долларов. К тому же режиссер требует, чтобы я похудела на два размера. На диете легче экономить. Ладно, Джо, а теперь дай мне свой городской номер, студия оплачивает звонки съемочной группы и актеров.
Джоанну удивляло редкостное умение Линды мгновенно приспосабливаться к новым обстоятельствам. При большом желании Линда могла извлечь выгоду даже из посещения уборной ресторана. Ей самой недоставало этого спасительного гена приспособленчества. Напротив, Джоанна плотью и кровью прирастала к людям, предметам и запахам, которые ее окружали в настоящем, а когда настоящее становилось прошлым и ему на смену приходило новое настоящее, в жизни Джоанны наступал кризис. Она все еще жила ушедшими чувствами, вела мысленные диалоги с исчезнувшими из ее судьбы людьми, инстинктивно тянула руки к предметам, которые были разбиты, проданы или потеряны. И, очнувшись однажды, вдруг понимала, что вокруг нее все изменилось и ей предстоит либо принять новую жизнь, либо быть отторгнутой ею. Третьего не полагалось.
Она до сих пор не могла привыкнуть к новому жилищу и к своему одиночеству. Казалось, в один миг Джоанна лишилась и Роджера, и Стива, и даже Линды. У нее не было обожаемой работы, едва не сбывшаяся любовь раскололась на миллиарды бриллиантовых брызг, а ее новая квартира напоминала шкаф-купе, где среди платьев и пальто осталась забытой упакованная в чехол мечта. Но кое-что у Джоанны все-таки было. Ее пес. Большой лохматый ком на вытянувшихся сильных ногах, выкатывающийся под ноги всем входящим в квартиру. Каждое утро Макс запрыгивал к хозяйке на одеяло, чтобы облизать ее сонное лицо и засвидетельствовать свою преданность.
В тот вечер Джоанна впервые пренебрегла многолетним ритуалом и опустила крышку фортепиано, так и не сыграв Гершвина. Пустота взяла верх над музыкой. Укрыв ноги пледом, Джоанна роняла слезы в шоколадный крем. Летние нью-йоркские вечера почему-то особенно располагают к сентиментальности.