Ниагара в хрустальном бокале

22

Не спеша звать Ванессу, Роджер глянул в привычные потемки квартиры. Увидев эту квартиру несколько лет назад, Ванесса настояла, чтобы Роджер продал свой старый дом в Бруклине, с окнами на бухту Аппер-Нью-Йорк-бей. И они перебрались в Форест-хиллс, самый фешенебельный микрорайон Куинса. Сколько счастливых мгновений помнили эти стены, и сколько разочарований пришлось им повидать за последние месяцы. Казалось, еще вчера Роджер с Ванессой показывали грузчикам, куда вносить коробки с утварью и книгами, и вот здесь не осталось ничего из вещей Роджера. О том, что он здесь жил, напоминала только фотография в детской. Когда отец уехал, Шон вынул из альбома снимок, на котором они вместе стояли на вершине горы, и поставил на своем письменном столе.

Шон! Что же будет с ним, когда он узнает о нашем разводе? – с горечью думал Роджер. Он должен возненавидеть меня, и Ванесса приложит все силы, чтобы возбудить в нем это чувство. В сотый раз за последний месяц мысли Роджера вновь обратились к ней. И в который раз он тщетно гнал их от себя. Ванесса красива, блистательна, удачлива. Однако недоставало в ней мягкости, нежности, доброты. Чтобы стать преуспевающим адвокатом, Ванесса была готова на любые грязные уловки, лишь бы получить место в престижной конторе. Она добилась своего, не заметив, как превратилась в жестокую, расчетливую женщину под стать мужчинам-бизнесменам, которых так отчаянно хотела обставить.

В гостиной теперь все выглядело иначе. На месте прежнего белого дивана с большими уютными подушками вальяжно распластался новый: длинный, обтянутый зеленой кожей, словно крокодил. В стену напротив дивана был вмонтирован домашний кинотеатр. По телевизору шел какой-то старый мюзикл. Ванесса сидела в левом углу дивана, поджав ноги и сгорбившись. На лице не было ни одного сухого места, глаза вспухли от слез. Вокруг нее все было усыпано использованными бумажными платочками. Услышав его шаги, она отвернулась и обтерла щеки платком.

Господи, может быть, она все поняла? – подумал Роджер. И ему вдруг захотелось обнять Ванессу. Трусливое желание, попытка примириться перед разводом. Он сел напротив нее – какой-то неловкий, глупый, сутулясь, не зная, куда девать руки.

– Я открыл своим ключом. Это в последний раз, – сказал он.

Ключ звякнул о стеклянный стол. Ванесса безразлично посмотрела на него, ей было все равно, останется ключ у Роджера или будет выброшен с мусором.

– Ты готова?

Он помог ей подняться, заметив про себя, что не испытывает никаких эмоций, касаясь ее ладоней, придерживая за талию.

– Нельзя же быть такой аморфной! – Он резко встряхнул ее за плечи и снова усадил перед собой.

– Чего ты хочешь? – бесстрастным голосом спросила она. На Роджера пахнуло коньяком. Ванесса снова напилась.

– Ванесса, прошу тебя, умоляю, открой глаза, прозрей! – Роджер взял ее холодные руки в свои и сжал, стараясь удержать ее внимание. – Многое для нас обоих уже кончилось. А каким будет наше будущее и будущее Шона зависит от доброй воли каждого из нас. Отбрось это ощущение катастрофы, оттого что супружество не удалось. У нас было столько счастливых, возвышенных мгновений, и они никуда не денутся, они в нашей памяти. Но давай смотреть правде в глаза, трещина между нами пролегла задолго до появления Джоанны. И никто, кроме нас, не виновен в этом.

– Джоанна… Снова Джоанна. Ты разводишься со мной из-за нее, а вовсе не потому, что супружество не удалось. – Ванесса отняла свои руки и высморкалась в последний платок, который лежал у нее на коленях. – И зачем я согласилась поехать на эти проклятые водопады? Я привыкла к тому, что ты мне изменяешь, потому что все эти девицы не стоили меня. Поэтому ты всегда возвращался ко мне. А чем эта лучше тех?

– Я прощаю тебе эти слова о Джоанне в память о наших счастливых моментах. Я люблю Джоанну, и мне все равно, что ты думаешь о ней. И знаешь, ведь это не к тебе я возвращался все эти годы. К Шону. Если бы ты не занималась только собой, тратила время не на магазины, а на нас с Шоном, мы могли быть отличной семьей.

– Я не дам тебе свободу, чтобы ты женился на ней, – безумно улыбаясь, сказала Ванесса. – Мечтаешь взять в жены музыкантшу, подстилку в мужском оркестре?

Звук звонкой пощечины отрезвил ее, она вскочила и босиком отбежала к двери. Она не чувствовала боли, но страшный взгляд мужа напугал ее больше, чем удар.

– Замолчи, злобное чудовище! – заорал Роджер. – У тебя пьяная истерика. Ты немедленно приведешь себя в надлежащий вид, и мы поедем в суд. Или мне придется волочь тебя по земле.

Полная дама с жидкими, разлетающимися волосами и серыми глазами, посмотрела на мистера и миссис Деннехи. Уверенным движением руки с коротко остриженными ногтями судья указала супругу на стул слева, супруге – на стул справа. И Роджер верил в него, верил вопреки всему.

– Я хотела сначала принять каждого из вас отдельно, – сказала она, – но, увы! – у меня нет времени.

Дама безразлично взглянула сначала на Ванессу, затем на Роджера – они застыли неподвижно и почти отсутствовали, разделенные некой воздушной стеной и чем-то вроде паралича, мешавшим им поворачивать головы друг к другу.

– Мне было бы приятно, если бы вы сидели рядом друг с другом не в последний раз. Сейчас моя задача заключается в том, чтоб заставить вас вспомнить, как это было впервые…

Далее следовало несколько дежурных фраз, сказанных доверительным тоном и призванных вызвать в памяти их полное согласие, которое никогда не должно было превратиться в разногласие. Дама упомянула и малыша Шона, который так нуждается в добрых отношениях между мамой и папой, даже если эти отношения немного испортились. После двадцати пяти секунд торжественной тишины размышлений на истца бросили взгляд, сопровождаемый шепотом:

– Вы настаиваете?

Профиль Роджера не дрогнул, он настаивал даже взмахом ресниц. Секретарь суда встал и впустил в комнату адвокатов. Поскольку бумага о разделе имущества при разводе была составлена вместе с брачным договором, адвокатам оставалось засвидетельствовать свое присутствие и подписать необходимые по процедуре документы.

Роджер не помнил, как выбежала Ванесса, прикладывая платок к глазам. Бедная Ванесса, растерявшая все свои женские качества и столь неудачно заменившая их другими: жаждой достатка, поисками выгод, связей, использованием родственных уз. Он шел на цыпочках, словно опасался споткнуться или раздавить что-то. По обоюдному согласию родителей Шон остался с матерью. Лучше плохая мать, чем никакой, уговаривал себя Роджер, вспоминая, что в течение восьми лет у Ванессы все-таки изредка проявлялись материнские инстинкты. Какие-то посторонние мысли терзали Роджера, и он никак не мог понять, в чем же причина его недовольства: ведь то, чего он добивался, прошло успешно. Уничтожена последняя преграда между ним и Джоанной, вот только согласится ли она в последний раз поверить его словам, простит ли ему ложь? Теперь он знал: Джоанна никогда не собиралась замуж за Салливана, она придумала это, чтобы оградить себя от притязаний Роджера, чтобы уйти от объяснений.

Это означало только одно: Роджер ей не безразличен и встречи с ним причиняли ей боль. А если сердце болит, стало быть, оно все еще любит. Ему хотелось бы ненавидеть, но оно любит. Маленький горящий фитилек, пламя которого колышут ветра сомнений, но гнется, но не гаснет.