— Мстислав, это ненормально, что они уже больше двух часов находятся в такой позе. Надо что-то делать. С этим ты, надеюсь, согласен? — «ныла» я над душой любимого мужчины. А что делать, если он с упрямством ребенка не разрешал мне общаться с пленниками.
— Рита, ты моей смерти хочешь? — устало спросил Мстислав. — Нет? Тогда оставь это Стэвану и этому, как его, Владлену. Пусть разбираются, у них опыта больше и их не жалко.
— А ты откуда про журналиста знаешь? Я думала это тайна, — тихо спросила я.
— Разведка не дремлет, — хмыкнул мужчина и чмокнул меня в макушку. — И вообще, ешь давай, а то рыба стынет.
— Слав, да мне кусок в горло не лезет, — возмутилась я. — Они же голодные, больше суток без еды! Ты посмотри, как на нас вон тот мужик смотрит, только что слюнями не давится.
— Дорогая, ты слишком впечатлительная, — крепче обнял меня Мстислав, бросая угрожающий взгляд на того пленника, которого решили разговорить Стэван и Владлен.
Они уже больше получаса пытались добиться осмысленных действий от самого крупного мужчины, но максимум, что им удалось, это заставить его открыть лицо. Так что теперь все могли любоваться необычным цветом кожи этого человека. Одна я не удивилась, подумаешь, типичный афроамериканец. А сероватый оттенок это ведь не обязательно болезнь, может, у их солнца другое излучение?
— К тому же он не на нас смотрит, а тебя глазами пожирает. И если он не перестанет, то одним трупом станет больше.
— Думаешь, у тебя получится донести взглядом то, что наши коллеги не смогли объяснить жестами, рисунками и магией? — посмеивалась я над ревностью одного Черного Властелина.
— Даже не сомневаюсь.
— Пошли, я не могу смотреть на это издевательство, — вывернулась из объятий Мстислава, когда пленник со стоном схватился за голову. — Ты посмотришь, чтобы меня никто не обидел, а я выполню свой долг.
— Рита…
— Слав, ну я же говорила тебе, что у Стэвана ничего не получится, — вздохнула, не зная, как уговорить своего заботливого тирана.
— Ты не объяснила почему, — напомнил мне любимый, пристально глядя мне в глаза. Ну да, слишком много лишних ушей было вокруг, и я ограничилась только общей информацией, собираясь детально все обсудить после ужина.
— Потому что они моя стая. По-другому, издержки гибели погонщика. Их разум сломлен, им не прожить без хозяина и на данный момент им являюсь я.
— А потом?
— Что? — не поняла я вопроса.
— Мне хочется знать, что будет потом, когда мы соберемся вернуться домой? — распалялся Мстислав.
— Давай решать проблемы по мере их поступления? Обещаю не тащить всю эту ораву домой, — улыбнулась любимому. — И вообще, у нас впереди почти три месяца, так что найдем куда пристроить вынужденных переселенцев. Пойдем, нам еще брата твоего спасать. Кстати, ты его видел? С ним все в порядке?
— Не видел. Целительница сказала, что он на какой-то очень сложной процедуре и не пустила к нему. Но я думаю, он просто прятался, — хмыкнул Мстислав и встал.
Он кинул взгляд в сторону принца и Владлена, которые делали очень занятой вид, заметил пристальный интерес пленника к нашему спору, посмотрел на своих друзей, спешно отводящих глаза, и демонстративно меня поцеловал. Коротко, страстно, собственнически прижимая к своему телу, чтобы ни у кого не осталось ни малейших сомнений на наш счет.
Когда-то такое проявление ревности меня раздражало, казалось неуместным и немного унижающим. Но с Мстиславом я такого не испытывала, наоборот, было приятно, что он не стесняется проявлять свои чувства ко мне. А ревность? Я сама не образец добродетели, все кажется, что из какой-нибудь командировки он вернется не один, что любовь растает, как туманная дымка.
Мстислав подвел меня к пленнику, оттеснив Владлена:
— Марго, ты уверена, что это необходимо? Много ли могут знать рабы?
— Не в знаниях дело, я хочу выяснить их потребности и наладить хоть какой-то диалог, раз поговорить нам мешает языковой барьер.
— А я считаю, что информация об устройстве их общества необходима, — влез со своим мнением Стэван, косясь на руку Мстислава, вольготно расположившуюся на моем бедре. Принца откровенно смущала такая демонстрация наших отношений, поэтому я не стала дальше изводить парня и мягко вывернулась из рук любимого.
— Вы пока обсудите, что именно нужно нам узнать в первую очередь, а я познакомлюсь с пленником.
Сделала шаг к серому мужчине и, услышав отчетливый скрип зубов за спиной, улыбнулась. Пленник возвышался надо мной почти на целую голову, вблизи он не выглядел изможденным, но его худоба была на грани. Его глаза неотрывно следили за мной, похоже, людей с белым цветом кожи и светлыми волосами ему видеть раньше не приходилось. Сам он обладал типичной для негров внешностью: высокие скулы, широкий нос, пухлые губы, черные глаза навыкате, а еще полное отсутствие волос на голове. Даже бровей не было, только короткие ресницы давали понять, что это не мутация, а осознанный выбор человека или его хозяина.
Протянула ему руку ладонью вверх, мысленно предлагая вложить свою. Понял сразу и накрыл мою руку своей, не разрывая зрительный контакт. Меня затопили чужие эмоции: настороженность, недоверие, покорность и любопытство. Последнее особенно порадовало, ведь если в человеке не до конца убили любознательность, то значит, не все потеряно.
Вот только человек — это не животное или другое неразумное существо, приказывать, заставлять или еще как-то принуждать пленника мне совсем не хотелось. Не говоря о том, чтобы грубо вломиться в чужое сознание и достать необходимую информацию. Мне и без того очень неприятно чувствовать себя рабовладельцем, чтобы усугублять эту ситуацию насилием над несчастными людьми. Поэтому дала мужчине ощутить мое сочувствие, добрые намерения, добавив успокаивающие эмоции. Пленник вздрогнул, его ладонь в моей руке напряглась, а сам он будто затаился в ожидании чего-то болезненного.
«Мила, — обратилась я к своей новоявленной помощнице. — Как сделать так, чтобы мы друг друга понимали? Я не хочу перетрясать его воспоминания насильно, мне нужно с ним поговорить».
«Я попробую научить тебя их языку, он примитивный, — согласилась Мила. — Примите удобную позу, это потребует много времени».
Я потянула пленника за руку, приглашая его сесть на землю и устраиваясь в похожей позе напротив него.
— Рита?
В мое имя Мстислав умудрился вложить все эмоции, что его одолевали в этот момент. Его бесило и пугало то, что он не может контролировать ситуацию. Да и кому понравится ощущать собственную беспомощность?
— Все хорошо, я тут пытаюсь убрать языковой барьер, — не отводя взгляда от пленника, начала быстро объяснять Мстиславу. — Ты же сам говорил, что постоянный контакт с чужим разумом опасен? Я тебе верю. А еще он очень утомителен, да и нервы у меня не железные. Поэтому буду изучать их язык, хотя бы основные слова. Это облегчит дальнейшую жизнь не только пленникам, но и людям, которые будут с ними работать.
— Маргарита Васильевна, я вами восхищаюсь! — влез Стэван.
— Засунь свое восхищение знаешь куда?! — Мстислав раздраженно оборвал дифирамбы принца. — Милая, понимаю, что тебя не отговорить от этой практически самоубийственной затеи, но сегодня у тебя был тяжелый день. Давай отложим этот опыт на завтра? Ничего с пленниками не случится за сутки, уж накормить их можно и без знания языка…
— Мстислав, я люблю тебя и обещаю сегодня больше не во что не лезть, но…
Поток информации от Милы оборвал на несколько секунд мое дыхание, аж прикусила губу от нахлынувших неприятных ощущений. Перед глазами мелькали картины из чужой жизни, они были отрывочные, но даже этого мне хватало, чтобы понять, насколько серым и беспросветным было существование рабов. Боль шла по нарастающей, пульсировала, давила, в мешанине образов я уже не успевала ничего улавливать. Напоследок пришла умная мысль — Мстислав, как всегда, прав, надо было подождать до утра…
— Больно?
Я вздрогнула от чужого голоса и отняла свои руки от головы. Напротив все так же сидел «серый» мужчина и с сочувствием смотрел на меня. Вот только место было для меня совершенно незнакомо. Я в панике огляделась, пытаясь понять, куда меня опять занесло. Но вокруг был только свет, теплый, мягкий, не раздражающий и ничего более.
«Где это мы?» — возникла закономерная мысль.
«В моем архиве, — услышала голос Милы. — По-вашему, в библиотеке. Я не знаю, в каком виде тебе удобнее будет получать информацию, в твоей памяти очень много всего намешано, поэтому визуализировать библиотеку тебе придется самой».
— Все чудесатее и чудесатее, — пробормотала вслух, поняв, что Мила покопалась не только в мозгах пленника, но и в моих.
— Странное слово, — задумчиво произнес мужчина, тоже оглядываясь. — И место необычное… Мы умерли?
— Надеюсь, нет.
— Жаль, — вздохнул собеседник, внимательно наблюдая за мной.
— Умереть никогда не поздно, но есть ли в смерти смысл? Не отвечай, это был риторический вопрос. Лучше скажи, как тебя зовут? — обратилась к нему.
— Шандр. А как твое имя, госпожа? — задавая вопрос, молодой мужчина сжался, будто в ожидании удара. Интересно, его и за любопытство наказывали? А еще ему явно нет тридцати лет, хотя изначально я посчитала его своим ровесником.
— Маргарита, но можно просто — Марго. Расскажи мне о своем мире? Ты знаешь, как твои предки попали в рабство?
— Наверное, были рабами всегда, — равнодушно пожал плечами Шандр. — О мире мне рассказывать нечего, он не такой яркий, как твой. В нем нет гигантских растений и открытой воды, нет такого количества запахов, и жар звезды не опаляет кожу. А еще в нем нет таких красивых женщин, как ты, госпожа.
Шандр не льстил, не пытался со мной флиртовать или по-другому втереться в доверие, он на удивление был искренней и открытой личностью. Поэтому я просто задавала ему вопросы, иногда уточняла некоторые непонятные мне моменты, слушала и делала выводы. А они были неутешительными. Жизнь людей в рабстве изначально не предполагала счастливое существование, а у сородичей Шандра оно было еще и бессмысленным. Их общество разделялось на несколько классов: рабочие, воины, корм. Шандр относился к воинам, их специально готовили к выживанию во всевозможных условиях, заставляли четко и без раздумий выполнять команды, ухаживать за ездовыми животными, владеть оружием. Хотя насчет последнего я пребывала в сомнениях, потому что в памяти Шандра ни мечей, ни ружей, ни чего-то другого, привычного для меня, не обнаружила. Зато там были: кнут, копье и что-то наподобие большой рогатки.
Рабочие трудились на полях, выращивали какие-то чахлые кустики, разводили кормовых животных (хотя их правильнее было называть насекомыми) и ухаживали за ними, вместе с муравьями строили различные подземные сооружения. На самом деле в языке Шандра имелись названия основных насекомых, но для меня они слышались трудно произносимым набором шипящих звуков. Например, кузнечик именовался щессск, а муравей — чнашс. Кстати, рабочие были на привилегированном положении, они единственные, кто доживал до старости. А еще их учили «таинственным» наукам, в то время как тот же Шандр даже не умел читать. Удел кормовых рабов был самым незавидным, их специально раскармливали для «кукловодов». И редко кто из них перешагивал тридцатилетний барьер.
Такой порядок вещей ни от кого не скрывался. Рабочие и воины в душе радовались, что их в свое время не посчитали «кормом», а самим жертвам аппетита «кукловодов» было на все наплевать. У них оставляли только два инстинкта: питание и размножение. Кстати, с последним у рабов не очень хорошо. Не знаю, может, воздух в чужом мире был нехорошим или радиация, или просто неправильное питание, но бума рождаемости среди рабов не наблюдалось. Хотя все предпосылки были, «кукловоды» не запрещали и никак не ограничивали интимные отношения между мужчинами и женщинами. Некоторые даже подталкивали их к этому своей волей, чтобы потом тянуть эмоции и энергию из своих жертв, а то и кровь. Связь в паре никак не регламентировалась, не было брачных союзов или семей, никто не хранил верность, а понравившуюся женщину можно было принудить к сексу силой. Но такое редко случалось, потому что воинов очень жестко гоняли на тренировках, не делая поблажек по половому признаку, а стало быть, не с каждой женщиной можно было справиться. Куда проще было наведаться в барак к «кормовым», которые никому не отказывали в близости. Все дети, к какому бы классу не принадлежали их родители, воспитывались отдельно и в возрасте пяти лет «кукловоды» проверяли их на способности. После распределения их отдавали под надзор наставников, и начиналось обучение.
— Госпожа, я могу задать вопрос?
Шандр немного успокоился и стал осмотрительнее, теперь он старательно сдерживал свое любопытство и боялся мне не понравиться. В его желании произвести на меня хорошее впечатление не было пошлых мыслей, он просто позволил себе частичку надежды на что-то лучшее и не хотел ее спугнуть.
— Конечно.
— Что будет с нами?
— Для начала вас накормят, потом вы сможете обустроить для себя лагерь. Вам же надо где-то спать? А что делать с вами дальше, я не знаю. Понимаешь, в этом мире рабства нет. И людей мы не едим. У нас каждый занимается каким-то нужным делом. Например, у нас тоже есть воины, но они сражаются другим оружием, есть рабочие, но строят они высокие здания. Да ты видел башню, на которой мы сидели с друзьями. А еще у нас сложные законы, нельзя никого насиловать и убивать, грабить, принуждать к чему-либо. Я уже не говорю о языковом барьере и отсутствии у вас элементарных знаний: грамота, письмо, арифметика. Это только малая часть того, чему вам придется научиться. Потому что без этих знаний вам не выжить. Наши дети этому учатся в среднем от десяти до пятнадцати лет, прежде чем они смогут самостоятельно обеспечивать свои потребности. И мы несем ответственность за них все эти годы, заботимся, учим, любим.
— Я понял, госпожа, — опустил голову Шандр. — Мы для тебя обуза. Если все так сложно, ты всегда можешь подарить нам легкую смерть…
— Может, это и самый простой выход, но неправильный. Хуже только бросить вас в лесу одних, без знаний, без помощи, — вздохнула я, понимая, какое ярмо взвалила на свои плечи.
Это вам не кураторство группы подростков, которым надо немного внимания и заботы. Это взрослые люди, воспитанные в чуждых нам законах, с рабским менталитетом, для которых нет ничего святого, кроме приказа хозяина. Отпустить их на волю — это подвергнуть опасности обычных законопослушных людей. Отдать их Эду, пусть сам решает судьбу необычных переселенцев? Вот только нужны ли ему не-маги? Хотя я могу торопиться с выводами, ведь мои способности проснулись только через несколько месяцев.
— В общем, впереди у вас непростая, но увлекательная жизнь, — мягко и чуточку устало улыбнулась я мужчине.
— Не уверен, что всем будут по нраву изменения…
— Вот ты и поговоришь со своими друзьями, объяснишь, что издеваться над ними никто не собирается, как и съедать. Назначаю тебя старшим. Если будут вопросы, пожелания, какие-то насущные нужды — подходи, решим.
— Хорошо, госпожа. А можно последний вопрос? — Получив мой кивок, Шандр замялся и спросил: — Я вроде бы все понял, хоть и было много новых слов. А про детей не очень. Вы некоторых учите, а других едите? Хозяева тоже нас любили, говорили, мы вкусные и питательные, но они ели только взрослых…
— Нет, мы не едим детей. — Я не знала плакать мне или смеяться. — Думаю, просто в наших языках слово «любим» имеет разное значение.
«Мила, ты же покопалась в моей памяти. Можешь что-нибудь в качестве примера дать посмотреть Шандру? Только не личное. Лучше какой-нибудь фильм. А то я очень устала, хочу спать и к Мстиславу».
«Все сделаю, дорогая. — Голосок Милы теперь напоминал голос моей единственной подруги из прошлого, та же интонация и манера общения. Кстати, ее звали Людмила. Новоявленная подружка смутилась и добавила: — Я подумала, что тебе будет приятно, но если нет, то скажи».
«Оставь, мне понравилось», — ответила Миле. Знакомый голос в голове действительно слышать приятнее. А теперь пора к моему самому замечательному мужчине, желательно под бочок и подальше от любопытных спутников.