— Вы не знаете, кто это делает? Не знаете, но ищете? Кто-то превращает адептов в ледяные статуи? – Бросила я наугад.
Нет, выражение лица деймара осталось таким же каменным. Но я буквально всем телом ощутила сложносоставную эмоцию неудовлетворения и желания поточить коготочки.
Да, в Академии Пределов творилось неладное и, похоже, есть кое-что в мире, что неподвластно даже Вечному принцу. Хотя мне все ещё было невыносимо сложно, почти невозможно осознать, что вот это существо из плоти и крови рядом со мной, полный сил, дышащий и эмоциональный мужчина настолько стар, что, наверное, даже наши фараоны покажутся ему детишками в песочнице.
Впрочем, оставим.
— Слишком много вопросов, снежная.
Алые волосы стекли кровавым ручьем на покрывало. Несправедливо мужчине иметь такую красоту, а женщинам… три волосинки, заколотые бантиком. Нет, сейчас-то мне есть, чем похвастаться. А вот мама всегда мечтала о длинных волосах, но… стоило им отрасти – как тут же лезли!
— Мне кажется, я имею на них право, — твердо посмотрела в холодные глаза, — наша сделка все ещё в силе, не так ли?
— Ты так изящно хочешь выведать, помог ли я твоим родичам? – На меня подняли бесстыжие алые глаза. – Я решил проблемы снежных, спи спокойно, Дайана…
В холодном голосе промелькнули задумчивые нотки.
— Им точно больше ничего не грозит? Вы… — поерзала от нетерпения, — выловили всех заговорщиков? А вы уверены, что они не смогут выбраться и…
— Они уже никуда не выберутся, — оборвался меня деймар. И что-то в его взгляде остановило от расспросов.
Ну что ж, не слишком хочется портить аппетит рассказами об унылых кусках некой субстанции из асоциальных элементов.
— Тогда… вашу пропажу я вам вернула. Вернее, Игги, — я капельку смутилась, — вы помогли нам с угрозой снежным. Бал Перелома ещё только близится – и двойка вам, адептка Нариэ, что так и не узнали о местных обычаях по поводу танцев, — поэтому не совсем понимаю, почему вы все же пришли за мной сейчас – и спасли? — Спросила прямо.
Грудь обожгло знаком. Я вдруг поняла, что Ллиошэс злится. Впрочем, нельзя сказать, что я не пыталась разозлить его специально. Я пыталась понять его. Пыталась осознать, насколько далеко я могу зайти прежде, чем меня остановят, и чем мне это грозит. Нет, я не самоубийца и пока в своем уме. Но слишком уж сильные эмоции вызывал у меня деймар. Влюбиться в такого – уже само по себе то ещё приключение.
А он куда опытнее, чем миллионы смертных. И что там было в его жизни в те самые темные века на рассвете магии этого мира — только он и знает.
Ох, колючки снежные, вот нельзя было подобрать мне кого-то доброго, нежного, покладистого, внимательного и вообще – прелесть?! Мне показалось, что в воздухе промелькнул серебристый след и раздался громкий звенящий смешок. Но откуда бы здесь взяться снежным фейкам?
— Мне бы хотелось вернуться к остальным и тоже пройти проверку. И благодарю за спасение и за еду. Вы очень помогли мне.
Спасли жизнь. Или, по крайней мере, спасли от нескольких неприятных переломов. Но я слишком хорошо понимаю, чего могут стоить не вовремя сказанные и неосторожные слова. Особенно, в этом месте. И поэтому молчу. Молчу даже тогда, когда чужая ладонь на миг накрывает мою, сжимая пальцы.
Молчу, моргая, когда мужчина в одно слитное движение нависает надо мной. Его грудь едва заметно вздымается, а потом он обхватывает длинными паучьими пальцами мой затылок – и целует. Снова. Выбивает дух. И больше всего мне хочется потерять себя, раскрыться ему навстречу, позволить исследовать мои губы, увлечь в этот танец, от которого в горле ком, а в животе – мелкие песцы хороводы водят, но…
Моя ладонь упирается в его грудь. Я сжимаю зубы, понимая, что если он захочет – противопоставить ничего не смогу. Но… удар сердца. Другой. И Ллиошэс останавливается.
Все такой же хладнокровный, совершенный и ни капли не растрепанный. Только глаза щурятся и когти вылезли. Острые, твердые, блестящие.
— Ты уже прошла проверку магии у главного источника, Дайана. И если бы не подходила этому месту – то уже составила бы компанию эмиссару Стуже. С той разницей, что ты бы стояла в главном зале той самой ледяной статуей, а то и вовсе разлетелась бы на осколки. Впредь думай, куда руки суешь, тирра.
И вроде бы тон ровный, холодный, а в глазах бурлит и сверкает что-то тревожное. Как будто… он за меня испугался. Привидится же.
— Выдумщики вы, однако. С огоньком, — пробормотала, стараясь не выдать того, как ослабели руки и ноги.
— Все так говорят про деймаров, но забывают почему-то, что и остальным народам есть, чем похвастаться, — оскалился Принц.
— Да и я не стала бы спорить. Все хороши. Вы хотя бы честно признаете свои особенности, — хмыкнула коротко.
По искоркам удовлетворения, вспыхнувшим в чужих глазах, поняла, что эльф остался доволен. Наверное, в этот момент я порадовалась и позавидовала эльфам крови, у которых был покровитель, готовый защищать свое детище ото всего мира.
— Дево-учка моя! Фр-ряф! — Мигом откуда-то вынеслась огромная кошачья булочка на лапках – и ринулась на меня.
Булочка была рыжей, взлохмаченной, с подранным усом, и в ней я с легкостью определила Мэйкелинджа.
Похоже, мой рыжий драк-кошка вышел победителем из схватки. И даже сейчас выгнул спину и угрожающе заурчал на тира Ллиошэса. Герой мой! Защитник! Вот хоть кто-то меня действительно искренне любит!
— Не тяни лапы-у, Вауше Кровеу-ейшество! Пока мне-у выкуп не заплау-тишь – не косись! Не даум девицу испортить!
А за выкуп можно, получается?
Я задумчиво приценилась к распушившемуся рыжему хвосту. Вот быть ведь кому-то бритым.
Но в этот самый момент из воздуха соткалась фигура эмиссара Метели – такая же прозрачная и ледяная, как раньше, и гулкий голос спустил с небес на землю:
— Вас ждут у выхода. Это Храм магии, а не место для страстной ночи, Вечный.
Щеки загорелись. Я дернулась, понимая, что осталась в одной только форме. И теплый свитер, и моя шубка – все было безвозвратно утрачено.
Но в ту же секунду в воздухе появилось прозрачное бесформенное создание, похожее на мыльный пузырь – и прямо перед нами упала та самая чудесная теплая зимняя шуба. Голубоватый снежный шар исчез, тихо запели невидимые колокольчики.
А я поспешно подскочила, понимая, что нужно уходить. Слишком многое было сказано, но недосказано – ещё больше.