Айшэл старалась. Это было видно. Наверное, девица не старалась так с момента поступления в Академию. Уж же мы оба с некоторым напряжением наблюдали за тем, как сфера уплотняется, увеличивается и отливает темно-синим. Опасно. Опасно. Очень опасно… Внутри что-то мелко дрожало.
Хоть бы справилась, не упустила своенравную магию!
Эта сила почему-то казалась мне смутно знакомой и даже чем-то близкой. Отзывалась холодной щекоткой в венах. Мне показалось, что само лицо Айшэл как будто меняется, становится серовато-синим, слишком серьезным и уставшим. Почти прозрачным.
Да что творится?
Но додумать мысль не успела – магия полетела к Лиакрену. Тут принял её без видимых усилий, кажется, даже сам этому удивился. Красуясь, легонько подкинул «мячик» сил в воздух – и отбросил ко мне. Сила ударилась о пальцы, запузырилась. С трудом сдержала крик. Больно, между прочим, не соврал магистр! Но было не просто больно – как будто пальцы в кислоту макнули! Мне показалось, что они сейчас обуглятся, не иначе.
«Бросай! Быстро бросай!» — Кричало что-то во мне.
И в то же время я вдруг отчетливо поняла – нет. Не смогу. Нельзя. Любого другого сейчас эта сила убьет. Потому что это чистая концентрированная сила детей Зимы. Откуда она у Айшэл? Не верю, что дело в парне – он обычный маг со склонностью ко льду и ментальной магии. Как почти все в нашей группе.
Инстинкт самосохранения говорил о том, что нужно бросить мерзкую гадость куда угодно. Но я знала – нельзя. Нечто внутри меня тихим шепотом рассыпало клубы снега, словно припорашивая эту боль.
— Бросайте немедленно, адептка Нариэ! – Раздался голос Фейра Лограта.
Его я слышала, как сквозь вату. В ушах шумело.
— Бросайте, живо!
Клубок в моих руках стал темно-синим, словно штормовая волна. Он вдруг вспенился, попытался поползти вверх по рукам, обжигая лютым нечеловеческим холодом.
«Позволь я… помогу», — вкрадчиво шепнула реальность голосом спящего вечным сном эмиссара Стужи.
Да что же он как Змей-искуситель всегда так вовремя!
Но больше всего меня испугал голос Ллиошэса. Он возник в моем разуме осколком дрожащего эха. Разъяренный до такой степени, что из его ярости можно было бы вагон шарфиков связать.
— Слушай его. Сейчас только эта тварь может тебе помочь…
— Мальчик, я с тобой ничем не меряюсь, — в стылом голосе эмиссара звучало нечто, похоже на смех – как будто сосульки падали, — я лишь предложил помощь…
— И какая у неё будет цена? – Я стиснула зубы.
Перед глазами мелькали секунды.
— Мир… между нами… Усмири свою гордость, Айе Ллиа Шшэсаэль.
Так он назвал Ллиошэса?
Вспышка на кончиках пальцах была настолько нестерпимой, что, кажется, я тихо застонала, поминая зиму, снег и всех магов в купе по бабушке, матушке, батюшке и прочим родственникам и уродственникам.
— Тьма, — выругался Ллиошэс и зашипел.
— Принеси её… ко мне… помогу, — откликнулся Стужа, — об остальном мы договоримся сами…
Кажется, сквозь сомкнутые веки пробился свет. Кажется, руки тряслись так, что ходили ходуном. Я не увидела – всем телом ощутила его приближение. И его, и эмиссара Метели – ректор колол холодом.
И именно ректор накрыл мои ладони своими, забирая из них чужую и слишком сильную сейчас для меня магию.
— Лограт, шкуру с тебя спущу, — слышалось сквозь дрожь яростное шипение. Моя ж ты змеюченька…
Ой, я что, сказала это вслух? Судя по шокированному молчанию – да. Впрочем, мне можно. Я вообще болею, а когда девушки болеют – они имеют право на некоторые причуды. Меня подхватили и прижали к горячему телу.
— Один раз – и я у вас-с, — прошипели у меня над головой, — у вас-с в голове, маленькие, надоедливые, глупые смертные. А теперь зарубите на своих носах… Слушайте меня внимательно, я не люблю повторять дважды. Когда повторяю дважды, я расстраиваюсь. Когда расстраиваюсь – летят чьи-то головы. И не только головы. Я понятно объясняю? Хорош-шо. Этот материал усвоили.
Я никогда не слышала от Ллиошэса Норитэли такого тона. Страшного. Нежного. Смертельно ласкового и заботливого. До такой степени, что эта забота ложится валуном на плечи и душит, душит, душит…
— Так вот, — меня перехватили крепче, — мое не трогать. Я внятно объясняю? Это моя жена, — кажется, меня приподняли.