Никогда не говори никогда

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В воскресенье в доме Маккоев все шло как обычно, как было заведено, но лишь для постороннего взгляда. За пару дней изменилось многое.

Коннор сидел в старом кресле на веранде и пил кофе. Была весна, все кругом цвело. И все напоминало Коннору детство. Теперь это его дом.

Он сам не знал, почему решил вернуться сюда, в Манчестер. Скорее всего, причиной все-таки была Бронте, но мысли о ней причиняли Коннору нестерпимую боль.

Ему предстояло вернуться на работу. Он появился там один раз — сказать, что не держит зла на коллег и начальника, однако Ньютон предложил ему взять небольшой оплачиваемый отпуск, и, к удивлению всех и себя самого, Коннор согласился. Осталось решить, чем занять себя па время этого неожиданного безделья. Вначале он сходил с ума от скуки, но постепенно свыкся с этим. Если бы не воспоминания о ночи с Бронте, все шло, казалось бы, не так плохо.

Отношения с братьями и их женами становились все доверительнее. Коннор сидел и наблюдал, как Марк отчаянно тряс рукой, по которой, промахнувшись, саданул молотком. Голиаф носился вокруг хозяина и заливался лаем.

Коннор старался понять, что так изменило его отношение к родным. Он больше не чувствовал себя в ответе за всех и каждою. Раньше он сразу же бросался на помощь ближнему. Теперь… теперь он словно отошел в сторону, превратившись в наблюдателя.

Любой психоаналитик объяснил бы ему причину. Он всегда считал себя одиночкой, которому никто не нужен, и вот семья сломала этот стереотип, придя ему на помощь в трудный момент. И потом — какие все-таки жестокие слова бросала ему Бронте в последний раз! Нет, он во что бы то ни стало должен доказать ей, что способен измениться. Закоренелый самовлюбленный эгоист станет таким, каким она полюбила его.

Коннор провел рукой по груди, словно ощущая пустоту в своей душе. Пустоту, которая появилась, когда Бронте ушла. Почему именно она, единственная женщина из всех, так сильно запала ему в сердце и душу?

Но разве Бронте просто одна из множества? Она особенная: отважная, умная, соблазнительная женщина, знающая себе цену. Она покорила его сердце, что никому до нее не удавалось. Она заставила его почувствовать то, чего раньше он не испытывал.

— Я тоже считаю, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Коннор очнулся и взглянул на Келли, которая только что подошла и с сомнением наблюдала, как его братья пытаются разобрать старый сарай. Келли кивнула в их сторону:

— Да, сейчас самое безопасное место здесь, на веранде. — Она улыбнулась. — Как ты думаешь, они знают, что делают?

Коннор ухмыльнулся, глядя на невестку.

Без сомнения, она иронизировала и весь ее монолог был адресован Дэвиду.

Коннор поймал себя на мысли, что больше не воспринимает Келли как врага, ему очень нравился новый, расширенный состав семьи Маккой.

— Согласен с тобой — они не ведают, что творят.

Келли заправила за ухо прядку светлых волос.

— Я советовала им обратиться в компанию, занимающуюся сносом построек. Но разве они меня послушали? Нет, конечно, — с легкой усмешкой произнесла она. — Хорошо, если еще не покалечатся. — Келли помолчала. — Знаешь, я обещала Дэвиду не вмешиваться, но… — Она оглянулась. — Я вошла в вашу семью совсем недавно, а с Бронте мы дружим уже долгие годы.

Коннору при этих словах очень захотелось встать и уйти. Но он не двинулся с места.

— Судя по равнодушному выражению твоего лица, думаю, я могу продолжить?

Коннор кивнул, размышляя, куда заведет их эта беседа.

— Я не знаю, что произошло между вами. Когда дело доходит до отношений с противоположным полом, Бронте предпочитает держать рот на замке, впрочем, как и ты. И… я хочу сказать, что Бронте из тех женщин, которые, приняв решение, никогда его не меняют.

Келли посмотрела на работу, кипящую вокруг старого сарая, и докончила:

— Я знаю, ты такой же.

— Она спрашивала обо мне? — Коннор тут же пожалел о том, что задал вопрос.

Келли понимающе улыбнулась.

— Конечно.

— И что ты ей сказала?

Она намеренно напустила на себя равнодушный вид.

— Так… сказала, что ты просто упрямый старый осел, который страдает больше, чем она.

Коннор удивился, вовсе не ожидая такого ответа.

Келли рассмеялась.

— Да я шучу. Ничего такого я ей не говорила, рассказала только, что ты решил переехать в старый дом. Она одобрила это.

Коннору понравилась реакция Бронте.

— Думаю, там не обойтись без моей помощи. — Келли спустилась со ступенек веранды и обернулась. — Если ты ей позвонишь, она будет рада, несмотря на то, что скажет потом. Я думаю, ты и сам об этом думал. Так что — вперед!

Коннор потупил взгляд.

— Хотелось бы, чтобы все было так просто.

— Это очень просто. Берешь трубку, набираешь номер — и, пожалуйста: на другом конце линии человек, с которым ты желаешь поговорить. — Келли улыбнулась, помахала Коннору на прощание рукой и направилась к старому сараю.

Коннор смотрел ей вслед. Да, набрать номер и поговорить с Бронте… Ну не мог он этого сделать! Бронте права: он не хотел иметь детей, он боялся ответственности за них, боялся сделать свою семью несчастной.

Итак, это одна сторона вопроса. Вторая — сможет ли он провести остаток своей жизни без Бронте? Это требовало длительных размышлений.

После обеда Коннор поднялся наверх, решив заглянуть в свою бывшую комнату, принадлежавшую теперь трехмесячному сыну Мелани и Марка, смешному карапузу с огромными голубыми глазами.

Коннор наклонился над кроваткой. Племянник стал внимательно изучать его, потом протянул ему ручонку с соской.

«Неужели такая кроха потом превращается во взрослого человека?» — подумал Коннор, потянулся и взял племянника на руки. Чувство было настолько необычным, что Коннор судорожно вздохнул.

— Ну, и как тебе новенький Маккой, а?

Он обернулся и увидел отца.

Коннор, смущенный и растерянный, собрался, было положить ребенка обратно в кроватку, но племянник, протестуя, заплакал. Он снова прижал малыша к груди, и тот сразу успокоился.

Папуля улыбнулся.

— Такой же упрямый и требовательный, как все Маккои.

Коннор посмотрел на малыша, удивляясь, какой он маленький и легкий.

— Он очень похож на маленького Дэвида. Согласен, дед?

Шон задумался.

— Не знаю. Мне кажется, он больше напоминает тебя в детстве.

Коннор удивленно взглянул на малыша.

Странно, он помнил своих братьев примерно в этом возрасте, но никогда не задумывался, что когда-то и сам был таким же. И вдруг Коннора пронзило острое желание иметь ребенка, такую же очаровательную кроху!

— Определенно, он похож на тебя. — Папуля вздохнул. — Видишь, как он смотрит? Будто пытается понять, можно ли нам доверять. Это выражение я очень часто видел в твоих глазах. — Его голос дрогнул. — Выражение, которое я все еще вижу в твоем взгляде. Я помню, когда мы с Кэтрин впервые привезли тебя домой, он стал настоящим домом, а до этого мне здесь было неуютно. В нем жили родители твоей матери, а я провел жизнь в том старом доме, где теперь поселился ты.

Коннор не понимал, почему отец заговорил об этом, но не перебивал.

— Коннор, я понимаю, что никогда не был таким отцом, о каком ты мечтал. Я забыл, что семья — это нечто серьезное и важное. Когда мама умерла, мир для меня перестал существовать, и семья, то есть вы, тоже… я запутался, заблудился, не знал, что мне делать дальше. Ее смерть опустошила меня.

— Но мы нуждались в тебе, — сказал Коннор, удивляясь своей смелости.

— Я знаю… Не могу выразить, как я горжусь тобой. Ты взвалил на свои плечи мою ношу. Ты удержал семью, не дал ей развалиться. Ты стал отцом своим братьям, лучшим отцом, чем когда-либо был я. Это был чересчур тяжелый груз, и он придавил тебя. Теперь я не в силах что-либо изменить. Это плохо, это очень плохо. — Шон помолчал, а потом спросил: — Найдется у тебя местечко в сердце для меня, сынок? Все так случилось не потому, что я не любил тебя или твоих братьев. Я ненавидел себя и до сих пор страдаю, потому что не сделал тогда того, что должен был сделать. Прости меня, Коннор.

Он стоял, опустив плечи и потупив взгляд. Коннор подошел и обнял отца одной рукой, другой, придерживая маленького Шона Джонатана, его внука. Так они втроем застыли на несколько мгновений, но им объятие показалось вечностью; три поколения воссоединились в мире и согласии — отец, сын и внук.

— Я прощаю тебя, — тихо произнес Коннор. — Прощаю.

В комнату заглянула Мелани.

— Что здесь происходит?

Коннор и Папуля обернулись:

— Ничего. Мы просто проходили мимо и услышали, как он плачет.

— Понятно. — Мелани взяла сына у Коннора. — Ему нужно поменять подгузник. — И она стала переодевать малыша.

В этот момент появилась мать Мелани, Вильгельмения, но, увидев столь многочисленное общество, решила уйти.

Коннор мельком взглянул на отца, подошел к Вильгельмении и вернул ее.

— Все в порядке, я рад, что вы откликнулись на мой звонок и пришли.

— Ты позвал ее? — удивленно спросила Мел. Коннор ухмыльнулся.

— Да. Я подумал, что… в общем, пора мне перестать вести себя как капризному ребенку, вы ведь понимаете, о чем я?

Мелани посмотрела на Коннора и улыбнулась.

— Да, мы знаем, о чем ты говоришь.

Слишком долго Коннор тянул, не желая признавать очевидные вещи. Улыбка Мел избавила его от необходимости что-то говорить.

— Можете выйти на улицу прогуляться, а заодно и полюбоваться на то, что осталось от нашего любимого сарая.

Коннор взглянул на отца, потом на Вильгельмению и отправил всех во двор.

Работы осталось совсем немного. Голиаф носился по газону и лаял на всех подряд. Братья разгребали развалины, комментируя каждую находку.

Наконец Митч, снимая перчатки, сказал:

— Думаю, на сегодня пора заканчивать.

Все направились к дому, кроме Коннора, который наблюдал за парами, и особенно за Папулей и Вильгельменией. Те шли рядом, не касаясь друг друга, но, изредка переглядываясь так, что все их секреты были как на ладони.

Зарычал Голиаф. Коннор обернулся, пес завилял хвостом и с радостью подбежал. Коннор погладил собаку и последовал за всеми.