Ночная голубка

ПРОЛОГ

Замок Оксвич, Англия, 1201 год

Сегодня в Оксвиче снова разразится буря. Ее приближение угадывалось в застывших, напряженных чертах лица матери, в тревожном перешептывании служанок, которые убирали комнаты в женском крыле замка.

Обычно жизнь в Оксвиче протекала мирно и спокойно. Но временами, примерно раз в несколько недель, леди Хэрриетт вдруг впадала в какое-то непонятное беспокойство. Ее тревога мгновенно передавалась всем обитателям замка. Маленькая Джоанна могла безошибочно угадать, что за этим последует. Вечером мать, как всегда, удалит слуг из главного зала и останется там наедине с отцом. Джоанна не знала, что именно между ними происходило, но через некоторое время мать, вся в слезах, быстрым шагом направлялась в свою комнату, отец же, безобразно пьяный, крушил все вокруг, выкрикивая ругательства, а потом куда-то исчезал на всю ночь. Следующие несколько дней он бывал мрачнее тучи, мать не вставала с постели, и слуги старались ступать и двигаться бесшумно, как тени, чтобы не прогневать хозяина, сэра Эслина. Сама Джоанна в такие дни и вовсе не показывалась отцу на глаза, ибо его, казалось, приводил в исступленную ярость сам факт ее существования.

Девятилетняя Джоанна знала, что не смеет ненавидеть отца и осуждать его поведение. Однажды, когда она поведала о подобных чувствах к родителю на исповеди, пастор сурово отчитал ее за это. Несмотря на все старания, Джоанна не могла заставить себя уважать, а тем более любить отца. Особенно теперь, когда, похоже, он снова собирается дать волю своему свирепому нраву.

Гладкий лоб девочки прорезала морщинка. Она оставила игру и, подхватив на руки любимого котенка, обратилась к проходившей мимо матери:

— Мама!

Однако леди Хэрриетт, погруженная в свои невеселые думы, не услышала ее.

— Мама! — снова позвала девочка с дрожью с голосе. Но мать опять не обратила внимания на Джоанну. Она миновала холл, дала поручения нескольким находившимся там слугам. Голос леди Хэрриетт был как всегда спокойным и ровным. Волнение ее выдавали лишь нервно сжатые руки. Девочка, не сводившая глаз с матери, подумала, что та похожа на лебедя. На гордого прекрасного лебедя, охваченного смертельным страхом.

Но лебеди никогда не плачут, а мама наверняка проплачет всю нынешнюю ночь. Подумав об этом, Джоанна подбежала к леди Хэрриетт и потянула за подол ее жемчужно-серое платье.

— Мама, пожалуйста, подожди минутку! Поговори со мной! Леди Хэрриетт повернулась к своему единственному ребенку и машинально погладила девочку по голове. Лицо ее было бледным и осунувшимся, морщинки возле рта обозначились яснее.

— Попозже, дорогая. Возможно, попозже. Сейчас мне надо побыть с твоим отцом, — голос ее слегка дрогнул. — Пойди поиграй, дитя мое.

Она повернулась, чтобы уйти, и сердце Джоанны сжалось от страха. Девочка стиснула руки, и котенок в ответ протестующе мяукнул. Но Джоанна не обратила внимания на своего любимца. Она думала лишь о том, как защитить свою красавицу мать от надвигающейся беды. Ну почему отец ведет себя с ней так ужасно? Почему? Но гнев, охвативший девочку от этих мыслей, не мог победить владевшего ею отчаянного страха.

Не долго думая, она подбежала к лестнице, которая вела в женское крыло замка, и бросилась вверх по широким каменным ступеням. Она решила забраться в комнату матери и дождаться там ее прихода. Рано или поздно мать придет туда. Когда закончится этот таинственный разговор с отцом, леди Хэрриетт поднимется к себе, и Джоанна попытается утешить ее. А может быть, на этот раз все обойдется, и она не будет так горько плакать.

Джоанна изо всех сил неслась по ступеням винтовой лестницы, ее локоны развевались на бегу, зеленые глаза потемнели от страха и решимости. Однако решимость уступила место сомнению, едва лишь девочка взялась за ручку двери. Ноги Джоанны как будто приросли к полу. Приоткрыв дверь, она несмело заглянула внутрь, твердя себе, что ей не следует здесь находиться, что надо тихонько прошмыгнуть в свою маленькую угловую комнатку и там дожидаться окончания тяжелой сцены между родителями. Но тут котенок, пронзительно пискнув, вырвался из рук девочки и забился под кровать леди Хэрриетт.

— Иди сейчас же сюда, леди Минну! — позвала Джоанна, заглядывая под кровать. — Ну, пожалуйста! — добавила она дрожащим от волнения голосом. Однако леди Минну, оказавшись на свободе, принялась деловито вылизывать заднюю лапку, выставив ее вперед, и в ответ на отчаянные призывы маленькой хозяйки лишь окинула ту равнодушным взглядом. Джоанна вынуждена была, распластавшись на животе, влезть под кровать вслед за котенком. Леди Минну устроилась у самой стены. Здесь было тепло и уютно. Снизу видна была веревочная сетка кровати, натянутая на деревянный каркас. Джоанна свернулась калачиком на полу, прижав котенка к груди.

— Все в порядке. Спи, малышка, — прошептала она, кладя одну руку под голову, а другой поглаживая пушистую спинку зверька. Она стала тихим голосом напевать колыбельную, слегка покачиваясь в такт:

— «А» — аккуратность, «Б» — бережливость, «В» — величие, «Г» — горделивость, «Д» — достоинство, «Е» — единение, «Ж» — желание, «З» — заверение…

Под конец шепот девочки перешел в сонное бормотание и, зевнув, она умолкла. Леди Минну и во сне продолжала довольно мурлыкать. Маленькая хозяйка убаюкала своей колыбельной не только ее, но и себя.

Джоанну разбудил скрип кровати и звуки сдерживаемых рыданий над головой. Настал вечер, в комнате было довольно темно. Котенок мирно спал рядом с девочкой. Джоанна мгновенно вспомнила, с какой целью она забралась сюда, и начала выбираться из-под кровати, чтобы обнять и утешить мать, но звук тяжелых шагов и грохот открываемой двери заставили ее в страхе попятиться и снова забиться в свое укрытие. Судя по скрипу веревочной сетки, мать села в кровати.

— Так вот где вы скрываетесь?! — загремел знакомый голос, резкий, грубый и безжалостный. Джоанна сидела скорчившись, втянув голову в плечи, и молилась лишь о том, чтобы ее присутствие не было обнаружено.

— Подходящее место вы для себя нашли, нечего сказать! Бесплодная жена прячется от гнева мужа не где-нибудь, а в постели! Кровь Христова! Что за проклятие тяготеет надо мной? Почему Бог дал мне вас в жены?!

— Прошу вас, не гневайтесь, господин супруг мой, — пыталась успокоить его леди Хэрриетт, — настанет другой месяц, а потом еще один. Скоро кончатся дни очищения моего…

— Сколько уже месяцев вы твердите мне это?! — взревел лорд Эслин. — Сколько лет прошло с тех пор, как вы родили эту вашу девчонку? Скоро вы станете слишком стары, чтобы рожать детей! Мне нужен сын, которому я смог бы передать имущество и титул. Слышите, вы? Я не позволю вам оставить меня без наследника!

— Но Джоанна — ваша дочь, — прошептала леди Хэрриетт. — Неужели, если кроме нее…

— Да полно, так ли это? — в голосе лорда Эслина послышалась злобная насмешка. — Вам, разумеется, ничего другого не остается, кроме как пытаться меня в этом убедить. Наставили мне рога, а потом хотели выдать ребенка Роже за моего. Вы и теперь надеетесь увидеться с ним, когда мы будем в Лондоне. Но этому не бывать. — И он торжествующе захохотал. — Он-таки нашел свою смерть при Гайярде: какой-то француз проткнул его мечом и отправил к дьяволу! Так что теперь, госпожа блудливая жена, вы будете блудить со мной одним!

Джоанна услышала горестные рыдания матери, затем матрас и веревочная сетка кровати скрипнули, — похоже, отец толкнул мать на кровать и улегся туда сам. Девочка, охваченная ужасом, сжалась в комок, притянув к себе котенка. Животное пыталось освободиться, царапаясь и протестующе мяукая, но Джоанна крепко держала его. Шум голосов и скрип матраса сверху заглушали отчаянные вопли испуганного зверька.

— Эслин! Не надо! Прошу вас!

— Молчи и делай что тебе говорят, женщина!

— Но я нечиста… Вы же знаете, я сейчас нечиста! — умоляла леди Хэрриетт.

— Значит, я заодно изгоню из вас дьявола! Но так или иначе, а наследник у меня будет! Любой ценой, слышите, вы!

Голоса стихли, и Джоанна теперь слышала лишь ритмичное поскрипывание кровати. Но это пугало ее еще больше. Она по-прежнему прижимала к себе котенка, и слезы, просачиваясь сквозь сомкнутые веки, заливали ее лицо. Девочке хотелось зажать уши, чтобы не слышать этого противного, ужасного скрипа. Ее маленькое тело содрогалось от страха. «Мама, мамочка», — шептала она.

Внезапно скрип прекратился. Теперь слышно было лишь тяжелое сопение отца и плач матери.

— Каждую ночь. Слышите, Хэрриетт? Отныне я буду делать это с вами каждый день и каждую ночь. Мне нужен наследник!

Он ушел, изо всех сил хлопнув дверью.

В комнате воцарилась тяжелая тишина. Мать молча неподвижно лежала на кровати. Она даже не плакала. Джоанна не могла решиться обнаружить свое присутствие. О, как она ненавидела сейчас своего отца! Почему он так холоден с ней и так жесток с матерью? Почему он все время доводит ее до слез?

Мать поднялась с кровати и сделала несколько неуверенных шагов. Джоанна стала поспешно вытирать мокрое от слез лицо. Воспользовавшись этим, котенок выскользнул из ее рук, подбежал к леди Хэрриетт и стал с мяуканьем тереться о подол ее платья.

— О, любовь моя… Я не смогу этого вынести, — произнесла женщина еле слышно, как будто обращаясь к животному. — Я не в силах пережить разлуки с тобой…

Отчаянная решимость, угадывавшаяся в ее тихом голосе испугала девочку больше, чем сами слова. Охваченная паникой, Джоанна стала выбираться из своего укрытия.

— Мама! — крикнула она, вылезая из-под кровати. — Мама! — всхлипывала девочка, выпрямляясь. Но леди Хэрриетт в комнате не было.

Котенок неподвижно, как статуэтка, сидел на подоконнике, глядя во двор. Джоанна снова стала вытирать ладонью слезы. Вне себя от страха, она оглядывалась по сторонам.

— Мама, где ты? — внезапная догадка заставила ее похолодеть от страха. — Где ты, мама? — беспомощно спросила она еще раз и бросилась к окну.

Испуганный котенок спрыгнул на пол. Вечернее небо было темно-синим, по нему неторопливо проплывали розоватые облака. Вдалеке летела стая серых птиц. направляясь к заросшим камышом болотам. Но эта мирная картина поздних сумерек показалась девочке зловещей.

Джоанна посмотрела вниз, и что-то в ней — какая-то неотъемлемая часть ее души в этот момент навсегда умерла.

Там, в пересохшем рву, распростершись, лежала мать. Она была похожа не убитую птицу, подол и пышный рукав ее платья колыхались на ветру, как жемчужно-серое оперение.

Джоанна спрыгнула с подоконника.

— Мама! — пронзительно закричала она. — Мама! Мама! — продолжала взывать Джоанна. Губы ее выговаривали это привычное, родное, самое важное в жизни слово, но она, внезапно повзрослевшая в эту минуту, с ужасом и отчаянием понимала, что ответа на него не услышит больше никогда.