Ночные откровения

Глава 7

В память о родителях Элиссанде осталось совсем немного: серебряные гребни матери, флакон духов, составленных специально для Шарлотты Эджертон парфюмерным домом «Герлен»[24], бритвенный прибор отца, связка писем под лиловой тесемкой и небольшой набросок маслом обнаженной женщины.

Элиссанда была уверена, что лорд Фредерик оценит рисунок. Девушка скрывала его по довольно существенной причине: опасалась, что натурщицей могла быть ее мать. Не могла же она позволить посторонним джентльменам рассматривать свою родительницу в голом виде!

Но теперь не до соблюдения приличий.

– Боже мой, это же Делакруа[25]! – воскликнул лорд Фредерик.

Прозвучавшее имя было Элиссанде неизвестно: имевшиеся когда-то в библиотеке книги по живописи большей частью посвящались искусству античности и Ренессансу. Но, судя по восторженному и почтительному выражению лица собеседника, упомянутый Делакруа был не абы кто.

– Вы действительно думаете, что это Делакруа?

– Уверен на все сто, – присмотрелся он к эскизу поближе. – Мазок, стиль, цветовая гамма – наверняка, это маэстро.

Воодушевление знатока передалось и девушке. Должно быть, ей ниспослан знак свыше. А как иначе среди детских сокровищ, имевших не более чем сентиментальную ценность, могло оказаться что-то столь полезное для сегодняшнего дня?

– Великолепно, – восторженно приговаривал художник.

Элиссанда не сводила с него глаз, пребывая в равном восхищении от свалившегося на нее подарка судьбы.

– Как у вас оказалась эта картина? – поинтересовался лорд Фредерик.

– Точно не знаю. Наверное, отец приобрел, когда жил в Париже в начале семидесятых.

– Вряд ли, – хмыкнул лорд Вир.

Леди Кингсли требовалось написать несколько писем. Леди Эйвери с девушками поехали в Элсмир. Большинство джентльменов отправились поохотиться на гнездившихся в Вудли-Мэнор рябчиков. Лорд Фредерик отказался к ним присоединиться, сославшись на нежелание губить бедн птичек. Лорд Вир, вначале изъявивший желание поучаствовать в охоте, к возрастающей досаде Элиссанды передумал, решив составить компанию брату.

В результате маркиз засел в другом конце утренней гостиной, предположительно раскладывая солитер[26]. Элиссанда по мере сил старалась игнорировать его присутствие, но теперь пришлось повернуть к болтуну голову. Он даже не поднял взгляда от разбросанных карт – на пасьянс совсем не похоже. Карты были выложены в один длинный ряд рубашками кверху, и маркиз переворачивал их в произвольном порядке.

– Прошу прощения, сэр? Вы сомневаетесь, что мой отец жил в Париже?

– О, я уверен, что он там обретался, но вряд ли Делакруа достался ему честным путем, – небрежно бросил Вир. – Леди Эйвери мне вчера все уши прожужжала этой историей. По ее словам, ваш дед был большим ценителем живописи, а ваш отец украл у него несколько картин перед побегом с вашей матушкой.

Элиссанда на мгновение потеряла самообладание. Дядя много раз нелицеприятно отзывался об ее родителях, но, по крайней мере, он никогда не обвинял отца в воровстве.

– Прошу вас не порочить мертвых, милорд, – горло сдавило от ярости.

– Говорить правду не означает кого-то порочить. Кстати, захватывающая история с вашей матушкой, находившейся на содержании и все такое. Вам известно, что она была любовницей вашего двоюродного деда до того, как окрутила вашего отца?

Разумеется, она это знала. Дядя позаботился, чтобы Элиссанда в полной мере понимала всю неприглядность своего происхождения.

Но со стороны лорда Вира было ужасной грубостью говорить об этом вслух, не задумываясь о последствиях.

– Пенни, это уже слишком, – лорд Фредерик с покрасневшими ушами впервые высказал брату неодобрение.

Маркиз пожал плечами и, собрав колоду, принялся тасовать.

Воцарилась неловкая пауза. Гнетущую тишину нарушил Фредерик – милый, милый лорд Фредерик.

– Приношу свои извинения, – мягко обратился он к Элиссанде. – Временами мой брат все путает. Уверен, он заблуждается в отношении вашей семьи.

– Спасибо, – выдавила девушка.

– О нет, это я должен благодарить вас за возможность неожиданно насладиться искусством Делакруа, – он протянул рисунок обратно. – Какое удовольствие созерцать совершенное творение гения.

– Я нашла это вчера вечером среди вещей отца. У нас осталось несколько его сундуков – возможно, еще что-то откопаю.

– Очень хотелось бы посмотреть, что вы еще обнаружите, мисс Эджертон.

– На ней же совсем нет одежды, – внезапно в непосредственной близости от Элиссанды хмыкнул лорд Вир, переместившийся абсолютно бесшумно.

– Это обнаженная натура, Пенни, – объяснил ему брат.

– Ну да, я и сам вижу: на ней почти ничего нет, – маркиз наклонился поближе. – Только белые чулочки.

Мужчина почти провел рукой по ее волосам. Девушка ожидала, что от недоумка будет разить томатным соусом: как раз за обедом произошел небольшой инцидент со сладким мясом. Но от лорда Вира веяло только свежестью и чистотой.

– Это воспевание женского тела. Никакая не пошлость, – не удержался лорд Фредерик. – Искусство возвышает.

Странно, но почему-то при этих словах он зарделся. Хотя тут же взял себя в руки:

– Еще раз благодарю вас, мисс Эджертон, за оказанную честь. Надеюсь, вы отыщете еще не одно забытое сокровище. Мне не терпится их увидеть.

– Непременно покажу вам свои находки сразу по обнаружении, – заверила девушка, улыбаясь и поднимаясь с места.

Дел предстоит невпроворот!

– Я тоже не прочь посмотреть, если найдутся такие же, как эта, в одних чулках! – крикнул вдогонку лорд Вир.

Элиссанда не швырнула вазу ему в голову. Ее канонизация стала теперь решенным делом.

* * * * *

Вир с интересом наблюдал за телодвижениями и жестами мисс Эджертон. Как она время от времени перебирала рюши на рукаве. Как касалась волос, словно нарочно привлекая внимание к их глянцевому блеску. Как внимала речам Фредди, приложив указательный палец к щеке и слегка подаваясь вперед, явно и вместе с тем сдержанно выказывая свое желание быть ближе.

Но ничто так не возбуждало маркиза – и в то же время не отталкивало – как ее улыбки. Когда девушка улыбалась, его глупое сердце, вопреки всему, пускалось вскачь.

Фальшивая улыбка – это целая наука, настоящее искусство. Вир и сам был мастер улыбаться независимо от действительных чувств. Но она… Словно потолок Сикстинской капеллы – блистательный, непревзойденный, недостижимый идеал на все времена.

Откуда она черпает это естественное обаяние и виртуозную лучезарность? Как ей удается сохранять такую искреннюю невинность во взгляде и расслабленную линию подбородка? Ее улыбки настолько завораживали, что порою Вир не мог вспомнить, как девушка выглядит без лицедейства.

Но она не улыбнулась, когда поняла, что сидит на его коленях. И ни разу за те полтора часа, когда маркиз своими пьяными ужимками отвлекал ее от тетиной комнаты. И даже не попыталась только что, когда он прохаживался насчет ее неблаговидного происхождения. А ведь для нее не прикрываться улыбками было все равно, что для другой женщины выйти из дома без нижних юбок.

Но Вир именно этого и добивался – верно? – играя на нервах, довести лицемерку до крайнего раздражения и потери самообладания. Почему же он теперь так злится? Даже Фредди, его обожаемый Фредди, почему-то утративший обычную чуткость, вызывал у маркиза досаду – а ведь брат никогда не разочаровывал его.

– Пенни, я на минутку поднимусь наверх, – сказал Фредди, вставая из-за стола. С той поры, как мисс Эджертон ушла, он писал какое-то письмо. – Мне нужна визитница.

– Я пойду с тобой, – отозвался Вир. – Все равно мне нечего делать.

Он уже несколько часов занимался дешифровкой кода, использованного Дугласом. Надписав на уголках карт буквы, Вир раскладывал и перекладывал их, отсеивая варианты. По крайней мере, таково было его намерение. Но из-за невозможности сосредоточиться маркиз на этом поприще ничего не добился.

Кроме того, где-то в доме притаилась в засаде мисс Эджертон.

– А зачем тебе визитница? – поинтересовался Вир, шагая рядом с братом по лестнице. – Мы куда-то собираемся?

– Нет, – ответил Фредди, – я пишу письмо Лео Марсдену. Он возвращается из Индии.

– Кто это?

– Ты должен помнить его – мы вместе учились в Итоне. У меня в визитнице его карточка с адресом.

Открыв ящик ночного столика, Фредди задумчиво поскреб подбородок.

– Странно, но визитницы здесь нет.

– А когда ты видел ее в последний раз?

– Кажется, сегодня утром, – нахмурился брат. – Если не путаю.

Очень великодушно со стороны Фредди – другой тут же заподозрил бы слуг.

Вир помог обыскать комнату, но безрезультатно.

– Тебе следует сообщить о потере мисс Эджертон.

– Пожалуй, я так и сделаю.

Но они не увидели мисс Эджертон до тех пор, пока общество не собралось к чаю и обсуждению дневных происшествий. Узнав о пропаже, хозяйка дома выказала надлежащее сочетание удивления и обеспокоенности, пообещав сделать все, что в ее силах, чтобы разыскать и вернуть лорду Фредерику его собственность.

Но, услышав, как девушка расточает уверения, Вир вдруг заподозрил ее. Зачем ей понадобилась визитница брата, маркиз не знал. Зато разглядел, что, когда мисс Эджертон не улыбается, в ее глазах проскальзывает некая жесткость – почти жестокость.

А его интуиция пока что ни разу не подводила.

* * * * *

Поведение леди Эйвери за ужином усилило волнение Вира от легкого беспокойства до боевой тревоги. Маркиз прекрасно знал великосветскую сплетницу: для человека его рода занятий было бы глупо не пользоваться таким ценным источником сведений. Он сразу заметил этот вид охотящейся ищейки: бросаемые искоса взгляды, ноздри, раздувающиеся в предвкушении сочного скандала, готовность вцепиться в жертву, как только чутье приведет к добыче.

Что-то назревало. Не было бы странно, не возникни это «что-то» внезапно. Потому что за чаем леди Эйвери не выказывала ни малейшего признака охотничьей стойки, довольствуясь поддразниванием мисс Мельбурн и мисс Дюваль намеками на сплетню, слишком неприличную для их девических ушек.

Что же заставило леди Эйвери насторожиться? Барышни, несмотря на молодость и жажду развлечений, вряд ли могли послужить причиной скандала. Мисс Мельбурн заботила только собственная фигура, мисс Дюваль интересовала исключительно музыка. Мисс Бошам питала нежные чувства к своему троюродному брату, здесь отсутствующему. А мисс Кингсли, несмотря на флирт с Конрадом, больше думала об учебе, нежели о браке – в октябре она вернется в Гертон[27].

Оставалась только хозяйка дома.

Вир намертво прилип к Фредди. Ничего не происходило. Ужин как начался, так и закончился. Вечерние развлечения были степенно приличными. Леди отправились на отдых в урочное время. Когда пробило пол-одиннадцатого, маркиз начал было надеяться, что он, возможно, перегнул палку. Может, то, что он счел интуитивным восприятием неких тайных настроений собравшихся – всего лишь приступ паранойи?

Но буквально через две минуты в гостиную явился сонный лакей с серебряным подносом, на котором лежала визитница Фредди и запечатанная записка.

Вскочив, Вир бросился через всю комнату, остановившись как раз вовремя, чтобы не свалить с ног слугу, но недостаточно быстро, чтобы не выбить у того из рук поднос.

– Прошу прощения! – вскричал маркиз, наклоняясь и подбирая предназначенные для Фредди вещи.

– Мои извинения, дружище, – выпрямившись, похлопал он лакея по плечу. – Я просто разволновался: мы целый день искали эту штуку. Знаешь, что: иди-ка ты спать, а я все передам своему брату. Это ведь для него? – указал маркиз на Фредди.

– Да, милорд. Но у меня указание, чтоб в собственные руки.

– Так в чем же дело? – Вир метнулся к Фредди и отдал ему визитницу. – Смотри, доставлено лорду Фредерику лично в руки.

– Благодарю вас, сэр, – кивнул лакей и удалился.

– Интересно, где ее нашли? – брат проверял содержимое визитницы.

– Спросишь у хозяйки завтра, – ответил Вир. – По крайней мере, теперь ты можешь отправить письмо Марсдену.

Маркиз выждал несколько минут, прежде чем выйти из комнаты и прочесть записочку, ловко сунутую в карман.

«Дорогой лорд Фредерик,

Вот Ваша визитница, одна из служанок нашла ее на лестнице для прислуги.

Могу ли я просить уделить мне минуту Вашего времени? Я только что обнаружила среди вещей своего отца эскиз, выполненный настолько мастерски и подписанный таким знаменитым именем, что не решаюсь указать его из опасения очутиться в глупом положении.

Могу ли я просить Вас взглянуть? Мое нетерпение оправдывается волнением. Если бы Вы встретились со мной через пятнадцать минут в зеленой гостиной, я была бы чрезвычайно признательна.

Элиссанда Эджертон.»

Элиссанда… Красивое имя.

Слегка царапает язык, словно пригоршня ограненных драгоценных камней. Значит, милая, умная Элиссанда хочет встретиться с Фредди чуть ли не в полночь, после того, как дамы отправились спать, и в отдалении от бильярдной комнаты, где еще развлекаются джентльмены.

Тайное свидание в безлюдной части дома – и леди Эйвери в состоянии возбужденного предвкушения.

Пожалуй, он сильно недооценил интерес мисс Эджертон к своему брату.

* * * * *

Элиссанду бил озноб. Дрожь нервировала – она ведь не была трусихой, не то что тетя. Перед лицом любой угрозы ее рука всегда оставалась твердой, а взгляд – ясным.

Может, ей удастся обернуть эту дрожь в свою пользу. Разве не должна леди, встречаясь с джентльменом во внеурочное время, немного робеть? Это придаст ее внезапно высвободившимся чувствам большую достоверность, что, в свою очередь, может подвигнуть лорда Фредерика на более сердечный отклик.

Девушка потрогала плечи. Она предусмотрительно распорола плечевые швы своей ночной рубашки, так что под халатом та висела буквально на волоске. Малейший рывок – и сорочка, разделившись надвое, соскользнет на пол.

«Что же вы нашли на этот раз, мисс Эджертон?» – спросит лорд Фредерик.

И тогда она посмотрит на него так, словно перед ней второе пришествие Христа.

«О, простите меня, сэр. Я знаю, мне следовало бы таить свое чувство, но с момента нашей встречи я думаю только о вас».

По крайней мере, последние слова по большей части искренни.

Элиссанда глубоко задышала: вдох, выдох, вдох, выдох. Пора! Она потуже затянула халат, коротенько помолилась, чтобы рубашка не разорвалась раньше времени, и направилась в зеленую гостиную.

В комнате горел свет. На стенах висели японские гравюры с изображениями времен года. Нефритовые вазы и курительницы были того же оттенка листьев лотоса, что и шелковые обои. На изготовленных по особому заказу подставках красовались большие прозрачные бутылки с искусно выполненными моделями кораблей внутри – такими же узниками, как и Элиссанда.

И, кроме нее, ни души.

Девушка сморгнула. Она намеревалась прийти минут на пять позже лорда Фредерика. Ожидание подогрело бы его, а нетерпеливое стремление увидеть обнаруженное сокровище смягчило бы удивление по поводу ее неподобающего наряда.

Огонь в камине не горел. Пометавшись по комнате пару минут, Элиссанда почувствовала, что дрожит еще сильнее, как от прохладного воздуха, так и от внезапно захлестнувшей паники: без лорда Фредерика ее план не стоил выеденного яйца.

Девушка, часто и неглубоко дыша, протянула руки к огоньку свечи, пытаясь согреться эфемерным теплом. В воздухе чувствовался скипидарный запах политуры, которой служанки натерли мебель.

При звуке отбивающих время каминных часов Элиссанда чуть не подпрыгнула. Именно этот час она указала в неподписанной записке со вскрытой восковой печатью, подброшенной у двери леди Эйвери: «В полночь. В зеленой гостиной. Мое сердце томится по тебе».

И она была уверена, что это будто случайно оброненное письмецо леди Эйвери точно нашла: весь вечер остролицая дама испытующим взглядом обшаривала собравшихся, пытаясь определить, какая же влюбленная парочка посмела затеять свидание у нее под носом.

А теперь все насмарку.

Приунывшая Элиссанда захватила одну свечу из гостиной, загасила остальные и направилась к дядиному кабинету – чтобы не встретиться с леди Эйвери, которая наверняка подойдет со стороны центрального холла. Позади кабинета находилась лестница для прислуги, и Элиссанда сможет незаметно вернуться к себе в комнату этим путем.

Дойдя до кабинета, девушка застыла. Она ведь предупредила гостей, что туда входить нельзя – а дверь приоткрыта и горит свет!

Распахнув дверь, Элиссанда увидела лорда Вира, который прохаживался перед стенными шкафами и один за другим открывал их, что-то мурлыча под нос.

– Лорд Вир, что вы здесь делаете?

– О, приветствую, мисс Эджертон, – бодро откликнулся исследователь. – Вот, ищу книгу. Понимаете, перед сном я люблю почитать. Это гораздо действенней снотворного! Парочка страниц, а иногда даже один-два абзаца – и я засыпаю, как младенец. Особенно хороши стихи на латыни. Чуть-чуть латыни – и меня не поднять с постели раньше десяти утра.

Ее удивило, что маркиз вообще умеет читать, а уж латынь...

– Извините, сэр, но вы ошиблись – книги не здесь, а в библиотеке.

– Ах, вот оно что… Я думал, это и есть библиотека. Как раз говорил себе: «Какая странная библиотека без книг», – маркиз высунулся в коридор. – Слушайте, мисс Эджертон, а вы здесь какими судьбами? Разве дамы уже не отправились почивать?

– Я кое-что забыла.

– И что же? Может, вам помочь это найти?

Элиссанда хотела было отговориться, что уже нашла, но спохватилась, что в руках у нее нет ничего, кроме свечи.

– Благодарю вас, сэр, я сама.

– Нет, позвольте я вам помогу.

Этого только не хватало – чтобы леди Эйвери застала ее с ним. Но великосветская сплетница пока не появилась. Судя по не нарушаемой ничьими шагами тишине, ее не будет еще пару минут. Элиссанде вполне хватит времени, чтобы заскочить в соседнюю дверь, схватить там первую попавшуюся безделушку и избавиться от лорда Вира.

Так она и сделала – с маркизом на буксире. Зайдя в гостиную, Элиссанда прямиком прошествовала к камину, схватила с полки первое, что попало под руку, и заявила:

– Вот, уже нашла.

– Ух ты, какой красивый снежный шар! – восхитился лорд Вир.

Ну почему ей не подвернулось что-нибудь другое – что угодно. Малахитовый подсвечник, к примеру. Или уродливая китайская ваза, в которой хранились щепки для растопки камина. Надо же было взять именно это – снежный шар с миниатюрной деревней внутри: церковь, главная улица, заснеженные дома – последний подарок на Рождество, полученный от тети Рейчел восемь лет назад.

То Рождество выдалось снежным. Дядя, будучи не в духе, куда-то отправился. Элиссанда уговорила тетушку, чье здоровье под ее присмотром уверенно улучшалось, выйти на прогулку. Они слепили кривобокого снеговика, а затем ни с того ни с сего затеяли битву снежками.

О, это был горячий бой! Тетя Рейчел отличалась меткостью – кто бы мог подумать? На пальто Элиссанды множились отметины от попавших в нее снежков. Но и она не оплошала. Как тетушка убегала, а потом заливисто хохотала, когда снежок Элиссанды врезался ей точно ниже спины!

Она словно наяву увидела свою тетю, нагнувшуюся за очередным снежком: выбившиеся из-под чепца еще не начавшие седеть волосы, порозовевшие щеки. И как та, полусогнувшись, застыла, увидев, что ее муж вернулся.

Элиссанде никогда не забыть выражение дядиного лица: гнев, сменившийся вспышкой зловещего удовлетворения, даже предвкушения. Своим смехом, румянцем, просто участием в игре тетя Рейчел выдала себя. Она еще не до конца сломалась. В ней еще оставалась молодость и жизненная сила. Дядя не мог оставить безнаказанным такой ужасный проступок.

С того дня тетя не выходила из дома.

Элиссанда посмотрела на лорда Вира, любовавшегося снежным шаром, – ей же был ненавистен сам вид игрушки. Маркиз стоял совсем близко. Девушка окинула взглядом его широкие плечи, крепкую шею и неправдоподобно идеальный разлет бровей. Сегодня от мужчины пахло не табаком, а зеленью: Элиссанда запоздало заметила его бутоньерку – веточку твердых зеленых ягод с игольчатыми листьями. Найдет ли она силы выйти замуж за маркиза, зная, что за этим рассеянным взглядом нет ничего, кроме пустоты? Сможет ли она всю жизнь выносить его бессвязный лепет и пяление на женскую грудь? Сможет ли она улыбаться ему до конца своих дней?

Девушка покрепче сжала шар. «Я думала, это будет что-то более чудесное, – сказала тетя, когда племянница встряхнула подарок в первый раз. – Мне хотелось, чтобы у тебя было что-то замечательное».

Отчаяние… Элиссанда полагала, что испытывала это чувство всю свою жизнь. Нет, до этого момента ей было неведомо настоящее отчаяние.

Отдаленные шаги – приближается леди Эйвери.

Элиссанда отставила свечу и снежный шар и улыбнулась маркизу. Она снова дрожит – хорошо. Дрожь приличествует словам, стремительно срывающимся с непослушных губ.

– О, сударь, простите… Мне не следовало бы… Но с момента нашей встречи я думаю только о вас, – выпалила девушка, развязывая пояс и сбрасывая халат.

Лорд Вир вытаращил глаза. Не теряя времени, Элиссанда наступила на подол ночной рубашки. Ниточки на плечах лопнули, и сорочка с шелестом соскользнула, обнажая тело.