Ночь с тобой

3

На следующий день эта странная пара как ни в чем не бывало сидела за завтраком в ресторане отеля. Женщина казалась немного уставшей и не такой бодрой, как всегда. Мы с Ксюшей очутились совсем рядом. Внучка наутро чувствовала себя как огурец, словно и не было вчерашнего озноба и ночного недомогания. Наверное, просто перегрелась. Колонна, отгораживающая наш стол, давала возможность разглядывать даму, оставаясь незамеченной. На ней было шелковое платье, кремовый цвет очень ее освежал, кожаные плетеные босоножки в тон, со вкусом выбранные украшения: светлый браслет, клипсы и ожерелье — гармонировали с одеждой, соответствуя времени дня, то есть утреннему выходу. Ее спутник сидел рядом и, как вчера, смотрел на меня в упор, не замечая. Я почувствовала, что меня это задевает. Я, конечно, не такая раскрасавица, как те молоденькие поклонницы, которые уже поджидали его на выходе из ресторана, словно популярного артиста после спектакля. Но и не серая мышка! И незаметной никогда себя не считала. Во-первых, все и всегда говорили, что я очень привлекательная особа. И я, дабы не забыть об этом и чувствовать себя более уверенно, по утрам повторяла себе это перед зеркалом, как заклинание, несколько раз! Во-вторых, я знала точно, что женщине, даже самой распрекрасной, кроме внешних данных, нужно иметь внутренний свет. Как правило, обаяние излучают далеко не красавицы, а совсем даже наоборот. И на них чаще, чем на красавиц, западают принцы. И даже возраст тогда не играет решающей роли. Но, конечно, в разумных пределах. Я не старше этого покорителя дамских сердец, а возможно, и моложе на пару-тройку лет. У меня стройные ноги, большие зеленые глаза и густые волосы, а этого совсем не мало для привлекательности. Несмотря на роль бабушки, в душе я таковой себя не ощущала. Да и Ксюша меня бабушкой не звала. Она выдумала мне собственное имя. Звала меня Рисой.

В младенчестве девочка очень любила рисовую кашу и ненавидела манную. Таня, как все мамы, в заботе о своем чаде пичкала ее всем подряд: «Питание у ребенка должно быть разнообразным!» А я, со своим характером, шла у нее на поводу.

Зовут меня Лариса. Выговорить это имя Ксюша не могла. Но отлично выговаривала букву «р», чем вызывала восторг у окружающих. Она это чувствовала и с удовольствием рэкала. Так вот, когда она ужасно капризничала и ничего не ела, Таня с нянькой отпадали в изнеможении, спрашивая, чего ей надо? Вся в слезах и соплях она требовала: Ри-су, Ри-су. Ей уступали и давали рис. Но она орала до тех пор, пока не появлялась я. Мне звонили на работу или все равно куда, я мчалась к ней и собственноручно угощала любимой рисовой кашей, только тогда она успокаивалась. До сих пор не ясно, было ли это общее имя для меня и любимого блюда или она окрестила им только меня. С того времени имя Риса стойко прикрепилось ко мне. Когда незнакомые люди, услышав, как она меня называет, спрашивали, что это означает, внучка, не моргнув глазом, объясняла:

— Это кликуха такая, ясно?

Риса, то есть я, относилась к себе вполне уважительно. Мое известное среди коллег журналистское имя давало мне на это право. Постоянная рубрика в одной из центральных газет, с фотографией десятилетней давности, поднимала меня в собственных глазах. Правда, каждый раз, когда выходил мой материал, я придирчиво рассматривала над колонкой эту свою старую фотографию и понимала, что время, увы, идет.

Меня часто приглашали на «круглые столы», в авторские программы на телевидение.

— Риса, ты у нас звезда, — щебетала Ксюша после очередного моего появления на экране. — Все мои друзья тебя видели.

Я не обольщалась, понимая, что телевидение делает человека популярным лишь на какое-то время. Но потом его забывают. Как раз пару дней назад в уважаемой газете, где я имею честь трудиться более десяти лет, должен был выйти мой материал по правовым вопросам, связанный с одним громким делом о проникновении в органы власти преступных авторитетов. Перед моим отъездом на телевидении состоялась жаркая дискуссия по этому вопросу с участием известных ученых-правоведов, ведущих адвокатов и журналистов. Меня пригласили тоже. Дискуссия транслировалась в прямом эфире, но не в «prime time», другими словами, не в лучшее время, однако вызвала большой поток писем и звонков в программу. Зрители требовали повторения. Но телевизионное руководство медлило, возможно имея на то основания, у меня их не было, поэтому я написала статью.

Несколько дней подряд я искала в курортном местечке свою газету, но это оказалось совсем не просто. У нас в отеле тоже был газетный киоск, прессу привозили регулярно, но с запозданием. В тот день он открылся только к вечеру. Потому что было воскресенье. На работе всегда мечтаешь об отдыхе, но в безделье мысли быстро возвращаются обратно. Я первая пришла к открытию киоска и, буквально выхватив у киоскера из рук долгожданную газету, тут же увидела свой материал. Над колонкой, как всегда, красовался мой портрет.

В статье упоминались фамилии конкретных людей, занимавших довольно высокие посты во властных структурах. Я была уверена, что шеф снимет их, а сам материал смягчит.

— Это вы-ы? — услышала я за спиной возглас моего уральского ухажера Ильи. Заглядывая мне через плечо, он узрел мою фотографию.

Я непроизвольно свернула газету, будто что-то скрываю, и быстрым шагом направилась к барной стойке выпить за свою смелость, а также моего отважного шефа, пропустившего статью без купюр. Мой меткий глаз разглядел это сразу.

— Все ясно, — как-то обреченно бормотнул мой жених, стараясь не отставать и шлепать со мной в ногу к сверкающим бутылкам.

— Что вам ясно? — недовольная, что он вторгался в мою личную жизнь, не совсем любезно рыкнула я, усаживаясь на высокий табурет.

— Московская знаменитость, — покачал он головой. — Вы же не сказали. Я-то ведь серьезно.

— Что вы такое несете! Какая я знаменитость? Обыкновенная журналистка!

— Жур-на-листка! — произнес он по слогам, будто я была Аллой Пугачевой.

— Но вы, наверное, обратили внимание, — я опомнилась, что грублю совершенно неповинному человеку, и постаралась объяснить свой выпад, — здесь люди отдыхают, и никто особо о себе не распространяется. Я толком не знаю, чем занимаетесь вы или, скажем, вот он. — Я показала на российского Дон Жуана, который уже занял свое постоянное место у стойки бара, на сей раз почему-то с одной, но очень сногсшибательной особой! Черное вечернее платье на одно плечо, расшитое красными розами, было прозрачным и не прикрывало ни-че-го.

«А ты не завидуй» — так сказала бы моя внучка, и я отвела взгляд от ее просвечивающихся бикини и кружевных подвязочек для чулок.

«Чулки на юге!» — все-таки покритиковала я мысленно. Хотя четко знала: настоящая дама, если хочет выглядеть соответствующе, должна носить чулки под туфли всегда. Под туфли, а не под шлепанцы, которыми мы с моим уральцем шаркали по паркету.

Блестящий кавалер соответствовал своей даме. На нем был синий льняной пиджак, помятый, насколько допускает мода, шейный платок под цвет сорочки. Седая шевелюра с зачесом назад делала его невероятно импозантным — артист, да и только.

— Почему не знаю, я знаю про многих, — оторвав меня от мыслей об одежде, продолжил Илья. — Вот он — юрист, известный московский адвокат, у него контора, говорят, в несколько этажей особняк! И почти что на Красной площади!

— Откуда у вас эта информация? — Новость так меня раздосадовала, что я даже позабыла о своей удаче. Моя кожа из загорелой, наверное, превратилась от зависти в зеленую. Под ложечкой неприятно засосало. Подумаешь, особняк!

— Да девчонки его растрепались, — не обратив внимания, просто отозвался уралец. — Вчера вечером, когда он ушел, я с ними в баре выпивал.

«А мой ухажер тоже времени зря не теряет», — ревниво подумала я. Хотя понимала, что принцип «сам не ам и другим не дам» — чисто бабский и не порядочный.

— Я, вы же знаете, горнодобытчик, бизнес — драгоценные камешки, — продолжал он уверять, что здесь не все желают пребывать инкогнито. — От вас у меня и вовсе никаких секретов. Обеспеченный, все есть. Вот жены нет, я-то вам все по-честному. А вы!

— Вчера вечером в баре поисками жены занимались? — все-таки уколола я.

— Сигареты кончились, спустился, чтобы купить. Он ушел. — Уралец ткнул пальцем в красавца, который в тот момент как раз положил руку на сетчатую коленку своей дамы. — Вот и разговорились.

— Угу, — поверив, все равно эгоистично приревновала я.

— Да меня такой молодняк не интересует. Они вчера на ночную дискотеку зазывали, говорят, одним как-то боязно в чужом краю. Я понимаю, им подрыгаться хочется, а мне… какой из меня дискотетчик. Я только раз в жизни на выпускном в институте вальс танцевал. Да и то сокурснице все ноги отдавил. Мне дом, семья нужны.

Илья приложил обе руки к сердцу, искренне оправдываясь, хотя я не заслуживала этого. Присев рядом на высокий табурет, он подозвал бармена. Я, как и все соотечественницы, зациклена на одежде, поэтому живо представила себе, как мы смотримся со стороны. Особенно на фоне этой парочки. Наверное, отменно. Уральский жених, хоть и недурен собой — шатен, с открытым лицом, большими серыми глазами, косая сажень в плечах, но… возвращался с пляжа, поэтому был не только в шлепанцах и майке, но даже с полотенцем через плечо, я и вовсе — в шортах с голым животом.

— Ладно, — перестала вязаться я, — давайте выпьем, — и, поглядывая исподтишка на известного, как оказалось, юриста, громче, чем сама того хотела, добавила: — Тем более, мне есть что отметить.

Уралец просиял. Такого предложения с моей стороны ему еще не поступало ни разу.

— Водочки? — с готовностью откликнулся он.

Я скосила глаза: что там лакает красавица в прозрачном платье с выставленной напоказ коленкой?

Один из барменов смешивал ей очередной коктейль. Делал он это виртуозно. Шейкер мелькал в его руках, как у фокусника. Широкий бокал наполнялся чем-то ужасно красочным. Причем цвета — зеленый, желтый и красный — наслаивались один на другой, не перемешиваясь между собой. Венчал это великолепие нежный, сладкий цветочек.

— «Секс бич», — с удовольствием произнес бармен, протягивая привлекательный напиток.

Коктейль и по названию, и по цвету как нельзя лучше подходил к наряду модницы. Я видела, как готовят нечто подобное в открытых кафешках, где по ночам грохочут многоваттные колонки. Первой мыслью было заказать такой же светофор. Но в голове возникли правильные слова моего спутника: «какой из меня дискотетчик?», и, впялившись буквально в рот шикарной прозрачной девице, я почувствовала, как липкая сладость застревает в моем горле. Часто бывает: кто-то ест лимон, а тебе становится кисло. Мне стало приторно сладко!

— Коньячку, — чувствуя, что этот напиток прочистит мое горло, попросила я.

— Какой желаете? — бармен показал на «Наполеон», «Мартель», «Хенесси» и «Метаксу».

Я любила мягкий и маслянистый греческий коньяк.

— А мне русской водочки! — попросил мой спутник.

Выполнив заказ, бармен дежурно улыбнулся.

— Ну, за ваши успехи! — произнес мой ухажер, и не успели мы поднести рюмки ко рту, как откуда ни возьмись на нас стремглав вылетела Ксюша.

— Риса, — заорала она громким голосом, — включай быстрей телек, там тебя показывают.

В отеле через спутник принимался наш общероссийский Первый канал.

— Да где же здесь телевизор? — растерялась я.

— В Караганде, — передразнила меня Ксюша и, водрузившись на табурет, выхватила у бармена пульт из рук. В баре над головами посетителей висел телевизор, по которому все время кто-то пел или плясал.

Пощелкав кнопками и разобрав догола пульт, моя продвинутая и очень упрямая внучка все-таки поймала нужный канал. Это был повтор той самой программы по правовым вопросам с моим участием. Ксюша не опоздала. Я как раз спорила с известным профессором. Помню, как я готовилась к этой передаче, проштудировав массу литературы. Моя помощница добыла для меня очень важные сведения по теме, да и Танюшка помогла советами. Я блистала. Посетители бара, а там перед ужином уже поднабралась публика, среди которой было много иностранцев, узнав, уставились на меня. Не знаю, все ли понимали предмет спора, не говоря уже о русском языке, но в том, что я теперь уж, точно, выглядела звездой, можно было не сомневаться. В душе я, конечно, ликовала, уж очень мне хотелось, чтобы он, этакий плейбой с вечным эскортом красивых девушек, понял, что я тоже не лыком шита. Зачем это мне было нужно, не пойму.

Когда кончилась передача, Ксюша торжественно взяла меня за руку и увела. Автографов никто не попросил.

Я обещала, что сразу после ужина свожу Ксюшу с ее приятелем-немцем на аттракцион в специальное детское кафе. Потому что его родители уже неоднократно брали мою внучку с собой на экскурсии, возили в аквапарк и т. д. У Ксюши были свои амбиции. Она бы выбрала «русские горки», как здесь называют ужасный аттракцион с трамплинами и полетом над морем, который мы, россияне, тоже называем горками, но американскими. Но я категорически возражала.

— Риса, — умолял она, — ну пусть этот немец поймет, что значит «русские горки», мне так хочется.

— А ему?

— Он, по-моему, боится.

— Так ты хочешь, чтобы ему было страшно?

— Не знаю, ну если русские, пусть попробует.

— Знай наших, что ли? — застыдила ее я. — А то, что страшно будет и тебе тоже, — это ничего?

— Ничего, я потерплю.

— Он же так хорошо к тебе относится, ты с ним дружишь, его мама тебя даже в гости на каникулы пригласила.

— Его мама говорит, что Россия нищая.

— Ну, небогатая, — вынуждена была согласиться я. — Но ты же не бедная. У тебя мама и папа с высшим образованием, хорошо зарабатывают. А его мама чем занимается?

— Дома сидит.

— А папа?

— Знаешь, Риса, по-моему, они все вообще без образования. Отец на складе работает, на такой машине по рельсам ездит, товар возит. Я фотографию видела. По-нашему, это грузчик называется. — Ксюша фыркнула. — А живут они в собственном доме, и машина у них не такая хилая, как наша, мама с ней из ремонта не вылезает. Я вот за границу первый раз поехала, а он уже все страны объездил. На лыжах в Швейцарии катался, в Лондоне по музеям ходил. Поэтому и английский получше меня знает, часто с иностранцами разговаривать приходится. Вы с мамой мне все: учись-учись. А он, знаешь, кем собирается стать? Плотником! Говорит, у них плотник хорошо зарабатывает. А с высшим образованием в городке, где он живет, работы не получить все равно. Ты по-ни-ма-ешь, у них грузчик может за границей отдыхать!

Я и не подозревала, что моя внучка может беседовать на такие философские темы. Но то, что ее задел разговор о нищей России и она, затаившись, исподтишка мечтает отомстить немцу, покатав его на «русских горках», — это нехорошо.

В общем, я их повела в совершенно безобидное детское кафе. Оно было, как и все тут, на открытом воздухе. Аттракционы не опасные: прыжки на батуте, карусели, качели и прочие детские забавы. Я уселась за столиком в почти что игрушечном кафе, заказала кофе, пока моя «смелая» внучка, испугавшись даже карусели, правда, та крутилась с большой скоростью и не совсем так, как у нас (обороты были по кругу и эллипсу), визжала от страха. На всякий случай она усадила немца впереди себя и впилась ему, как кошка, в бока. Тот терпеливо молчал. Он хотел ей предложить какой-то свой вариант, но она не стала его даже слушать.

— Не грузи, — по-русски отшила она его.

— Ихь не гружу, — защищался он.

— Риса! — орала она мне сверху. — Посмотри, как мы высоко! — Карусель, как специально, замерла на мгновенье.

— Так-так, — сквозь визг и крик услышала я знакомый голос, — дочку в мертвую петлю, а сами, значит, победу празднуете. — Передо мной стоял он, красавец мужчина, покоритель дамских сердец, первый кавалер нашего отеля.

Про дочку и карусель, которую он назвал мертвой петлей, я пропустила мимо ушей, а вот насчет победы…

— Победу над кем?

— Над чем, — уточнил он, и сам же за меня ответил: — Над правосудием.

— Позвольте, при чем тут правосудие?

— Вот уж не позволю, — шутливым тоном перебил он меня. — Хочу представиться, я юрист, поэтому…

— Я о вас все знаю, — соврала я, не моргнув глазом.

— Да ну? — как-то вяло удивился он. Наверное, думает: он так известен, что его знают все. Хорошо бы разведать хотя бы, как его зовут. Надо же ляпнула! Теперь как-то неловко спрашивать. Но у журналистов, как у сыщиков, свои уловки:

— К вам по имени-отчеству обращаться? — Этот прием всегда срабатывал.

— Что вы! Зовите меня просто — Святослав.

— Спасибо, — согласилась я. — А меня…

— Знаю-знаю, у вас очень редкое имя — Риса, — приятно удивил он меня. — Наверняка в честь кого-то.

— Да, знаете, в честь одной моей очень именитой прародительницы, — умно поддержала я, с опаской поглядывая на Ксюшу, которая могла бы в мгновенье, поведав историю про рисовую кашу, разрушить его идиллическое предположение.

— Она была испанка? — подсказал он мне вполне экзотический вариант.

Я молча разгладила рукой любимые итальянские брюки из тонкого бежевого кашемира, к которым уже здесь, в Испании, когда нас возили на шопинг, подобрала дорогущую и очень элегантную светлую блузку. Хотела не надевать до Москвы, но сегодня, в такой день, я как чувствовала! Она оттеняла мой легкий средиземноморский загар и гармонировала с приподнятым настроением. Судя по тому, как он разбирается в своих шмотках, такую блузку оценит наверняка.

— Можно я оторву у вас бирочку? — спросил он и ловко дернул за веревочку у меня сзади на шее.

«Идиотка! — мысленно ругала я себя. — Сбоку в шве отрезала, а сверху… Ксюша торопила. Ну и черт с ним, пусть почитает лейбл…»

Даже не взглянув на название знаменитой фирмы, он тут же положил бирку в пепельницу, стоявшую на столе, и, поманив официанта, заказал что-то по-английски.

— Ваша прародительница родом не из этих краев? — Он обвел взглядом растущие вокруг пальмы, море. Ему приходилось кричать мне на ухо, поскольку от музыки и детского гомона стоял страшный шум.

— Испанка? — удивилась, но решила быстро согласиться я. — Возможно, возможно, но только, знаете, не конкретно отсюда. Она, кажется, родилась ближе к Франции. — Я лихорадочно представила себе карту Испании, все точно — ближе к востоку. Рис ведь на востоке выращивают, хоть и не в Испании! И тут же подумала, почему все россияне с такой гордостью сообщают, что их предки родились в Париже, или в Испании, или даже на задворках Европы — в Польше. Никому не придет в голову хвастаться, что прапрабабушка родилась, скажем, на том же Урале или в Якутии. Пиетет перед Западом, их культурой. А это своего рода достояние, богатство. Значит, нечего Ксюше обижаться на немца за нищую Россию.

— А у меня, знаете, прапрадедушка был русским князем. В его честь меня и нарекли.

А-а, вот про это я позабыла, можно похвастаться княжеским или дворянским родом. Надо учесть на будущее.

— Это чувствуется, — буквально вырвалось у меня.

— Да, — явно кокетничая, он тряхнул седой гривой. — Так, вернемся к праву.

— А может быть, не сегодня?

— Согласен, — отозвался он и поднял бокал с шампанским, которое, к моему удивлению, заказал нам двоим. — За знакомство!

Я выпила шампанского и, посмотрев на него, поплыла, позабыв сразу обо всем: о Ксюше, которая болталась где-то в воздухе, о том, что у него больная жена, а он, подлец, даже не бросился ей на помощь, о своем выгодном уральском женихе, который обещал мне корону из самоцветов. В общем, позабыла все, ко всем чертям!

Он поднес мою руку к своим губам. Я вздрогнула.

— А вы очень экспансивная и чувственная… — Помолчав, он пристально посмотрел мне в глаза: — И еще вы умная женщина. Хотелось бы познакомиться с вами поближе.

Тут уж мне точно наступил конец. Я простила ему все, что было и что будет.

— Мне понравилось, как вы умыли уважаемого профессора Самохвалова, — вернулся он к телепередаче.

— Мне казалось, что у вас было более интересное занятие, чем следить за дискуссией по телевизору, — проблеяла я, стараясь, чтобы слова прозвучали с достоинством.

— Значит, вы за мной наблюдали? — с иронией в голосе подметил он.

— Да нет, просто ваша спутница очень бросалась в глаза, — неубедительно оправдывалась я.

— Я на ее фоне мерк?

Но вот уж о том, как он хорош собой, не хотелось говорить вовсе, поэтому я вновь воспользовалась журналистским приемчиком — резко перевела разговор на неприятную для собеседника тему:

— Я, конечно, не хочу вмешиваться ни в чьи дела, но вчера ваша жена…

— Я же объяснил, что это моя сестра… — Он, привыкший к обожанию, был явно недоволен.

— Но вы не вышли к ней, я ночью видела ее там, у камня, она оставалась допоздна одна.

— Я был с ней, просто вы в темноте…

— Риса! — вдруг раздался рядом голос Ксюши. — Вот и мы!

— Какой чудный, породистый ребенок, — мельком взглянув на девочку, сделал он комплимент сразу всем.

— А вы кто? — не очень вежливо поинтересовалась Ксюша.

— Я российский турист, живу с вами в одном отеле.

— А-а, — обрадованно протянула Ксюша, — очень кстати. — И, посмотрев на своего приятеля-немца, с которым, видимо, о чем-то только что спорила, спросила: — Вы приехали сюда с семьей на отдых?

— Так точно, — подтвердил Святослав.

— У вас, конечно, есть высшее образование?

— Есть, — засмеялся он настолько обворожительно, что даже Ксюша, взволнованная спором, продолжила допрос более благожелательно:

— И профессия у вас хорошая, верно?

— Не жалуюсь.

— Какая?

— Адвокат.

— А-а, я знаю, это которых нанимают, когда хотят защитить бандитов.

— Ну, во-первых, нанимают извозчиков, а адвокатов приглашают, а во-вторых, я защищаю людей, вина которых еще не доказана. Они могут оказаться замечательными людьми, а вовсе не бандитами.

— Я знаю-знаю, у меня папа тоже юрист, только не адвокат.

Святослав многозначительно взглянул на меня:

— Теперь я понимаю, откуда такие познания в юриспруденции.

Он ничего не понял, думая, что отец Ксюши — мой муж.

— Вы тоже собираетесь продолжить славные традиции семьи и пойти на юридический?

— Нет, — подернула плечиком Ксюша, — я собираюсь стать фотомоделью, как мама моей подруги Насти. Конечно, если позволят внешние данные. Или махну в артистки.

— Ах, в артистки? — Он не мог скрыть иронию.

— Да, в артистки, — ничуть не смущаясь, повторила Ксюша, и только было раскрыла рот, чтобы продолжить рассказ о своих планах на будущее, как в разговор вмешался немец.

Я, честно сказать, этому обрадовалась, потому что непосредственный ребенок Ксюша, заодно со своими мыслями о профессии, могла поведать и о своих планах относительно однополой любви.

Немец, все это время неуклюже переминавшийся с ноги на ногу и пытавшийся вникнуть в суть русского разговора, попросил Ксюшу перевести. Ксюша в мгновенье подытожила для него нашу беседу, проявляя довольно завидные познания в английском. Вот что значит языковая практика!

После ее слов немец вытянулся, подал руку адвокату и серьезно произнес:

— Разрешите представиться, меня зовут Курт. Рад с вами познакомиться, господин адвокат, возможно, ваши услуги когда-нибудь мне пригодятся.

— Ну, ты даешь, — сказала Ксюша, — а говоришь, что учиться не хочешь. Да ты же настоящий ботаник!

Мы со Святославом дружно рассмеялись.

Возвращаясь вчетвером в отель, мы просто болтали ни о чем. С новым знакомым было очень легко. Путь, который пару часов назад показался мне бесконечно долгим, потому что я вырядилась в лучшую одежду и ковыляла на высоких каблуках, теперь занял до обидного мало времени.

Он проводил нас с Ксюшей до номера и на прощание сказал:

— Дамы, я вас приглашаю послезавтра на прощальный ужин, который состоится в круглой гостиной ресторана.

— Вы уезжаете? — Наверное, мне не удалось скрыть своего разочарования.

— Увы, — он развел руками. — Но с вами расстаюсь не навсегда. Мадам! — Он галантно поклонился, а обращаясь к Ксюше, произнес: — Мадемуазель! — Только что не добавил по-старосветски: «Честь имею».

«Шутка вроде бы, а как приятно», — в сладкой истоме подумала я.

— Риса, я прибалдела! — заорала Ксюша, как только мы переступили порог номера. — Он приглашает нас туда, где круглый огромный стол за стеклом?

— Да, — задумчиво протянула я, оставаясь под впечатлением от встречи.

Кажется, она была не случайной. Даже наверняка не случайной.

— Слушай, там одна английская девочка праздновала свои именины. Ей испекли огромный торт, а официанты пели «Хеппи бездей ту ю», — тараторила внучка, не давая мне насладиться воспоминаниями.

— Меня она не пригласила, знаешь. А Курта позвала. Как думаешь, потому что я вместе с нашей Россией считаюсь нищей, да? Наши старшие девчонки говорят, что там принять гостей стоит очень дорого. Дороже, чем наши путевки, вот. Но я Курту объявила, что, если он пойдет…

— Догадываюсь, что ты ему могла сказать. Не пошел?

— А то! Но ему было неудобно отказываться, говорит, что это такая честь, у нее папа английский лорд. — Ксюша дернула плечиком. — Подумаешь, лорд! А я сказала, что мой папа из русских князей!

— С чего ты это взяла? — спросила я, подумав, что моя внучка оказалась очень даже сообразительной.

— А ни с чего, просто так. Риса, придется мне специальное платье покупать.

— Это еще зачем?

— К ужину, — засыпая, пробормотала Ксюша. — Все гости тогда у этой английской девочки были разодеты улетно.

— У тебя полно вещей, не выдумывай!

— Риса, ну что ты понимаешь! — Ксюша тут же разгулялась. — Мы же тогда их весь вечер разглядывали. Они нарядились во взрослые бальные платья. Выглядели как в кино.

— Хорошо-хорошо, подумаю, — пообещала я, только чтобы она от меня отстала.

Заснуть, конечно, я не могла, вспоминая полный событиями день. После полуночи я позвонила по мобильному Танюше. Иностранцам отсюда позвонить к себе значительно дешевле, но наши мобильные системы самые дорогие, поэтому я могу пользоваться международными переговорами только ночью.

— Ма, — услышала я заспанный голос дочери. — Мы с Игорем разошлись. У меня уже другой муж. Я с ним сплю сейчас.

— Господи, стоило мне уехать на две недели, как у тебя куча событий! — Я пробовала шутить, но была в полной панике. — А как же Ксюша, девочка осталась без отца?

— Ма, я тебе скажу все сразу и сейчас: Ксюша и так не дочь Игоря!