Ночь с тобой

4

Готовясь к вечернему приему, мы с Ксюшей выложили свои наряды на кровати и укатили в тот день на экскурсию. Так получилось, что родители Курта оплатили эту поездку в самом начале отдыха. Но его мама подвернула ногу и отправилась к врачу. Ксюша не давала мне житья, уговаривая воспользоваться пропадавшим ваучером на экскурсию. Она заранее обещала, что будет слушаться, хорошо себя вести, учиться, в общем все-все. С обещаниями у нее не задержится. Я, чувствуя угрызения совести за свою дочь, которая по приезде собиралась преподнести ей такой сюрприз, решила сиротку (ведь теперь она будет без отца!) свозить на соляную шахту. Эта экскурсия была одна из самых дорогих, на русский автобус не набиралось желающих, а вот на немецкий — хоть отбавляй! К обеду мы собирались вернуться в отель.

Всю дорогу я не понимала ни одного слова, хотя внимательно слушала экскурсовода, отрывисто и лающе вещавшего по-немецки о местных достопримечательностях. Курт старательно переводил Ксюше на ухо на какой-то только им доступный детский язык. По тому, как она кивала головой, я понимала, что ей все ясно и интересно. Это облегчало мою участь, хоть знала, за что страдаю, поскольку моим желанием было полежать на солнышке, покупаться, а возможно, хоть я и сама себе в этом не признавалась, пообщаться днем со Святославом.

Группу встретил шахтер с лампочкой в каске и, поинтересовавшись, на каком языке следует вести экскурсию, включил немецкий текст в магнитофоне. Сначала прозвучали правила поведения в шахте, это коротко объяснил нам с Ксюшей Курт: с пути не сбиваться, в узких переходах строго следовать за впереди идущим, не оступиться, не упасть в подземные реки-ручьи и прочее. Затем все направились к лифтам. Мы довольно долго спускались вниз. У меня, наверное, клаустрофобия — болезнь замкнутого пространства, потому что стоило мне попасть в эти жуткие мрачные лабиринты, как тут же захотелось увидеть небо и вдохнуть чистого воздуха. Но я терпела ради внучки, которой предстояло в Москве услышать страшное известие о разводе родителей.

Группа двигалась в узких коридорах цепочкой, периодически выбираясь на большие площадки, в так называемые соляные пещеры. Впереди и сзади цепочки шли гиды, чтобы мы не сбились с пути. Пещеры, в которые мы попадали, были освещены значительно ярче, чем коридоры. Тусклый свет проникал откуда-то с боков в виде подсветки. Я напрягала зрение изо всех сил, чтобы не оступиться и действительно не свалиться в подземную реку. В конце пути, видимо в качестве компенсации за все мучения, нас ждало какое-то представление. Публику необходимо было развлечь после всех страданий от сырости, холода и мрачноты. Правда, немцы восклицали «ист щон», то есть, как прекрасно. Возможно, сосульки из соли, статуи, словно изо льда, дворцы и прочие красоты приводили их в такой восторг, я же думала, как поскорее выбраться отсюда на свет божий. Текста я не понимала. Курт с Ксюшей все время плелись где-то сзади, а я, стараясь не отстать, инстинктивно рвалась вперед, все время поглядывая на часы. Курт перевел, что экскурсия рассчитана на час пятнадцать. И вот, когда до долгожданного выхода оставалось буквально несколько минут, всюду погас свет. Только лампочка в каске у экскурсовода тоненько светила в темноте. В этот момент цепочка из примерно сорока человек была растянута в длинном и узком коридоре, где потолок можно было достать рукой. Люди заволновались. Экскурсовод начал что-то быстро говорить по-испански, вероятно, в переговорное устройство, потому что нас предупредили, что сотовые телефоны здесь не принимают, слишком глубоко мы находимся. Потом выкрикнул несколько фраз по-немецки и по-английски. Свое знание иностранного языка я оцениваю так: читаю и перевожу со словарем. Таким способом знания, наверное, определялись только у нас в анкетах и только в советское время. Потому что теперь я таких определений не слыхивала. «Язык: англ., нем., франц. — свободно», — пишут работодатели. На кой черт им, чтобы ты лез в словарь за каждым словом, помня одно-два на целое предложение. А в наше время учили топикам про семью, про рабочее движение, иногда про Лондон, его улицы и мосты. Сейчас очень бы пригодились слова: авария, страшно, то есть на случай чрезвычайных обстоятельств. «Хелп ми» я, конечно, знаю, но как-то неудобно кричать «помогите», когда все немцы ведут себя дисциплинированно, молчат. Мне даже позвать Ксюшу не очень-то ловко, она далеко, где-то в конце цепочки, может и не услышать. Вдобавок одолевает стыд, что я затесалась в иностранную группу, хотя по-немецки ни бум-бум. В общем, я молча присела, потому что стоять уже было невмоготу. Экскурсовод с фонариком куда-то исчез навсегда. Наверное, пошел выяснять. Не видно было ни зги. Я даже собственные пальцы разглядеть не могла. Правда, циферблат на часах слабо подсвечивался, напоминая о цивилизации и о том, что я все-таки не в могиле, не похороненная заживо. Несмотря на жуткую обстановку и полную неизвестность (может, нас засыпало, землетрясение началось, может, лифты вышли из строя — тогда наверх пути нет), главной моей печалью оказалось то, что опоздаю на прощальный ужин к Святославу. В экстремальных ситуациях человек должен думать о том, как ему спастись. Например, я не подумала о своем уральском женихе, а ведь, будь он рядом, мог бы меня приободрить, потому что его специальность как раз имеет к шахтам прямое отношение. Камешки для моей короны, которую он обещал подарить, добывают в недрах земли. Он мне рассказывал. И об обвалах тоже. Меня стало познабливать. Хорошо я была не в шортах, поскольку нас предупредили, что внизу холодно. Теплые брюки и свитер помогали, но слабо. Я слышала, как немцы шепчутся между собой и тоже говорят «кальт-кальт», то есть холодно. Эти слова помню по военным фильмам, когда они замерзали у нас зимой.

Так мы провели больше двух часов. Наконец за нами прислали спасателя с ярким фонарем в руках. Он громко говорил по-английски и, словно Данко с горящим сердцем, подняв фонарь высоко над головой, вывел нас из лабиринта в огромный грот. В слабом свете фонарей там уже сидело несколько групп. Нас пристроили к ним и усадили на деревянные скамейки. Наконец-то я отыскала Ксюшу с Куртом. Они были в диком восторге. Эта ситуация казалась им необыкновенно приключенческой. Ксюша напрочь забыла о вечернем приеме и только талдычила, что я просто не въезжаю, что это круто и что ей все будут завидовать, после того как она расскажет о кромешной тьме подземелья. Курт сообщил, что на шахте авария, замыкание в сети из-за небольшого обвала. Я была в ужасе, представляя, как что-нибудь рухнет и затопит шахту. Но виду не подавала, потому что все вели себя очень пристойно. Русских туристов даже в толпе из нескольких групп слышно не было, хотя шелест разноязычия усиливался. Неожиданно включилось все освещение. Все заорали, захлопали, дети запрыгали.

Нам предложили на выбор — либо продолжить осмотр, либо пойти сразу на представление, которое должно быть по плану в конце, а тем, кто устал, — подняться на лифте наверх.

Когда Ксюша заикнулась о представлении, я так рыкнула на нее, что они с Куртом подчинились, правда, он сказал, что любит оперу, а по программе экскурсии предусмотрено, что кто-то выплывает на лодке из подземного озера и поет оперную арию. То, что немцы любят оперу, я слышала, как и о том, что они педанты: раз запланировано, то, будь добр, выполняй. Но я твердо стояла на своем.

На лифт выстроилась огромная очередь, поскольку желающих остаться, потусоваться и послушать арии оказалось все же маловато даже среди смельчаков. Когда нас подняли наверх, моему счастью не было конца, я словно заново родилась, готова была целовать землю и подпрыгивать до неба, не важно, что земля испанская, все равно земля наша человеческая, а не то мрачное царство мертвецов. Мне казалось, что те же чувства испытывали и остальные люди. Потому что все-все, вне зависимости от национальной принадлежности, были возбуждены, радовались и смеялись. На площадке перед шахтой сгрудилась масса народу. Все ждали автобусы. Оказалось, что наш автобус давно ушел, у водителя кончилась смена, новый прибудет только через час, а может, нам и не удастся им воспользоваться, потому что групп скопилось много. Уехать мы смогли только к ночи.

Усталые, но довольные, как писалось в школьных сочинениях, мы вернулись в отель за полночь. Ксюша взглянула на наши разложенные по кроватям наряды и огорчилась. Оказаться в числе гостей прощального приема нам не довелось.

— Но приключение в соляной шахте не хуже, правда, Риса? — успокаивала она себя.

— Да уж, — отозвалась я и, приняв душ, уснула глубоким сном. Мне снился какой-то средневековый замок, бал и я на нем, в прозрачном платье, под руку танцую со Святославом.

Наутро он не явился на завтрак. Прождав, чтобы извиниться за вчерашнее отсутствие, я направилась к стойке рецепции, узнать его телефон, чтобы позвонить в номер.

Красиво сконструировав фразу по-английски, на что моих знаний хватило, я обратилась к менеджеру.

— Фамилия вашего знакомого? — после того как я назвала имя, поинтересовался служащий.

И тут я сообразила, что не знаю его фамилии.

Молодой человек, очень хотевший мне помочь, спросил:

— Он россиянин?

— Да, из Москвы, адвокат, — добавила почему-то я, вероятно, для полноты сведений о Святославе.

— А-а, который устраивал вчера прощальный ужин? — подсказал молодой человек.

— Да-да, — обрадовалась я.

— Он уехал сегодня рано утром. Я дежурил всю ночь, они отмечали отъезд, а на рассвете я сам заказал ему такси.

Увидев мое расстроенное лицо, менеджер решил меня развлечь:

— Он жил у нас в лучшем люксе на самом верху.

— В пентхаусе? — вспомнила я полукруглую, резную конструкцию над основной башней отеля. Все, восхищаясь, гадали, какой же счастливчик там обитает.

— Да, — закивал менеджер. — Господин адвокат оставил мне визитную карточку. — Он гордо помахал перед моим носом визиткой.

Попросить взглянуть на нее было совсем уж неудобно. И так парень мне рассказал больше, чем ему положено. Поэтому я и не попросила.