Новая пташка для владыки (СИ)

30

Эллин бессмысленно шла вперед, отгоняя мрачные обрывки мыслей. Шкатулки теперь не было — он забрал ее. Врал ли он, говоря, что Эллин умерла бы, уничтожив ее? Что-то подсказывало, что нет, не врал. Значит, Изора знала, что девушка умрет и желала ей смерти. Почему? Что в шкатулке? Как теперь быть? И как освободить Нэлу?

Владыка отпустил ее. Раз за разом она повторяла эти слова. Отпустил.

Она не могла не думать о нем. Она проклинала его, проклинала охотника, проклинала саму себя. Нужно просто идти вперед, думала она, и совсем неважно, что было раньше, когда она носила другое имя. Она не хотела вспоминать, не хотела чувствовать.

«Нужно помнить, что он со мной сделал, — говорила себе Эллин, глядя прямо перед собой, — что он сделал со всеми нами. Он чудовище!»

А она была в него влюблена. И ненавидела одновременно. Раньше она думала, что такое невозможно. Но теперь все смешалось и запуталось.

Впереди виднелся еловый лес, к нему вела узкая тропа. Про нее и говорил Таэрлин. Осталось совсем немного. Эллин глубоко вздохнула и пошагала дальше.

Путь оказался длиннее. Вскоре запах сменился, запахло сосновыми шишками и палой листвой. Впереди что-то мерцало.

Священный огонь, несмотря, на свое название, был совсем маленьким. Он трепыхался на каменном постаменте, и даже легкий порыв ветра мог его затушить. Эллин в нерешительности остановилась и перевела взгляд на мешочек. В нем лежали найденные ею ключи. Печать, статуэтка, зеркальце. Связанные с владыкой и с каким-то проклятием.

Взяв их с собой, Эллин думала, что сможет как-то разгадать тайну, секрет владыки. Но теперь вдруг поняла, что нет. Не хочет. Она слишком устала, и, откровенно говоря, боялась. Хотя сама толком и не знала, чего. Ее вдруг посетила простая идея. Она раскрыла мешочек и вытащила предметы.

Печать. Статуэтка. Зеркальце.

«Я уничтожу их, — подумала Эллин, — уничтожу и дело с концом. И гори оно все огнем».

Да, уничтожит, а потом ступит на эту дорогу и уйдет в город. Навсегда.

Она занесла предметы над мерцающим огнем и на миг застыла, засомневавшись. Может, все же попытаться узнать? В голове проносились воспоминания последних лет. Отец, таверны, похищение, ласковая улыбка Ардела… И зал непокорных.

Эллин резко вскинула голову. Нет! Она не хочет раскрывать тайны владыки и этих предметов, она ничего не хочет знать! Лишь свободы, свободы и забвения она желает.

Девушка подняла руку и швырнула предметы в огонь. Пламя затрещало, синий цвет огня сменился на красный. Стало жарко. Но предметы не горели. Вдруг раздался женский смех. Он доносился отовсюду. Эллин испуганно огляделась. Никого поблизости не было.

— Ты думала, что это будет так легко? — раздался властный женский голос сверху, тот самый, из снов, — если желаешь освободиться, то пройди мое испытание до конца, жрица. И верни свои воспоминания.

Перед Эллин возникла стеклянная дверь. На ней мерцали символы — такие же, что были некогда вытатуированы на ее лодыжке.

Эллин почувствовала, что так и должно быть. Она должна была появиться здесь и войти в эту дверь. Если хочет стать по-настоящему свободной. Девушка посмотрела по сторонам, глубоко вздохнула и решительно открыла дверь. Она сама не заметила, как предметы, брошенные в огонь, снова оказались в мешке в ее руках.

Вокруг стояла кромешная и вязкая тьма. Вспыхнула искорка света и погасла. Раздался женский голос:

— Возьми ключи, — властно потребовал он, — я посылала тебе знаки в сновидениях не для того, чтобы ты их так бездарно сожгла. Возьми и посмотри. Они — вся суть. Ответы в них. Узри же, жрица. Зри!

Рядом с Эллин появились три свечи, они почти не отбрасывали свет, но их свечения хватало, чтобы разглядеть в темноте очертания мешка.

Дрожащими от волнения руками Эллин распахнула мешок и вывалила предметы на пол. Печать. Статуэтка. Зеркальце. Они связаны с проклятием. Владыка проклят. За что? Что стало причиной? И кто это сделал?

— Взгляни, — ласково сказал голос, — на первый ключ.

Эллин коснулась печати и провела по ней пальцем. Крохотные символы и письмена вспыхнули синим огнем.

— Эту печать я нашла в плачущем дереве, — тихо сказала Эллин, — это были его слезы, его боль и скорбь. Кто-то запечатал эти эмоции в дереве?

— Да…

Эллин глубоко вздохнула.

— Но кто? Неужели он сам?

Не успела она произнести это, как печать вспыхнула ярким светом. Да, поняла девушка, владыка сам запечатал и боль, и скорбь глубоко в коре древа, чтобы забыть. Чтобы не чувствовать. Но почему? Отчего он скорбел? Ведь он предатель, лжец! Он может только предаваться разврату, диким, извращенным играм, не чувствовать, не скорбеть!

И все же, в глубине души у нее сидела мысль, что может. Мог. Владыка был полубогом. Но только наполовину. А на вторую половину — человеком. Человеком, который чувствует и живет.

Эллин коснулось неясная, смутная догадка, которая тут же улетучилась. Девушка взяла второй ключ — статуэтку в виде женщины. Она вызывала у нее легкое чувство отвращения, и ей стоило больших трудов, чтобы не швырнуть и не разбить ее наземь.

— Вот причина, — прошептала Эллин, разглядывая статуэтку, — причина проклятия. Женщина. Она стала тому виной.

— Да…

Эллин охватила тревога, такая сильная, что она не могла усидеть на месте и принялась нарезать круги. Девушка чувствовала — она в шаге от разгадки, в шаге от истины, и она страшила ее. Пугала, била в солнечное сплетение.

— Продолжай, — приказал женский голос.

Эллин, сжимая статуэтку, села на пол.

— Но прокляла его не она, — пробормотала она, глядя на каменную женщину, — но кто же? Кто?

— Возьми же третий ключ и зри, — прошелестел голос у самого уха.

Эллин вздрогнула и нехотя достала зеркало. Покрутила в руках, погладила темную оправу и медленно, через силу, взглянула на отражение. И понимание, острое и ясное, коснулось ее.

— Это я, — сказала Эллин, глядя на свое меняющееся отражение, — это я его прокляла.

Раздался очаровательный, довольный смех, и повсюду вспыхнули яркие огни.

— Да, именно так! А теперь вспоминай, вспоминай, Эллин!

Девушка огляделась. Она была в зеркальной галерее. В бесконечном пространстве на нее отовсюду смотрели ее отражения. Эллин стояла уже несколько минут, не решаясь сделать первый шаг. Куда идти? Что делать?

В одном из зеркал вдруг что-то мелькнуло. Эллин подбежала к нему и вгляделась в мутную поверхность. Поначалу ничего не происходило, из зеркала на нее смотрело собственное отражение: растерянное и напряженное. Через миг в зрачках вспыхнули искры, и зеркало покрылось рябью. Эллин протянула руку и коснулась зеркальной поверхности. Вспыхнул яркий свет, и девушку затянуло в другое место.

Она стала прозрачной и невесомой как призрак. Зеркальная галерея исчезла, теперь повсюду были сады, колонны и дома. Эллин оказалась в городе, в котором никогда не была, но который хорошо знала.

Теперь она, против воли, начала вспоминать…

Это был город жриц богини Азуйры — богини женской мудрости и силы. Именно жрицы были главными в этом городе, они им управляли, и управляли весьма умело. Горожане ни в чем не нуждались и были довольны своей жизнью.

Там, в этом городе, при храме, жила когда-то и она. Тогда она носила имя Авилина и была одной из самых сильных и влиятельных жриц Азуйры. Люди со всего мира приходили к ней на поклон и приносили дары. Она выбирала себе самых лучших, самых сильных мужчин и некоторых даже одаривала своей силой. Так было заведено испокон веков — жрицы Азуйры подчинялись лишь своей богине и ее законам. Они не могли иметь мужа, семью, детей, но имели право брать в свою постель любого мужчину. Жрицы верили, что без наслаждения невозможно познать всю мудрость и силу.

Эллин в виде призрака смотрела по сторонам и с грустью узнавала места. Вон по этой дороге она ходила к целительному водопаду. А в этих садах росли целительные травы и ядовитый плющ. А по той дороге приехал он…

Раздался оглушающий звон. Вспыхнул яркий свет, и Эллин снова очутилась в галерее. Зеркала, напротив которого она стояла, теперь не было. На полу лежали мелкие осколки.

— Одно воспоминание ты вернула, — раздался тот же голос сверху, — но помнишь ли ты, что было дальше?

Эллин посмотрела наверх и нахмурила лоб. Она вспомнила свое прошлое имя, свою любовь к богине, свою гордость и силу, но и все. Сколько она ни силилась, больше вспомнить не могла. Да и не хотела. Интуиция говорила, что воспоминания принесут лишь горечь и боль.

— Нет, — хрипло ответила Эллин, — я не помню и не хочу вспоминать. Я просто хочу уйти!

Раздался тихий смех.

— Верни свои воспоминания, — вкрадчиво произнес голос, — и может быть, я позволю тебе уйти.

Девушка огляделась. Зеркала, зеркала, повсюду!

К какому идти? А что, если нужно подойти к каждому зеркалу, чтобы вернуть воспоминания? Эллин застонала. Это невозможно — их здесь не счесть. На это уйдет вечность.

Вместо того, чтобы побежать к другому зеркалу, Эллин села на пол и опустила голову. В руке по-прежнему была скрипка, девушка машинально поглаживала гладкий корпус.

Теперь она не сомневалась, что все, что сейчас происходит, связано с Таэрлином. И эти ощущения дежа вю, ощущения, что она знает его, не случайны. Знала, когда была жрицей. Очень хорошо знала. От одной только мысли об этом стало мучительно больно. И все же пора освободиться.

— Я хочу вспомнить о нем, — твердо сказала Эллин и встала. — Хочу вспомнить Таэрлина, владыку.

Тишина в ответ. Никто ей не ответит и не поможет. Эллин зажмурилась и закружилась. Распахнула глаза и подошла к первому зеркалу, что оказалось напротив. Долго вглядывалась в свое отражение. Ничего не происходило. Она подбежала ко второму зеркалу, к третьему… Ничего!

Эллин обошла десятки зеркал, но вспышек света и воспоминаний больше не было. Уставшая от бега, она села на пол и закрыла глаза. Перед ее мысленным взором появилось лицо Таэрлина, когда она впервые увидела его. Она явственно видела его ухмылку, блеск черных глаз.

— Только они вовсе не черные, — прошептала Эллин и открыла глаза, — а синие, и всегда были синими. И в глубине души я всегда знала это. Знала, что он обманет меня. Знала, что он притворяется Арделом. Знала и желала этого.

Разве могла она влюбиться в него так быстро? Так быстро отдаться? Нет, думала Эллин, конечно же, нет. Она уже чувствовала это, она носила это чувство в своей душе с прошлой жизни. Когда она впервые встретила его в саду, то уже была влюблена.

— Но что же произошло? — прошептала Эллин, глядя прямо перед собой. — Что случилось?

В зеркале напротив появилась уже знакомая рябь. Эллин рывком подбежала к нему и коснулась поверхности. Ее вновь засосало в прошлое.

В их храме ждали владыку Запада, Таэрлина Эверонна Огненного, полубога. Раз в пять лет он объезжал города, святилища и храмы — такова была его древняя обязанность. Иногда он черпал мудрость, дарил свою силу или брал чужую. И собирал дань — ее платили, как потомку богов. Так было заведено издревле.

Но в городе, куда он прибыл, сразу все пошло не так. Любитель красивых женщин и не отказывающий себе в удовольствиях, владыка вовсю предавался разврату. Город Азуйры был полон юных и красивых девушек, многие из них были послушницами при храме, многие только хотели ими стать. Владыка вовсю развлекался, устраивал оргии и ни в чем себе не отказывал.

До тех пор, пока не пришел, наконец, в храм Азуйры.

Он явился на обряд песнопений, когда жрицы возносили хвалу своей богине в песне. Там-то он и увидел впервые Авилину. Никого и ничего ранее в своей жизни он не хотел так сильно, как захотел ее.

С длинными, до колен, распущенными волосами медового цвета, с яркими ореховыми глазами, хрупкая, невысокого роста, она затмевала всех вокруг. Она солировала, и ее голос, чистый и пронзительный, эхом звучал в стенах храма, и в тот миг владыка не видел ничего и никого вокруг, кроме нее.

Все буквально исчезло, кроме жрицы и ее голоса.

Почувствовав на себе взгляд, она посмотрела на него. Ее щеки покрылись румянцем. Глаза вспыхнули, и весь остаток песнопений они смотрели друг на друга неотрывно.

Это не любовь с первого взгляда. Нет, но что-то более глубокое, древнее и дикое. Первобытное. Как самые первые, жестокие боги.

Жрица сразу поняла, кто это. Она знала, что владыка приехал в их город и развлекается с девицами, она знала о его славе. И даже подумать не могла, что он ее увлечет, тут же, с одного взгляда.

Но и она кое-чего да стоила. Она была жрицей, а это уже высокая честь. У нее были силы, красота, ум и чувство собственного достоинства. Она никогда не была простой.

Но сейчас смотрела на него и ощущала себя девчонкой, незрелой и глупой. У нее были мужчины и связи, но никогда никого ранее в своей жизни она не хотела так сильно, как хотела его.

И снова вспышка, и Эллин, с криком вновь оказалась в галерее. Ее щеки пылали, и била мелкая дрожь — она все еще была под действием воспоминаний. Она вспомнила их первую встречу тогда, в храме. Вспомнила, каким взглядом он смотрел на нее. Вспомнила, как она пела во славу своей богини, а сама думала только о нем и видела только его.

Они оба были горды и тщеславны, вспомнила Эллин. Тогда, в храме, она впервые увидела равного себе. Могущественного, влиятельного, потомка богов… Эта встреча была предопределена свыше, Азуйра тому свидетель.

Думая об этом, Эллин вдруг поняла, что плачет. Ее чувства смешались, и она теперь не могла разобрать, где чувства настоящие, а где из прошлой и далекой жизни.

Ей было горько.

— Я не хочу больше вспоминать, — прошептала она, глядя на зеркальный потолок, — пожалуйста…Отпусти меня.

Тишина в ответ. Лишь слышно собственное дыхание. Эллин глубоко вздохнула. Она должна вспомнить — у нее нет выбора.

Она подошла к одному из зеркал и закрыла глаза. Сосредоточилась на последнем виденье — своей первой встрече с владыкой в храме, и прикоснулась к зеркалу. Несколько долгих мгновений — и она вдруг услышала тихий голос Таэрлина.

Эллин раскрыла глаза и ахнула. Она снова оказалась в прошлом, призраком. Перед ней был фонтан со статуей, тот самый, который она видела уже в этой жизни.

На бортике фонтана сидели Авилина и владыка. Он держал ее за руку и что-то шептал на ухо, и она тихо смеялась и водила пальцем по воде.

Вдалеке звучала музыка и журчал водопад, и жрица, откинув золотую прядь, подняла глаза и запела, глядя на Таэрлина. Она пела нежно и мягко, и было ясно, что песня эта только для него одного. Она пела, а он гладил ее по щеке, непривычным для него ласковым жестом.

Именно в ту минуту, у этого фонтана, жрица и поняла, что влюблена в него. И влюблена так, как никогда ранее. Все в нем: и его жесткость, и затаенная нежность, его сила, и улыбка, его гордость, и скрытая доброта — все это любила она в нем, и готова была отдать ему всё.

Видение стало терять четкость и постепенно растворилось в воздухе. Эллин снова стояла в зеркальной галерее. Не успела она отдышаться, как новый водоворот закрутил ее и выбросил в прошлое.

Теперь она была в полутемном помещении. С потолка лился солнечный свет, пахло маслами. Где-то вдалеке пели юные жрицы. А в углу, прямо у священного алтаря, задрав высоко платье, стояла Авилина. Ее прижимал к себе Таэрлин и жадно целовал ее губы, шею, грудь. Его руки шарили по ее телу, а она хрипло стонала, требуя продолжать.

Жар желания охватил обоих.

— Возьми меня, — хрипло произнесла она, — возьми прямо здесь и сейчас.

Таэрлин с рыком сорвал с нее платье и снял штаны. Она стянула с него рубашку и легла на каменный алтарь. Таэрлин провел рукой по ее обнаженному животу, бедрам, прикоснулся к клитору. Горячая волна накрыла ее, Авилина всхлипнула. Таэрлин раздвинул ее ноги и рывком вошел в нее. Резкая боль и острое наслаждение пронзили ее…

… Эллин упала на зеркальный пол. Она все еще была возбуждена от последнего воспоминания. Как же она любила его! И верила, что он любит ее. Как безрассудно она отдавалась ему в храме своей богини, как дарила ему свою силу!

Только ему и дарила.

— А он предал меня, — прошептала Эллин и посмотрела наверх, — я любила его, а он предал меня!

Ее крик разнесся по галерее и отразился в зеркалах.

Она вспомнила, все вспомнила, и лучше бы не вспоминала. Ее душили рыдания, в душе смешались любовь старая и новая, старая горечь предательства и новое чувство обиды. И ненависть. О да, богиня Азуйра, она возненавидела его еще тогда…

Но и любить не переставала. Увы.