Амир
Кристина и Ангелина уходят, я смотрю на Ингу, понимая, что тут не место для разборок. Но моя ярость буквально вибрирует в воздухе.
– Инга, я не понимаю, что с тобой происходит, – начинаю, подбирая слова максимально тщательно. – Но одно знаю точно. Нам с тобой больше не стоит встречаться.
– Что?! – кричит.
– Не повышай голос.
– Ты меня бросаешь? В аквапарке? Из-за няни?
– Какая разница где. И дело не в Кристине. Просто я вдруг понял…
Что ты мне неприятна. Физически и морально.
Но вслух не произношу. Не хочу унижать ее до такой степени. В конце концов, нам было вместе неплохо.
– Ты сам не понимаешь, что говоришь! Это из-за тебя все! Подумай, как все выглядит со стороны? – голос Инги дрожит от сдержанной ярости. – Ты несешь эту девку на руках, как какую-то принцессу, на глазах у всех! А я стою – твоя женщина, смотрю на все это.
– То есть мне не надо было ее спасать?
– Тут есть специальный персонал для этого!
– Инга, ты больная!
– Она – няня, – почти шипит. Змея, ну точно. – Жалкая девчонка в дешевом купальнике! И ты ведешь себя так, будто она… будто она что-то значит!
– Хватит, – произношу хрипло, не повышая голоса.
– Нет, не хватит! – Инга наклоняется ближе. – Ты вообще понимаешь, что я почувствовала! Ты пялишься на нее! Весь чертов день! Только что слюни не пускаешь! А она и рада стараться! Специально все устроила, я уверена! Сначала притворяется скромной, а потом – бац! – тонет, и ты несешь ее на руках, весь такой герой. Слишком уж удобно, не находишь?
– Я все сказал. Прощай, Инга.
– Ты все осознаешь и извинишься! – пьяно машет полупустым бокалом. – Алло, Мариша? Ты можешь ко мне приехать? Я тебе адрес скину. Ты мне нужна, подружка! Очень!
Беру телефон и вызываю такси. Кристина и Ангелина выходят уже одетые, собранные. Дочка сонная, уставшая, льнет к няне. Они устраиваются на заднем и почти сразу мой ангелочек засыпает, уткнувшись в плечо Кристины. Та гладит ее по голове.
Я сижу рядом с водителем. Оборачиваюсь.
– Как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, все хорошо, Амир Каримович, – отводит глаза смущенно.
– Мне правда очень жаль что все так получилось. Я выплачу компенсацию.
Сказал и пожалел тут же. Щеки Кристины порозовели.
– Спасибо, Амир Каримович, – откидывается на сиденье, сжимает губы. Дыхание у нее тяжелое, прерывистое.
В салоне повисает напряжение. Я прикрываю веки и сразу сцена перед глазами. Как Кристина, мокрая и испуганная, вцепилась в меня, когда я вытащил ее из воды.
Несколько дней я сознательно избегаю Кристину. Впрочем, у меня много дел в офисе, и дома обычно предпочитаю закрыться в кабинете. Я категорически против романов с персоналом. Это принцип, от которого я никогда не отступал. Дом должен быть местом покоя, а не интриг. Но сто́ит мне увидеть ее – все во мне срывается.
Я злюсь на себя. На то, что вместо того, чтобы думать о переговорах и цифрах, я вспоминаю ее смущенную улыбку и то, как она поправляет волосы. Да что ж такое, я ведь взрослый мужчина, умеющий держать себя в руках. А рядом с ней все это превращается в посмешище.
Каждый вечер я принимаю ледяной душ. Не просто прохладный – ледяной. Сначала это помогало: холод сбивал пульс, отрезвлял. Но теперь организм будто привык. Стою все дольше под ледяными струями, а внутри жар не проходит. Желание, напряжение только копится, и я уже начинаю чувствовать, как это сказывается на теле. Становлюсь раздражительным, сплю урывками.
Проще всего – уволить ее. Пусть уходит, я снова смогу думать головой. А потом, уже без этого «барьера» в виде работы, пригласить ее на свидание. Но сразу же чувствую себя паршивым отцом. Лина так счастлива и довольна эти недели. А я что? Собираюсь отнять у нее Кристину, чтобы…
Короче, отвратительным папашей себя чувствую.
Никогда не смешивал личное и служебное, и правильно делал. Надо и сейчас продолжать придерживаться принципов. Я ни за что не буду ломать собственные правила ради какой-то девчонки, которая даже не пытается мне понравиться.
От этих мыслей становится еще хуже. Еду с друзьями в баню, надеюсь, что пар выгонит всю эту дурь. Но и там не отпускает. В парной сидим, разговариваем о бизнесе, о политике, о женщинах – а у меня перед глазами только Кристина. Ее глаза, в которых то смущение, то тревога, то искренность.
Чувствую себя неважно. И все больше злюсь не на нее, а на себя. За то, что впервые за долгое время кто-то выбивает меня из привычного равновесия.
***
Дом уже погружен в полумрак, когда я возвращаюсь. Поздно, усталость висит на плечах тяжелым грузом. Я планировал подняться сразу в кабинет, но, проходя мимо гостиной, слышу смех. Детский, заливистый.
Останавливаюсь.
Ангелина сидит за низким столиком, вокруг карандаши фломастеры, альбомные листы. На бумаге что-то цветное и хаотичное – то ли замок, то ли дракон. Рядом с ней Кристина. Волосы у нее собраны, несколько прядей выбились и обрамляют лицо. Она смеется – искренне, светло, так, как не смеется ни одна из моих знакомых женщин.
– Смотри, папа в короне! – весело объясняет Лина, водя фломастером по бумаге. – А это я рядом! В платье!
Кристина смущенно качает головой, но улыбается, и эта улыбка делает ее еще красивее.
Я стою в дверях, как чужой. Молча смотрю, как они обе наклоняются над рисунком, как девочка тянется к няне, обнимает ее за шею. Кристина отвечает осторожно, но в ее жесте есть та самая теплая забота.
В груди становится тесно. Я прихожу в ярость на самого себя. Сколько раз я говорил себе: никаких романов с персоналом . Сколько раз убеждал: это все химия, глупость, пройдет. Но сейчас, глядя на них, я понимаю, что теряю почву под ногами.
Кристина замечает меня первой. Вздрогнув, встает, поправляет волосы, будто пытается сразу спрятать смех и легкость. Ее щеки розовеют.
– Амир Каримович, – тихо говорит она, – а мы рисовали. Увлеклись немного… Скоро спать.
– Я вижу, – отвечаю хрипло, и голос предательски мягче, чем хотелось.
Ангелина подскакивает ко мне, тянет за руку:
– Папа, смотри! Мы с Кристиной тебя нарисовали!
Я наклоняюсь, смотрю на детский рисунок, и внутри у меня все переворачивается. На бумаге король с короной и рядом девочка в платье. А позади – красивая светловолосая девушка.
– Это Кристина. Она тоже с нами.
Поднимаю взгляд на Кристину. Она стоит смущенная, словно не знает, куда деться. И в этот миг я понимаю: я в ловушке. В ловушке собственных чувств.
**