Юсупов уже стоял у дверей, и вокруг него собрались почти все: гости, хозяева, дети. Все говорили наперебой, сожалели, что ему приходится уехать так внезапно, желали удачной поездки и скорейшего возвращения.
Я стояла чуть поодаль, держа Лину за руку. Девочка смотрела на отца с таким упрямым укором в глазах, словно хотела удержать его одной лишь силой взгляда.
– Ну все, – сказал Амир, проверяя телефон, взял сумку.
Лина тут же кинулась к нему, он присел, быстро обнял ее и поцеловал в макушку.
– Будь умницей, малышка. Я скоро вернусь.
Я тоже хотела подойти, обнять, хотя бы коснуться его руки. Сказать хоть что-то личное, не дежурное. Но вокруг было столько глаз, столько посторонних людей, что я просто застыла на месте.
Амир посмотрел на меня – быстро, коротко, но взгляд пронзил насквозь. Там было больше, чем я могла вынести: напряжение, недосказанность, что-то, что он явно не мог позволить себе выразить вслух.
Я сделала шаг вперед, но тут же остановилась – между нами встали Доган и еще мужчина, заговорив о делах.
Только взгляд, полный запретных чувств, и холодный воздух пустоты.
Лина сжала мою ладонь.
– Он скоро вернется, правда?
– Конечно, – ответила я с улыбкой, хотя сердце в груди медленно расползалось трещинами.
**
После отъезда Амира я старалась держаться как ни в чем ни бывало, но Асма заметила мое состояние. На кухне, когда мы остались одни, спросила:
– Ты выглядишь расстроенной, Кристина. Что с тобой? – голос мягкий, внимательный.
Вздыхаю, опускаю глаза в чашку с чаем и чуть слышно бормочу:
– Ничего… просто немного грустно.
Асма улыбнулась – так спокойно, будто знала больше, чем говорила.
– Понимаю… Не переживай, все наладится. И Лина будет в порядке. Она всегда скучает по отцу.
Киваю, стараясь изобразить улыбку, но боль никуда не уходит. Внезапный отъезд Амира, моя несказанная правда, тревога за Лину и безумное желание быть рядом с ним – все переплелось в мучительный ком внутри. Разлука невыносима, каждый день кажется бесконечностью.
На следующее утро мы попрощались с семейством Эйсман и вернулись домой. Но там было так пусто без Амира, что казалось, стены звенят тишиной. Я не заметила, как по уши влюбилась, и теперь чувствовала себя глупой девчонкой, потерявшей голову.
Ангелина тоже грустила. Ходила по дому с поникшими плечиками, капризничала, и все время спрашивала когда же папа вернется. Я старалась ее отвлекать: играли, читали книги, выходили в сад. Но, если честно, я отвлекала и себя. Потому что без него мне тоже было очень, очень тяжело.
***
Алина вертится возле стола и долго заглядывается на вазочку с красивыми пирожными, которые привез курьер.
– Дорогая, прошу, не надо их трогать. Твоя бабуля приготовила их для своих подруг. У нее сегодня гости. Я слышала, как она говорила Татьяне, чтобы никто не прикасался.
– Но я хочу. Всего одно.
– Ты еще не завтракала. Ты просто голодная.
Да, мне странно, что Ясмина Галибовна так строга к этим пирожным. Но сама слышала ее тон. Честное слово, связываться не хочется.
Ставлю блюдо повыше.
Меня отвлекает Эмилия Аркадьевна, чтобы поговорить про расписание занятий Лины.
Грохот заставляет нас обеих ворваться как ураган на кухню.
Лина стоит на табуретке, а пирожные валяются по всей кухне. Ваза вдребезги.
Тут же прибегает Ясмина Галибовна.
– Боже мой! Что вы тут устроили? Я же просила! – ее трясет от злости.
– Это же просто пирожные. Хотите, я быстро что-нибудь испеку? – говорю бесхитростно.
И этим вызываю удар на себя.
– Какая же ты самоуверенная тупая и глупая! Это сделано на заказ! Они дизайнерские! Курица, идиотка! – чуть ли не визжит. – А ты, Ангелина! Ну как можно быть такой избалованной!
– Бабуля я хотела попробовать! – защищается Эльф, в ее глазах стоят слезы.
Нет, ну правда, разве стоят хоть тысяча пирожных одной детской слезинки?
– Амир вообще тебя не воспитывает! Неделю будешь без сладкого! – рычит мать Амира.
– Нет! Не буду без сладкого! – возражает Лина упрямо, но ее подбородок дрожит.
– Пока моего сына нет – я главная!
– Ты очень злая! – Эльф убегает, всхлипнув. Я бросаюсь за ней.
– Кристина, это твое воспитание! Ты – бездарная няня, – летит мне в спину.
– Не обижай Кристину! – Эльф неожиданно возвращается. Чтобы встать на мою защиту. Боже, как это трогательно!
– Как ты со мной разговариваешь?!
Бабушка наступает на Лину, но та убегает. А вот я не так расторопна. Ясмина Галибовна преграждает мне дорогу. Ее глаза сверкают яростью.
– Ты понимаешь, что так ребенка не воспитывают? Она должна знать дисциплину и меру. Думаешь, если все будешь ей позволять, тебе больше заплатят? Это не так! Я скажу Амиру, что ты никудышняя! Пусть увольняет!
– Поймите, это всего лишь пирожные. И Лина не специально…
– Замолчи! – резко обрывает. – Ты совсем забыла свое место. Уму непостижимо, откуда столько наглости!
Я не выдержала. В груди вскипела обида, не за себя, за малышку. Как может эта богатая женщина устраивать такой скандал из-за каких-то пирожных??
– Она ведь ребенок, – выдыхаю, стараясь говорить спокойно. – Ничего страшного не случилось
– Отлично, тогда стоимость этих пирожных вычтут у тебя из зарплаты!
– Я не против…
– Прекрасно! И запомни, ты здесь не для того, чтобы решать, что моей внучке можно, а что нет. Ты слишком балуешь ее. Это не воспитание! Она и так становится несносной.
– Я не балую ее, – прошептала я, глядя прямо в глаза Ясминe Галибовне. – Я просто люблю ее.
А вы ее любите? – в воздухе повис невысказанный вопрос.
Лицо женщины окаменело. В комнате повисла тишина, пронзительная и тяжелая.
– Извините…
Ухожу в сад. Эльф подбегает ко мне. Обнимает, берет за руку и сжимает пальцы, словно искала защиты. Провожу ладонью по ее волосам, пытаясь успокоить. Внутри у меня все сжимается. Чувствую себя беспомощной, и в то же время готовой заступаться за этого ребенка, чего бы мне это ни стоило.
– Не слушай бабушку. Ты очень хорошая, – заглядывает мне в глаза девочка.