Обнажая знаки

20. Бэй

Открыв глаза, Бэй увидел над собой светлый потолок, показавшийся знакомым. Хотел повернуть голову, но сделать это получилось с большим трудом. Рядом возвышалась стойка капельницы с полными мешками прозрачной и цветной жидкости. Бэй проследил взглядом путь тонкой трубки до своего запястья. Странно, но он не чувствовал иглы. Даже когда пошевелил пальцами руки. Паника накрыла ударом, ослепила на мгновение. Он пошевелил пальцами… или нет?! Кобейн пробовал подвигать ногами, но не чувствовал их… или даже не двигал? Пальцы ног! Ступни! Он попытался согнуть колени. Руки! Ладони, пальцы! Первые ощущения появились в районе плеч, он же смог повернуть голову? Да. Медленно, словно сигналы от мозга проходили метры, прежде чем достигали шеи.

Захотелось заорать от отчаяния!

Что с ним случилось?

Параплегия? Или он парализован, начиная с шейного отдела? Но как? Когда?

Сначала успокоиться. Начать дышать, словно при медитации. Закрыть глаза, чтобы не отвлекал чем-то знакомый потолок.

Что Бэй помнит из вчерашнего вечера?

Разговор с Ричем в баре.

Потом один родственник подбросил его на встречу с другим родственником — в квартиру Анджи в центре Вены, где Кардинал ждал его к ужину. Стол в столовой был накрыт на двоих. Сверкала белизной скатерть, на ней — дорогой сервиз, набор блестящих серебряных приборов. Как всегда у Анджи. Кики возвращалась из клиники на следующий день, чтобы пройти курс реабилитации в городе в группе именитого психолога, поэтому Кардинал перебрался на некоторое время в столицу.

Так, дальше…

Прислуживал за столом восковая кукла мадам Тюссо, Рай, одинаковый во всех его ролях — помощника, охранника, извозчика инвалидной коляски… официанта.

Герцог плохо выглядел за ужином. Значительно хуже, чем в Сэнт-Морице. Даже не поднимался из коляски. Под его глазами темнели круги, и Кардинал пару раз позволил раздражению вылиться во взгляде и в опущенных уголках рта! Он злился от того, что Кобейн пропал и находился в недоступности, удивив открытой демонстрацией недовольства. Родственники поддерживали регулярную связь, но Бэй не обязан был сообщать о своих планах и местонахождении. Он еще подумал, что реакция Анджи связана с незаконченным в Сэнт-Морице разговором, и сам вернулся к нему рассказом о цирковом прошлом Ари, даже показал фотографию с афиши. Кардинал нервно ухмыльнулся по поводу насмешки Судьбы, что информация хранилась все эти годы в нескольких километрах от его квартиры. Обещавший откровенность в Сэнт-Морице, за столом Анджи вел разговор о генотипе и диапазонах проявления действия генов в фенотипе. Как будто это было интересно Бэю! Потом распространялся о критериях отбора в свою гвардию, поясняя, что обращал внимание на скорость развития детей, связанных с Ари прямым наследованием. Что выделял физическую подготовку, способности к языкам. Память. Кардинал лил пусть драгоценную, но воду, уклоняясь напрямую отвечать на вопрос, почему именно Ари была выбрана им как носитель сильных генов. Правда, Бэй все-таки узнал что-то новое. Вернее, получил подтверждение очевидному. Перстень со скаполитом, с которого началась спираль совпадений и случайностей, приведшая к этому разговору, принадлежала именно Ари.

Когда закончился ужин, Кардинал предложил перейти в кабинет. В уютном полумраке комнаты, наполненной темной кожей, синим бархатом и красным деревом, Анджи медленно поднялся из кресла и сделал два шага к широкому креслу с высокой спинкой. На этот раз он ступал осторожно, без грации в движениях, вцепившись руками в Рая.

— Плохой день? — осторожно спросил Бэй.

— Эффект лечения оказался нестойким, — Кардинал утонул в кресле. Предложил сесть гостю. Бэй сел.

Хозяин предложил сигару. Кобейн отказался.

Коньяк. Кобейн тоже отказался.

Воды?

Память подсовывала записанные по привычке мелочи. На столе стоял кувшин, но Кардинал зачем-то попросил Рая принести гостю стакан свежей воды. Еще тогда Кобейну показалось это странным, но герцог как раз начал говорить об Ари Вивьен. О том, что заинтересовался ей из-за рассказов своего деда, который вырос с верой, что его рано ушедшая мать — неземной ангел, и не умерла, а следует за ним и его сестрой по жизни мягкой летней тенью. О том, что муж Ари пронес любовь к неземному ангелу через всю жизнь, превратившись в бездушный камень. Бэй выпил воду, а Кардинал за это время дошел в своем рассказе до покупки замка рядом с Инсбруком, заполненным вещами, принадлежавшими мужу Ари, Кристофу Эдлеру.

— Почему он носил эту фамилию? — Кобейн задал давно не дававший ему покоя вопрос.

— Договорённость между семьями его родителей. Как второй сын, Кристоф не наследовал титул, а в роду его матери не было мальчиков, поэтому ему дали ее фамилию.

После этой информации память Кобейна показывала только темноту.

Похоже, потолок над головой казался знакомым потому, что Бэй находился в гостевом домике в Нидершерли. Он не мог пошевелиться и не чувствовал своего тела… По крайней мере, это не последствия травмы, и есть надежда…

На что? Что с ним сделали?

Ответы на вопросы вошли в комнату в лицах самого Кардинала и главного врача клиники.

— Что происходит, Анджи? — медленно проговорил Кобейн, слова выпихивались изо рта с трудом, потому что язык казался слишком большим и тяжелым.

— Бэй, мой мальчик. Я обязательно попрошу у тебя прощения.

Только теперь бросилось в глаза, что Анджи не только зашел в комнату на своих ногах, но снова двигался уверенно, а на его лицо вернулось привычное спокойствие.

Главный врач подсуетился и поставил стул для герцога у изголовья Кобейна.

— Я не мог рисковать, — сказал Анджи, присаживаясь. — Что, если бы ты снова надолго исчез? Как бы я тебя искал?

— У вас новое лекарство? — хотел ухмыльнуться Бэй, но у него не получилось.

Кардинал едва заметно улыбнулся.

— Ты — мое лекарство.

Из горла Бэя вырвалось что-то, похожее на смех.

— Какого Твана!

— Сам видишь разницу, значит, можешь понять мое волнение, когда ты исчез. И причины, почему ты оказался здесь и по каким тебе придется на некоторое время задержаться.

— Вы сошли с ума, герцог?! — Чтобы осознать услышанное, требовалось время.

— Разве я похож на сумасшедшего?

— Господин Венсприлен, — Кобейн поискал взглядом главного врача, который выходил куда-то из поля зрения и вернулся с записной книжкой, застыв рядом с капельницей и занося показания в тетрадь. — Вы — соучастник преступления! Криминального, наказуемого преступления.

В списках сотрудников Нидершерли, с которыми были связаны замятые скандалы или недоказанные нарушения медицинской этики, фамилии Венсприлена не значилось, поэтому Бэй не собирал на него информацию. Упустил, если именно главный врач находился сейчас рядом с Кардиналом.

— Какие бы пятна на вашей врачебной репутации не использовались для шантажа, то, что происходит здесь, потянет на серьезный тюремный срок. — Фраза получилась слишком длинной, чтобы выговаривать ее непослушным языком и тяжело открывавшимися челюстями, и Бэй выдохся к последнему слову.

— Хорошая попытка, — оценил его усилия герцог. — Но как только ты начнешь думать, то поймешь, что больше всех заинтересован в сохранении наших тайн.

— Что за чушь! — вместо рычания получался глухой вой.

— Доза слишком высокая. Слишком, — торопливо оправдывался Венсприлен. — Но за последние полгода показатели резко изменились. Придется определять влияние препарата эмпирическим путем, пока не будет четкой таблицы результатов.

О чем они?

Бэй снова попытался двинуться, замотал головой, которая лишь заторможенно качнулась вправо, потом влево.

Завыл:

— Что вы со мной сделали?

— Давай ты успокоишься сам. Без успокоительных, — герцог обращался к нему вкрадчивым голосом, как к ребенку. — Доктор Венсприлен снимет все показатели, возьмет кровь для анализа и предоставит нам возможность поговорить наедине.

Кобейн прикрыл глаза, выравнивая дыхание. Пока он похож на говорящую куклу, остается только слушать и наблюдать. Ждать…

Когда за врачом закрылась дверь, Бэй тоже ждал, не открывая глаз.

Герцог не стал тянуть время.

— Я понимаю твою злость. Раздражение. Признаю, ты имеешь на них полное право. Но у меня не было иного выхода. Во-первых, не волнуйся по поводу своего состояния. Это реакция на определенные лекарственные препараты. Между прочим, сначала подобные эффекты проверялись лично на мне, они были обнаружены случайно. Ты даже не представляешь, сколько разных лекарств мне пришлось испробовать за долгие годы инвалидности и болезней. — Если герцог пытался взывать к жалости или сочувствию, у него не получилось. — Мне знакомо, каково это — быть подопытным кроликом.

— Я на эту роль не напрашивался, — не выдержал Бэй.

— Ты прав, я не спрашивал твоего согласия. Но контроль — это первое, что должно быть изучено четко. Мне нужно время, чтобы убедить тебя, что я — твоя самая надежная защита.

— Попробуйте, — усмехнулся Бэй.

— Мы начали разговор о нашей исключительной физической форме еще в Сэнт-Морице. И о том, что у нас были разные исходные точки. Я оказался в инвалидном кресле в шестнадцать лет. Ты всегда отличался отменным здоровьем. Не буду тратить время на продолжительный рассказ о многолетнем пути осознания, что я отличаюсь от других инвалидов.

Мое состояние с годами не ухудшалось, а очень медленно и плавно улучшалось, словно какая-то сила внутри меня потихоньку исправляла ошибки, появившиеся в теле в результате плохих генов и приобретенных состояний. Процесс улучшения немного ускорился, когда мне снова был подписан страшный приговор.

— Рассеянный склероз?

— Он самый. Вот только развитие болезни через два года не только затормозилось, но и прекратилось. Я начал копаться в своем прошлом, вернее, прошлом семьи. Зачем, я толком не знал, но вспомнил рассказы деда о матери-ангеле и решил начать с нее и влюбленного в нее прадеда. Я стал искать возможности порыться в домах и вещах, принадлежавших Кристофу и Рихтеру. Потом купил охотничий дом рядом с Инсбруком, и моя настойчивость была вознаграждена. Мне удалось найти дневник прадеда. Он его плохо спрятал или забыл уничтожить. В нем я прочитал о знакомстве с артисткой цирка в Одессе, романтической любви, настолько сильной, что Кристоф решился на подмену — чтобы титулованный влюбленный смог жениться на безродной девушке, он превратил ее в Ари Вивьен, дочь иммигрировавшего в Америку потомка разорившегося немецкого рода. Знакомство с несчастной, одинокой, больной девушкой было провидением судьбы, подарившим влюбленным возможность на союз, когда настоящая Вивьен умерла в больнице в Швейцарии. Молодые Эдлеры были безмерно счастливы, подарив миру двойняшек, пока Ари не исчезла в Марселе. Ее исчезновение прадед зачем-то скрыл, представив смертью от болезни, привез в Австрию пустой ящик, который был закопан рядом с предками рода на кладбище. Из-за странностей повествования и по некоторым достаточно необычным заметкам и прилагательным, которые использовал Кристоф, когда описывал любимую жену — летящая, парящая, скользящая — я решил, что Ари Вивьен и есть источник моих счастливых генов. К тому же, она появилась из ниоткуда и исчезла в никуда.

Бэй молча впитывал рассказ Кардинала. Это была история, которую он сам собрал по крупицам и без дневников предка. Герцог между тем продолжал:

— Тогда-то я и стал отслеживать носителей генов Ари. Но вот незадача, особых способностей или талантов среди них не наблюдалось. Может, если бы Зося была мужчиной, или стала спортсменкой, я обратил бы на нее внимание раньше, но упрямая домохозяйка не слишком выделялась среди обычных стареющих женщин, пока не дошагала до почти столетия в прекрасной форме. А вот тебя я заметил почти сразу. С самого раннего детства в тебе была какая-то внутренняя сила, свет, это невозможно объяснить.

— И за эту силу и свет вы решили превратить меня в живую пилюлю?

— Не так быстро, Бэй. За моей спиной десятилетия исследований вслепую. Методом проб и ошибок. Тщательного наблюдения, тестирования на себе.

— Ну да, эмпирически, — показалось, или язык начинал двигаться чуть легче? Что, если пошевелить руками? Ногами? Бэй обманывается или действительно начинает чувствовать их?

— Перелом твоей руки был подарком судьбы. И поверь, не только для меня. Мы вовремя забрали тебя в Нидершерли. Иначе к тебе мог бы возникнуть заслуженный, но совершенно нам нежелательный интерес. Скорость регенерации тканей оказалась нереально быстрой. Удивительно, что ты сам не начал задумываться по этому поводу.

Начал. Отметил. Все говорило об этом. Но Бэй слишком был занят поиском камней и преследованием Тайны.

— Уже тогда мы взяли много образцов крови для исследований.

Ну да, Кобейн тогда шутил по этому поводу. Литрами…

— К сожалению, у нас с тобой разные группы крови. Хотя… почему — к сожалению. К счастью, иначе все могло свестись к переливанию крови, а так мы получили препарат, который можно долго хранить, и который может оказаться универсальным. В этом его огромная сила и великая опасность. Прежде всего, для тебя.

— О чем вы? — Бэй напрягся, насколько позволяло состояние говорящей куклы.

— Вытяжка из очищенной сыворотки твоей крови и есть мое лекарство. Мне пришло в голову попробовать подобное вливание после того, как ты впервые попал в Нидершерли, и эффект был положительный. Несильный, но заметный. Видишь ли, течение моего собственного улучшения слишком медленное, а время не бесконечно. Я хочу успеть побыть здоровым мужчиной, прежде чем окажусь шустрым стариком вроде Зоси.

У Бэя даже получилось приподнять на сантиметр голову. Погрузившийся в мечты герцог смотрел не на лежащего перед ним племянника, а мимо, в собственные дали.

— Но самое удивительное и невероятное то, что твои показатели начали стремительно меняться. Препарат из крови, которую у тебя взяли, когда ты приехал в Нидершерли весной, поднял меня на ноги на долгие недели, ты сам был этому свидетелем в Сэнт-Морице.

Литры. У него снова брали тогда много крови, и он, тванский идиот, покорно отливал. Прав был Гашик со своими опасениями и предупреждениями.

Но разве то, что говорит Кардинал, может быть правдой? Это бред?

Потому что, если это правда — Кобейну светит судьба ядовитой змеи в серпентарии, которую доят время от времени, как корову, ради новой порции яда.

— Эффект пока, к сожалению, получается нестойким. А теперь представь себя на моем месте. Испытав удовольствие от настоящей ходьбы, езды верхом, на велосипеде, да что угодно… Насладиться женщиной, как нормальный мужчина, разве можно от этого отказаться?

Бэй все-таки не выдержал и рассмеялся. Глухо, болезненно, насколько получилось наполовину парализованными языком и голосовыми связками. И сказал вслух про участь дойной змеи.

Герцог выдержал паузу, дождавшись, пока Бэй успокоится.

Бред… Стивен Кинг и Стивен Спилберг в одной инвалидной коляске, вернее, уже без нее…

— Твоя кровь стала настолько сильной, что мне теперь достаточно очень малого количества. Время действия определим…

— Эмпирически! — завыл Бэй, потому что кричать не получилось.

— У нас уже есть достаточно отработанный процесс, и препарат можно хранить в холодильной камере. Сроки хранения тоже нужно будет уточнить, — как ни в чем не бывало, продолжал герцог. — Не думаю, что донорская помощь пару раз в год — такая тяжелая ноша. К тому же, мы можем договориться о цене.

— Звучит красиво, только не соответствует моему положению на этой кровати и способу приглашения на разговор.

— Я уже говорил, Бэй, я не мог рисковать. И не хотел тратить время на уговоры приехать сюда и задержаться для проведения необходимых исследований.

— Я могу посадить вас за решетку, Ваше Сиятельство, на пожизненное. — Герцог молчал, и Кобейн продолжил: — Тайны вашего улучшающегося здоровья стоили жизни, по крайней мере, двум из ваших жен. Я подстраховался, прежде чем ехать к вам на разговор.

— Подожди, прежде чем решишь со мной ссориться, Кобейн. Если ты попытаешься утопить меня, твоя уникальность перестанет быть тайной. Какая участь ждет тебя, если, как мы подозреваем, препарат из твоей крови может стать универсальным лекарством? Оно запускает регенерационные процессы и ускоряет их. Подумай, во что превратится твоя жизнь? Кто сможет защитить тебя? Или ту девочку, к которой ты бежал, снося всех на своем пути? Я не могу утверждать, но что-то говорит мне, что стоит заинтересоваться ею и ее телохранителем, который оказался быстрее тебя. Быстрее тебя, Бэй! Об этом ты говорил в Сэнт-Морице. Ты же расскажешь о них подробнее?

Бэя словно окатило ушатом ледяной воды.

— Я еще не говорю о способности убегать несколько быстрее, чем обычные люди.

Из огромного бесчувственного мешка, приделанного к голове, донеслось тяжелое биение, похожее на удары разбухшего от страха сердца.

— Молчишь. Ну так вот подумай, враг я тебе или защитник. Стоит со мной искать ссоры или сотрудничать? А пока извини за своеобразное гостеприимство, но мне нужны гарантии, что ты не исчезнешь из этого дома в неизвестном направлении.

— Не боитесь, что меня хватятся родные?

— Пока не хватятся, у тебя удобная работа для разного рода объяснений. А потом мы придумаем правдоподобный рассказ, чтобы их успокоить.

— Вы так уверены в моем сотрудничестве?

— У тебя нет выбора.

На этом Кардинал удалился, оставив Бэя тонуть в ворохе мыслей.

Участь универсального оружия или универсальной пилюли. Яблока раздора, лакомого куска и пожизненного лабораторного кролика.

Беспросветно.

Подобное должно оставаться тайной. В этом Анджи прав.

Вот только все файлы, связанные с троицей похитителей, изъяты спецслужбами, точнее, Норманом Келли, значит, он тоже может что-то подозревать. Ану необходимо найти как можно скорее. Что делать дальше, будет видно, сначала необходимо получить ответы на вопросы о необычных способностях девушки и причинах ее случайных встреч с Бэем. Что случайного на самом деле в его судьбе?

Бежать из Нидершерли?!

Девочка Татия перемещалась невероятным способом из закрытых помещений в коридоры детского дома. Раненая Ана исчезла из комнаты в больнице, разбив окно.

Как она это делала? Как вообще двигаться, когда все тело — это тяжелый, бесформенный, безжизненный мешок, приделанный к шее, в котором беснуется от тревоги сердце?

Домик, в котором Бэй жил во время своего первого пребывания в клинике, превратился в мини-лечебницу. Больница, наверняка, продолжала работать в обычном режиме, принимая обычных пациентов, и никому не было известно, что происходило за стенами одного из отдельно стоящих коттеджей, созданных, прежде всего, для обеспечения конфиденциальности их жильцов. Так что рассчитывать на случайную помощь не имело смысла.

К вечеру Бэй из лежащей куклы превратился в куклу ходячую. Оторвав от себя липучки датчиков для мониторов, он с большим трудом и очень медленно смог добраться до ванной. Но к улучшающемуся физическому состоянию тут же добавился Рай. Он появился в комнате, когда Кобейн выползал после душа, проводил его тяжелым взглядом до кровати и вышел в гостиную. Сквозь открытую дверь Кобейн видел, что создание мадам Тюссо накрывает стол на две персоны. Закончив, Рай вернулся в спальню и застыл в углу на стуле большой тенью.

Ужин с Анджи прошел в «семейной» обстановке. Бэй сражался с приборами и едой, всеми силами стараясь сохранить приличный облик и напитываясь не калориями, а почти ненавистью к сидевшему напротив человеку. Но для того, чтобы бежать, ненависть была плохой советчицей. Требовалась информация и ясная голова, чтобы ее использовать. Герцог говорил о сотрудничестве и требовал три недели пребывания в клинике для обследований, а после этого сдачу крови раз в два месяца.

— Лаборатория будет переведена в Охотничий замок. Но мне нужны гарантии.

На этом разговор, и так больше напоминавший монолог, зашел в тупик, потому что оба собеседника понимали, что никаких гарантий не существует. Невысказанная вслух истина ложилась на плечи ощутимой тяжестью. Главной гарантии — того, что с Кобейном ничего не случится — не существовало.

Значит, все-таки участь дойной змеи в серпентарии? Как далеко готов пойти герцог, чтобы обеспечить себе здоровье? Бэй не сомневался, что нескольких человеческих жизней тайны Кардинала уже стоили.

Напротив него сидел один из самых умных, интеллигентных, влиятельных людей своего времени, давно переступивший грани, отделяющие решительность от преступления. К длинному шлейфу из титулов, впитанному в кровь многовекому чувству превосходства добавилось обладание неведомыми способностями. Эти уникальные способности толкнули Анджи на опасный путь или вера в собственную безнаказанность? У герцога есть деньги, связи. За его спиной — сила и возможности огромного клана. Против него нет улик и доказательств нарушений закона, кроме неправомерного и насильственного удерживания родственника для исследований. И Анджи уверен в том, что Бэй не захочет сделать достоянием общественности то, что происходит за стенами гостевого домика клиники Нидершерли. Преступник и его жертва одинаково заинтересованы в сохранении тайны. Даже в этом преимущество на стороне Кардинала, потому что если вскроются секреты Нидершерли, герцог потеряет только свое лекарство, может быть, свободу, зато Бэй — самого себя и шанс на нормальную жизнь.

Единственным слабым местом в позиции Анджи было время, необходимое для исследований. Знал ли герцог, что у него появились конкуренты, которые пока далеки от его открытий, но располагают большими средствами и возможностями? Они идут по следам трех преступников, выдавших свои необычные способности, но не могут их пока поймать, потому что не обладают известными Кардиналу препаратами, способными лишить Скользящих возможности исчезать. Значит, самым страшным сценарием становится тот, в котором спецслужбы доберутся до разработок, запрятанных в Нидершерли.

Герцог ушел, оставив своего пленника искать пути осознания сложившейся ситуации, и Бэй подозревал, что он покинул клинику, потому что Кики должна была уже вернуться в Вену.

Неизвестный ген от загадочной Ари, проявившийся пока только у двух человек из ее потомства, ну, может, совсем немного — у Зоси. Но в случае Кобейна это была не только ускоренная регенерация, но и способность к передвижению, пока ему не подвластная.

Для него все началось после встречи с Тайной. Что сделала она с ним? Отравила собой? Изрисовала несмываемыми чернилами спину, душу, сердце, оставив Кобейна на растерзание тоски и свалившихся комом проблем? Потому что даже в гостевом домике-лаборатории, в такой, казалось бы, безысходной ситуации, он слишком много думал о серых глазах Аны и мечтал вдохнуть горьковатый аромат ее бархатистой кожи, почувствовать на себе гибкое, сильное тело, прислушаться к ровному дыханию, охраняя девичий сон. Такой безмятежный, как у доверившегося рукам Бэя котенка. Похоже, он безнадежно, безгранично отравлен своей Тайной. И у него столько к ней вопросов!

Разве может их встреча быть случайностью? Словно есть старушка Судьба, плетущая кружево… Хотя, почему старушка? Бородатый мужик, играющий нитями чужых судеб и связывающий из них замысловатый рисунок?

Потянулись дни — капельницы, забор крови, балансирование между состояниями ходячей куклы и почти здоровья, когда Бэй просыпался прикрученным к кровати. За ним смотрели Рай, еще два медбрата, больше похожих на телохранителей, все наблюдения проводил доктор Венсприлен. У врача получилось подобрать комбинации средств, чтобы погружать пациента вечером в сон, из которого он выныривал совершенно здоровым, но обездвиженным ремнями и подобием смирительной рубашки для удобства выкачивания очередной порции крови. Бэй и сам догадался, что для волшебного препарата Кардинала нужна была кровь без лекарств, лишавших его контроля над телом. Потом в его вены попадали капельницы тех самых лекарств, и ремни становились не нужны.

Несмотря на копившуюся в душе ярость, Кобейн старался выглядеть спокойным. Его спасение было только в ясной голове и в наблюдениях. Все мелочи казались важными. Время процедур, последовательность действий медперсонала. Лаборатория, где обрабатывали кровь, располагалась в этом же домике, в подсобном помещении рядом со спальней. Колбочки с прозрачной жидкостью попадали из нее в холодильный шкаф напротив кровати Бэя. Было ли у Анджи-Скруджа еще какое-нибудь хранилище? Книжечка с записями о состоянии Бэя каждое утро появлялась из сейфа, расположенного в этой же спальне, и возвращалась в него после того, как Венсприлен заносил в нее дополнительные данные.

Наблюдая за своими тюремщиками в белых халатах, Бэй часто думал о Тайне, снова и снова переворачивал все, что знал о ее прошлом. Ане тоже были известны белые комнаты и смирительные рубашки. И множественные роли, которые она выбирала соответственно ситуации, чтобы выжить или добиться своих целей. Кобейн решил повторять за ней. Для внешнего мира он погрузился в состояние туповатой покорности, которая хорошо сочеталась с заторможенностью его тела. Действия препаратов определялись эмпирическим путем. Значит, если он будет последовательным в своей роли, то ему поверят, и внимание стражей неизбежно понизится. Пусть думают, что контролируют не только его тело, но и мозг. Когда Кобейн отправлялся на встречу с Кардиналом, он оставлял Ричу некоторые инструкции, но был совершенно не готов к такому повороту событий. Не сомневаясь в самом Риче, Бэй был не уверен в человеке, которого назвал родственнику как возможного помощника. Речь шла о сборе информации, а не об операции по спасению заложника на уровне спецслужб, которую не способны провести банковский служащий и медвежатник в очках с внешностью ботаника.

Так что выбираться нужно самому.

Но жизнь оказалась полна не только неприятных сюрпризов. Или бородатый мужик, (почему-то женский образ Судьбы был вытеснен мужским), который длинными пальцами вместо спиц с суровым видом плетет узлы, развлекался необычными рисунками…

Последние дни ремни возвращались к ночи. После того, как Рай укладывал Бэя спать, проверял крепления, осматривал комнату, окна, потом весь дом — и исчезал за закрытой дверью. Людей, посвященных в тайны гостевого домика, было немного, и им тоже требовался отдых. Кроме того, запеленатый Кобейн спал до утра, как младенец, продолжая разыгрывать эмоционально-заторможенное состояние весь день.

Ему явно добавляли в вечернюю капельницу легкого снотворного, потому что внезапное пробуждение вышло долгим и болезненным. На лицо был вылит как минимум стакан холодной воды, грубые мужские ладони немилостиво били Бэя по щекам, а в перерывах между ударами трясли за плечи. Когда Кобейн наконец открыл глаза, то увидел склонившегося над собой Рича. Очень удивленного Рича!

— Я ничего ему не должен! — раздался из темноты брюзжащий голос. — Ничего! Я ничего больше не должен этому детективу. Так нечестно! Лучше в тюрьму! Да стукни ты его посильнее…

— Рич… — Кобейн расплылся в блаженной улыбке.

Над ним тут же склонился еще один посетитель, очки Зельмана блестели в свете ночника. Лицо медвежатника было перекошено от страха.

— Сейф я вскрыл, там записная книжка. В холодильном шкафу пробирки. Брать с собой?

Продолжая идиотски улыбаться, Кобейн протянул:

— Уничтожь все к тванской матери…

Ричард уже возился с ремнями.

— Нет, — остановил Бэй Гари, — книжку заберем, диски, если есть, две пробирки… Лаборатория в подсобке, там все разбить, и Рич, нужно устроить замыкание, спалить все, чтобы следов не осталось.

— Что это за жопа? Бэй? Что за жопа здесь происходит? — выдохнул Рич.

Кобейн сел на кровати, его немного повело в сторону, но он остановил бросившегося к нему родственника.

— Мне станет лучше через пару часов. Все потом. Как?

— Неделю мы здесь ошиваемся, отгулы пришлось брать, спасибо Гари, настоял на том, чтобы сразу не соваться, а осмотреться. Последние ночи тебя до утра не стерегут, вот мы и полезли. А тут такое…

Шум в подсобке говорил о том, что медвежатник играл в медведя, громко сетуя на жизнь.

— Я ничего ему не должен! Ничего! И на какое дно мне теперь ложиться? В отстойнике, и то не спрячешься…

— У камина лежат дрова, баллончик с керосином, газеты, бумага в коридоре, в баре алкоголь, — командовал Бэй, он был еще слишком слаб, чтобы участвовать. — У нас мало времени, собирайте в спальню все, что может загореться, а дверь и окна заблокируем, чтобы сюда ломились меня спасть.

Обычная охрана клиники не была рассчитана на подобную акцию, а сигнализацию по периметру умно заблокировал Зельман. Бэй бросал изумленно благодарные взгляды на очкастого медвежатника и все никак не мог осознать, насколько ему повезло несколько лет назад столкнуться с этим специалистом по замкам и сейфам. Гений убеждения родственника или тяга к чужим тайнам привели Гари к тому, что он бежал, задыхаясь, рядом с Ричем, тащившим Бэя, и причитал:

— Не должен! Надеюсь, у тебя есть достаточно средств, чтобы оплатить мне отпуск на тропическом острове длинною в два года. И никогда, слышишь, никогда больше не напоминай мне о себе… ничего больше не должен.

За их спинами заверещала пожарная сигнализация.

Зельман вышел из машины в Нидершерли у припаркованного на улице серенького Седана.

— Чем быстрее расстанемся, тем лучше, — ворчал он.

— Я заплачу, Гари, — Бэй пожал влажную от пота руку очкарика. — На два года хватит. Но и этого будет мало за то, что ты сделал.

— Да иди ты… далеко и навсегда, — отмахнулся Зельман и торопливо побежал к машине.

С приближением рассвета Кобейн начинал чувствовать себя все лучше. Еще пара часов — и он будет самим собой, по утрам у него всегда брали кровь.

— Как тебе удалось уговорить его на подобное? — он не скрывал изумления, глядя вслед рванувшему прочь Седану.

Не отрывая взгляд от дороги, Рич потянулся за сумкой на заднем сиденье и бросил ее на колени Кобейну.

— Здесь твои телефоны и документы, все, что ты мне оставлял. Трудно было уговорить его поехать в Нидершерли, все деньги на это ушли, а рядом с клиникой у Гари, похоже, азарт проснулся, или желание хитрые камеры и программки собственного изобретения испробовать, а когда до нас обоих дошло, в каком положении ты оказался, очкарик даже не заикнулся, чтобы сбежать, только трясся от страха с утра до вечера, как осенний лист. И мозг мне вынес тем, что ничего тебе не должен.

— Рич… — благодарность затопила Бэя, рот раздирался сам собой в огромной, усталой улыбке.

— Что, твоих сбережений мне тоже на два года хватит?

— Не знаю, — признался Бэй, — но я, кажется, уволил тебя с работы.

— Да брось ты, просто дал мне пинка, чтобы я наконец решился завязать с банковским делом. Ну какой из меня банкир, Бэй?

— Ты понимаешь, что на неопределенное время я тебя лишил еще и места жительства? Я не знал, Рич. Извини. Не мог даже предполагать, что все так серьезно.

— Тебе не идет извиняться, Бэй. Да понял я, что в говно влезаю. Так что Стрелка моя уже в Чили меня ждет. А там кто за нами полезет на четыре тысячи триста метров… Ты мне расскажешь, что это все было?

Кобейн помолчал несколько минут, потом покачал головой.

— Нет. И лучше будет, если ты забудешь все, что видел.

— А куда мне везти тебя, хоть скажешь?

Кобейн полез в сумку за телефонами, нужно было проверить, что пересылал ему Кайт, что могло добавиться из других источников, чтобы решить — куда….

Кроме приветов и попыток связаться с ним со стороны семьи, было два сообщения от Гордона: «Слава идиотам! Просеявшим инфо. Хвостатый появлялся в Трондхейме. Третий исчез при попытке ареста в аэропорту Милана».

Даты были почти из того времени, когда Кобейн встречался с Гордоном в Лондоне.

И целая вереница сообщений от Кики.

«Спасибо за цветы. Если ты еще недалеко от Вены, давай встретимся».

«Бэй, если есть возможность, напиши мне. Нужно встретиться».

«Бэй!?»

«У меня новый знакомый. Мне кажется, тебе будет интересно узнать о нем».

«Очень интересный, обаятельный знакомый. Искренний интерес ко мне, но еще и к одному моему украшению. Тебе будет интересно».

«Это касается того, что ты искал в Германии».

«20-го, кафе Каприз, 13.00. Надеюсь на встречу».