Ли Энн Лансфорд "Обнимая Эмму"
Специально для группы Y O U R B O O K S
При копировании перевода, пожалуйста, указывайте переводчиков, редакторов и ссылку на группу. Имейте совесть. Уважайте чужой труд.
Ли Энн Лансфорд "Обнимая Эмму"
Аннотация: Уильям Джейкобс был избранным: усыновленный в раннем возрасте и погруженный в тот образ жизни, о котором толком ничего не знал. Эмма Николс была соседской девчонкой... Его атласом в бурной жизни, в которой он должен был ориентироваться.
В их маленьком городке у людей очень разные принципы, и бывает, что ненависть может выйти на первый план.
Она видит вещи такими, какие они есть - хорошими или плохими. Он же смотрит на всё в жизни абстрактно и пытается найти самый простой выход.
Их жизни связаны на каждом шагу. Семья, школа, любовь... Они не знают, где начинается один и заканчивается другой, и это именно то, что их устраивает. Трагедия, вражда, потери и расстояние пугают их, но не отрывают друг от друга.
Однажды ночью происходит кое-что непростительное. Они оказываются по разные стороны баррикады. Она не может стереть боль, а он не может исправить ошибки. Но он сделает всё, что в его силах, чтобы отомстить за причинённое насилие и заставить её увидеть правду.
Перевод: Кристина Скибенко
Редактор: Ежевика
Вычитка: Татьяна Туровец, Александра Sunshine
Обложка: Анастасия Гончарова
Всем, кто имел или имеет дело с болезнью Альцгеймера. Это рай и ад одновременно. Ты узнаешь вещи из прошлого человека, его фантазии, силу, когда видишь, как угасает его разум. Вы переживаете моменты снова и снова, но при этом вы оплакиваете воспоминания, которые ускользают. Все, что я могу сказать, это любите их, цените их… для них это еще тяжелее. Они чувствуют дистанцию с другими, знают, что что-то упускают, но при этом не могут понять, что именно.
Я знаю, мы теряем их каждый день, оплакиваем их смерть, когда она наступает; наслаждаемся радостью, когда у них хороший день, но они не только теряют способности помнить об этом, - они забывают, кто они есть, вся их жизнь разбивается на кусочки и уже не будет единой лентой.
Терпение – подарок, который они заслуживают. Чувство собственного достоинства является обязательным. Любовь принадлежит им, и необходимо, чтобы она выражалась в каждом действии тех, кто любит их.
Для меня это была одной из самых трудных тем, на которую я писала, не потому что я должна была проводить исследование или не отдавала отчета в том, что происходит, а потому что я тоже знакома с этим и должна помнить и заново переживать эти дни. Это вызывает слезы, улыбки, боль в сердце; это также возвращает мне частичку моей бабушки, и я знаю, она видит меня сверху, улыбается моим успехам, плачет над некоторыми словами, которые я пишу, но полностью здорова в ее уме и могу видеть любовь, которую она дарит нам всем. Целую всех.
Кто я. Эмма
Я – Эмма Николс, дочь Лукаса и Фэб, лучших друзей из маленького городка, влюбившихся друг в друга и нашедших свое «долго и счастливо».
Она была его балериной; он был ее супергероем.
Всю жизнь меня лелеяли, любили и души во мне не чаяли. Один мальчик пытался завоевать мое сердце, пока оно ему не было отдано, но этот же мальчик и убил мою любовь.
Мой взгляд на жизнь изменился навсегда.
Кто я. Уильям
Я – Уильям Джейкобс. Сын… Я сомневаюсь. Меня усыновили Джеймс и Бретт Джейкобс, и они – единственные родители, которых я когда-либо знал.
Жизнь в маленьком провинциальном городке не всегда способствует отношениям, которые в нем зародились, и это подтолкнуло меня уехать оттуда. Одна девочка похитила мое сердце, оно билось только для нее одной. Я покинул ее, и она не верит, что мы встретимся вновь.
Кто мы. Вместе
Однажды встретились два сердца, два ума.
Одна у них любовь и цель одна,
Но, вместе с тем, и разные пути.
Держитесь стойко… любовь будет идти.
Мэтт Батрам
Вместе – это наша история, наши границы, наши преграды.
Сначала нужно ползти, чтобы суметь пойти.
Пойти, чтобы суметь бежать.
И после можно взлетать.
Пролог
Эмма
Наши дни
Находясь в объятиях папы, моя рука автоматически тянется к цепочке на шее.
Обхватываю ее своими пальцами, отпускаю, снова перекручиваю. Это меня успокаивает. Он подарил мне эту цепочку на шестнадцатилетие… пытаясь уговорить меня отменить мое первое свидание с Уильямом Джейкобсом, с мальчиком, которому принадлежало мое сердце…с мальчиком, который его и разбил.
Я не была дома три года, и в этом я виню его. Я никогда не сомневалась в том, что он за это ответственен.
До сегодняшнего дня.
Хотя сейчас все уже не важно. Я сказала ему «прощай» в этой же больничной комнате ожидания. Как ни странно, с тех пор не многое изменилось. В очередной раз чья-то жизнь под угрозой. Мальчик, от которого я убежала в тот день, был всего лишь тенью мальчика, которому я отдала свое сердце.
Он был холоден.
Он был бесчувственен.
Он превратился в незнакомца прямо на моих глазах.
Не знаю, пришло ли время или исцеление. Или страх…но я вижу все иначе.
- Папа…, - я поднимаю вверх голову и смотрю в его покрасневшие глаза, наполненные невыплаканными слезами.
- Я знаю, Принцесса. Невзирая ни на что, мы пройдем через это. Вместе. – Его губы касаются моей макушки, и я вдыхаю его аромат. Обычно это приносит мне успокоение.
- Я должна была быть здесь. Я не должна была уезжать.
- Эмма, мы все делаем то, что должны. Никто не винит тебя.
- Я виню. Последние годы кажутся такими бесполезными. Я могла быть здесь, создавая воспоминания. Я могла быть рядом с тобой и мамой. Рядом с Бреттом и Джеймсом… - Я отказываюсь добавлять Уильяма в этот список.
- Ты не можешь остановить то, что происходит. Нет ничего, что ты могла бы сделать, чтобы изменить происходящее. – Я бросаю взгляд на Джеймса, на его опущенную вниз голову, на безостановочно текущие по щекам слезы. Я не так уверена, что папины слова меня оправдывают. Я считаю, что тот день три года назад привел к настоящему. Я сама отдалилась, построила жизнь так, чтобы прошлое не влияло на нее; создала стены вокруг заново построенной реальности; и в свою очередь, жизнь дома снова привела к дерьму.
Прежде, чем я успеваю подойти, чтобы утешить Джеймса, входит доктор, и все наше внимание обращено на него… затаив дыхание ожидаем услышать новости.
Жизнь или смерть.
Прощай или привет.
Прощение или осуждение.
Я никогда не прощу его или себя … если это конец.
Впустую потраченные три года.
Три года вдалеке от моей семьи.
Три года ненависти.
Три года, которые привели к этому моменту.
Глава 1
Эмма
Прошлое
- Эмма, тяни носки (имеется в виду вытягивать от себя пальцы ног), - голос мамы прерывает мои грезы, снова ругая меня за то, что должно было стать моей второй натурой после восьми лет занятий балетом. Я останавливаю себя от закатывания глаз и сосредотачиваюсь на поставленной задаче. Этого всего можно было бы избежать, если бы она разрешила мне все бросить, о чем я просила миллион раз. Сосредоточена я была недолго, так как начинаю думать о том, что лишаю себя часов рыбалки с Уильямом. У него был урок балета утром, перед моим, с остальной частью футбольной команды Попа Варнера. Он не ненавидит балет так же сильно, как я, потому что он использует его как способ достижения цели. Вся команда занимается балетом один раз в неделю для улучшения равновесия и координации. Можно подумать, они играли в НФЛ. Я же здесь застряла, потому что моя мама была прима-балериной, которая считает, что балет делает меня разносторонне развитой… хотя мне это безумно надоело, и я ненавижу его. Никакие мольбы не помогают избежать этих уроков, но есть договор, что, когда мне исполнится двенадцать, я смогу их бросить, если не передумаю. Еще два года. Я смотрю на ее награды, ее имя на всех плакатах, висящих на стенах. Фэб Уэллс. Это ее девичья фамилия. Сейчас у нее фамилия моего папы. Мне бы хотелось любить балет так же, как она, но, так или иначе, она об этом не переживает, пока я счастлива… так говорит она. Я была бы сегодня счастливее, если бы рыбачила.
Наконец-то музыка заканчивается, и я надеюсь, что и урок тоже. Честно говоря, моя мечта – это не то, о чем мечтает моя мама. Я ужасна в балете, степе и в любом другом занятии, где требуется координация…если только не лазанье по деревьям или рыбалка. Этим я наслаждаюсь, отчасти потому что мой лучший друг занимается ими вместе со мной, и потому что я умею насаживать наживку на крючок и ловить окуня лучше, чем большинство детей моего возраста. И так как я девчонка, эти навыки еще престижнее. Я спешу в переднюю часть студии и с нетерпением жду, когда моя мама поговорит с учениками и родителями. Мне хочется прервать ее и спросить, может ли папа прийти и забрать меня, и тогда мне не нужно будет ждать дальше, но в последний момент я вспоминаю… одна неделя ограничений, и это ужасно.
Мои ноги стучат по собственной воле, я нервно перебираю волосы, распускаю их из туго закрученного узла, закрываю глаза и чувствую головную боль. Быстро натягиваю уличную одежду на свою танцевальную форму, переобуваюсь, а она до сих пор разговаривает. И разговаривает. И разговаривает. Я начинаю задумываться, наступит ли этому конец, когда она с улыбкой и огоньком в глазах все-таки поворачивается ко мне.
– Ты готова распланировать вечеринку по случаю твоего дня рождения?
Что?
– Нет, я готова идти рыбачить.
Ее глубокий вздох означает, что сейчас начнется лекция.
– Эмма, не каждый день тебе исполняется двузначное количество лет. Я хочу, чтобы у тебя было все, что ты хочешь.
– Я знаю, мама. Только все, что я хочу, это ты, папа, Бретт, Джеймс и Уильям. Не переживай.
– Эмма, если бы ты не была вся в меня, я бы запереживала, чей ты ребенок. Позволь мне угадать, ты хочешь бисквитные кексы с клубничной глазурью, мороженого не надо, подарков не надо, если только это не удочка. Ты бы предпочла втиснуть празднование своего дня рождения в твой обязательный перерыв на ланч, чтобы сразу же вернуться к рыбалке.
В точку. Я – ее полная копия, о чем все любят мне напоминать… снова и снова. Блондинка со сверкающими голубыми глазами… Бретт и мама почти плакали, когда осознали, какая я недотепа на танцполе. Они использовали такие слова как «грациозное», «стройное», «длинное тело» - нонсенс, что тело балерины пропадает зря. Папа только подмигивает и позволяет мне незаметно скрыться в моем домике на дереве.
Я улыбаюсь ей, и она с укором качает головой.
– Ты разбиваешь мне сердце. - Моя улыбка увядает, и она быстро меня успокаивает. – Нет-нет, сладкая, я шучу. Это твой день, и отметим его так, как ты сама захочешь. – Даже если все будет не так, она любит меня и всегда говорит об этом.
– Спасибо, мама.
– Я люблю тебя, малышка.
– Я люблю тебя до луны и обратно.
– Хитрюга, прям как твой папа. Давай отведем тебя домой, и ты сможешь пойти порыбачить.
Я сразу же киваю головой, и мои щеки начинают болеть от улыбки. Дорога домой быстрая, я срываюсь наверх сразу же, как только папа начинает целовать маму. Так бывает очень часто. Мои родители – просто с плаката ПВДЧ (публичное проявление дружеских чувств/ привязанности – ПВП; public display of affection).
До того, как я успеваю исчезнуть за задней дверью, чтобы встретиться с Уильямом, папа хватает меня и подкидывает вверх.
– Эй, малышка, куда это ты направляешься?
– Ловить рыбу, - указываю на свою удочку, которую уронила, когда он поднял меня над своей головой.
– Я должен был догадаться, - его теплый довольный смешок заставляет меня почувствовать себя любимой.
– Будь осторожна. И чтобы была дома до темноты.
– Есть, сэр.
– Уильям тоже будет там, верно?
– Естественно.
Он снова смеется.
– Бабушка приедет на ужин, спроси, не хочет ли он тоже зайти. Он ей нравится, и так как она сейчас далеко, она скучает по вам обоим.
– Он придет.
С тех пор, как в прошлом году умер дедушка, дом стал слишком большим, чтобы бабушка одна его содержала, поэтому она переехала в дом престарелых. Ненавижу, что не могу прогуляться до соседнего дома, когда хочу ее увидеть. Мы живем в доме, в котором выросла мама, а соседний дом – дом, где рос мой папа. Я не видела родителей моей мамы; они умерли прежде, чем я родилась. Я слышала истории, видела фотографии, но это не то же самое. Однако бабушка всегда прикрывала мою спину. Я не была принцессой в костюме балерины, но я была ее и папиной принцессой. Она любит баловать меня, а мне нравится, когда меня балуют.
Больше всего мне нравится смотреть фотографии и видеозаписи с моей мамой. Я не ненавижу смотреть, как она танцует; я терпеть не могу выступать сама. Она была прекрасной танцовщицей, гастролировала и выступала с лучшей труппой, но как она говорит: «Мое сердце здесь, с твоим папой».
Мой папа говорит, - Блестящая - это недостаточно точно, но Орешинка еще слишком маленькая. – Мне все равно, я просто люблю своих родителей и моих дядей, Бретта и Джеймса, родителей Уильяма. Я слышала, как про них говорят «с нетрадиционной ориентацией», но такими они были всегда, и все замечательно. Они живут через дорогу, и они самые близкие друзья моих родителей и мои.
Я не помню день, когда мы встретились с Уильямом. Мне было 6 месяцев, а ему было чуть больше двух лет, когда его усыновили. Они рассказывали, что увидели его фото и поняли, он их сын. Мы видели эти фотографии, слышали эти истории, но мы всегда тянулись друг к другу. Наши родители говорят, что мы две половинки одного целого. Не важно, как или почему, но я знаю, он мой самый лучший друг, и совсем недавно, я думаю, я влюбилась без памяти.
В него.
Я быстро бегу к озеру позади нашего района и вижу его на краю причала. Он не один…Твидлди и Твидлдам (из «Алиса в Зазеркалье» Л.Кэролла) тоже здесь. Брайан и Сет…дебоширы, живущие в конце улицы. Моя мама называет их угрозой для общества, а мой папа использует слово, из-за которого мама закрывает его рот своей рукой, поэтому я не смогла разобрать его. Они двойняшки и выглядят по-разному, но характеры у них одинаковые. Я так думаю. Они довольно глупые.
– Глянь сюда, Уилл, - ненавижу, когда они его так зовут. Я единственная, кто сокращает его имя. Это мое, и я ничем не делюсь. – Эмма Великая здесь, - я также терпеть не могу это прозвище.
Я закатываю глаза и игнорирую их, но не Уильяма.
– Не называйте ее так. Она терпеть этого не может.
– Оу, маленькая Эмма побежит плакаться мамочке и папочке?
Не успеваю ответить, как Уильям стоит перед ними.
– Заткнитесь!
– По крайней мере, у Эммы есть и мама, и папа, - издевается над Уильямом Сет. Не думая, я бросаюсь вперед и сталкиваю его в озеро. Он выныривает, бормоча еще обиженнее и злее, но я не слышу ни слова. Вместо этого я уставилась на лицо Уильяма. Смущение, обида и стыд отражаются на нем. Он смотрит на меня, и я могу видеть слезы, готовые пролиться из его глаз.
Этот день определил наш путь. Не все было так просто; на самом деле было очень непонятно, и были моменты, когда я думала, что мы выкарабкаемся.
Но мы не выкарабкались.
Глава 2
Уильям
Она прекрасна. У меня порхают бабочки в животе каждый раз, когда она подходит ко мне. Лето закончится, и мы впервые будем в разных школах. Меня тошнит только от одной мысли об этом. Я закончу среднюю школу, а она еще будет в начальной. Я привык видеть ее на уроке, во время собраний…обычно мне не нужно было смотреть слишком далеко, так как она была почти рядом со мной, но я смотрю, и это никогда не надоедает. Я наблюдаю, как она заправляет за ушко свои волосы, или как она поправляет очки на носу – она ненавидит очки, а мне они нравятся. Они выделяют ее глаза, и я могу рассказать все, о чем она думает, по одному только взгляду. Не хочу, чтобы начинался следующий год, я беспокоюсь о ней. Мы вращаемся в разных кругах, но в основном это работает. Я тусуюсь с футбольной командой, «качками», тогда как она дружит почти с каждым. Она не входит ни в одну группировку и везде вписывается, кроме моего окружения. Ненавижу это, но никогда не позволяю этому мешать нашим отношениям. Эмма Николс в моей жизни настолько давно, насколько я могу вспомнить, и ничто или никто не изменит этого. Ее раздражает характер почти всех моих друзей, и я не могу винить ее в этом, но я хочу разделить большинство ее интересов. Я старался, чтобы она сильнее влилась в мой мир, предложил ей попробоваться в чирлидинге. Она рассмеялась мне в лицо. Я знал, что это
маловероятно, но всего лишь хотел, чтобы исчезло все напряжение в наших отношениях. Между нами стала появляться дистанция, разрушающая наш фундамент. Я не знаю, что будет, когда мы не сможем проводить весь день вместе. Не идти вместе на автобусную остановку, не делать вместе домашнее задание. Все меняется, и это заставляет меня держаться за нее еще крепче. В двенадцать лет я был ребенком, который думает слишком много, не наслаждаясь тем, что перед ним, потому что боялся, что это будет отнято у меня. Я подслушал, как социальный работник говорил моим родителям, что это вызвано тем, что я был несколько лет в детском доме. Не могу четко их вспомнить, но они наложили отпечаток на мою психику. Я выяснил, что она подразумевала под этим, хотел доказать, что она ошибается, но я не мог.
– Эмма, - я толкаю ее за свою спину, не зная, как Сет и Брайан отреагируют на эту выходку. Оглядываюсь через плечо, чтобы встретиться с ней взглядом. – Это было так глупо!
– Не называй меня глупой, Уильям Джейкобс, – ее рука, лежащая с вызовом на бедре, почти заставляет меня улыбнуться. Но мне нужно быть строгим, чтобы знать, что никакого возмездия не последует.
– Тебе надо пойти домой.
– Нет. – Она постоянно переходит границы.
– Пожалуйста, я не хочу, чтобы ты пострадала.
– Мой папа надерет им задницы, если они обидят меня.
– Да, он так и сделает, но ты к тому времени уже пострадаешь. Пожалуйста, - умоляю я.
– Пойдем ко мне. Бабушка обедает у нас, и хочет, чтобы ты пришёл.
– Ладно, - я соглашаюсь сквозь зубы, только для того, чтобы она согласилась пойти домой. И осталась в порядке.
– Будь осторожен.
– Иди, - стараюсь не кричать на нее. Я вижу, как Брайан помогает Сету вылезть из воды. Они захотят отомстить, и их не будет волновать, что обидят при этом девочку, почти на два года младше их. Слышу, как она берет свои вещи, а затем хруст веток под ее ногами. Уходит. С облегчением вздыхаю и замечаю Сета и Брайана, поднимающихся по пристани с горящими глазами.
– Оставьте ее в покое.
– А что ты сделаешь?
Понятия не имею. Для меня это чужая территория.
– Оставьте. Ее. В покое.
– Однажды тебя не будет рядом, чтобы защитить ее. – Красная пелена застилает мои глаза. Не помню, как я замахивался кулаком, но чертовски уверен, что чувствую, как моя спина врезается в твердую землю. Тяжесть двух тел, заставляет меня резко втянуть в себя воздух. Несколько ударов кулаками, я выдыхаю и закашливаюсь.
– Будь осторожен с выбором, на чьей ты стороне, Уилл.
Я чувствую, как из моего носа течет кровь, и смотрю, как они уходят смеясь. Поднимаясь, уже понимаю, что из-за драки у меня будут проблемы. Но мне все равно. В этот раз они собирались навредить Эмме. Я не мог позволить этому случиться. Медленно иду к краю озера и ополаскиваю лицо водой, надеясь, что смыл всю кровь. Собрав свои вещи, иду домой. Когда я добрался до дома, на двери приколота записка «Перейди улицу, мы все тебя ждем». Я надеялся сначала переодеться и помыться, но не получается.
Бросаю все свои вещи и с опущенной головой пересекаю улицу. Как только открываю дверь, бабушка Николс зовет меня.
– Уильям, иди сюда и обними меня. Прошла целая вечность, с тех пор, как ты был в моих объятиях последний раз.
Как только я подхожу, она поправляет свои очки и пристально смотрит на меня. Протянув руки, наклоняет мое лицо и поворачивает его из стороны в сторону.
– Что случилось?
Все обращают на меня внимание. Мои отцы передо мной, Эмма протискивается между ними. Вопросы начинают сыпаться со всех сторон.
– Это были Сет и Брайан, так?
– Ты в порядке?
– Где это произошло?
– Кто начал драку?
Громкий, пронзительный свист прерывает этот шум. Я вижу, как головы всех поворачиваются к Люку, Мистеру Николсу, уставившегося на меня.
– Отойдите от него уже, и пусть парень расскажет нам, что произошло. Но для начала, ты в порядке, Уильям? – Мне очень нравится отец Эммы, и прямо сейчас я благодарен ему как никогда.
– Да, сэр. Я в порядке. Болит, но не сильно.
Он кивает. – Что случилось?
– Папа, это моя вина. – Голос Эммы унылый, слезы текут по ее лицу. – Прости меня, Уильям.
– Ты не виновата. – успокаиваю ее. Мне не нравится видеть ее расстроенной.
– Эмма, о чем ты говоришь? – Фэб прикладывает лед к моему глазу, пока другой рукой вытирает мой нос.
– Ничего. Всего лишь недоразумение. – Я пытаюсь прикрыть ее.
– Нет, это не правда. Сет и Брайан были на пристани, и они говорили гнусные вещи. Были тупицами, как всегда. Я столкнула Сета в озеро.
– Эмма, - начинает Фэб
– Фэб Николс, цыц! – одергивает ее бабушка.
– Что еще случилось, сынок? – теперь Джеймс держит лед у моего лица.
– Ладно, я знал, что им безразлично, что Эмма девочка. Они собирались обидеть ее. Мне пришлось отправить ее домой, а им это не понравилось.
– И они избили тебя.
– Позже я побью их, - хихикает бабушка, а Бретт встает передо мной.
– Почему ты ударил их?
– Они угрожали Эмме. Сказали, что однажды меня не будет рядом, чтобы защитить ее. Я сделал все, чтобы они не тронули ее.
– Я пойду к ним домой и поговорю с их родителями. – Бретт кипит от гнева.
– Нет, - я смотрю на Эмму, умоляя ее помочь мне.
– Дядя Бретт, пожалуйста, не делайте этого. Это моя вина.
– Они не могут разгуливать и избивать людей, Эмма. Бретт, я иду с тобой. – Фэб тянет папу к двери.
– Мой удар был первым.
Резко выпалил я.
– Все успокоились! – сделав шаг вперед Люк. – Никто никуда не пойдет. Давайте спишем это на неверное решение. Уильям знает, что нельзя размахивать кулаками, и Эмма, ты не сталкиваешь людей воду.
– Но…
– Никогда. – Его взгляд и тон вынуждает ее замолчать. Мне нужно научиться этому.
– А теперь, все мойте руки и за стол.
Я поворачиваюсь, чтобы выйти, но он берет меня за руку.
– Удели мне минутку, Уильям. - Киваю, но при этом чувствую дрожь.
– Ты что-то утаиваешь из этой истории?
Я отрицательно качаю головой.
– Почему Эмма столкнула его в воду? Знаю, моя дочь вздорная, но здесь что-то не вяжется.
Не хочу говорить об этом.
– Ничего, сэр. Она всего лишь была в плохом настроении.
- Ты знаешь, я люблю тебя, но я выпорю тебя, если ты снова солжешь мне.
Я не могу посмотреть на него.
– Они смеялись надо мной из-за того, что у меня нет родителей.
– У тебя есть родители.
Он сбит с толку.
– Но это не мама и папа. – Произношу это вслух.
– Дерьмо! – он выплевывает это слово, не заботясь, что Фэб стукнет его, если услышит, как он сквернословит.
– Раньше тебя это не беспокоило.
– Это не беспокоит меня и сейчас.
– Тогда почему Эмма поступила так?
Пожимаю плечами. Не хочу признаваться, что мне стыдно из-за того, что говорят мои друзья. Я люблю Бретта и Джеймса. Они самые лучшие родители, которых я мог попросить. Они дали мне дом, когда моя собственная мама не хотела меня. Но на нас не смотрят, как на обычную семью. Когда ребята говорят что-то об этом, я не знаю, что ответить.
– Я поговорю с ней. Иди мой руки.
Я спешу в ванную, чтобы избежать других вопросов.
Мне слышно, как бабушка начинает говорит
– Люк, мальчику будет, чем заняться.
– Что ты имеешь в виду, мам?
– Над ними прямо написано Люк и Фэб. Не было ничего, чего вы двое не сделали бы друг для друга, пока взрослели. И тут эта маленькая девочка без ума от того молодого человека. Готова поспорить, что чувства взаимны.
– Они дети, мам. Эмме только будет десять, а Уильяму почти двенадцать.
– Когда ты понял, что любишь Фэб?
– - Не помню, когда не любил эту женщину.
– Вот-вот.
Я чувствую себя ужасно от того, что подслушиваю. Но сдержать улыбку не могу. Эмма Николс без ума от меня. И тут она появляется из ниоткуда.
– Мне так жаль. Тебе больно?
– Неа. – лгу я. – Не извиняйся. Я бы снова это сделал для тебя, Эмс.
Я вижу, как она улыбается. – Эмс?
– Ага.
– Мне нравится это.
– Хорошо. – Мы стоим в тишине несколько секунд, пока взрослые не зовут нас за стол.
В этот день было много первых моментов. В первый раз мне надрали задницу. И в последний.
В первый раз я представил, что Эмма - это мое будущее.
В первый раз я признался, что не знаю, что делать с чувствами по отношению к моим родителям.
В первый раз я понял, что сделаю все, чтобы защитить Эмму.
Так много моментов, которые начинались и заканчивались Эммой.
Глава 3
Эмма
6 лет спустя
Я провожу пальцами по доскам пристани, которые за все время существования пережили разную погоду, и жду, когда придет Уильям. Его дурацкие футбольные тренировки портят лето. Каждое чертово утро, он должен идти в школу на учения, силовые тренировки, и что-то еще, что считается необходимым. Если бы не придурки, которые постоянно его окружают, я бы сидела на трибунах и наслаждалась зрелищем, но я не выношу их. Не знаю, почему он продолжает заниматься всем этим. Это остается единственной вещью, которая остается причиной разногласий между нами.
В прошлом году мы наконец-то снова оказались в одной школе, жизнь не могла быть более идеальной. Когда я училась в средней, а он в старшей школе, наши отношения становились натянутее, но связь между нами пока была. Не имеет значение, кто пытался отвлечь его от меня в этом году, они терпели поражение. Между нами снова была гармония…и если бы я смогла заставить его признаться, мы действительно были бы мы.
Я устала быть просто друзьями. Для всех, у кого есть глаза, очевидно, что мы любим друг друга. Если он не проявляет инициативу, то значит время мне взять быка за рога.
Я чувствую его приближение до того, как вижу. Воздух сгущается, мое сознание сверхчувствительное, да и одеколон его выдает. Я купила чертов пузырек и побрызгала на свою подушку, но это не тот же приятный запах. Смешиваясь с его собственным ароматом, получается что-то потрясающее. Мое тело требует, не зная точно, что. Конечно, он обнимал меня, целомудренно держит за руку, когда ведет меня куда-нибудь…но я хочу всего. Без каких-либо оговорок.
– Эй, Эмс, – он спускается по пристани в мою сторону.
– Давно пора.
– Кто-то сегодня ворчливый, – подмигивает он мне. Черт, он выглядит так идеально – от его темных волос, стильно уложенных по Джорджийской моде, до его смуглой кожи. Она напоминает мне светлый мокко. Меня так и тянет прикоснуться к ней. За лето его кожа становится загорелой, и латиноамериканское происхождение становится заметным. Его мама была из Гондураса. Никто и ничего не знал про его биологического отца, но должна признаться, у них получился красивый ребенок. Я благодарна Бретту и Джеймсу, что они усыновили его, когда мама отказалась от него. Я смотрю, как играют его ямочки на щеках, так же как и его ухмылка.
– Я не ворчливая, просто устала ждать тебя.
– Оу, ты ранила меня. Я бы ждал тебя вечно.
– Я все еще здесь.
– Это так, и мы дойдем до этого. Скажи мне, что тебя беспокоит, – я молчу, потому что так много всего крутится в моей голове. Перемены могут быть полезны, но Уильям сложно принимает перемены. Это то, что его останавливает? Я всегда могла рассказать ему обо всем на свете, но сегодня со мной что-то не так, и не могу представить, как ему это объяснить. Мое раздражение нарастает, но дело не только в нем. Или во мне. Или в несуществующих нас.
– Черт, Эмс, я совсем забыл, – он изучает мое лицо, и вот так просто, без единого слова с моей стороны, он пытается отгадать о чем я хотела поговорить с ним.
– Все хорошо. Знаю, все будет замечательно. Она годами была здорова, – он двигается ближе и закидывает руку мне на плечо, безмолвно притягивая к себе.
Раствориться в его утешении.
Расслабиться от его силы.
Быть защищенной.
– Это никогда не становится легче, – в этом он прав. У моей мамы сегодня очередное обследование. Она обследовалась каждый год, пока мне не исполнилось одиннадцать – это было дольше, чем предполагал мой папа и без рекомендаций врачей. У нее все же получилось заставить его поверить, что в ближайшие пять лет будет в безопасности. У мамы в детстве была лейкемия, в семнадцать у нее был рецидив. В нашем доме эта тема была под запретом. Мы ходим на цыпочках неделями, перед тем, как наступают дни ее приема. Папа ходит, как на иголках, поэтому мы стараемся не обострять его нрав. Он становится раздражительным, когда вопрос касается маминого здоровья, но за это я люблю его еще больше.
– Нет, не становится. Я не знаю, что было бы лучше для нее, но мне так страшно. Что, если она придет домой и скажет, что болезнь вернулась?
– Эмс, мы изучили такие случаи и процентное соотношение. Ты знаешь, это крайне маловероятно. Ремиссия у нее длится уже почти двадцать лет. Поверь в это.
– Я знаю. Все, что ты говоришь, имеет смысл, но не помогает справиться со страхом.
– Это первый год, когда ты действительно все понимаешь. Неизвестность – вот чего мы боимся больше всего.
– Не всегда.
– Ладно, мудрейшая, что заставляет тебя так говорить?
– Я не знаю, каково это целовать тебя, но это и не пугает меня. Я не боюсь этого, я хочу этого, – он сглатывает и его кадык дергается, а потом я слышу его вздох.
– О чем… - он смотрит на мои губы, потом в глаза, а затем снова на губы. Его голова резко опускается, и, прежде чем я чувствую его губы, слышу треск веток, крики, и появляется его команда.
– Эй, Джейкобс, ну не предатель ты после всего этого. Ты торчишь здесь, удовлетворяя свою Эмму, – говорит идиот-Брайан. Его близнец Сет, несколько парней и девчонок следуют за ним. Все с ужасом смотрят.
– Что ты только что сказал? - надеюсь, мне послышались все те слова, которые он только что употребил. Уильям все еще сидел рядом, что было отличным показателем.
– Он пытался одурачить нас. Мы все хотели спросить, собирается ли он быть как его паааааапочки, но все это время он трахал тебя здесь, – Уильям поднимается и шагает к Брайану.
Их голоса слишком тихие, чтобы услышать что-то, но мне все понятно по тому, как напряжены его плечи. Кулаки сжимаются по бокам, и я уже знаю, что скоро прольется кровь.
Другие парни хихикают, а Уильям возвращается ко мне. – Пошли, – его голос резкий, не терпящий возражений.
Я прохожу мимо него, и показываю парням средний палец, потому что они продолжают отпускать оскорбительные комментарии.
– Трахните себя сами.
– Мы лучше попробуем тебя, когда Джейкобс закончит, – Уильям без предупреждений бьет его. Ситуация в корне изменилась. Шесть лет назад Уильям был не таких размеров, как сейчас. Его мышцы не играли и не выпирали, как сейчас, когда он наносит хук справа по щеке Брайана.
Никто из толпы ничего не говорит и не делает, пока Уильям уходит прочь и хватает мою руку, потащив за собой. Я выдергиваю свою руку, разозленная на него и на его выбор друзей. То, что говорили те парни - совсем не круто. – Не круто, Уильям.
– Не сейчас, Эмма, – он хватает мою руку, крепко сжимая, и тянет меня на стоянку, где припаркован его пикап. – Залезай.
– Нет. Я прогуляюсь.
– Залезай в чертову машину, Эмс. Позволь мне доставить тебя домой на случай, если они пойдут за тобой. Или за мной, – я закатываю глаза, так как потакаю его приказу. Хлопаю его дверью, чтобы что-то доказать, и теперь уже он закатывает глаза. Мы не произносим ни слова, пока совершаем одноминутную поездку к нашим домам. Остановившись на его подъездной дорожке, он глушит мотор и смотрит на меня.
– Не связывайся с ними.
– Я могла бы попросить тебя о том же, – должна была. Я не та девушка, которая ставит ультиматумы, и даже, если бы была такой, прямо сейчас я не знаю, кого бы он выбрал. Есть часть него, которую я не понимаю, или даже не знаю. Эту часть он никому не показывает, и это пугает меня больше, чем вообще ее существование. Та часть, которую я не знаю, кусок, который он держит отдельно, - это часть, которая может разрушить его.
Меня.
Нас.
Глава 4
Уильям
Эту ночь я планировал провести не так. Я не думал, что появятся Сет и Брайан и помешают моим планам предложить Эмме официально стать моей девушкой. Она всегда была моим лучшим другом, моим компасом, моим убежищем во время бури… и сейчас я хочу, чтобы она стала моей девушкой. Моей лучшей половинкой. Завтра ей исполняется шестнадцать, на прошлой неделе я ходил к Люку убедиться, что уговор все еще в силе. В шестнадцать ей разрешат ходить на свидания. Мы неразлучны всю нашу жизнь, и очевидно, что между нами что-то назревает, это неуловимое ощущение, словно для нас предназначено большее, но я хотел подождать, пока не смогу сделать все правильно. Я не хотел быть ее парой, пока не мог ее куда-нибудь пригласить, показать ей, что она может быть уверена в том, что нет другого места, где бы я хотел быть сильнее. Я мог бы пропускать вечеринки, веселье с друзьями, но это послужило бы еще одним поводом для неприязни. Эта дополнительная враждебность исходила бы от моей команды, потому что, пока я ее ждал, я не прикасался ни к кому другому, но если бы я отказался с ними зависать из-за того, что этого не могла делать она, ставки в их выходках повысились бы. На вечеринках во время игр у меня не было желания заходить дальше поцелуев… я боялся, что это бросит на нас тень. В моем кругу друзей быть восемнадцатилетним и оставаться девственником открывает простор для множества насмешек. Кажется, что они бьют по самому больному месту…
Мои родители – геи, поэтому, естественно, все говорят, что и я тоже. Ненавижу это сопоставление, потому что я поддерживаю моих родителей, их любовь, меня выводит из себя этот стереотипный вздор про гомосексуальные отношения. Я чувствую свою вину, стыд, чувствую себя предателем, не защищая их. Легче держать свой рот на замке, позволять моим друзьям говорить и вытворять все, что им придет в голову, но Эмма этот бред ненавидит и не скрывает этого. Отчаяние от того, что чувствую себя последним трусом, не выступая против них и злясь на нее за то, что у нее есть собственное мнение о том, чего она не знает, давит на мою решимость, и в этом вопросе мы не достигнем взаимопонимания.
Я не завидую, что у нее есть такие родители, или что у нее с ними было безопасное детство; черт побери, мое было точно таким же… за исключением того, что я был отдан, был нежеланным для своих биологических родителей. Был выброшен, словно мусор. Я цепляюсь за глубоко укоренившееся чувство, что я недостоин, и оно не проходит.
Боже, я надеюсь, она скажет да. Я смотрю на нее после того, как заглушил мотор, и знаю, она готова выяснить отношения. Глаза горят, они становятся светло-голубыми, когда она злится. Почти прозрачными. Это моя девочка – моя злючка. Полная страсти. Прекрасное зрелище.
– Я понятия не имею, почему ты дружишь с этими неуклюжими идиотами. - Что еще мне нравится в Эмме - она не деликатничает.
Я вздыхаю. Не совсем так хотелось мне начать наш разговор.
– Ты же знаешь, мы в одной футбольной команде. Так легче сохранить перемирие. – Я преуменьшаю основной смысл – факт в том, что иначе моя жизнь была бы сущим адом, и я боюсь возмездия. Они те еще сукины дети.
– Ага, будь бараном и продолжай вестись, Уильям Джейкобс. Ты лучше, чем эта переполненная ненавистью дрянь. Меня тошнит от этого.
– Эмс, мы можем сменить тему? Эта всегда приводит к ссоре. – Я ерзаю на сиденье, пытаясь скрыть правду, и чувствую беспокойство из-за того, что вру ей. Она бы сразу же подвергла меня психоанализу и начала сюсюкать над моими чувствами. К черту, это унизительно.
– Потому что ты не прав и ненавидишь это признавать. – Ее сладкая улыбка не одурачит меня. Она могла препираться весь день, и я никогда не знал, кто победил в этой словесной битве.
– Итак, твой день рождения завтра. – затрагиваю тему, которая, уверен, заставить обратить на себя внимание.
– Угу, и тебе лучше не разочаровывать меня. Ты должен мне потакать. Не каждый день мне исполняется шестнадцать.
– Планы те же самые? – Каждый год она отказывается от вечеринки в честь ее дня рождения. Для нее праздник – это, фактически, просто ужин с моими и ее родителями. На следующий день она может пойти в кино или еще куда-нибудь с друзьями, но, насколько я помню, празднование всегда одно и то же, и заканчивается нами на пристани.
Она закатывает свои красивые льдистые глаза.
– Да.
– Думал, мы могли бы немного изменить сценарий. – Я задираю свой подбородок, скрывая охватившую мое тело дрожь.
– Не шути с моей традицией. – Она морщит нос и качает головой.
Черт! У меня потеют ладони. Надо что-то быстро придумать, потому что она чертовски упертая.
– Мне бы хотелось основать новую. – Она собирается открыть рот, но я ее перебиваю. – Выслушай меня, Эмс. У нас могут быть кексы и подарки, а потом ужин. – я колеблюсь, позволяя нервам взять надо мной верх.
– Мои родители не приступят к десерту до ужина. Мы пытались провернуть это на мое тринадцатилетие.
Нужно иметь ангельское терпение, чтобы иметь с ней дело. Она не может вот так просто все разрушить. Мой планировщик, мой мудрец, мой убийца спонтанности.
– Я разговаривал с твоим папой. – Ее глаза становятся шире, вынуждая меня мямлить. – Я думал, что если мы съедим десерт в начале, у нас будет больше времени вдвоем перед ужином. Чтобы побыть наедине.
– Типа свидание? – Я вижу ее ямочки, когда уголки ее губ поднимаются вверх.
– Определенно свидание. – Чувствую, как напряжение медленно покидает мое тело, и непреодолимое желание занимает его место.
Ее щеки краснеют, губы растягиваются в огромнейшей улыбке. Моя улыбка.
– Да. – отвечает она, кивая головой. Я не осознавал, насколько был напряжен в последние дни, пока не почувствовал, как расслабляются мои плечи, мои руки автоматически тянутся к ней.
– Выбирай, куда хочешь пойти.
– Ты отстоен в свиданиях. Разве не ты должен их планировать?
Я глубоко вздыхаю. Эта девушка не простая.
– А ты эксперт?
– Неа, ты будешь моим первым, но, О, искушенный номер один, ты должен быть готов.
– Эмс…- Ее хихиканье вызывает мой смех, и я забываю, как утомительна она может быть.
– Только одна просьба.
– Все, что угодно. – Я именно это и имею в виду. Я собираюсь воплотить в жизнь каждую ее мечту.
– Мы по-прежнему закончим вечер на пристани.
– Ладно, но это скучное завершение твоего первого свидания.
– Нашего первого свидания, Уильям. И оно будет замечательным. Я хочу свой первый поцелуй, наш первый поцелуй, там, где я впервые поняла, что без ума от своего лучшего друга.
Закрываю глаза и вдыхаю.
– Эмс, вылезай из машины и иди домой, пока наш первый поцелуй не случился на переднем сиденье моего грузовика, посередине нашего района, и с подглядывающими в окна родителями. - Я слышу ее мелодичный смех, бьющий меня прямо в живот, и, когда закрывается ее дверь, постепенно выдыхаю, сопротивляясь желанию схватить ее и затащить обратно ко мне.
Мне кажется, что я ждал этот день всю свою жизнь. Рыбалка, уроки балета, барбекю, дни рождения, Рождество и каждый другой праздник…все это привело меня сюда. Мое будущее.
Наше будущее. Словно все было предопределено. Мы повторяем историю ее родителей, за исключением ситуации с раком и того, что Эмма не балерина. Эта девочка не может одновременно идти и жевать жвачку, не говоря уже о вращении на носках.
Войдя домой, закрываю входную дверь.
– Это ты, Уильям? – Я закатываю глаза – ну а кто еще это может быть?
– Да, это я. Ждешь кого-то еще?
– Фэб может заглянуть, но я хотел бы поговорить с тобой минутку. – Деликатностью мой отец не отличается. Хорошо, что хоть у одного она есть, у Джеймса, но прямо сейчас я имею дело с Бреттом. Раньше между нами все было проще; он знал каждую мою мысль, так как я без всяких колебаний делился ими. Он был на каждом спортивном соревновании, в котором я участвовал, на каждом школьном мероприятии… пока я не попросил их больше не приходить. Я изрядно накосячил, но попытайтесь быть мальчиком-подростком с двумя отцами. Я не мог выбирать, каждый понимал ситуацию, поэтому я просто усадил обоих и сказал им, что для меня унизительно видеть их там. Выражение их лиц заставило меня чувствовать себя еще хуже, потому что это было не просто опустошение, но и разочарование. Это было три года назад, и я до сих пор жду, когда они откажутся от меня. Мне стыдно, что я пошел легким путем, но оскорблений и обзываний было слишком много. Это настраивало меня против каждого из них, я не знал, как реагировать на весь этот бред.
– Что ты хочешь, отец? – Бретт всегда был отцом. Джеймс – это папа.
– Почему ты не сказал мне, что позвал Эмму завтра на свидание? – Я только что пригласил ее. Предполагаю, Люк сказал Фэб, Фэб сказала Бретту, и вот мы здесь.
Я пожимаю плечами и встречаюсь с его решительным взглядом. Лицо жесткое, ни один мускул не дергается, он готов ждать хоть весь день.
– Это не такое уж большое событие. – Я съеживаюсь изнутри, потому что, черт возьми, это самое главное событие в моей жизни.
– Небольшое событие? Она для тебя всего лишь очередная девушка? – его голос пропитан изумлением. Если бы он знал, что я чувствую к ней, он бы не задавал мне вопросов. Все, что я делаю, ради нее. Футбол – это моя мечта, но также это возможность позаботиться о ней. Наше будущее будет в безопасности, если я перейду в профессионалы. Все тренировки, все время вдали от нее… все это для достижения моей цели. Играя в футбол, я позволяю шуму утихнуть, стать частью игры; для меня это больше, чем спорт. Я усердно работал, и усилия приносят плоды, мне всего лишь хочется, чтобы они это видели.
– Ты ведешь себя так, как будто я гуляю направо и налево.
– Не увиливайте, молодой человек.
– Я не стал бы ее приглашать, если бы это ничего не значило.
– Она особенная, Уильям. Не хочу, чтобы ей причинили боль.
– Понял. – Я разворачиваюсь на пятках, игнорируя его остальные слова. Не обижай Эмму. Она особенная. Я знаю все это, но что касается меня… я тоже важен в этом уравнении. Как он может быть настолько слеп, чтобы спрашивать, что я чувствую или как много она для меня значит? Я не отрицаю и не скрываю своих чувств к ней, но, когда я вычеркнул его из своей жизни, кажется, он потерял ко мне интерес. Забрасываю свой рюкзак под кровать, настолько быстро, насколько возможно, переодеваюсь в одежду для бега и выхожу на улицу. Если останусь, я способен взорваться на него и на все их предубеждения. В данный момент, это просто мой отец, но как только придет папа, они объединятся против меня в команду. Они будут копаться в моих чувствах, посеют чувство вины, скажут, какая Эмма особенная… как будто я этого не знаю. Однажды они достанут меня разговорами, что я должен и не должен делать с Эммой, это приведет к лекции о моем отношении, о моей дистанции с ними, принимаю ли я наркотики? Какие у меня оценки? Я всего лишь не могу справиться и не создавать дистанцию между нами, в которой нуждаюсь, когда они постоянно пытаются сблизиться. Мне хочется отпустить свои чувства, снова обнять их, прекратить отрицать отношения, которые у нас когда-то были, но я сохраняю отсутствие связей во всех сферах моей жизни... кроме Эммы. Знаю, что должен радоваться, что у меня есть два родителя, которые меня любят… но не могу перестать думать, что они взяли только то, что могли получить. Двое гомосексуальных мужчин не были на верху списка в агентствах по усыновлению. Они усыновили меня, но мы с ними не одной крови. Бедный маленький мальчик из Гондураса, которого не хотела собственная мать и у которого не было отца. Помимо самого американского имени в истории… ничего больше мне не подходит. Единственное, что имеет смысл, это соседская девочка.
Ангел, родившийся из любви.
Единственная, кто выжил, когда все шансы были не в ее пользу.
Воплощение надежды.
Моя Эмма.
Глава 5
Эмма
Он пригласил меня на свидание.
Он только что сделал меня самой счастливой девушкой во вселенной.
Он будет моим.
Улыбаясь как безумная, иду к столу в фойе.
– Эмма, это ты?
– Да, мам. – Восторг, охватывавший меня, когда я заходила, начинает тускнеть. Будут ли ее глаза наполнены слезами, когда она меня увидит, или будет улыбаться? Я сразу же пойму, как прошел ее прием.
– Ты разбила еще одну часть моих очков? – Я могу дышать. Она не была бы такой веселой, если бы умирала.
– Ха-ха. Ты обижаешь меня. – Я пялюсь на нее, изучаю ее движения, чтобы определить, изменятся ли они.
Она останавливается передо мной.
– По твоей улыбке я могу догадаться, что у тебя свидание? И я в порядке. Как я тебе и говорила.
– Неужели не осталось ничего святого? – Я заставляю себя наклониться к ней, нуждаясь в успокоении ее объятий, чтобы напомнить себе, она еще здесь. Рак не забирает ее у меня.
– В тот день, когда я тебя родила, мы потеряли всю скромность в наших отношениях. – Она целует мой лоб и отступает от меня, удерживая мое лицо, схватив за нос.
– Да, у меня свидание. – Вижу, как блестят ее глаза, у нее появляются ямочки, когда она дарит мне широкую улыбку.
– Хочешь пройтись по магазинам?
– Так же сильно, как удалить корневой канал без новокаина.
– Клянусь, тебя подменили в роддоме.
– Посмотри в зеркало.
– Это единственное, что удерживает меня от возврата тебя твоим законным владельцам.
– Я не собака.
– Но такая же грациозная, как и она. – Наш стеб может длиться несколько дней. Это неизбежно.
– Что еще за магазины? Кто пытается меня разорить? – шумит мой папа, обвивая маму своими руками.
– Никто, пап. Мама пытается заставить меня истощить пластиковую карту, но я отказываюсь. Не хочу растратить свое наследство еще до того, как оно мне понадобится, чтобы отправить всех вас в дом престарелых, чтобы я смогла бродить по всему свету.
– Спасибо, что думаешь о нас, дите мое. – Он не так уж и плох в сарказме. – Есть что-то конкретное, что ты хочешь на свой день рождения?
– Нет, Люк. Ее пригласил Уильям. Вспомни, я предупреждала тебя. Завтра у нашей малышки первое свидание. – Я смотрю, как бледнеет папино лицо, пока он это переваривает…тяжело.
Он только кивает и сразу же выходит из комнаты.
– Я так понимаю, его это сильно взволновало?
– Эмма, он придет в себя. Ты же его принцесса.
– Я не волнуюсь, мам. Если бы это был кто-то другой, а не Уильям, я бы задумалась о его чувствах…
– Понимаю. – Мама подмигивает мне. – Он будет с нами заодно. Просто это тяжело. Он до сих пор видит в тебе маленькую девочку с косичками и поцарапанной коленкой. Он привык быть единственным мужчиной в твоей жизни.
– Если это поможет ему почувствовать себя немного лучше, то прямо сейчас моя коленка разбита, я могу показать ему.
– Эмма Николс, ты – сплошной беспорядок.
– Я буду у себя в комнате.
– Сделай домашнюю работу.
Я, шутя отдаю ей честь, как будто она сержант-инструктор, а она шлепает меня по попе. Спешу в свою комнату и пишу сообщение моей лучшей подружке, Холли.
Я: У меня свидание.
Холли: Кому ты заплатила?
Я: Мило. Ты учишься.
Холли: С кем?
Я: С Уильямом.
Холли: С Уильямом Джейкобсом?
Я: ДА!!!
Холли: Позвони мне!
Так я и делаю. Будучи свидетелем моего шестилетнего обожания, она знает, что я чувствую. Почему первый вопрос, который мне задают, что я собираюсь надеть? Уильям видел, как меня рвало, когда я болела гриппом, видел меня с не расчесанными волосами, всю в грязи и все равно выбрал меня. Сомневаюсь, что мне следует надеть платье дебютантки.
Ужин проходит в напряженной обстановке. Папа гоняет еду по тарелке, а мама делает все, чтобы предотвратить назревающую бурю, которая мелькает у него в глазах. Ее сочувствующие взгляды не успокаивают мою тревогу. Мой папа собирается передумать насчет моих свиданий. Я не предвижу их в ближайшем будущем. Я отталкиваю свое кресло назад и не замечаю, как оказываюсь на улице в беседке. В которой поженились мои родители. Мне не понятно беспокойство папы из-за Уильяма. Он знает его всю его жизнь, любит его, да и, кроме того, он должен начать доверять моему мнению.
– Ты права, принцесса. Все это веские доводы. – Наверное, я возмущалась вслух. – Но позволь мне объяснить свою позицию до того, как ты продолжишь ругать меня.
Он кивает на сиденье рядом со мной, спрашивая разрешения, и я двигаюсь, чтобы освободить для него место.
– Папа, разве я сделала что-то, что заставляет тебя сомневаться во мне?
– Нет, Эмма. Также, как и Уильям. Это просто проблема отцов. Знаю, мы тебе рассказывали нашу историю. Были некоторые моменты, которые мы опустили. Не были уверены, что ты достаточно взрослая.
– Несчастные влюбленные, лучшие друзья, рак мамы. У вас была большая ссора, разрыв, мама уехала в Нью-Йорк, профессионально танцевала, но она осознала, что любит тебя, и поэтому вновь вернулась к тебе.
– Это версия с кратким изложением. Между мной и тобой всегда была особая связь. Ты - моя принцесса, моя крошка, не важно, сколько лет тебе исполнилось. Я до конца жизни буду думать о тебе, как о моей малышке.
– Знаю, и я люблю тебя. Что тебя беспокоит? Ты думаешь, что я не буду больше любить тебя?
– Не совсем. Просто тяжело видеть, как ты взрослеешь, зная, что ты совершишь ошибки. Это неизбежно. Тебе причинят боль…не обязательно Уильям, но в какой-то момент вы, ребята, поссоритесь. Мой инстинкт – защищать тебя от страданий, но я знаю, что должен позволить тебе прочувствовать их, даже если это противоречит всему, кем я являюсь.
– Расскажи мне не сжатую версию про тебя и маму.
– Ты уже знаешь, мы были соседями. Не помню, чтобы ее когда-то не было в моей жизни. В моем сердце. Итак, когда твои бабушка и дедушка были убиты, ей было только семнадцать. Я учился в университете, но в те выходные был дома. Это был ее выпускной вечер, но она назло не пригласила меня.
– Назло?
– Я был глупым парнем, когда был помоложе. Давай забудем об этом. – Он ухмыляется. – Итак, я должен был быть тем, кто расскажет твоей маме, что ее родителей больше нет. Я чувствовал каждую ее слезинку, словно кинжал ранил меня в самое сердце. Точно так же ранят меня и твои слезы. – Мне смешно. Это правда. Я могу пустить слезу, и он сделает все возможное, чтобы только не видеть меня плачущей. – Я не мог оставить ее. Мои родители были против, они считали, что мы двигаемся слишком быстро. До того момента она не была моей девушкой, а только моим лучшим другом.
– Как я и Уильям?
– Есть кое-что общее. Но ты намного сильнее мамы. Мы ее оберегали. Она так долго болела, что мы не хотели, чтобы хоть что-то причинило ей боль, поэтому, как правило, не делали ничего, что могло ее расстроить. Я не жалею об этом, так как она в конце концов нашла в себе силы, но ей пришлось оставить меня, чтобы стать личностью.
– Я тоже личность, папа.
– Я знаю, Эмма. Действительно знаю, но иногда юношеская любовь может заслонить мир вокруг тебя. Как это было с твоей мамой и мной. Я не видел, как сильно она горевала. Как тяжело ей становилось. Я не замечал этого, потому что она позволяла мне, поощряла неведение.
– В то время ты обнаружил, что рак у нее не в стадии ремиссии?
– Да, и еще был ребенок.
– Что?
– Мама была беременна, когда рак вернулся. Я не должен об этом рассказывать, но хотел поделиться этим с тобой. Всякое случается, так уж сложилось, и знаю, у тебя светлая голова на плечах, но хотелось бы, чтобы ты никогда не потеряла себя. Твоя мама и я потерялись; когда она ушла, в тот день я умер, а она так и не начала жить. Мы вернулись, но были уже другими людьми, и мне не хочется, чтобы и с тобой такое случилось. Происходящее между тобой и Уильямом пугает меня.
– У меня есть брат или сестра?
– Нет, Эмма.
– Она…? – не могу произнести эти слова.
– Нет, Эмма, она не делала аборт. Давай эту часть пока пропустим. Может, твоя мама расскажет тебе об этом. Я же хотел рассказать тебе кое-что из этого, чтобы ты поняла, к чему я веду. Твоя мама привязалась к тебе, когда во второй раз узнала, что беременна. Меня не было рядом в другую беременность, и я поклялся сделать все иначе, когда мы узнали о тебе. Я знал, что будет девочка, еще до твоего рождения. Ошибался на счет балерины, но знал, что ты будешь моей малышкой.
– Ты боишься это потерять?
– Больше всего на свете. – Он задыхается. – Не хочу потерять тебя, не хочу, чтобы ты взрослела так быстро, но и не хочу удерживать тебя. Я пытаюсь найти компромисс, но все, что я могу представить у себя в голове, это, как я пеленаю тебя, привезя тебя домой из больницы, как кормлю тебя…кажется, будто это было только вчера, поэтому прости старика, если он плохо с этим справляется.
– Потому что это Уильям?
– Отчасти.
– Но ты же любишь его.
– Люблю. Но и тебя тоже. – Загорается лампочка.
– Значит, если бы это был кто-то другой, все было бы иначе?
– Может быть. Не думал, что буду чувствовать, будто меня пнули в живот. Я вижу вас вдвоем. Я чувствую то, что между вами есть.
– Я тоже, папочка.
– Знаю, принцесса. Просто сделай правильный выбор.
– Постараюсь.
– И знай, твоя мама и я здесь…несмотря ни на что.
– Я люблю тебя.
– И я тебя люблю, малышка.
Бабуля приезжает раньше всех и суетится вокруг пирожных и украшений. Я сижу позади и наблюдай за ней, идеализируя ее. После вчерашнего разговора с папой меня наполняет тоска.
– Бабушка, как ты познакомилась с дедушкой?
– О, мы знали друг друга всю нашу жизнь. Вместе учились, начиная с младших и до старших классов. Он уехал в университет, а я осталась здесь работать в пекарне. Сейчас это химчистка на Седьмой улице, но он вернулся после первого года, он вскружил мою голову. И не только мою. Чертовка Салли Грин пыталась соблазнить его, но я была первая. – Не могу сдержать смех, с какой злостью бабушка описывает эту деталь.
– Итак, ты добилась своего мужчины?
– Эмма, юная леди не бегает за мальчиком. Она следит за тем, чтобы у него не было другого выбора, кроме как бегать за ней. – Она подмигивает мне через плечо, продолжая покрывать глазурью пирожные. – Я ничего не могла поделать, раз случайно оказывалась на его пути, куда бы он ни шел.
– Да моя бабушка знает, как добиться цели!
– Да, она такая. Но мне это не пригодилось. Оказалось, дедушка ждал, когда я замечу его. Иногда самое лучшей находится прямо у нас под носом, но, когда мы останавливаемся это рассмотреть, мы не видим его истинную ценность.
– Итак, он пригласил тебя на свидание, а остальное – это уже история?
– Нет, принцесса. Он никогда не приглашал меня на свидание. Он подошел ко мне, когда я уже и не надеялась, его мама пригласила меня на торт и сказала, что он должен вернуться к тому моменту, как я выйду, и мы сможем пойти выбрать обручальные кольца, потому что я буду его женой.
Я аж поперхнулась.
– Ты шутишь?
– Нет, нужно всего лишь снять розовые очки, которые носишь. Этот мужчина вернулся в шесть, отвел меня в ювелирный магазин, купил мне простой бриллиант. – Она прерывается, показывая мне свое обручальное кольцо, которым я годами восхищалась. Его простота во всех отношениях очаровывает меня. – Он подобрал его на следующей неделе, и с тех пор я никогда его не снимала.
– У вас не было свиданий?
– О, он ухаживал за мной, но только после того, как сказал, что я буду его женой.
– Когда вы поженились?
– Спустя четыре недели. Он вернулся в университет еще на один год, приехал домой и открыл агентство недвижимости.
– Вау, бабушка. Я не это ожидала услышать.
– Он не был таким, каким я его представляла, Эмма. Он был гораздо большим. – Я смотрю, как она вытирает слезу, текущую по ее щеке, но она без запинки продолжает. – С этим мужчиной я прожила шестьдесят лет, и была бы счастлива прожить еще столько же.
– Бабушка… - мой голос затихает, так как я не знаю, что сказать.
– Я не говорю тебе сбежать и выйти замуж после твоего первого свидания, но могу сказать, что горжусь тобой, ты не смотришь на Уильяма сквозь розовые очки. Ты видишь, что этот мальчик такой, какой он есть…твое будущее. И, Эмма, он так же видит тебя. Более ясно, чем кто-то другой.
Я чувствую, как в моих глазах появляются слезы.
– Мне пора собираться.
– Да, пора. Надень зеленое, крошка; это твой цвет. – Я оказываюсь в ее объятиях и держусь за нее немного крепче, чем обычно, немного дольше, позволяя ее любви окружить меня.
Я быстро принимаю душ и целую вечность пялюсь в свой шкаф. Без понятия, что мне надеть. Все-таки следовало позволить маме сводить меня по магазинам. Ни один наряд не привлекает моего внимания, а я хочу хорошо выглядеть.
Это же Уильям. Напоминаю себе об этом снова и снова. Он видел меня как разодетую, так и одетую кое-как.
Но сейчас все иначе.
Волнующе. Почти пугающе.
Это моя мечта.
Так, теперь дилемма с моими волосами. Обычно они собраны наверху в неаккуратный хвост, но этим вечером Уильям заслуживает лучшего. Я тщательно высушиваю свои длинные локоны и, остановившись на зеленом топе, джинсовых шортах и сандалиях, подбираю их и заплетаю в косу вдоль плеча. Смотрясь в зеркало, думаю, что лучше быть не может. Слышу всех пришедших и ничто меня не останавливает, чтобы броситься в столовую…как только вижу его, вспоминаю, к чему мы перейдем сегодняшним вечером, мир наполняет меня, и так же естественно, как дышу, меня тянет в его сторону, все внутри меня успокаивается.
Никаких нервов.
Никаких сомнений.
Никакого страха.
Только он.
Глава 6
Уильям
У меня вошло в привычку прикасаться к ней, если она находится поблизости, поэтому я обхватываю руками ее талию и притягиваю еще ближе к себе. Когда она рядом со мной, я становлюсь тем, кем должен быть.
Принадлежащим ей.
Это привносит в мое сердце целостность, гармонию с внутренним миром, от которых я не могу отказаться…да и не хочу. Замечаю, как Люк отводит глаза, как только я прикасаюсь к ней. Пока поза, в который мы находимся, каким-то образом не стала компрометирующей, я целую ее в макушку и отступаю, кивая ее отцу. Она с пониманием качает головой.
Бабушка приносит пирожные, тем самым прерывая наше противостояние.
– С Днем рождения, Эмма! – Она ставит угощение на стол и поворачивается поцеловать свою внучку. – Ты такая же красивая, как твоя мама.
– Спасибо, бабушка. – Слышу надрыв в ее голосе и замечаю, как она вцепилась в нее.
– Давайте кушать, а потом возьмемся за подарки. – оповещает Феб, чтобы всем было комфортно.
– Никакого пения в этом году. – объявляет всем Эмма.
Ее требование встречено стонами и ворчанием.
– Что за празднование Дня Рождения без песни? – поддразнивает ее Джеймс.
– Вы, ребята, слышали сами себя? Кроме моего папы, ни один из вас не может попасть в ритм. Мне шестнадцать, а не шесть. – Понятно, что комплимент в адрес ее отца предназначался, чтобы утешить его.
– Поем, – объявляю я. И мы все вместе взрываемся в нашем собственном исполнении «Happy Birthday», и это ужасно. Эмма не отводит взгляда от своего папы, пока он тихо поет только для нее.
За считанные секунды сладкое угощение полностью исчезает. Подарки сложены прямо перед моей девочкой, а подарки – это ее слабое место. Как только она берется за первый, я наклоняюсь к ней и шепчу - Мой подарок получишь позже. Хочу отдать его, когда мы будем только вдвоем. – Она улыбается и кивает мне.
Мои отцы подарили картину, которая, очевидно, ей нравится.
– Как вы узнали? – ее голос громкий, почти крик. Я наблюдаю, как ее лицо краснеет, а она сама подпрыгивает в кресле.
– Ну…, – начинает Джеймс – я заметил, у тебя есть книга с его репродукциями. Это и подсказало мне. – Он хитро подмигивает, пряча лицо от Люка.
– Кто автор, Эмма? – Бабушка рассматривает картину.
– Ким Андерсон (Ким Андерсон (Kim Anderson) - один из самых известных детских фотографов в мире. Его работы используются повсюду: открытки, плакаты, тетради для детей, различные аксессуары и даже пазлы. Ким Андерсон, как никто другой, умеет запечатлеть трогательные моменты жизни детей. Дети на его работах изображают первое свидание, первый поцелуй, первую любовь и множество других трогательных сцен. Мастеру фотографии получается поймать именно тот момент, который максимально выражает всю силу этих сентиментальных сюжетов). Мне нравятся его стиль. Упрощенный, но через приглушенную цветовую палитру выражает тепло. Его специализация - дети. Я могу часами смотреть на его работы. Я наклоняюсь, чтобы рассмотреть фото. Мальчик и девочка, скорее всего не старше шести лет, в какой-то коллекционной машине. Цвета не яркие, но они выбраны так, чтобы выделить среди оттенков серого главную часть фотографии. Приглушенно-желтый на белом. Окрашены только цветы, но на этом все. Они создают резкий контраст и позволяют зрителю увидеть яркую жизнь там, где она особенно мягка. На фото инсценирована свадьба. Я смеюсь, запрокинув голову назад. В скольких таких «церемониях» меня заставила участвовать Эмма… я потерял счет. Однажды рядом с ней была дурацкая собака, а поженить нас должен был Бретт, в другой раз по лужайке ее вел Люк, а женил нас Джеймс. Служители менялись, но, в конечном итоге, она притаскивала меня к искусственному алтарю.
– Точно, Уильям. Именно это нам и подсказало. – Бретт хлопает меня по плечу, смысл ни от кого не ускользнул.
– Это первое свидание, а не чертово предложение, - огрызается Люк, заставляя Фэб треснуть его по руке, а Эмму закатить глаза. Она встречается взглядом с бабушкой, и я замечаю между ними секретный посыл. Я никогда не теряю бдительности.
Фэб извиняется и возвращается с маленькой коробочкой. Она передает ее Люку и целует его в щеку. Отец Эммы делает несколько небольших шагов и встает рядом с ней.
– Принцесса, не могу поверить, что тебе уже шестнадцать. Как будто я моргнул, и ты уже не моя маленькая девочка. – Их связь очевидна, неразрывна.
– Это от нас с мамой. – Она обнимает его и разрывает коробку, не обращая внимания на бантик и блестящую бумагу.
– О БОЖЕ МОЙ! – Высокие ноты ее голоса несомненно порвут барабанные перепонки в паре соседних округов, децибелы впечатляющие. Она трясет связкой ключей и бежит к передней двери. На улице стоит блестящий черный Тахо, укомплектованный голубым бантом под цвет ее глаз.
– Эмма. – четкое предупреждение. – Это не игрушка.
– Ты имеешь в виду, что это настоящая живая машина, папочка? –из нее так и сочится сарказм. – Мне нужно только заправлять ее и все?
Люк впивается взглядом в свою мать.
– Это ты виновата, что она так себя ведет.
– Ага, потому что ты был пай-мальчиком. – Их перешучивания заставляют меня хихикать.
– Папа, я понимаю всю степень ответственности. На следующей неделе я получу права, и ты сможешь установить основные правила. А сейчас позволь насладиться вашей щедростью. – Качая головой, он выводит ее на улицу. Я наблюдаю за ними из окна, ее воодушевление убивает меня. Он наклоняется и вытаскивает маленькую черную коробочку из бардачка. Ее рука взлетает ко рту, как только она заглядывает в нее. Вижу, как она вытирает щеку и улыбается им. Я не могу читать по губам, но хотелось бы мне узнать, что он говорит, потому что сейчас она взбесилась. Рука на бедре, решительно трясет туда-сюда головой. Он поднимает руки в знак капитуляции и выглядит откровенно подавленным. Вижу, как она целует его в щеку и обнимает, делая шаг назад, и он заставляет себя отпустить ее. Он разворачивает ее и застегивает цепочку вокруг ее шеи.
– Помню, как обещал подарить тебе машину на твой великий день. – Мои родители стоят по бокам от меня, наблюдая за представлением, которое устраивает Эмма.
– Хорошие времена, - бормочу я.
– Они были такими. – Я не пропускаю тоску в голосе Бретта, пока Джеймс тянет его обратно в столовую.
Эмма и Люк направляются обратно в дом, и бабушка отдает ей подарок, который до этого прятался в углу. Своего рода альбом, но заполненный бабушкиными рецептами, смешными заметками, семейными фотографиями, и в конце она читает открытку.
– Серьезно, бабушка?
– Да, против воли твоего отца.
– Что это? – спрашиваю я в недоумении.
– Годовая аренда квартиры там, где я выберу учиться в университете. – Я моргаю и таращусь на нее одновременно.
– Я читала все те статистические данные о молодых девушках в кампусе, и что может с ними случиться. Ни в коем случае такое не произойдет с моей Эммой.
Они словно строят вокруг нее чертову крепость, а она постоянно через нее прорывается.
– Такой проблемы не было бы, если бы она осталась здесь и позволила заботиться о ней… всю жизнь. – Люк крайне серьезен.
– Ох, папа, я думаю, что у тебя приближается пожилой возраст, и он заставляет тебя бредить. Я позволю тебе обставить мою квартиру. – Она хлопает ресницами, и он не может не засмеяться.
– Не сомневаюсь, ты окажешь мне эту честь.
Я прочищаю горло. Если я сейчас не начну шевелиться, мы застрянем здесь на часы, затянутые в водоворот наших сумасшедших семеек.
– Ладно, мы должны идти.
– Дай я возьму камеру. – Фэб торопится найти ее.
Эмма стонет. Я хватаю ее за руку и тяну ближе к себе.
– Улыбнись, Эмс. Скоро мы будем сами по себе.
– Не могу дождаться.
Как и я. Мы так долго к этому шли. Мы позируем для фото, немного дурачимся, и смех следует за нами до двери со строгим предупреждением.
– Одиннадцать часов. – Надеюсь, Люк сбавит обороты, когда привыкнет, что мы пара, а не только друзья.
– Куда мы поедем? – Ее переполняет волнение. Я закрываю дверцу с ее стороны и игнорирую вопрос, пока не усаживаюсь и не завожу пикап. – Эй, я с тобой разговариваю.
– Знаю. Пусть это будет сюрприз, - умоляю ее. По правде говоря, то, что мы собираемся делать, чертовски банально. Я не имел понятия, как спланировать первое свидание с Эммой, но хотел, чтобы оно было незабываемо. Она нервно крутит радио и напевает песню «First Love Song» Люка Брайана, пренебрегая мной. Ее маленькие причуды заставляют меня влюбляться в нее еще сильнее.
Я веду и не отвлекаю ее от вспышек раздражения, втайне наслаждаясь ими. Она так упряма, но полна жизни. Останавливаю машину и вижу, как ее озаряет понимание.
– Каток? В субботу вечером?
– Друзья нас не побеспокоят. – Она кивает, и можно сказать, что ей стало легче, даже если она не представляет, какой это может стать проблемой. После вчерашнего я не хочу отвлекающих факторов и не хочу, чтобы у нее был повод думать, что я недостаточно хорош для нее. Входя, я беру ее за руку и переплетаю наши пальцы, тяну ее немного ближе к себе, наслаждаюсь тем, что скоро это будет в порядке вещей.
С легкостью, комфортом и без беспокойства – мы идем к нашей судьбе.
Я беру наши коньки и помогаю ей поймать равновесие.
– Ненавижу тебя. Ты чертовски хорош во всем, за что бы ни взялся. Когда мы закончим, у меня будет отбит весь зад.
– Я смягчу падения. Держись за меня, и я не дам тебе упасть.
– Замечательные слова. – Она подмигивает мне.
Звучат несколько быстрых песен, большинство из которых я не узнаю, мы катаемся по кругу, а вокруг нас танцует светомузыка, затемняя потолок и пол.
– А сейчас, голубки, медленное катание. – объявляет Ди-джей по системе оповещения.
Огни тускнеют, и я разворачиваюсь, катясь назад, чтобы держать ее за талию и видеть ее лицо… раз, и чтобы я мог поддерживать ее равновесие – два, я на самом деле хочу прикасаться к ней. Чувствовать ее в своих руках, видеть открытость и обожание в ее взгляде, цвет ее глаз, видеть, как изгибаются ее губы, когда она улыбается, видеть крошечную родинку слева от ее носика… всю целиком.
– Спасибо, Уильям.
– За что?
– За то, что выбрал меня. За то, что устроил мое первое свидание с мальчиком, которого я всегда хотела. За то, что даришь воспоминания и создаешь мой мир. За то, что поддерживаешь меня, никогда не позволяешь кому-то сломить меня. За все. Твое постоянное присутствие в моей жизни привело нас сюда.
Ее слова оглушают меня. Вводят меня в ступор. Я спотыкаюсь и до того, как осознаю, падаю назад, но до сих пор продолжаю держать ее. Слышу ее крик прежде, чем ощущаю своей спиной холодный бетон, и ее тоненькое тело лежит на мне. Она начинает смеяться, и я, отдышавшись, присоединяюсь к ней.
– Нууу, как мы видим, падаешь здесь именно ты.
– Каждый божий день, с тех пор, как я тебя увидел. – И вот, наш первый поцелуй в приглушенном свете, мы окружены детьми, вдвое младше нас, резиновые колесики бьются о бетон… ничего из этого не имеет значение.
Только она.
Ощущение ее губ на моих.
Как она приоткрывает их, позволяя моему языку проникнуть внутрь и танцевать с ее языком.
Ее нежные вздохи, ее тело, вжимающееся в мое.
Время не останавливается и несется с молниеносной скоростью.
Мысли путаются и все переживания проходят.
Эмма расслаблена в моих руках, наши губы сцеплены в единое целое, наши сердца бьются в унисон…
***
Чтобы прервать наш первый поцелуй, мне пришлось собрать всю силу воли, о которой я даже не подозревал. Чтобы довести ее до машины и не наброситься, той силы потребовалось еще больше. Мне удалось довезти нас до пристани с явным стояком, быстрым сердцебиением и потом, застилавшим глаза… за это я заслуживаю что-то вроде медали. Сейчас, сидя на жесткой древесине, болтая ногами, на нашем месте, мне интересно, будет ли когда-нибудь достаточно просто целовать ее. Простое соприкосновение наших губ настолько ново.
Единение моей души с ее.
Безмолвный язык, понятный только нам.
Поцелуй заменяет тысячу слов, но рассказывает о тысяче эмоций – эмоциях, мне не известных, но достаточно долго испытываемых к ней.
– Спасибо за сегодняшний вечер. – Так просто, так честно…так похоже на Эмму.
– У нас будет еще больше… если ты захочешь. – Я заикаюсь от неловкости этой фразы.
– Это я, не нужно смущаться. Это … ты и я… это все, чего я хочу.
Я наклоняюсь и касаюсь губами ее губ один раз перед тем, отдать ей подарок. Я нервничаю, потому что видел, что она уже получила цепочку от Люка, и если бы я знал, что он подарит то же самое, я бы выбрал нечто другое. Кого я обманываю? Эта цепочка – мы. Она бережно открывает ее; не торопясь, как делала у себя дома, и это о многом говорит. Она растягивает каждый момент, который ведет к нам. Открывает простую черную коробочку, но ничего не говорит. Ни слова. Ее глаза настолько выразительны, они рассказывают мне все, хоть она ничего и не произносит.
– Она великолепна.
– Это ты. Что ты олицетворяешь. Мое начало, мой конец, и все, что между ними. – Простая серебряная цепочка, изящная, хрупкая, как Эмма. Символ бесконечности в круге; у круга нет начала, нет конца, прям как возможности, открывающиеся перед нами.
Ее пальцы отслеживают хрупкий символ, бегая по кругу и повторяя линии.
– Не наденешь ее на меня? – Она поворачивается ко мне спиной, и я убираю ее волосы, мешающие застегнуть цепочку. Мои руки двигаются сами по себе, непрестанно касаясь нежной кожи ее шеи, мои губы следуют за моими руками. Ощущаю ее дрожь, замечаю, как на ее теле появляются мурашки. Чувства готовы вырваться из моей груди. За одну ночь они трансформировались из тех, что я осознавал, в такие, я даже не уверен, что понимаю. Она поднимает и сцепляет обе цепочки, лицо становится умиротворенным. – Двое моих мужчин рядом с моим сердцем. – Я рассматриваю цепочку, которую подарил ее папа, прокручивая ее, пробегаюсь по ней пальцами. – Он сказал, что это кельтский символ отца и дочери. На самом деле это был подкуп, но сейчас она очень многое для меня значит.
– Подкуп?
– Он пытался заставить меня отменить наше свидание. Я сказала ему, никогда и ни за что. Объяснила, что это первое свидание из многих, и что ты – мое будущее, поэтому ему лучше к этому привыкнуть.
Я опускаю голову к ее затылку и выдыхаю на ее шею. Чувствую, как теплый воздух возвращается на мое уже разгоряченное лицо, и не могу ничего сделать, кроме как обнять ее, сильнее притянув к себе.
– Уильям, - говорит она дрожащим голосом.
– Эмс, просто позволь мне минутку подержать тебя.
– Думаю, что в данную секунду я бы согласилась и на всю жизнь.
Наконец-то беру себя в руки и отпускаю ее.
– Итак, шикарная квартира в университете?
– Знаю, можешь в это поверить? Ты уже знаешь, куда собираешься поступать?
– Мне бы хотелось в Университет Джорджии, так как это близко к тебе, но не думаю, что получу место в их футбольной команде. Возможно, я попаду в Университет Южной Джорджии. – Только от одной мысли, что буду два года вдали от нее, внутри все сжимается.
– Ты сможешь приезжать домой так же часто?
– Не во время сезона. Это почти четыре часа.
Ее спина выпрямляется, можно почувствовать решимость, исходящую от нее.
– Все хорошо. Все будет хорошо.
– Ты собираешься оставаться со мной, когда я уеду?
– Глупый вопрос.
– Так значит, ты по-прежнему собираешься быть моей девушкой?
– Так долго, как ты захочешь.
Этой ночью кое-что было решено, и ни один из нас не представлял последствий. Это было прекрасно.
Это было особенно.
Это было важно для нас.
Глава 7
Эмма
Мой первый поцелуй был волшебным. И с практикой они все лучше. Они становятся естественным инстинктом, и хотелось бы, чтобы наши губы могли быть соединены все время. Кажется, что единственное время, когда он в ладу с самим собой, а мой разум прекращает посылать мне предупреждения – когда его губы касаются моих, а язык кружит вокруг моего. Одним простым поцелуем он оставляет меня задыхающейся, но полной жизни.
Лето подходит к концу, и так как, став парой, мы были затворниками, он уговорил меня пойти на вечеринку с костром с его командой. Начать их выпускной год с дебоша и пива… должно быть весело. Я залезаю в пикап, и меня сразу же окутывает напряжение.
– Что не так?
– Ничего. – Его лаконичный ответ нисколько меня не успокаивает.
– Тогда почему ты сжимаешь челюсти так, словно готов сломать свои зубы? – Я поджимаю губы и жду ответа.
– Пожалуйста, не начинай спорить с ребятами.
– Если они не скажут что-нибудь глупое, нам не о чем волноваться.
– Эмс, ты знаешь, они скажут. Это же они.
– Но ты не такой. Вот чего я не понимаю.
Он пожимает плечами, вот и весь ответ. Переключает передачу и сдает назад. Я вздыхаю и откидываюсь на сиденье, морально готовясь к порции глупости, которую собираюсь вытерпеть. Сексуальные намеки, выпивка и, более чем вероятно, кого-то будет тошнить. Господи, почему я не могу принять его звездных друзей? Выпить несколько коктейлей, посмеяться, поддерживать дружеские отношения… я только за, но сегодня вечером я наблюдаю прямо противоположное. Парням нравится выходить за рамки, унижать и принижать людей, которых они считают ниже себя, или которые думают не так, как они. Девушки им это позволяют, так как они – сливки общества в нашей старшей школе; лучшие в кампусе. Если они не хотят, чтобы их задницы щипали, очень жаль, но именно это и случится, и они будут улыбаться в то время, как пальцы на их задницах оставляют синяки. Они не хотят, чтобы их половая жизнь транслировалась? Так вот, это просто позор, потому что еще до того, как презерватив выброшен в мусорку, половина школы уже знает об этом. Не понимаю, почему Уильям зависает с ними помимо того, что они и так все в одной футбольной команде. Не понимаю, почему он не может бросать им мяч во время игры и забывать про них, когда она закончена. Он говорит, для того, чтобы сохранить сплоченность.
Слышу его глубокий вдох до того, как он его издает, и ворчание.
– Ты можешь просто угомониться? - Он сжимает руки в кулаки и бьет по рулю, от чего я подпрыгиваю и ударяюсь головой об окно.
Он тут же ударяет по тормозам, так что, к парковке он замедляется. Я потираю голову, уставившись на пришельца, изображающего моего парня. Он тянется ко мне рукой, и я застываю у двери.
– Проклятье, - бормочет он.
Мой желудок сжимается; такое поведение – это что-то, к чему я не привыкла. Я кривлю лицо, показывая свое раздражение.
– Что с тобой не так? Я сделала простое заявление, сказала правду. А ты ведешь себя, как полный мудак.
– Прости. Мне жаль. – Он может произнести эту фразу сколько угодно раз, но лучше бы он сказал что-то другое. Что-нибудь более правдоподобное. – Я всегда мог сохранять грань между тобой и ими. Сейчас не могу, и это пугает меня.
– Я знаю, как решить эту проблему.
– Ага, Эмс. Знаю, о чем ты. Плюнуть на мою мечту играть в футбол в университете; разрушить команду, которая выигрывала Чемпионат Штата три года подряд, и все, когда я был стартовым квотербэком. Ты не понимаешь и даже не пытаешься посмотреть на это с моей стороны.
– Я понимаю твою мечту. Я поддерживаю ее, но какой ценой? Кто ты? Эти идиоты – потребители. Отморозки. Ты слышишь, что они говорят о людях? Они предвзятые, Уилл, и уж ты-то не должен мириться с этим.
– Не согласен, но все же, что ты хочешь, чтобы я сделал? Разрушил все? Я противостою им, занимаю такую позицию, какую, по твоему мнению, я должен занять, и это переносится на поле. Затем это задевает каждый аспект моей жизни, и чего я этим добьюсь? Знаю, они – мудаки, черт, они даже опасны, но держать их рядом помогает мне больше, чем причиняет боль.
– И такие люди тебя окружают? Это вредит нам. Представь, что подумают твои родители?
– Не надо. Не начинай, Эмс. – Его голос повышается, и шея вытягивается. Это битва, которую он ведет внутри себя. – Я не могу быть везде, чтобы защитить всех, поэтому это лучший выход. Мне это не нравится даже больше, чем тебе, и, если бы я был лучше, у меня была бы твердая позиция, но я боюсь.
– Чего?
– Потерять футбол. Потерять тебя. Только это имеет значение, и я не знаю другого способа сберечь и то и другое. – Его голос дрожит, заметно, что все это слишком сложно. Знаю, он складывает все приоритеты и планы в одну корзину; футбол и меня. Нет никакой разницы, иногда они даже становятся синонимами. Его любовь принадлежит мне, но игра – это его страсть. Он говорит, что для него жизнь обретает смысл только на поле и в моих объятиях.
– Ладно. Я буду вести себя хорошо. Только не заставляй меня оставаться на всю ночь. Следующий год будет лучше, ты будешь в университете и сможешь прославиться без узколобых ненавистников, окружающих тебя.
– Спасибо, - шепчет он, дотянувшись до меня. Я охотно прижимаюсь и держу его всего лишь чуть-чуть крепче. Этот год, судя по всему, будет довольно трудным, и пока я буду близко к нему, как сейчас, я смогу выйти из этого невредимой.
Как я и представляла, как только мы тормозим на заброшенном поле, известном как «футбольная территория», девушки, одетые в форму, которая была приличной еще пять кварталов назад, а сейчас просто как ПРОСТИТУТКИ, парни уже вплотную подошли к тому, чтобы напиться, обжиматься, непристойно вести себя и смеяться над собой. Ну, хоть что-то правильное в этом есть… смех, потому что они – посмешище. Я делаю глубокий вдох и заставляю его спуститься глубоко внутрь, успокаивая себя, так как оказалась в этой змеиной яме. Уильям сжимает мою руку, его попытки улыбнуться – просто жалкие. Я дотягиваюсь и целую его в подбородок - обнадеживая нас обоих, что смогу быть вежливой. Прошу большого человека наверху (им. в виду Бог) немного помочь с терпением, потому что еще никто со мной не разговаривал, но знаю, мне нужна дополнительная помощь.
– Пошли, квотербэк. – Подмигиваю ему и позволяю вести меня к самодовольным идиотам.
– Выглядит неплохо.
– Эй, Уильям, захвати пиво.
– Оу, Эмма удостоила нас своим присутствием.
– Повернись-ка и дай мне посмотреть на твою задницу в этих шортиках.
Это обычное приветствие; но в прошлый раз все зашло слишком далеко.
– Сет, еще один комментарий, касающийся задницы моей девушки, и ты будешь весь сезон лежать недееспособным.
– И как ты себе это представляешь?
– Ты не сможешь бегать с двумя переломанными ногами, и питательные вещества, которые ты не получишь из-за сломанной челюсти, сделают выздоровление крайне медленным. – Его голос, словно сталь, глаза немигающие. Я – не та тема, которую можно затронуть без последствий. Знаю это и должна радоваться, но от этого мои нервы на грани. Он не отпускает мою руку, никогда не расслабляясь в конфронтации с Сетом.
В конце концов, Сет поднимает руки в знак поражения.
– Дерьмо, Уильям. Вот так значит?
– Именно так. – Брайан подталкивает своего брата, другие парни не смотрят мне в глаза.
– О’кей, понял. Оставь немного огня для игры.
– Держи свои глаза подальше от Эммы, а свои комментарии при себе, и не сгоришь в этом огне. – Все начинают болтать, сглаживая неловкость этого момента, и я расслабляюсь рядом с Уильямом. Это не та дистанция, которую я хочу, но заявление хорошее. Он не откладывает разговор и не притворяется мертвым. Его губы касаются моего лба, и я, как слышу, так и ощущаю его дыхание на моей коже. Знаю, что он чувствует, учитывая какой глубокий вдох он делает. Мы были здесь всего пять минут, а я уже истощена.
Остаток вечера нам никто не портит. Было уйма распутства, но оно было вокруг нас, но не затрагивая нас. Футбольные шлюшки, я имею в виду девушек, которых используют, продолжают пить, смеяться и вести себя, будто не знают, что такое чувство собственного достоинства. Очевидно, я никогда с ними не подружусь, и это делает меня такой же субъективной, как эти люди, я признаю и принимаю это.
***
Футбольный сезон в самом разгаре; середина сезона в режиме нон-стоп. Мы учимся жонглировать нашим временем между занятиями и играми. Он каждый день подвозит меня в школу и следит, чтобы находиться возле класса после каждого урока, чтобы увидеться со мной, поймать быстрый поцелуй или мимолетное прикосновение. После школы и до самого вечера он на поле. Домашние задания и подготовка имеют приоритет, и наше время сокращается до несуществующего. Это бесит, но так будет не всегда. Следующий год будет хуже, он будет в университете в часах езды от дома, но, в некотором смысле, находиться в другом городе для него будет легче. Я буду ждать своего часа, и, когда тяжесть спадет с его плеч, знаю, все встанет на свои места.
В эти выходные бал выпускников, у меня в животе порхают бабочки. Уилл – мой лучший друг, моя вторая половинка; мы вместе через столько всего прошли, и это следующий шаг. Это что-то новое, но традиционное. Мы ходили на свидания, но это нечто совершенно другое. Кого ты приглашаешь на бал выпускников – это явная демонстрация, и для любого из нас не было другого варианта. Это укрепляет подспудное заявление. Безусловно, мы были «Эмма и Уильям» всю нашу жизнь, но сейчас словно прокричим толпе народа, что мы едины, мы постоянны, мы это… мы.
Я уделяю особое внимание своим волосам, моя мама копается в моих вещах, проверяя, все ли необходимое я положила в малюсенький клатч – помаду, ключи, удостоверение личности, деньги, мобильник. Все на месте.
– Спасибо, мама.
Она поворачивается ко мне лицом, я разглаживаю короткое платье на животе и проверяю, все ли оно прикрывает, иначе мой папа заработает аневризму.
– Эмма Николс, ты сногсшибательна. – Блестящая серебристая ткань изумительно сидит на мне, облегая мои формы без излишней провокации. Тонкие лямки привлекают внимание к моим загорелым плечам, а короткая юбка подчеркивает мои ноги.
– Спасибо, - улыбаюсь ей. Я предпочла собрать волосы кверху и жалею об этом. Я так привыкла брать и крутить их, чтобы успокоить нервы. Моя рука тянется к цепочке, и та оборачивается вокруг пальца еще до того, как я осознаю это… но так я могу дышать.
– Нервничаешь?
– Ага, - я признаюсь, растерянная, потому что не должна таковой быть.
– Для этого нет никаких причин. Этот мальчик сойдет с ума, когда придет за тобой. Это же Уильям.
– Знаю, но такое ощущение, что происходит нечто большее. Все кажется сильнее, чем обычно.
– Эмма, - слышу, как мой папа зовет из гостиной.
– Шоу начинается, - хихикает моя мама. – И, Господи, помоги нам, когда твой папа увидит это платье.
Я закатываю глаза, но смеюсь, потому что оно не такое нескромное, как он подумает, но он был бы счастлив, если бы я была в холщовом мешке и в поясе целомудрия.
Иду в гостиную и смотрю в глаза Уиллу.
– Привет, - мямлю я. Его глаза оглядывают мое тело, заставляя меня дрожать, а он даже еще не прикоснулся ко мне. Его взгляд обжигает меня, и я не скрываю свою реакцию на него.
– Юная леди, а где остальная часть этого платья?
Я отвожу свой взгляд и поворачиваюсь к папе.
– На мне. Поможет, если я скажу тебе, что оно было за полцены, так как использовался не весь материал?
– Не смешно. Фэб, и ты позволила ей купить его?
– Нет, Люк. Я позволила тебе купить его. Проверь выписку по кредитной карте. Так же, как и туфли. – Его взгляд впивается в нее, и она очень старается не засмеяться.
– Расслабься, пещерный человек. Все прикрыто, она выглядит прекрасно. А теперь скажи своей дочери, что сожалеешь, что ее вечер начался не с той ноты, поцелуй ее, позволь мне сделать несколько снимков, и они смогут уйти. А ты сможешь налить мне бокал вина.
Их перестрелка глазами длится всего десять секунд.
– Ты действительно великолепно выглядишь, малышка. Уверена, что хочешь пойти?
– Да, папа. Больше всего на свете. – Видно, как в его глазах появляется печаль, но он быстро ее скрывает. Не знаю, кого это взросление затрагивает в большей степени… его или меня.
– Люблю тебя. – Он поворачивается к Уильяму.
– Без глупостей. Она должна быть дома в полдвенадцатого, и не позволь, чтобы с ней что-нибудь случилось.
– Да, сэр. – Уилл кивает ему. Появляется моя мама с камерой, и мы позируем. Прямо перед тем, как меня ослепляет вспышка, он наклоняется, шепча
– Ты самая красивая девушка в мире, Эмс. – Я поворачиваю голову и смотрю ему в глаза. Моими сверкающими голубыми в его карие.
Моя улыбка отражает его улыбку.
Наши сердца бьются в унисон.
Наши миры сталкиваются.
Глава 8
Уильям
У меня нет слов. Я смотрю, как Эмма заходит в комнату, где с трудом может вместиться красота, которую она излучает. Голубые глаза сверкают, сражаясь за внимание с серебристой тканью, облегающей ее загорелое тело. Я теряю дар речи. Чувствую, как заплетается язык, точно так же было, когда меня только усыновили ребенком, привезенным из Гондураса, чей родной язык был испанский. Вдруг оказавшись в другой стране и слыша абсолютно иной язык, к которому не привык, я был вынужден молчать. Я не говорил месяцами, но логопед облегчил мой переезд. Очень скоро я свободно разговаривал на английском. Я не так много разговаривал в приюте. Он был словно страна третьего мира. У нас не было имен, в наших свидетельствах о рождении значилось только «мальчик». С тех пор слова стали моими друзьями, и я учил и пользовался ими так часто, как только мог.
До этого момента, когда не могу найти хоть какое-то слово, чтобы сказать ей, что она со мной делает… что она заставляет меня чувствовать.
Молча пялюсь на нее, общаясь так, как мы делали все эти годы. Она была еще недостаточно взрослой, чтобы говорить, но я знал, чего она хотела еще до того, как она могла заплакать, но и она знала, когда я нуждался в утешении. Мы успокаивали наши бури, были миром для тревог каждого из нас, маяком для света друг друга. Когда она оказалась рядом со мной, я смог заговорить. Я сказал ей, как она красива, и что любого времени с ней будет недостаточно, поэтому не способен охватить все, что она есть для меня. Она поворачивается ко мне, и тут же меня ослепляет вспышка. Лицо Фэб загорается, когда она смотрит на снимок в ее камере.
– Это фото достойно рамки, если позволите так выразиться.
– Не стесняйся, мам. – Затаив дыхание, смеется Эмма.
– Пожалуйста, можно мне копию?
– Конечно, Уильям. Хоть кто-то верит в мой шедевр.
– Придерживай свои розовые туфельки. – Люк забирает у нее камеру. Пока он отвлекается на просмотр снимков, Фэб молча прогоняет нас из дома.
– Боже, она помешана на фотографиях.
– Просто подожди до выпускного, Эмс.
– Уильям Джейкобс, ты приглашаешь меня на выпускной?
– Эмма Николс, я бы позвал тебя на луну, если бы это означало, что я могу быть с тобой.
– Для моих волос это было бы ужасно. Влажность – это проклятие. – Она ухмыляется мне, в глазах мерцает озорство.
– Итак?
– Что?
– Ты собираешься ответить мне?
– Я и не знала, что ты задавал мне вопрос.
– Пойдешь ли ты со мной на выпускной? – Ухмыляюсь над ее глупой игрой. Игра слов, семантика, ей просто нравится раздвигать границы.
– Я дам тебе знать. – дерзко бросает она через плечо, подходя к моему пикапу. Я брелком закрываю дверь и обхватываю ее сзади, обвивая пальцами ее талию, но не надавливаю. Она начинает извиваться.
– Не делай этого. Ты испортишь мою прическу и платье.
– Мне плевать. – Я надавливаю чуть-чуть сильнее, и она сгибается пополам.
– Скажи мне, что пойдешь со мной на выпускной. – Своим молчанием она добивается еще одного нажатия.
– Хорошо, хорошо. Пойду. Ты выиграл. Но я не согласна на свидание на луне. – Я целую ее шею сзади.
– Куда я пойду, туда и ты пойдешь. Волосы, влажность пусть идут к черту.
– Неандерталец.
– Зато твой.
– Весь мой. – Она разворачивается в моих объятиях и целует меня, но не дает мне углубить поцелуй. Я вдавливаю пальцы ровно настолько, чтобы привлечь ее внимание, но не вызвать истерику, которая у нее бывает из-за щекотки. Это привлекает ее внимание настолько, что она открывает свой чертовски дерзкий ротик. И, пользуясь моментом, я проскальзываю своим языком мимо ее губ, и она становится податливой в моих руках. Отрываю свои губы от ее ротика, стараясь не слишком увлечься. Разблокировав дверь, подсаживаю ее и жду, когда она пристегнется.
– Лиловый – не твой цвет, – усмехается она, вытирая мои губы.
– Любой цвет на тебе – это мой цвет.
– Самонадеянный.
– Красивая.
– Ладно, очаровашка, поехали. Эта фигня уже заходит далеко. – Смеясь над ней, я быстро обхожу спереди пикап и залезаю в него. Она тут же начинает возиться с радио, а я не против этого. У нас одинаковые вкусы, если не считать ее гнусавого кантри… это моя граница.
Поездка до школы была короткой, я остановился у спортзала, украшенного цветами нашей школы, плакатами, приветствующими нас, народ стоит снаружи, ожидая прибытия друзей. Завтра вечером игра, поэтому для всей футбольной команды комендантский час наступит в полночь, чему я очень благодарен. Иначе парни могли бы захотеть сходить куда-нибудь и нарваться на неприятности, а я просто хочу провести немного времени с Эммой. Ранее был проведен Совет Встречи выпускников, и я вздохнул с облегчением, когда был обыгран в конкурсе на звание Короля, потому что сегодняшним вечером я не собирался танцевать, позировать или уделять внимание кому-то, кроме нее.
Я тяну ее внутрь и прохожу через двери кафетерия, где в угоду теме псевдоромантики убраны столы. Девушки робко стоят со своими партнерами, те, кто пришел один, стоят в углу, озираясь по сторонам. В прошлом году Эммы не было, она и Холли были маленькими рыбками в большом пруду, предпочитая воротить нос и, как у них принято, есть нездоровую пищу и смотреть девчачье кино, но она весь вечер отправляла мне постоянные смс-комментарии. Эмма не признается, но мне кажется, ее отпугивал страх прийти одной, пока мы не были вместе; она не хотела видеть меня с кем-нибудь другим, а я не желал подвергнуть ее такому. Я в обязательном порядке появлялся, перекидывался парой слов, а затем ускользал до своего комендантского часа. Когда-нибудь я заставлю ее понять, что всегда был ее.
Уверен, моя команда прямо у двери, высмеивает тех, кто не подходит под их стандарты. Я ударяю по рукам некоторых из них, когда мы проходим мимо, и направляю ее к противоположной стороне, молясь, чтобы никто нас не остановил. Холли и ее спутник видят, как мы подходим, она и Эмс визжат от восторга. Естественно, это их большой дебют в мероприятиях старшей школы, и так как они на втором курсе, у них еще два года впереди для такого. (Система образования в США состоит из следующих уровней: около пяти лет дети идут в нулевой класс (Kindergartens), начальная школа (Elementary или Primary School) продолжается до 5 или 6 класса, после чего начинается средняя школа (Junior или Middle School), заканчивающаяся 8 классом. Старшая школа (High School) составляет четыре года обучения – от 9 до 12 класса. Т.е. Эмма в десятом классе). Холли недавно начала встречаться с парнем, не помню его имя, и он – выпускник. Она и Эм дружат с начальных классов, и по умолчанию, Холли для меня - словно младшая сестренка.
Ее парень протягивает руку, – Энди. - Я пожимаю ему руку, оценивая его.
– Уильям. – Киваю и чуть сильнее сжимаю его руку.
– Знаю. Вся школа знает. – Он не кажется впечатленным моим статусом, и этим он мне нравится. Он не отводит взгляд и не вздрагивает от моей хватки. Прошел испытание; если он собирается быть в жизни Холли, он будет присутствовать и в жизни Эммы. Я киваю в его сторону; он делает то же самое. Мужская версия признания.
Я наклоняюсь обнять Холли, и она шепчет, - Будь милым. – Отпускаю ее и подмигиваю. Энди и я погружаемся в обсуждение футбола, колледжа и повседневной ерунды, пока Эмс и Холли впитывают обстановку. Через все помещение слышны вопли и крики, но я игнорирую их. Понятно, откуда они раздаются. Если я могу притвориться, что их не существует, меня не втянут туда и не разрушат прекрасный вечер. Боковым зрением наблюдаю за Эмс и вижу, как она сфокусирована на зоне, которую я стараюсь избегать. Она закатывает глаза, и ее поза какая угодно, только не расслабленная. Я тянусь к ней, поглаживаю ее сзади по шее, притягиваю за плечи поближе к себе. Сдерживая свое дыхание, стараюсь передать ей немного спокойствия, я молю, чтобы она повторяла за мной.
Гаснет свет, и в центре внимания оказывается сцена. Я понимаю, что мы получили отсрочку. Объявляются Король и Королева, а после мы сможем улизнуть. Ученики проталкиваются вперед, надеясь стать частью действа. Я без проблем уступаю им, подталкивая нас к закоулкам. Коронация ведет к столпотворению, похоже никто не слышал объявления, которые весь день наполняли школу. Не удивительно, что глухота, которую я вижу, не совсем мне понятна. Эмма смеется над моим выражением лица.
– Они пропустили листовки по всей школе, транслировавшиеся объявления, и то, что сегодня каждый повторял имена победителей?
– Любой королевский двор нуждается в поклонниках.
– Это уже чересчур.
– Ничего подобного.
Весь шум затихает, и Король с Королевой идут на танцпол. Эмс и Холли говорят нам, что сходят в дамскую комнату, и мы с Энди идем в холл подождать их. Я напрягаюсь и хочу избежать суматохи, побыстрее увести ее и заточить нас в кокон до конца этого года. Печально, что я с большим нетерпением жду поступления в университет и того, что буду находиться в нескольких часах от нее, чем постоянных безжалостных игр старшей школы. Когда мы возвращаемся, на танцполе полно народу, и мне кажется, что это лучший момент, чтобы уйти.
– Мы можем уйти?
– Мы ведь еще не танцевали. – Ее надутые губки погубят меня.
Я вздыхаю и уступаю. В конце концов, это чертов танец. Она и Холли направляются к танцполу, а я слежу за тем, чтобы она была в поле моего зрения. Они прыгают и трясут своими попами под любую песню, которая звучит. Музыка замедляется, и она манит меня пальчиком, подзывая к себе. Смеюсь и иду к ней.
– Могу ли я потанцевать с тобой? – Она строит мне глазки, что явно перебор, но страсть в голосе перекрывает дешевый трюк.
– Сочту за честь. – Я преклоняюсь перед ней. Ее смех ударяет меня прямо в сердце, такое ощущение, что оно увеличивается до такой степени, что вот-вот лопнет. Я прижимаю ее к себе, не оставляя ни дюйма между нами, каждые частички наших тел соединились. Я наслаждаюсь, чувствуя ее; ее мягкая и нежная душа – парадокс при ее резком и яростном поведении. Она уникальна. – Что это за песня?
Она качает головой; ее бесит, что я не гуру музыки. – «Big & Rich» Lost in This Moment» - Она прикладывает голову к моему сердцу, глаза закрыты, безмятежность никогда не выглядела так соблазнительно. Слова этой песни точно передают то, как я вижу свое будущее. В каждом моменте своей жизни я представляю ее, мое будущее – не только мое.
Оно наше.
Общее.
Как только заканчивается танец, замечаю, как к нам направляется футбольная команда. Я напрягаюсь, и Эмс гладит мою спину.
– Это неизбежно. – В ее голосе слышен сарказм, и это словно прогулка по канату без страховки. Один неверный шаг - и все закончится. Футбол или Эмма… там нет места для выбора, я хочу и то, и другое.
– Ты слышал, Кью-Би? Скауты из Университета Джорджии и Университета Южной Джорджии здесь. Завтра они придут посмотреть на нас.
– Да? – От нервов у меня все внутри сжимается. Это именно то, чего я хочу.
– Большинство из нас могут получить место в команде Университета Южной Джорджии. Было бы здорово продолжать играть как команда. – В голосе Сета слышится намек на предупреждение.
– Ага, но Университет Джорджии – это предел мечтаний. – напоминаю ему. Кто бы не захотел играть за команду Юго-Восточной Конференции? Университет Южной Джорджии – тут не к чему придраться, но я знаю, что Эмма будет в Университете Джорджии.
– Ты скорее всего получишь стипендию меньшинств, да? – Комментарий Брайана вызывает у всех смех.
– Извини? – Взвинчивается Эмма.
– Ну, ты знаешь… он не американец… и его папы.
– Ты – недоумок. Он такой же американец, как ты и я. Родился в другой стране - ничего особенного. Иметь «пап» не делает тебя меньшинством. Просто повезло. – Она поворачивается ко мне.
– Я готова. – Ясно, что, если мы не уйдем, это принесет кучу неприятностей.
– Увидимся позже. – Я «даю пять» им и иду за ней к двери.
У машины она нападает на меня, - Увидимся позже? Ты это говоришь, когда они откровенно оскорбляют тебя? Ты невероятен.
– Любой отличающийся – это угроза для них, Эмс. Такие уж они.
– Если ты еще раз так скажешь, чтобы оправдать их поведение, я пну тебя по заднице. – Я пытаюсь скрыть свою ухмылку, так как этот образ смешон.
– Перестань, это не смешно. Что делает кого-то другим? У девушек, которых они имеют, точно не тот же цвет волос, что и у них. Их глаза тоже отличаются. Оу, и у них есть вагины. Вот это большая разница.
– Ты ведь знаешь, что они имеют в виду.
– Ты хоть понимаешь, как глупо это звучит? В чем состоит разница? У нас у всех кровь одного цвета, одеваемся мы примерно одинаково. Мы все люди. Цвет волос, религия, раса, пол, сексуальная ориентация… это все не означает, что мы разные.
– Ты не тому объясняешь.
– Неужели? Почему тебя это не трогает?
– Трогает. Просто мы делаем это по-разному. Ничего из того, что я скажу, не изменит ситуацию.
– Не для них, но для кого-нибудь – да. Для меня, например.
– Ты идешь на конфронтацию, очертя голову, готовая к бою. Я же избегаю ее. Это делает нас разными.
– Ты такой же недоумок. Наши характеры разные. МЫ-НЕТ. – Ее дыхание становится частым и тяжелым, словно стоккато (музыкальное или вокальное произведение исполняется коротко, отрывисто, четко отделяя один звук от другого), и я понимаю, что этот разговор нужно заканчивать.
– Это никуда нас не приведет. Поехали. – Я открываю для нее дверь.
– У тебя такое решение проблем для всего. Не касаться проблемы. Довольно скоро ты споткнешься обо все дерьмо, которое пытаешься замести под ковер, и когда ты упадешь лицом в грязь, кто, как ты думаешь, попытается поднять тебя? Они? Сомнительно. Я очень надеюсь, что ты не оттолкнешь всех, кто за тебя волнуется, пока не стало слишком поздно.
Ужас. Неподдельный страх замораживает меня. Из-за этого она собирается бросить меня? Если уж на то пошло, это не касается ее или меня. Это просто слова. Простые и обычные. У них столько власти, сколько мы им даем.
– Ты придаешь им слишком много власти.
– А ты себя не перетруждаешь. – Она подходит к двери, и я вынужден отскочить с дороги, чтобы она не прихлопнула мою голову. Я опять иду по тому канату, и он довольно ненадежный. Каждый шаг раскачивает нас все сильнее и сильнее.
Глава 9