Глава 16
Уильям
Это был полный шок, который, в свою очередь, привел к огромному срыву Эммы, когда мы вернулись домой и узнали, что бабушку перевезли в специализированное учреждение. Увидев ее, с криком выбегающую из дома, я пошел за ней. Бретт перегородил мне дорогу, когда мы оба заметили мчащегося за ней Люка и Фэб, наблюдающую за всем этим с текущими по лицу слезами.
– Дай ему попробовать, - убеждал меня Бретт. Это противоречило моему основному инстинкту – позволить кому-то другому утешить ее, но ее отец в этом нуждался. Джеймс перешел улицу, чтобы оказать моральную поддержку Фэб.
– Ты знал, что случилось?
– Да. – Мне хочется выйти из себя. – Это должно было произойти. Ей было небезопасно оставаться дома. Болезнь прогрессировала слишком быстро. – Я понимаю, что он прав, но также знаю, насколько это только что шокировало Эмму. Эгоистично думать так, но нагрузка на нее теперь уменьшится, и надеюсь, что она, бегая, не будет наказывать себя слишком сильно. Нужно добраться до причин ее постоянного бега. Я в хорошей форме, но в отпуске ее пробежки по берегу убивали меня. Я не мог угнаться за ней, и, в конце концов, ради меня она останавливалась, но выглядела при этом так, словно только разогревалась. За несколько недель, пока меня не было, она сильно потеряла в весе, не то, чтобы у нее было, что терять. Сейчас ее кости выпирают, живот впал, черты лица заострились. Она до сих пор самая красивая девушка, какую я когда-либо видел, но я собираюсь впихивать в нее мороженое пинтами.
Наблюдаю из окна и вижу Люка и Эмму, возвращающихся к подъездной дорожке. Джеймс идет домой. Внутри у меня идет борьба, мне хочется пойти туда и взять все в свои руки, но жду, чтобы послушать, что скажет Джеймс.
– Они просили тебя дать им часик. Люк ее успокоил, но ему хочется немного побыть с ней вдвоем. Она устроила истерику, но он стойко держался.
– Ладно. Как она?
– Разбита. Все они. – Я чувствую их боль, может, не совсем на том же уровне. Видеть, как увядала бабушка, было тяжело, но, если ей стало настолько хуже за шесть недель, очевидно, я бы не смог наблюдать за этим день за днем. Мы все беспокоимся, но семья Николс особенно. Весь их установленный порядок изменится. Дни, занятые уходом за бабушкой, теперь будут свободными. Коротких проблесков, которые были у женщины, обожаемой всеми, сейчас не бывает. И я, блядь, уезжаю через две недели.
– Не знаю, что делать.
– С ней все будет в порядке. Мы об этом позаботимся. Это я тебе обещаю. – Джеймс притягивает меня сбоку в объятие; его слова произнесены с намеком на клятву. Я верю, они будут делать для нее как лучше.
– Она бегает. Много. Приглядывайте за этим.
– Уже.
– Как так получилось, что мне никто не сказал?
– Ты не смог бы ничего сделать, и мы держали ее в поле зрения. Она не ускользнет незамеченной. Окажи ей любую поддержку, какую она примет, и знай, когда ты уедешь, этим займемся мы.
– Я люблю ее.
– Мы знаем. – Бретт подходит и встает с другой стороны от меня. – Мы тоже ее любим. Мы прикроем тебя. – Как и всегда. Чувство вины угрожает накрыть меня при прокручивании всех случаев, когда я их подвел.
– Спасибо.
– Для этого мы здесь. Что бы тебе ни понадобилось. – Я отступаю, чтобы пойти принять душ и прийти в себя. Нужно быть готовым, когда Эмма позовет меня. Мне не приходится долго ждать, ее рингтон раздается сквозь шум воды, льющейся вокруг меня.
– Привет, малышка. – Я стряхиваю воду с лица, стараясь оставить телефон сухим.
– Привет, – ее голос хриплый из-за всех слез, которые, я знаю, она пролила.
– Я нужен тебе? – Я тянусь за полотенцем, так как хочу сократить время, которое мне понадобится, чтобы прийти к ней.
– Да, но оставайся дома. Я собираюсь лечь спать.
– Эмс, я буду у тебя через пять минут.
– Нет. Мне нужно это преодолеть. Ты уедешь меньше, чем через две недели, мне нужно учиться быть самостоятельной. – Ее слова режут меня на части. Расстояние не отнимает мое обязательство, мою нужду заботиться о ней.
– Не важно, где я и что делаю. Если я тебе нужен, я буду рядом.
– Знаю, но сегодня ночью мне нужно только пространство.
– Позвони, если передумаешь. Я люблю тебя. – Мне хочется поспорить с ней, заставить ее позволить заглянуть к ней, но я знаю свою девушку. Она – ничто, если не упрямится. Она будет упорствовать, это приведет к ссоре, а с этим ей сейчас не стоит иметь дело. Меня убивает, что она пытается создать дистанцию, расстояние с нашей нуждой друг в друге. Не позволю, чтобы это произошло; прежде, чем уеду от нее, она узнает, что является для меня самым главным.
– И я люблю тебя. – Ее зевок обрывает последнее слово.
– Иди спать, малышка. – Она завершает вызов, а я остаюсь стоять в полотенце, с зарождающимся страхом, потому что понимаю, не попросив помощи ранее, я являюсь причиной отдаления, которое мы сейчас переживаем. Я вбил клин между нами. Я так долго был ее «палочкой-выручалочкой», ее опорой, ее спасением… а сейчас она собирается все это найти в себе. Будет ли она все так же нуждаться во мне? Мой страх быть брошенным еще одной женщиной, которая обещала меня любить, порождает во мне панику. Я не помню свою биологическую маму, поэтому сравнивать не имеет смысла, но не могу ничего поделать с охватывающим меня чувством. Стараюсь не испытывать недовольства, но так много неизвестного. Вопросы при отсутствии ответов, чувства при отсутствии решимости.
Я одеваюсь и плюхаюсь назад на кровать, погруженный в мысли, скрывающиеся в неизвестности, утопающий в страхе. Любой вариант развития событий, заканчивающийся потерей Эммы, вызывает ужас, с которым я не знаю как справиться; прогоняю эти мысли из головы, прячу их глубоко, и обещаю себе надрывать свой зад, чтобы заставить ее любить меня сильнее, нуждаться во мне, как я в ней, желать меня, как желаю ее я. Не может быть, чтобы наша история закончилась.
Я ужасно сплю, и как только светит солнце, тороплюсь одеться. Сбегая вниз, врезаюсь в Джеймса. – Куда так мчишься?
– Ты можешь сделать свою знаменитую «Мимозу» (Прим.: Мимоза - алкогольный коктейль, представляющий собой смесь шампанского и свежего апельсинового сока) для Фэб и Люка? Я сбегаю в пекарню и что-нибудь куплю.
– Завтрак через полчаса на другой стороне улицы?
– Ты знал. – Даю ему «пять», потому что тороплюсь вызвать улыбку на лице Эммы, и мне известно, что пончики с баварским кремом помогут добиться желаемого. Может быть, это временное решение, но я им воспользуюсь.
Захожу в пекарню, так как двери не заперты, очереди нет, и у меня есть выбор угощений, но чувствую, как за мной следят, чего я терпеть не могу. Поднимаю глаза и вижу пялящуюся Старую Леди Грисволд, ее осуждающий взгляд вызывает зуд на моей коже. Она владела этой пекарней все время, пока я здесь жил, ее характеру нужно впитать весь этот сахар. Ее лицо всегда выглядит так, словно она сосала лимон, у нее визгливый голос, и она носит эту чертову трость так, будто хочет использовать ее как оружие.
– Я не могу ждать весь день.
– Простите, - вздыхаю. Хоть раз мне бы хотелось не столкнуться в этом городе со взглядами. – Просто дайте мне по две штуки всего, кроме баварского крема. Их я возьму все.
– Ты берешь их для Эммы? – Ее тон недовольный, и я ощущаю, как она смотрит на меня свысока. Малышка из их общины не должна быть испачкана таким аутсайдером, как я; они делали все, чтобы их мысли были очевидны.
– Да, мадам.
– Я слышала про ее бабушке.
– Просто стараюсь подбодрить ее. – Я протягиваю ей свою карту, чтобы она могла пробить чек, а я смог отсюда уйти. Беру коробки и не прощаясь выхожу.
Решаю оставить свой пикап на улице и подождать Бретта и Джеймса, чтобы подойти к их подъездной дорожке единым фронтом. Джеймс не напрягается, чтобы постучать, и в своей навязчивой манере просто вламывается. Люк и Фэб пьют за столом кофе, и я ищу Эмс.
– Она спустится через секунду. Никто не смог бы проспать это стадо слонов. – Она пристально смотрит на Джеймса.
– Ради Бога, я тих, как мышка, легок, как перышко. – Несколько лет назад Фэб и Джеймс танцевали в Нью-Йоркской балетной труппе, и им нравится друг друга подкалывать. Эмма появляется со спутанными волосами, заспанными глазами и закутанная в одеяло.
– Что происходит?
– Группа приветствия, - поддразнивает Бретт, целуя ее в макушку. Она отступает, стремясь ко мне, и я знаю, что нацепил ухмылку, но, кажется, не могу стереть ее с моего лица.
– Утро. – Быстро целую ее в губы, чтобы Люк не чувствовал себя неловко. – Я попросил отца и папу сделать коктейли и сходил в пекарню купить вкусняшек. – Объясняю, почему каждый из нас здесь находится. В такие моменты, как этот, важно сплотиться и поддержать друг друга. Это может быть пончик или вино… и то и другое послужит цели.
– Спасибо. – Фэб роется в коробке, а я протягиваю Эмме ее собственную коробку. Полную пончиков.
Люк видит, как на лице Эммы расцветает улыбка, и встречается со мной глазами. В них отражаются так много эмоций, но главная – точно такая же, как и у меня. Мы сделаем что угодно ради этой улыбки.
– Присаживайся. – Люк смотрит на три кувшина, приготовленных Джеймсом. – Давайте уже начнем сходить с ума, - усмехается он, осушая бокал, а я помогаю Эмме с горячим шоколадом и зефиринками. Как бы она ни страдала, сегодня необходимо создать мгновение радости, которое мы все сможем пронести в ближайшие несколько дней.
***
Дни проходят слишком быстро. Ловлю себя на том, что стараюсь успеть как можно больше за столь короткое время. Мы навещаем бабушку в ее новой обстановке, и Эмма неохотно признает, что ей, кажется, лучше. На нее не оказывается никакого давления, она чувствует себя уютно, ускользая в свой мир фантазий. Я забираю Эмму на каток и прижимаю к себе поближе, мы с ней украдкой устраиваем пикники на пристани, я катаю ее на своем внедорожнике, и мы смотрим каждое девчачье кино, вышедшее в прокат.
Я краду поцелуи.
Я вымаливаю прикосновения.
Я наслаждаюсь ее ласками.
И я люблю ее.
Глава 17
Эмма
Без понятия, как я справилась со всеми этими переменами без нервного срыва. Школа, домашняя работа, предметы с углубленным изучением, бабушка, время для Холли…и эта чертова разлука с Уиллом. Три месяца порознь, только две встречи, и я готова к беспрерывной неделе в честь Дня Благодарения. Она начнется через несколько часов, и время тянулось в школе. Я смотрела его игры по каналу, посвященному выпускникам, к которому подключился мой папа, чтобы мы не могли их пропустить. Это превратилось в ритуал, по субботам в нашем доме собирались Бретт, Джеймс, мои родители и я, - все облаченные в форму наших Орлов, с запасами дерьмовой еды, крича и подбадривая. В этом сезоне они не попали в плей-офф, но Уилл заявил о себе. Смотреть на него по телевизору, отстраненного от безумия тысяч аплодирующих и горланящих фанатов, позволило мне сосредоточиться, изучить его. Его тело двигается так же, как у моей мамы, когда она танцует, плавно и четко. Как только он пятится назад, чтобы совершить бросок, я задерживаю дыхание, осознавая, что вижу его, занимающимся любимым делом, и это красивое зрелище. При каждой неудаче в его голосе слышится разочарование и решимость. Поражение команды не могло повергнуть их соперников, но в то же время оно подстегивало его работать усерднее, дольше изучать игры, быть лидером для остальной команды. Он получал должное, и, хотя я не упрекаю его, но чувствую, что мое место в его жизни оказывается на задворках. Конечно, он говорит правильные слова, выкраивает для меня время в своем изнурительном расписании, интересуется, чем я занимаюсь, но он стремится за своей мечтой, а мне остается только наблюдать с трибуны.
Первый раз, когда я поехала навестить его, был катастрофой. Наше время было таким замечательным, но при этом недолгим. В те выходные Уильям разрывался во все стороны; тренировка, физические упражнения, собрания, выступление и игра. За сорок восемь часов мы провели большую часть этого времени с сотнями других людей. Сон – единственное время, когда мы были вдвоем; и оно ускользало от нас все выходные. К тому моменту, когда в воскресенье я уезжала, он еле волочил ноги, и я была больше недовольна и расстроена, чем в пятницу, когда только приехала. Не из-за него, а из-за обстоятельств. Мы оба пришли к согласию, что мне не стоит приезжать к нему во время футбольного сезона. На следующей неделе в субботу он смог незаметно проскользнуть домой, и мы провели оставшуюся часть выходных в своем собственном мирке. Наша близость искрила, смех фонтанировал, и покой, который я искала, поглотил меня. Казалось, что Уильям нуждался в этом так же сильно, как и я, и в воскресенье днем уезжал парень, в которого я влюбилась…мужчина, в которого я продолжаю влюбляться. Он еще не определился с профилирующим предметом, сосредоточившись на общеобразовательных курсах, изучаемых в обязательном порядке. Некоторые из моих предметов с углубленной программой совпадают с его; из-за этого я тоскую по временам, когда мы вместе делали домашние задания.
Он не понимает, почему я мечтаю стать социальным работником, но увидев, сколько всего требуется для ухода за бабушкой, мне хочется сделать это же для другой семьи. Так же, как меня держали за руку, позволяли плакать на их плече, показывая нам, как понять и смириться с тем, что мы могли ожидать; мы были рады иметь возможности для всего этого, но многим семьям не так повезло.
Я прохожу через двери учреждения, где находится моя бабушка, и уточняю время. Три часа, и он будет дома. Получаю дополнительный заряд бодрости, как только регистрируюсь и встречаю Бетти, администратора дневной смены.
– Ты выглядишь счастливой, Эмма.
– Уильям сегодня приезжает домой, - небольшая комната моей бабушки заполнена фотографиями, и Уильям на некоторых из них. Мы смотрим на них, по крайней мере, один раз в неделю, позволяя ей пытаться вспомнить людей и места, или позволяя ей придумать любую историю, которая приходит ей в голову, пока она смотрит на снимки. В настоящее время её разум ослаб, но в то же время стал более ясный. Её всплески эмоций умеренны. Занятия и развивающие игры, проводимые здесь, пошли ей на пользу. Каждые несколько недель у неё наступает удачный день, и она может поддержать с нами разговор, словно ничего не изменилось. Понятно, что они мимолетны, и я научилась пользоваться ими, когда такие дни выдаются. Я бы солгала, если бы сказала, что мне не больно, когда в следующий раз она не имеет представления, что мы обсуждаем, большую часть времени признавая меня, но не узнавая. Иногда я – Фэб, иногда ее внучка, но она не может вспомнить мое имя, иногда я – Эмма, близкая подруга…не важно, кто я, я могла чувствовать любовь, которую она испытывает к каждой из этих личностей…для меня не имеет значения, кто я, по ее мнению. На данном пути — это истинное благословение. Любовь и все её грани, разные тропинки, которые она охватывает, и разные пути, в которых она проявляется.
Любовь – неизменна. В нашем путешествии она постоянна. Бабушка любит меня, а я люблю ее.
В моей жизни любовь по-настоящему черно-белая. Любовь не причиняет боль, обстоятельства ранят, решения жалят, но любовь исцеляет. Не важно от чего.
Я наблюдаю, как она играет в «Бинго» с несколькими другими пациентами, охраняя свои конфеты «JollyRancher», словно те - золото. Вот, ради чего они здесь играют, ради конфет. В любом виде. На любой вкус. Обожаемые всеми. Смеясь, я склоняюсь и целую её в щеку. Какое-то время она пристально смотрит на меня. Наконец хлопает в ладоши и обнимает меня.
– Это моя внучка, - сообщает она всем своим друзьям, сидящим за столом. Сегодня у меня нет имени, и меня это устраивает. Сегодня она еще знает, что любит меня, а я буду еще больше ценить любой день, когда она меня узнает.
– Да, это я, – с гордостью улыбаюсь. – Я – Эмма. – мисс Вилма, бабушкина напарница по прогулкам внимательно смотрит на меня несколько секунд. У неё озорные глаза, и никогда не знаешь, что она замышляет. Одна вещь, которая не меняется, это то, что у неё абсолютно нет границ, и она понятия не имеет о личном пространстве. Не успеешь осознать, а она уже прикасается к тебе, следуя за тобой и насмерть забалтывая. Иногда она ходит кругами, огибая здание, и каждый раз, когда она видит вас, это как будто первый раз. Будь то десятый круг или сотый, она счастлива видеть вас. Я терплю ее, стискивающую меня, задающую мне один и тот же вопрос в десятый раз. Я терплю все это, потому что это все, что у неё есть. Когда-то у неё была полноценная жизнь, но как буквы тускнеют на вывесках, так и её воспоминания потеряли яркость, её чувство реальности сломано. Это её действительность, и я принимаю то, что она выделила в ней место для меня. Бабушка шлепает её по руке, так как мисс Вилма пытается дотянуться до ее конфет.
– Бабушка, не дерись, – мне очевидно, что это было сделано не из жадности: она шлепала по моей руке слишком много раз, чтобы сосчитать, когда я дотягивалась и хватала то, что она резала или разделывала. Я видела, как она гонялась с деревянной ложкой за моим отцом за тот же самый проступок. Это просто её привычка, но надо пресекать такую её реакцию, так как другие к этому относятся неодобрительно, а она делает так совершенно неосознанно. Выговор за один шлепок может обернуться истерикой, и тогда её будет трудно контролировать.
– Скажи ей держать руки при себе, – подмигивает мне бабушка. Сегодня хороший день. Не каждый раунд приносит большой выигрыш, они чередуются, прибыльные и не очень, но выигрышных больше.
– Давай сядем здесь, – я веду ее к дивану. – Уильям сегодня приезжает домой. – На протяжении месяцев она не видела его, кроме как на фотографиях, и даже если завтра, когда он придет навестить её, она не вспомнит этот разговор, предупреждение может помочь. Встреча с ним может стать причиной вспышки, а если ей напомнить, то можно избежать бурной реакции.
– Уильям? – её лоб морщится, пока она старается вспомнить. Я не давлю на неё и не напоминаю. Это случится само по себе или не случится вообще. – Соседский мальчик? – он намного больше, но я соглашаюсь и с этим.
– Да, бабушка. Он был в университете и завтра хочет навестить тебя, – её руки касаются волос, взбивая их.
– Замечательно. Только сначала убедись, что я не в домашнем халате. – мне смешно, так как у них здесь строгий режим. В семь часов они одеваются, независимо от того, согласны ли они.
– Хорошо. Мы придем после завтрака. Может мне удастся незаметно пронести тебе рогалик. Я знаю, какие твои самые любимые. –я все же незаметно напоминаю, только не в совсем обычной форме.
– Да, ты знаешь. Можешь принести настоящий кофе? Местный не пригоден для питья.
– Ванильный латте?
– Нет, – она накрывает ладошкой мою щеку. – Кофе. Натуральный.
– Без проблем, – завтра может быть трудный день. А может быть и замечательный день. Каждый день отличается для нас, но особенно для неё. Я научилась принимать их как должное, дорожить хорошими. Играю несколько раундов в «Бинго», и когда бабушка и мисс Вилма встают, чтобы пойти на их прогулку, помогаю убрать со стола. Так забавно, когда они что-то решают, они тут же делают, и на этом все. Они поднимаются и уходят, даже не утруждают себя попрощаться. У них нет недостатка в обычной вежливости - это просто причуда их появившихся личностей. Я нахожу их, прощаюсь, и могу сказать, что бабушка угасает. Сейчас ближе к вечеру, то самое время, когда обычно так и происходит. Переутомление и недомогание – самые серьезные провокаторы для страдающих болезнью Альцгеймера и причины для жесткого режима. Скоро они будут ужинать и укладываться спать. Машу рукой мисс Бетти и жду сигнала, чтобы выйти. У меня достаточно времени, чтобы принять душ прежде, чем я опять буду в объятиях Уилла. Девять дней с ним. Двести шестнадцать часов. Этого времени недостаточно, но я буду дорожить каждым часом и протяну до Рождества, которое подарит три недели блаженства.
Залетаю в дом, после того, как наехала на газон и опрокинула мусорный бак. По счастливой случайности мои злоключения за рулем связаны только с неподвижными предметами. Я не придирчива; угол гаража, папина газонокосилка, почтовый ящик (несколько раз), мусорные баки, разбрызгиватели. Это – дар.
– Привет, - кричу я.
– Смотрю, ты приехала в своем стиле, - язвит мой папа, стоя у окна, выходящего на улицу.
– Если бы ты не был так ленив, ты бы поднял мусорный бак. Ты становишься малоподвижным в преклонном возрасте, - поддразниваю я.
Его глаза весело поблескивают.
– Боюсь, ты бы так или иначе, но нашла бы способ дать нам знать, что ты дома. Наверное, одиннадцатидолларовый мусорный бак оказался самым простым и экономичным вариантом. Теперь, когда ты дома, пойду оценю ущерб и выясню, можно ли их спасти.
Пристально смотрю на него. Людям не надо задумываться, в кого я такая саркастичная.
– Ты по-прежнему искушаешь меня посмотреть на это как на полосу препятствий, ведущую к дому.
– Удача была так близко, – подмигивает он мне.
– Может быть, ты хочешь поехать в магазин, где мусорные баки по доллару? – от его взгляда мне становится смешно. – Эй, я всего лишь пытаюсь помочь. Мне скоро в университет, и я стараюсь быть экономной.
– Или я мог бы оказать всем услугу и забрать у тебя ключи, – я сощуриваюсь из-за его пустой угрозы.
– Тогда пришлось бы обманным путем заставить маму разрешить мне взять твои ключи. Она немного занята и не может мотаться со мной туда-сюда по всему городу. – Я сделала его, это очевидно. Его маленькая красная спортивная машина – это его крошка.
– Ты бы не пошла на это! – его глаза расширены от страха, настоящего страха, так как он знает, я не блефую, а мама сделала бы именно так, чтобы облегчить себе жизнь.
– А ты проверь, старичок.
– Сдаюсь. Ты выиграла.
– Проси пощады,–протягиваю руку за его ключами.
– ПОЩАДИИИИ! – мне кажется, что его слышали даже в соседнем городе. Подхожу к нему, целую в щеку и иду в душ.
– Ученик превзошел учителя, - бросаю через плечо, одновременно захлопывая дверь в ванную. Я не могу расслышать его, слышно только бормотание. Скорее всего, он строит план, как установить сетчатку или сканнер отпечатков пальцев, чтобы завести его драгоценность. Улыбка не сходит с моего лица все время, пока я собираюсь. Надеваю шорты и худи, подхожу к окну, отсчитываю минуты, пока не замечаю знакомый пикап, останавливающийся через дорогу. Вылетаю за дверь, пересекаю улицу, и я в его объятиях, в то время как он даже не успел полностью открыть дверь.
– Привет, малышка, – его слова звучат рядом с моим ухом, так как его голова прижимается к изгибу моей шеи. Его губы слегка касаются моей кожи, и по всему моему телу проходит дрожь.
Я отступаю.
– Привет, Кью-Би. – подмигиваю ему, и он обратно притягивает меня к себе. Его губы встречаются с моими, дразня, язык пробегается между губ, чтобы я раскрыла их, и я уступаю. Моя мама воспитала не идиотку.
– Я скучал по тебе, - произносит он между покусываниями и легкими поцелуями.
– И я скучала, – он вылезает из пикапа, не позволяя мне спуститься, и хватает свою спортивную сумку. Я вишу на нем как паукообразная обезьянка, ни один из нас не спешит изменить позу. Бретт и Джеймс посмеиваются у двери и неуклюже обнимают его, стараясь не потревожить меня.
– Мой, - я шутливо рычу на них.
– Кто-то забыл покормить зверюшку в зоопарке, - добродушно заявляет Джеймс.
– Ха-ха, – я сердито смотрю на него.
- Ужин сегодня у нас, - обращает наше внимание Бретт. Мне нужно было все это открытое проявление чувств с дороги прежде, чем придет мой папа. Это до сих пор раздражает его, несмотря на то, что это Уилл. А я не могу даже представить, что встречаюсь с кем-то другим; папа, наверное, попал бы тогда в психушку. Уильям поднимается по лестнице так, словно мой дополнительный вес совсем никак не волнует его. Он не запыхался и не замедлил шаги. Он бросает свою сумку на пол, а меня – на кровать. Его тело следует за мной, и я чувствую каждый жесткий дюйм него, накрывающего меня.
– Привет… – последнее, что замечаю прежде, чем его рот пожирает мой, это его ямочка на щеке. Я могла бы привыкнуть к возвращениям домой.
***
Ужин проходит шумно. Наша суперзвезда дома, и все соперничают за право поговорить с ним. Не считая мою маму и меня. Поэтому только мужчины являются источником шума. Она дотягивается и берет меня за руку, подмигивает мне и кивает головой на происходящий на диване инструктаж. Бретт и мой папа не согласны с каждым утверждением Уилла и Джеймса…снова и снова.
– Эээ, вы еще не закончили с футболом? - Мне интересно.
Все четверо переводят свои взгляды на меня.
– Да, – мой папа хмурится.
– Значит все игры, раскритикованные вами, оспоренные передачи, и это все впустую? Все четыре пары глаз сужаются, рты приоткрываются. Хихиканье моей мамы – единственное, что слышится, кроме тяжелых вздохов и выдохов.
– Ладно …
– В следующем сезоне …
– Броски …
Все четыре голоса сливаются в один, и все говорят разное:
– Мне просто было интересно, – пожимаю плечами, возвращаясь к своему великолепно приготовленному стейку. Глаза широко открыты, брови нахмурены в явном неодобрении, они наконец-то все затихли. Мама чокается бокалом с вином с моим с лимонадом и усмехается над переизбытком тестостерона за столом.
Это почти сработало. Они возвращаются к спору, а я закатываю глаза.
– Как бабушка сегодня?
Мы стараемся навещать её по очереди, чтобы она не переутомлялась. Несколько дней мы ходим все вместе, и все хорошо, но многочисленные визиты за один день сбивают ее с толку.
– Хорошо. Я предупредила ее, что Уилл дома, но, кажется, она восприняла это как должное. Попросила принести ей утром кофе.
Мама, улыбаясь, качает головой.
– Мы собираемся съездить в воскресенье. Завтра, когда к ней поедете вы с Уиллом, при том, что он будет незнакомым лицом, не хочу заставлять её нервничать из-за такого количества народа. Бретт сказал, что на прошлой неделе, когда они приезжали, она флиртовала.
– С кем? – я в шоке. Для нее никогда никого не существовало, кроме дедули.
– С Джеймсом, – усмехается она. – Мисс Вилма ущипнула его за попу.
– Да ладно? Я бы заплатила, чтобы увидеть это.
– Бретт говорит, что Джеймс боится снова идти туда.
– Перестаньте говорить о нападении на меня, словно меня здесь нет. – Он недоволен.
Бретт улыбается и берет его за руку.
– Милый, легкий щипок за зад вряд ли можно считать нападением.
– У меня чувствительная кожа. Нежная, словно персик.
Мы все смеемся.
– Я обязательно передам мисс Вилме, что ты желаешь ей всего наилучшего. – поддразниваю его. – Или я объясню, что Уилл – твой сын, и возможно ты потеряешь её привязанность, – Уилл пялится на меня. У него нет опыта работы с рутиной и постояльцами, с которыми мы были знакомы.
– Что? – огромный Кью-Би дрожит от страха.
– Это не такое уж и великое событие. В одни дни — это как кормление в зоопарке, а в другие – они такие же безобидные, как спящие малыши, – подмигиваю ему. Нет, я не смотрю на них как на животных, но точно так же, как и в комнате для малышей, это может стать невыносимым, в зависимости от настроения. Если один из постояльцев капризничает или не в духе, возникает волновой эффект. Это как снежный ком, катящийся с горы, и в этом случае в одно мгновение может разразиться хаос. Я дала Уильяму потомиться в своих переживаниях на протяжении всего ужина; а на пристани позволила ему сорваться с крючка. – Такое доступно не для всех. Я понимаю, что у тебя в уме стоит эта картинка, но я просто дразнила тебя. Не пойми меня неправильно, это может быть полным сумасшествием. Они настолько заодно друг с другом, что, если у одного неудачный день, они вместе что-то вроде банды. Словно защищают друг друга, но не уверены, от чего именно. Большую часть времени они безвредны. Игры, занятия, телевидение. Я говорила бабушке, что ты приезжаешь, и у нее, кажется, есть воспоминания о тебе, но посмотрим.
– Похоже, тебе уже лучше со всей этой ситуацией.
– Время пришло. И я видела результаты. Перестала испытывать чувство вины и быть эгоисткой. Мне не хотелось, чтобы кто-то чужой заботился о ней лучше, чем я…это заставляло меня чувствовать, как будто я бросаю ее. Я хотела быть с ней все время, так или иначе у меня в голове засело, что, если я буду постоянно с ней, она будет помнить меня. – Изучаю его лицо, высматривая незаинтересованность. Я могу говорить и говорить о бабушке, ведь ее болезнь повлияла на меня больше, чем что-либо другое за мои семнадцать лет. – Это работает не так. Я поняла это в процессе наблюдения, посещая психолога и замечая результаты. У бабушки до сих пор случаются плохие дни, но они не настолько тяжелые, как раньше.
– Я рад. За нее. За тебя. За твоих маму и папу.
Наклоняюсь к нему.
– Стало легче. Я была до смерти напугана, когда ты уехал учиться. Все было настолько ново, и я не знала, будет ли адаптация такой простой, как она оказалась. Мне было известно, только что тебя нет рядом, чтобы поддержать меня, и я понятия не имела, как пройду через все это.
– Эмс, я говорил тебе, я бы всем пожертвовал ради этого. Ничего нет важнее тебя.
– Я бы не позволила тебе. Ты усердно работал, чтобы добиться этого. Ты заслужил это. И мне нужно было увидеть все своими глазами. Ты не можешь драться за меня в моих же битвах.
– Черт возьми, не могу. Но больше не скрывай такое от меня. Если тебе страшно, расскажи мне. Именно я должен облегчать такие сомнения. Если ты оттолкнешь меня, ничего не получится, и я не позволю этому произойти.
– Я никогда не откажусь от тебя. Я скучаю по тебе как сумасшедшая – иногда настолько сильно, что теряюсь. В конце концов, знаю, что так лучше всего. Мне было не понятно, где начинаюсь я и заканчиваешься ты. Ты не только любовь всей моей жизни, но и мой самый близкий друг. У нас всегда были отношения, со временем они изменились, но нам нужно иметь и что-то свое индивидуальное за пределами этих отношений. Это помогло справиться. – это безумно; он выглядит так, как будто я ему только что сказала, что он не был хорош в футболе. – Что не так?
– Звучит так, словно ты ведешь к разрыву. Отказываешься от того, кто мы есть.
– Вовсе нет. Если бы у тебя не было футбола, ты не был бы счастлив. Ты не смог бы давать то, что ты даешь сейчас нашим отношениям. Ты был бы угрюмым, несчастным. У тебя бы не было желания жить. Вот, о чем я говорю. Я изучаю то, что является важным для меня, рассматривая варианты для моего будущего, в котором я вижу тебя рядом. Я не хочу разрыва и не ощущаю его.
– Как и я, и не хочу расставаться. Без тебя, Эмс, не знаю, что бы я делал.
– Этот вариант даже не обсуждается. Тебе никогда не придется переживать из-за этого.
– Обещаешь?
– Ага.
– Никаких непредвиденных обстоятельств? По крайней мере, пока я не сделаю что-то глупое.
– Тебе известно мое отношение к этому слову. Глупость – это злой умысел. Неисправимое. Ты такого не сделаешь. Если ты облажаешься, ты исправишь это. Это то, что называется жизнью, малыш, не глупостью. У нас всех есть трудности роста.
– Говоря о трудностях роста, откуда на твоем бампере новая вмятина?
– Которая?
– Что ты имеешь в виду под «которая»?
– Хм, - задумываюсь. Понятия не имею. Выбирай. Это ответы, имеющиеся у меня, но, кажется, это не то, что он хочет услышать, судя по скептическому взгляду, который он бросил на меня.
– Во что ты врезалась, Эмс?
– Врезаться – немного резкое слово для обнимашек с моей машиной. Я изредка задеваю почтовый ящик. Иногда обнимаю угол гаража, он выглядит унылым и непримечательным. Я всего лишь пытаюсь придать ему признаки жизни. Забавная история вышла с мусорными баками. Это полоса препятствий, которую со мной оспаривал мой отец. Буквально днем обсуждали это с ним.
– Святое дерьмо. Ты угроза для всех, кто за рулем.
– Спокойно. Я не поражала движущуюся мишень…пока. Впрочем, продолжай оскорблять мое вождение, и как только ты бросишь мне вызов, я приму его.
– О Боже. Нет, малышка, нет. Мне всего лишь нужно, чтобы ты была осторожна.
– Не похоже, что мусорный бак собирается подпрыгнуть и надрать мне зад из-за агрессивного поведения на дороге. Сомневаюсь, что дверь в гараж вот-вот достанет пистолет, и могу гарантировать тебе, что у почтового ящика ничего для меня нет. Этот засранец оказывается лежачим от мимолетного объятия.
– Меня пугает, что по большей части ты говоришь серьезно.
– Я не езжу легкомысленно. И тебе известно, я не щедра на объятия. Их надо заслужить. Каждый объект, к которому я прикоснулась своей машиной, был тщательно продуман, и сейчас у нас прочные отношения.
Наблюдаю, как он запрокидывает голову назад, слышу смех, вырывающийся из его груди. Замечаю морщинки возле глаз; чувствую вибрации, исходящие от его тела. Самое главное, что я окутана его любовью. Его смехом. Его руками.
Наконец-то мы дома.
Глава 18
Уильям
С каждым разом уезжать от нее становилось все тяжелее и тяжелее. После пребывания дома, в этот раз в течение месяца, понадобились все силы, чтобы я смог выпустить ее из моих объятий. Весенние каникулы еще не скоро. Надеюсь, один из нас приедет на выходные, но с нашими графиками ситуация не выглядит обнадеживающе. У меня будут весенние сборы и тяжелая атлетика, учеба и промежуточные экзамены. У Эммы еще три предмета с углубленной программой, бабушка, экзамены и бег. До сих пор считаю, что она слишком худая. После нашего третьего разговора и ее угрозы о нанесении мне телесных повреждений я отступил. Я просто рад, что она бегает не так интенсивно, как летом.
Иду в свою комнату, минуя открытую дверь Сета.
– Эй, - зовет он. Я надеялся проскочить незамеченным. Наши отношения не такие напряженные, но это потому что мы далеко от нашего городка и их рычагов давления. Такое ощущение, что они никогда не покидают кампус, и это делает мои каникулы прямо-таки умопомрачительными. Я опять сблизился со своими родителями, Эмма не сидит у меня на хвосте из-за того, что держусь от них в стороне, и тупицы не выплескивают дерьмо, вынуждающее меня задумываться об убийстве. Практика подставлять другую щеку осталось в прошлом.
– Здорово, приятель. – Я по-прежнему приветлив.
– Ты только вернулся?
– Ага.
– Как жизнь в маленьком городке?
– Нормально. – В комнату входит Брайан.
– Виделся со своей девушкой? – Я тут же ощетиниваюсь; ему известно, эта тема под запретом.
Я игнорирую его. – Просто поддерживал разговор, - посмеивается он, кусок дерьма.
– Выбери другую тему. – Уверен, он понимает, что я серьезен. Он поднимает руки в знак капитуляции.
– В предвкушении потягать тяжести? – Киваю. Я скучаю по боли в мышцах, мне хочется оставить все мысли в комнате, выйти на поле и выложиться без остатка. В следующем году у нас отличные шансы, и это стимулирует меня, возбуждает меня.
– Увидимся. – Я иду в свою комнату ради тишины и спокойствия. Помимо работы в команде, мы держимся друг от друга подальше. Я со страхом ожидаю лета, когда мы будем в одном городе на протяжении нескольких недель. Не теряю надежды, что они останутся здесь, хотя и понимаю, что это вряд ли. В конце лета общежития для студентов закрываются на несколько недель, и у них не будет другого выхода, кроме как вести себя вызывающе, вернувшись домой.
***
Учеба напряженная. Я так и не приблизился к осознанию, чем, черт возьми, хочу заниматься, помимо футбола, предметы не сложные, но и к ним я не отношусь небрежно. Эмма занята, но мы не нарушаем наше обещание общаться ежедневно. Несколько раз за день мы переписываемся и тому подобное, а по вечерам болтаем по телефону или выходим на связь через FaceTime. Обычно я иду в столовую, беру еду и возвращаюсь в комнату, поэтому мы можем общаться с ней беспрерывно. Я не полный затворник, встречался с несколькими нормальными ребятами из команды. С теми, с кем до этого не общался, и дополнительные очки им за то, что они не вели себя, как расисты. Дружеские отношения немного поверхностные, но в целом они – хорошие парни. Блейк – единственный, кто неизменно зовет меня заглянуть в бар вместе с ним после того, как я снова и снова отказываюсь. Он – невозмутимый парень из Флориды.
– Джейкобс, ну что, идем вечером? - Я качаю головой в его сторону. Парень не теряет надежды.
– Нет, без меня. Повеселись.
– Пойдем. – Он заходит за мной в комнату.
– Будь как дома. – Я не скрываю своего сарказма. Я замечаю, что он смотрит на наше с Эммой фото.
– Твоя девушка?
– Ага, - никак не могу скрыть гордость, которую испытываю.
– Она – красотка. – Я смиряю его свирепым взглядом. – Эй, я не заинтересован. Просто констатирую факт.
– Держи его при себе, Сэмюэлс. – Блейк Сэмюэлс - хороший парень, пока не обсуждает, как выглядит моя девушка.
Он смеется над моим собственичеством. Эмма скрутила бы мои яйца в узел, если бы я провернул эту фигню с ней.
– Одна партия в бильярд. Я сделаю тебя легко и просто. – Блейк все еще умоляет меня пойти с ним.
Вздыхаю. – Только одна партия.
– Идет. – Я выхожу вслед за ним, и мы идем из кампуса в торговый центр по соседству. Никто из нас не пьет, я - несовершеннолетний, и мы оба тренируемся. Развалившись за столом в ожидании нашей очереди играть в бильярд, начинаем викторину «20 вопросов».
– Как дела, новичок?
– Нормально. Мне нравится играть, но скучаю по дому.
– Я рад, что ты с нами, но как ты оказался здесь, а не в более престижном университете?
– Долгая история. – Не хочу возвращаться к этому. Подцепляя картошку-фри и заталкивая ее в рот, надеюсь, что его устроит такой ответ.
– Я весь во внимании.
– Я подрался с некоторыми парнями из команды во время Чемпионата. Университет потерял ко мне интерес.
– Дерьмо, мужик. Это на тебя не похоже. Теперь ты контролируешь свой темперамент?
– Нееее, у меня нет проблем с самообладанием. Просто меня подтолкнули к тому инциденту.
– Выкладывай.
– Это не счастливый час. Ты хуже сплетницы.
Он не язвит в ответ, но смущает меня своим пристальным взглядом. Я даю знак официантке принести добавку и окидываю взглядом бильярдные столы, по сути избегая данного разговора столько, сколько смогу. Откидываюсь назад, беру себя в руки из-за решения, повлиявшего на всю мою жизнь. – Я из маленького городка в четырех часах езды на север. Недалеко от Атланты. Меня усыновили. – Смотрю на него. История в динамике.
– Черта с два, приятель, это не объясняет ту хрень.
– Чужаки легко не вписываются, с моим происхождением и моими родителями это было трудно. – Я не знаю, как смягчить историю. Мне не стыдно; но факт в том, что многие их осуждают. – Мои родители, мои папы – геи. Они усыновили меня из Гондураса, когда мне было почти три. Помимо моего происхождения, я не говорил по-английски и имел отцов-гомосексуалистов… это не предвещало ничего хорошего среди большинства детей моего возраста. Сет и Брайан возглавляли толпу линчевателей, а я старался этого избежать: не обращать внимания, все, что угодно, лишь бы уклониться. Они говорили всякие гадости; я не верил в них или не слушал. Мои родители, цвет моей кожи, моя принадлежность к меньшинству… этому не было конца. Моя девушка ненавидит это дерьмо и без конца давила на меня, если я не защищался. Ситуация достигла своего апогея, и я отделал Брайана.
– Да уж. Эти парни действительно мудаки. – Он ударяет кулаком о мой кулак, и, по всей видимости, про все это можно забыть. Поразительно. – Только один вопрос. – Так и знал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Киваю, показывая, что он может спрашивать. – Почему ты не защищал своих родителей и себя все те годы? Ты же не верил во всю ту чепуху, ведь так?
– Нет, не верил. Сначала я был тощим ребенком, не имеющим понятия о престижной семье, в которую меня засунули. Моя девушка живет через дорогу, и ее родители были кем-то вроде «золотой молодежи», пока росли. Она задиристая, поэтому я был занят тем, что защищал ее от них. И несколько раз получал по рогам. Как только стал старше и понял, о чем они говорят, я не отстаивал своих родителей, так как не считал, что они делают что-то неправильное. Мне никоим образом не причиняли вред. Боже, они сделали мне одолжение. Вытащив меня из поганой ситуации, обеспечивая всем, пока воспитывали меня. Они дали мне шанс.
– Это понятно. Но наступает момент, когда ты должен занять определенную позицию.
– Ага, но какой ценой? Они безжалостны. Не представляешь, насколько серьезно дерьмо, которое они совершают в том городке. У них нет правил, запрещающих причинять кому-то вред. Я защищаю своих родителей, сражаюсь за принципы, и это привлекает внимание. Внимание, которое им не по душе. Я делаю все, что должен, чтобы обеспечить безопасность тех, кого люблю. Выбивая из них дерьмо, я не заставлю их изменить свое мнение. Они верят в ту чушь, которую изрыгают. Довольно много людей смотрят на меня, словно у меня чума, поэтому лучше всего привлекать поменьше внимания.
Блейк потягивает свой напиток, глаза сужены. – Поэтому ты здесь? – Он формулирует это как вопрос, но больше, чем уверен, ему известен ответ.
– Ага. Поэтому я здесь. К тому же я буду гонять мяч. Все не так плохо. – Усмехаюсь. – Ну, а если серьезно. Они оставили меня в покое с тех пор, как я поступил сюда и, надеюсь, так будет продолжаться и дальше.
– Джейкобс, ты лучше меня. Понимаю твои мотивы, но не скажу, что смог бы поступить так же. Если тебе что-то понадобится, я на твоей стороне.
– Все в порядке. – Мы упустили шанс сыграть в бильярд, поэтому немного поболтали и вернулись в общежитие.
***
Наконец-то я еду домой. Из-за футбола и тренировок десять дней были урезаны до шести, Эмс расстроилась, но я заверил ее, что заглажу свою вину перед ней. Выпрашивая и умоляя, я получил разрешение увезти ее на две ночи. Возвращение обратно в Тайби-Айленд, в этот раз только вдвоем, это сюрприз для нее, потому что уверен, Люк пришел бы в бешенство и отказал бы мне. Дареному коню в зубы не смотрят, поэтому мне плевать, как, черт возьми, мои родители и Фэб это организовали. Конечно, Эмс через пару месяцев будет восемнадцать, но она еще в старшей школе.
Я пишу ей, что опаздываю, хотя на самом деле я в пяти минутах от ее дома. В ответ получаю смайлик с очень грустным лицом, но зато она будет достаточно отвлечена, и я смогу незаметно прокрасться и удивить ее. Я останавливаюсь за несколько домов и иду через двор, чтобы проскользнуть в заднюю дверь. Фэб и Люк, улыбаясь, сидят за столом. Ладно, Фэб улыбается, Люк пристально смотрит. Киваю ему головой и крадусь в гостиную, где, как мне известно, находится Эмма. Накрываю ее глаза руками, и она пронзительно кричит. Из-за нее я могу получить серьезное повреждение слуха, но это не важно. – Лжец, - разворачиваясь ко мне, она в то же самое время смеется.
– Иди собери сумку. – Целую ее.
– Что?
– Ты. Я. Тайби-Айленд. Две ночи. – Она заглядывает через мое плечо и прикрывает пальцами губы, заставляя меня замолчать.
– Папа сойдет с ума, если услышит это, - шепчет она. Я наклоняюсь ближе к ней.
– Твой папа это одобрил, - шепчу в ответ. Ее рот открывается, а глаза становятся размером с блюдца.
– Какого черта?
– Иди. Собери. Сумку.
Она отворачивается от меня и идет в свою комнату, а я возвращаюсь на кухню, чтобы предстать перед расстрелом. – Спасибо вам обоим.
– Если хоть один волосок упадет с ее головы, я убью тебя. Это разрушит крепкую многолетнюю дружбу между твоими родителями и нами, но я готов к этой жертве.
– Лукас Николс, - Фэб сильно шлепает его, - мы знаем, что ты позаботишься об Эмме. Мы доверяем тебе. – Ее слова предназначены больше для Люка, чем для меня, но не буду обострять ситуацию.
– Я понял, сэр. Надеюсь, вам известно, что вы не должны волноваться за нее, когда она со мной.
– Как ты думаешь, почему она едет? – Он – человек честный. Хороший, но Эмс – его ребенок. Понимаю, что он оказывает мне доверие, и, я надеюсь, что он знает, как я благодарен за это.
– Я готова. – Эмс, прощаясь, целует их и тянет меня, торопясь сбежать. – Святое дерьмо, я думала, что папа собирается убить тебя, - говорит она, захлопывая дверь пикапа.
– Он убьет, если найдет твои противозачаточные таблетки. Ты собиралась в спешке, уверена, что все взяла? – Она собралась за рекордное время. – Я еще не видел моих родителей. – Целую ее и завожу машину.
– Это может и подождать, пока мы не вернемся домой. Я испеку для них пирог или еще что-нибудь, но, боюсь, чем дольше мы остаемся здесь, тем больше шанс, что мой папа придет в себя и прогонит меня в башню, и больше меня не увидят.
– Мы не хотим этого, принцесса.
– Нет, не хотим.
– Врезалась во что-нибудь еще на своей машине? – шучу я.
– Грузовик твоего отца, мамин шезлонг, папин гольф-карт и универсал Мисс Грэхэм. – Мисс Грэхэм – директор нашей старшей школы.
– Я всего лишь шутил. Никогда не проси сесть за руль моего пикапа.
– Мне и не нужно. У меня есть свой.
– Не могу поверить, что твои родители до сих пор разрешают тебе водить.
– Они не разрешают, - смеется она. – В последнее время меня везде возит папа.
– Это, наверное, для него ад.
– Естественно. Я имею в виду поездки по магазинам, по крайней мере, четыре раза в неделю. Потом в магазине покупка тампонов, которые мне не нужны. Затем был вечер, когда он поудобнее устроился в кресле, а мне просто ужасно захотелось мороженого… из «Стабби». – Стабби – это лучшее чертово кафе-мороженое, и оно в трех городах отсюда.
– Ты жестокая.
– Спорим, через пару недель я верну свою машину.
– Да поможет нам всем Бог.
Время пролетело быстро. Сегодня днем нам пора возвращаться. Мы ловим рыбу с причала, наслаждаясь нашими последними часами наедине.
– Как школа?
– Хорошо. Еще один год и университет.
– До сих пор подумываешь о Джорджии?
Она пожимает плечами. – Ты не там, поэтому не вижу в этом смысла. – Мой пульс учащается. Она уклоняется, и это всегда плохой знак.
– Тогда куда?
– По моей специальности хорошие университеты есть в Вашингтоне, но мне не хочется быть так далеко от тебя или бабушки. – Черт. Даже не задумывался о такой возможности, когда подписывал контракт с Южной Джорджией.
– Поступай туда, куда хочешь, Эмс. Мы справимся, - я проглатываю свой страх. Знаю, мы выдержим, но это ужасно много миль. Черт, мы виделись три раза за почти целый год, и только четыре часа разделяют нас. У нас все получится; наше будущее высечено на камне. Как мы сможем это сделать, не самое главное, но я буду чувствовать себя беспомощным, если она будет нуждаться во мне, а я не смогу сесть в машину и примчаться к ней. Она сильная, у нее впереди яркая карьера. А я останусь снова отвергнутый. Метания туда-сюда в моей голове отдаются в сердце. Страх, гордость, разочарование – все эти чувства ведут войну внутри меня. Что я за мужчина, если не поддерживаю ее?
– Поговори со мной. Не ты ли мне говорил, что общение – это важно?
– Мне страшно. Не за нас, а за себя. Я не сомневаюсь в нас, малышка. Просто не могу представить себе, что будет невозможно к тебе приехать, если буду тебе нужен. Или если ты будешь нужна мне. Это слишком, Эмс. Не знал, что ты рассматривала другой университет.
– Я не рассматривала. Я подала заявления в несколько университетов, но именно этот на третьем месте по моей специальности. Там есть магистратура. Я еще не решила. Я остановлюсь на Джорджии, не знаю, почему я вообще заговорила об этом.
– Что ты собираешься делать? – Мне нужна от нее правда.
– Часть меня хочет поехать. Попробовать себя. Расправить крылья.
Я задыхаюсь. – А другая часть что говорит?
– Бабушка, - она смахивает слезы, раздражающие ее, - ты. Не хочу, чтобы я была там, а ты здесь.
– Ты что-то мне не договариваешь. – Ее слезы подсказывают мне, что у нее срыв.
– Не люблю думать об этом, но если бабушка не рядом, что меня держит?
Проклятье. – Что-то случилось?
– Ничего нового. Тело ее здорово, а ее разум – тот же самый. Никаких изменений. – За исключением нынешней ситуации. Три месяца назад Эмма могла справиться с взлетами и падениями. Сейчас же для нее все становится слишком, и ей хочется сбежать. Она сбегает – от жизни, от реальности, от принятия того, что она – всего лишь человек.
– Эмс, она бы хотела, чтобы ты жила своей жизнью. Если тебе хочется дистанцироваться от ситуации, вперед. Она будет не в обиде.
– Потому что она, черт возьми, даже не поймет этого, Уилл.
– Прямо сейчас нет. Но наступит день, и все будет прекрасно. Следуй за своим сердцем.
– Тогда, видимо, я должна согласиться на Южную Джорджию. – Она улыбается. Это не будет проблемой.
Шевелю бровями. – В следующем году у меня будет отдельная комната. – Дергаю ее за волосы.
– Не может быть. – Я дуюсь, и она прикусывает мою губу. Серьезный разговор подошел к концу, ей нужно с этим разобраться.
– Эмс, мы справимся. Как всегда. – Она притягивает меня ближе. Любит меня сильнее. Целует дольше.
Нам всего лишь надо потерпеть до лета. Свобода ждет нас. После футбола. Летней школы. Сборов. Бабушки. Жизни.
Глава 19
Эмма
Последний звонок перед летними каникулами для моих ушей стал музыкой. Проклятый звук мог поставить меня на колени. Этот пронзительный звон символизирует мою свободу на следующие двенадцать недель, если не считать восемь недель летней школы. Но там рабочая нагрузка гораздо меньше – всего четыре часа в день. Уильям будет дома уже на этой неделе; небольшая передышка перед сборами. В течение года наше время было ограничено, и по такому же сценарию пройдет лето. Это реально паршиво. Мне хочется пойти домой, завалиться в кровать и непрерывно проспать восемь часов. Холли и я летим в Нью-Йорк, чтобы она посетила несколько университетов. Моя мама добровольно вызвалась сопровождать нас, и мы остановимся в квартире, в которой она жила, пока танцевала с балетной труппой. Без понятия, почему она держала ее за собой все это время, но мой папа клянется, что это выгодное вложение.
– Естественно, папа. Это же твое маленькое любовное гнездышко, - поддразниваю я. Обычно они с мамой несколько раз за год срываются в Нью-Йорк, но здесь не были в течение нескольких лет.
– Детка, чтобы сбежать, я бы выбрал какой-угодно, но не этот чертов штат. - Он никогда особо не любил поездки. – Твоей маме нравится смотреть спектакли и ходить по магазинам, поэтому я ей потакаю.
– Она тебя натренировала.
– Этого и не потребовалось. Я сделаю все возможное, чтобы мои девочки оставались счастливыми.
– Могу я получить обратно свои ключи?
– Нет.
– Это делает меня несчастной.
– Хочешь пони?
– Люк, верни ей ее чертову машину. В любом случае, мне не нравились те гаражные двери. И Эмма дала хороший повод установить новые. Тебе бы следовало ее поблагодарить, а не наказывать, так как я смогла в этом признаться. Итак, все в выигрыше. – Папа уставился на маму так, словно у нее две головы вместо одной.
– Звездочка, не поощряй ее. Она вообще ни хрена не умеет водить.
– Эй, я все еще здесь. – Пока не пройду курсы, на которых настаивает мой папа, у меня нет ни одного чертового шанса получить свои ключи обратно. Еще один пункт в моем списке.
– Когда мы будем в Нью-Йорке, я куплю ей все, что она захочет.
– Это все-равно будет дешевле ее машины, которую придется ремонтировать еженедельно. – Качаю головой, давая маме знать, что в этом вопросе мы не выиграем. Нужно уступить в некоторых битвах, чтобы выиграть войну.
После того разговора мама, как сумасшедшая, копит деньги и строит планы. Она купила два дополнительных чемодана для всех тех покупок, которые запланированы. Папа только посмеивается и счастлив ее побаловать. Ее это раздражает, и он знает, что я ненавижу шопинг, поэтому не разорю его. Джеймс пытается напроситься с нами, но мама наотрез ему отказала. Она настаивает, что это поездка только для девочек. Я была абсолютно уверена, что наша поездка завершится в тот же день, когда Кью-Би приедет домой. Я намерена провести с ним каждую секунду. Наш рейс через пять часов, поэтому я спешу из школы в поджидающую меня папину машину.
– Моя детка – выпускница.
– Ага. Не забудь принести бабушке кофе, когда поедешь к ней завтра. Никаких ванильных добавок. Если сможешь, незаметно пронеси крендельки. Я постирала новую одежду, которую мы купили ей, так что просто убедись, что сиделка ее развесит. Она подписана. – Выпаливаю ему инструкции на одном дыхании.
– Эмма, я с этим разберусь. Мне известно, как ухаживать за своей мамой. – Понимаю, что он все сделает, но так я чувствую себя лучше, ведь мне будет не хватать ее четыре дня.
– Знаю. Просто не хочу, чтобы ты что-то забыл.
– Обещаю, что не забуду. И специально для тебя сделаю фото на память. Я в курсе, что тебе это нравится. Бабушка будет в порядке, обещаю. Я хочу, чтобы и ты кое-что мне пообещала.
– Я постараюсь и сдержу маму. – Он улыбается мне.
– Боюсь, это дохлый номер. Пообещай мне, что повеселишься. Езжай и веди себя, как семнадцатилетняя девушка. Делай покупки, посмотри университеты, позволь маме побаловать тебя и Холли.
– Обещаю. Но только ради них; я всего лишь наблюдатель. – Я не горю желанием учиться в Нью-Йорке.
– Спасибо.
– Скажешь мне это, когда получишь выписку по карте.
– Упс.
– Это будет сокрушительно. Я позволю тебе измерить мое счастье суммой, подлежащей к уплате.
– Как великодушно.
– Только в этот раз. Не привыкай, что я и дальше буду так равнодушна к твоим требованиям.
– Кто-то серьезно относился к своим подготовительным курсам.
Показываю ему язык и быстро выскакиваю из машины. Мне нужно закинуть свои туалетные принадлежности в чемодан и быть готовой, когда в комнату ворвется мама. С ней всегда так. Это ее типичное поведение в любой поездке. Возникающие в последнюю минуту дела, с которыми она должна разобраться, а затем по пути домой она вспомнит еще о десяти, что забыла сделать, это изматывает и гонит меня за дверь. Когда мы доберемся до места назначения, она вспомнит пятьдесят вещей, которые не упаковала.
Холли в дороге нервничает. Подумываю вставить ей кляп, чтобы она молчала. Мне хочется послушать музыку и немного вздремнуть. Но, если она будет вести себя как обычно, то мне не удастся ни то, ни другое. Я с тоской вздыхаю, смотря в свой плэй-лист. Под песни «Last Godnight» погружаюсь в свой счастливый уголок, но она только что просто разнесла мои планы в пух и прах. Поворачиваюсь к ней. – Холли, у тебя есть кнопка выключения?
Моя мама смеется, уставившись в свой айпад и целиком погруженная, я уверена, в книгу. – Эмма, ты же знаешь, я не люблю летать.
– Нет, я не знала. Никогда с тобой не летала и могу обещать, что больше не полечу.
– Звучит не очень вежливо. Предполагается, что ты моя лучшая подруга навечно.
– Я тут подумываю пересмотреть условия нашей дружбы.
– Ты пропадешь без меня.
– Я готова пойти на этот риск, если ты не заткнешься к чертовой матери.
– Эмма Николс, следи за своим языком. Будь любезна.
Мы с Холли взрываемся от смеха. Нашим подколкам нет конца, но я знаю, что мы не выдержим друг без друга. – О, дорогая мамочка, - напеваю я, - отвлекись от горячих байкеров и присоединяйся к нашей девчачьей болтовне.
Она прищуривается в мою сторону; выжидает несколько секунд, прежде чем оскорбиться и выключить айпад. – Холли, как Энди?
– Прекрасно. Он приезжает домой каждые вторые выходные. Да и я не сильно уступаю ему. – Холли и Энди – такая пара, какой должны были быть мы с Уиллом. Знаю, в моих мыслях мы сильные, мы справимся с расстоянием, но предполагалось, что у нас будут совместные выходные, как у них.
– Это так мило, дорогая. – Я стреляю в них обеих убийственными взглядами.
– Зависть тебе не к лицу, Эмма. – Холли щипает меня за руку.
– Ой. Почему ты рассматриваешь университеты на другом конце страны? У тебя идеальные отношения с парнем.
– Знаю, но мне только семнадцать. Я не планирую наперед всю свою жизнь. Сейчас я просто стараюсь сосредоточиться на ближайшем будущем. Я люблю Энди, но не уверена, что он - тот единственный. Мы не так похожи на вас с Уильямом, предназначенных друг другу с рождения… бла-бла-бла.
Она права. В нашем возрасте не так много пар, как мы с Уиллом. Назовите нас старомодными, но между нами всегда была связь, которую никто не нарушит. Мы неразрывны.
– Я согласна с тобой, Холли. У меня было то, что есть у Эммы, и на некоторое время я это потеряла, но, когда имеешь такую связь, время и расстояние не имеет значения. Я рада, что ты расправляешь крылья, но и совершенно нормально, если планы меняются. В молодости так всегда и бывает; ничто не вечно. Ты можешь начинать с чистого листа столько раз, сколько нужно. Следуй за своими мечтами и сердцем, и они никогда не направят по неправильному пути.
– Миссис Н., я люблю вас. Как бы мне хотелось, чтобы мои родители были такие же, как вы.
– Милая, они любят тебя и понимают больше, чем тебе кажется. Иногда тяжело представить себя в ситуации, с которой никогда не сталкивался. Нам кажется, что мы знаем, как отреагировали бы в том или ином случае, но, на самом деле, это всего лишь догадка. Тебе решать, что для тебя лучше. Не головой. И даже не сердцем. Необходимо совместить и то и другое, важно найти золотую середину.
– Мудрый совет, старушка.
– Старая моя задница. Я до сих пор могу отшлепать тебя, Эмма Николс. – Я запрокидываю голову назад и смеюсь. Она еще ни разу этого не делала… лишь много раз угрожала.
Полет проходит в молчании, я смогла периодически отключаться, и чувствую себя отдохнувшей и готовой поразить Нью-Йорк. Город, который не спит. Суета и шум без перерыва. Попрошайки, открытые парки, переполненные улицы и тротуары, но в то же время среди толпы ощущается простор. Я вполне могу представить, что Холли здесь будет счастлива, ей он идеально подходит. Здесь так сильно культура смешивается с деньгами. Мне это нравится, но большой город я не люблю. Я – девушка из маленького городка. Мне нравится чувствовать, что могу помочь людям, или, наоборот, попросить у них помощи, если я в ней нуждаюсь, а здесь этого не добьешься.
Мы делаем покупки, едим, смотрим представления, совершаем тур по бывшим маминым излюбленным местам. Я таращусь на ее квартиру и не могу представить ее здесь. Старый лофт Джеймса и Бретта – такой же, и можно сказать, что по возвращении они многое привнесли из их прежнего стиля в нынешний дом. Холли влюбилась в Колледж Вассара (Прим.: престижный частный гуманитарный колледж в г. Покипси, штат Нью-Йорк. Основан в 1861 г. как женский колледж бизнесменом М.Вассаром. Большинство учащихся составляют женщины, но с 1970 г. принимаются и мужчины. Входит в ассоциацию женских наиболее престижных колледжей «Семь сестер», по аналогии с мужскими колледжами Лиги Плюща, насчитывает около 2,4 тысяч студентов)… из всех университетов этот – единственный, к которому она склоняется. Не представляю, что она может остаться дома. Это ее мир, и она растворяется в нем. Мама упомянула, что, если бы не двухчасовая дорога, она бы предложила эту квартиру Холли, но для каждодневных поездок это очень далеко.
После туров по университетам и болтовни на протяжении всего дня Холли крепко заснула, поэтому сейчас остались только мы с мамой.
– Детка, ты до сих пор настроена на Университет Джорджии?
Пожимаю плечами, - Вроде того. Я думала о Вашингтоне. Вообще-то Сиэтле (Прим.: Имеется в виду Вашингтонский Университет - публичный исследовательский университет, основанный в Сиэтле, штат Вашингтон, в 1861 г. По числу студентов (более 45 тысяч) является крупнейшим на северо-западе США). Их магистратура по социальной работе занимает третье место по стране, но я понимаю, что не могу туда поступить.
– Почему?
– Из-за бабушки. И из-за Уильяма.
Мама опускает свой бокал. – Эмма, это не должно тебя останавливать. Они оба хотели бы, чтобы ты следовала за своими мечтами. Черт, если бы они могли, они бы последовали за тобой, как только ты ступила бы на этот путь. Это всего лишь несколько лет твоей жизни, поэтому не растрачивай их. Это время никогда не повторится вновь. Если тебе хочется поступить туда, то ты должна сделать именно это.
– Я не уверена на сто процентов. Я подумываю о двух годах в Джорджии, а затем о переводе в магистратуру. Мы точнее узнаем о бабушке, а Уильям закончит свою учебу.
– Не делай свой выбор, отталкиваясь от обстоятельств у других людей. – Я закатываю глаза. Понятно, это ее долг – поддерживать меня, подталкивать меня, оспаривать меня… но прямо сейчас мне хочется не этого. Я хочу, чтобы она сказала мне, что делать, но по большей части я хочу, чтобы она сказала, что Университет Джорджии – правильный выбор.
– Не могу. – Я лгу. Я сохраню для себя возможность выбора, но останусь близко к тем, кого люблю.
***
Поездка из аэропорта до дома длилась целую вечность. Еще более долгой она казалась из-за того, что Уильям приехал домой пятнадцать минут назад, и мой папа звонил не меньше десяти раз, раздраженный, что не смог забрать нас сам.
Время от времени моей маме нравится перечить ему, и поэтому она оставила машину на парковке. – Мам, долго еще ехать?
– Эмма, ты же знаешь дорогу. Если ты хочешь выйти и заявить людям, попавшим в аварию, что они причиняют тебе неудобства, уверена, они отъедут в сторону. Я имею в виду, о какой настолько незначительной автомобильной аварии, что понадобились несколько машин скорой помощи, чтобы помочь пострадавшим, может идти речь, когда тебе так нужно домой?
– Сарказм тебе не идет. – Я смотрю на нее прищуренными глазами.
– Как и тебе не к лицу раздражительность, моя дорогая. - Энди забрал Холли в аэропорту, они оказались в объятиях друг у друга сразу же, как только мы получили свой багаж. Счастливая сучка.
– Туше. – Что бы я ни сделала, это не заставит время бежать быстрее, а пробку рассосаться, поэтому включаю радио и пишу Уильяму о происходящем.
Я: Скорее всего мы будем через час. Пробка. Авария.
Уилл: Понял, малышка. Заскочу в душ и побуду немного с отцом и папашей. Я жду тебя.
Я: Я люблю тебя.
Уилл: И я люблю тебя.
– Какие предметы у тебя этим летом?
– Я взяла гуманитарные науки. Это академическая программа, поэтому приравнивается еще к одному зачету в университете.
– Ты волнуешься?
– Ага.
– Ты по-прежнему уверена на счет своей специализации?
– Да. Хотя, думаю, что хочу изучать международное усыновление. Я считала, что буду рада помогать семьям, как помогали нам, и может работать в госпитале, чтобы облегчить для них адаптационный период. Чем больше я обдумываю этот вариант, тем сильнее склоняюсь к тому, что лучше помогать кому-то начать новую жизнь, создать семью.
– Бретт и Джеймс могли бы обратиться к такому специалисту.
– У них не было такого человека? - Все, что я изучала, утверждало, что социальные работники – стандартный порядок при усыновлении, поэтому вполне можно представить, что они еще более необходимы в ситуациях, затрагивающих международные законы, языковые барьеры и т.д.
Я вижу, как мама смотрит в окно и поджимает губы. – Не знаю. Возможно.
– Мне казалось, ты должна была встречаться с ними. Домашнее обучение, собеседование, все это.
– Эмма, это было так давно. Я не помню. Я была так счастлива, что осуществляется мечта моих друзей, и у меня только-только появилась ты. – Ее голос становится громче, мама буквально бросается словами.
– Мам, все хорошо. Успокойся. – Она впивается зубами в губу, и раздается визгливый смех.
– Душа моя, можно подумать, ты уже работаешь. Тебе бы допрашивать людей.
– Я задала вопрос. Довольно простой. Это ты та, кто дергается.
– Я не дергаюсь. Мне просто не терпится попасть домой. – Я оставляю ее в покое. Мне также не терпится попасть домой. Такое ощущение, что прошло несколько часов, прежде чем мы подъехали к дому, и я сломя голову мчусь к парню, укравшему мое сердце. Он ждет меня, сидя на заднем бампере своего пикапа и с легкостью ловит, как только я на него наскакиваю.
– Привет, милая. Не беспокойся, я возьму твои сумки. Рад тебя видеть, - кричит мой папа через улицу. Я смеюсь, и Уилл прижимает меня еще сильнее.
– Скоро буду дома. Мама, наверное, научилась острить у тебя. В любом случае, ты все еще хозяин своих владений.
– Язва, - бросает он мне в ответ. – Уильям, верни ее домой в самое ближайшее время.
– Да, сэр.
– Ты пойдешь домой со мной. Я не дам тебе уйти, пока мне не придется.
– Не ты здесь главная. Как Нью-Йорк?
Уклончиво пожимаю плечами. Знаю, он захочет, чтобы я училась в том университете, какой выберу, и, если я расскажу ему про Вашингтонский Университет, он будет подталкивать меня туда. – Слишком большой для меня. – Это не ложь; Нью-Йорк – огромный, шумный город. Который не предлагает мне, в общем-то, ничего. С другой стороны, Сиэтл – город, в котором я бы хотела затеряться. Оба города с огромным населением, но один привлекает к себе внимание, а другой – нет. В Нью-Йорке я бы потеряла себя, так как последовала бы туда не за своей мечтой, а за своей лучшей подругой. В Сиэтл же я последую за своей мечтой, но не за своим сердцем.
– Моя провинциальная девушка.
– Ну и что. Видимо, Университет Джорджии подходит мне больше. – И он настолько далеко, насколько я только могу отважиться уехать от семьи и от него.
– У меня пять дней до сборов.
– Что ж, у нас есть пять дней для того, чтобы заново изучить друг друга.
– Звучит многообещающе.
– О, так и будет.
Так оно и было.
Пять дней блаженства.
Пять дней обещаний шепотом.
Пять дней разделенных мгновений.
Пять дней, чтобы пережить следующие пять недель, но этого было далеко недостаточно.
Глава 20
Уильям
Лагерь и тренировки были зверскими. Пять дней я провел со своей девушкой и пять недель - без нее. Что еще хуже, всю дорогу домой в зеркале заднего вида маячат Брайан и Сет, поэтому мое желание, чтобы они остались в университете, тает прямо у меня на глазах. Прошлым вечером я звонил Эмс и сказал ей, что со мной домой на пару недель приедет Блейк, я не смог понять ее реакцию, но он обещал отвлекать отряд мудаков.
– Перестань пялиться. Они никуда не денутся.
– Без понятия, почему я решил, что они сделают мою жизнь легче.
– Я разберусь с этим. Вечером они берут меня на вечеринку, я буду отвлекать их, пока не уговорю вернуться в кампус. Просто сосредоточься, Кью-Би.
Не знаю, возможно, из-за того, что я не сталкивался с насмешками целый год, или дело в том, что мы не были в городе, где находятся провоцирующие факторы, но сейчас на меня накатывают воспоминания и доводят до бешенства.
– Я пытаюсь. Я знаю свою девушку, и, если они будут вести себя, как идиоты, которыми и являются, она не останется в стороне.
– Предоставь это мне. Доверься мне, я прикрою тебя. – Я киваю и сосредотачиваюсь на шоссе и милях, отделяющих меня от второй половинки моего сердца. И прежде чем я осознаю, мы добираемся до моей улицы. Я заезжаю на свою подъездную дорожку, в то время как Сет и Брайан, сигналя, проносятся мимо на большой скорости. – Боже, ну и придурки. Не представляю, как ты справлялся с этим дерьмом, пока рос.
– Моей лучшей тактикой было уклонение, но им не нравилось, когда на них не обращали внимания. У меня все было спланировано, но я это запорол.
– По крайней мере, ты завалил его задницу. Хотел бы я увидеть повтор.
– Твое желание может исполниться, если они не оставят Эмму в покое.
– Неа, до этого не дойдет. – Я веду его вверх по лестнице к передней двери. Эмма еще не вылетела из своего дома, и меня это беспокоит. Уверен, она думает, что Блейк будет мешаться у нас под ногами, но он здесь, чтобы нам помочь. Я представляю Блейка родителям и оставляю их познакомиться поближе, пока сам трусцой бегу через дорогу.
Дверь открывает Люк. – Она вернется чуть позже. У бабушки сегодня хороший день, и ей не хотелось уходить. – Я киваю. Я рад, что у нее есть такие моменты, но солгу, если скажу, что не разочарован тем, что она не в моих объятиях.
– Это здорово, мистер Н. Я буду дома. Передайте ей.
– Как сборы?
– Жестко. Активно. Плодотворно.
– Нутром чую, это твой год.
– Надеюсь, что так. Нам нужны победы. – Я поднимаю руку в знак прощания и направляюсь обратно домой. Блейк, развалившись, сидит на полу в гостиной, уминая за обе щеки знаменитую сальсу моего отца, примостив ее себе на живот и держа в руке чипсы.
– Это дерьмо – самая крутая вещь, - выдает он с набитым ртом.
Я смеюсь и жду, когда он получит подзатыльник за свое сквернословие. Даже намека на это нет, и я смотрю на ухмыляющихся бездельников, понимая, что им все равно. – Ага, я рос, поедая его.
– Счастливый засранец. – Я улыбаюсь и качаю головой. Мои родители просто расслабленно сидят, упиваясь происходящим и сияя от гордости. На полпути я останавливаюсь, и меня озаряет. Я лишил их этого – товарищеских отношений с моими друзьями, так как на самом деле их у меня и не было. Эмма была моим спасательным якорем, а Брайан и Сет исказили мое представление о дружбе. Я – трус. Я никого не приглашал, полагая, что они будут чувствовать то же самое, что и те мудаки, мне никогда не хотелось, чтобы мои родители услышали оскорбительные высказывания. Черт, мне почти двадцать один год, и это первый раз, когда кто-то, кроме Эмс, был здесь. Дерьмо… ну я и бестолочь.
Я плюхаюсь в глубокое кресло и наблюдаю за их общением. Шутки, исходящие от Блейка в большинстве своем грубые, смех, улыбки и веселье – все это происходит в моем доме. Блейк знал, что у меня два отца, и принял это как должное. Это ни капли не изменило его отношение. Он заверил меня, что большинство людей думают, как он, но у меня есть сомнения. Я никогда не сталкивался с таким отношением, а имел дело только с прямо противоположным. Он непринужденно держится с ними и рассказывает им, как мы отрабатывали новые схемы и нарезали круги в лагере.
– Готов к сезону? – спрашивает меня Бретт.
– Ага. Жду не дождусь. У нас есть шанс попасть в плей-офф.
– Замечательно.
– Вы все должны посетить несколько игр, если сможете. – Так много времени прошло с тех пор, как я их приглашал. Я скрывал огромную часть моей жизни безо всякой на то причины. Я не верил сказанным мне оскорблениям и шуточкам, я знал, что мои родители любят друг друга, и когда любви так много, это не может быть неправильным. Но, хотя не верил им, я не был уверен, что и другие не верят. Легче было спрятать голову в песок. Борьба против ветра не была укоренена во мне, с малых лет меня учили плыть по течению, делать что угодно, чтобы оставаться в тени. Уверен, это шло с самых ранних лет, растраченных на убеждение, что меня не отправят назад. Бретт и Джеймс усыновили меня, привезли меня в свой дом и включили в свою жизнь… я не хотел подвести их, наоборот, мне хотелось, чтобы они мною гордились. Не хотелось создавать проблемы. Не хотелось, чтобы они пожалели, что выбрали меня.
Джеймс сначала открывает свой рот, потом закрывает его. Бретт пялится на меня так, будто не понимает язык, на котором я говорю.
– Это было бы грандиозно. После игры я позволю вам всем купить нам обед и принести мне немного этой сальсы.
Джеймс стреляет в него ухмылкой. – Как любезно с твоей стороны. – Его взгляд переносится на меня. – Ты хочешь, чтобы мы посетили твою игру?
Я подавляю стыд. – Да. Мне бы хотелось, чтобы вы приехали.
– Договорились. – Бретт пытается скрыть свое возбуждение, но неудачно. Его колени дергаются, улыбка увеличивается, глаза горят предвкушением.
– Я дам вам расписание игр.
– Не нужно. – Джеймс вскакивает и направляется на кухню. Он возвращается, неся расписание. – Я распечатал его на прошлой неделе, как только оно было опубликовано. Не представляешь, как здорово, что в этот раз у нас будет возможность сидеть на правильной стороне.
– Ты о чем?
- Сын, мы посещали твои игры с тех пор, как ты начал играть. Ты никогда не догадывался, а нам известно, как ты ценишь независимость, но мы не пропускали домашние игры с твоего первого года обучения. Становилось неудобно сидеть в секции соперников со всей нашей экипировкой. Мы были легкой мишенью.
Я ошеломлен. – Как я это упустил?
– Люк был на нескольких. Он не говорил Эмме. – Я в жутком восторге и смущен. Я довел их до того, что они скрывались.
Блейк подскакивает. – За мной через час заедут. Не возражаете, если я приму душ?
– Неа, иди за мной, я покажу тебе, где все находится. – Показываю ему расположение и спускаюсь вниз дожидаться, когда Эмма доберется до дома.
– Куда он собирается? – Интересуется Бретт.
– Куда-то с Брайаном и Сетом. – Замечаю, как Джеймс закатывает глаза, а Бретт морщит нос, словно в нашем доме только что выпустил свою струю скунс.
Это странно. Они не выступили ни за, ни против щегольского дуэта, но похоже, что им на тех плевать. – Ты больше не думал о специализации? – Джеймс не перестанет нудеть, если речь идет о моем будущем.
– Нет. – Хотелось бы иметь ответ. Я знаю, что хочу играть в профессиональной лиге. Я знаю, что достаточно хорош.
– Помимо НФЛ, не знаю, чем бы хотел заниматься.
– Ты должен определиться со специализацией, Уильям.
Я закатываю глаза. – Знаю. Подумываю о журналистике.
– Отлично. У тебя должен быть запасной план.
– Я достаточно хорош для НФЛ, – обороняюсь я.
– Мы знаем, сын. – Бретт накрывает ладонью мое плечо. – Боже упаси, чтобы что-нибудь случилось… какая-то травма. У тебя должна быть карьера, на которую можно опереться… подумай об Эмме и как ты планируешь заботиться о ней.
Дерьмо. – Ты прав. Прости, я немного защищаюсь, просто ничего не волнует меня так, как футбол. Я просто хочу играть.
– А мы просто хотим, чтобы ты занимался тем, что тебе нравится, но будь умнее.
– Понял. – Наш разговор прекращается, когда дверь открывается и захлопывается. Замечаю вспышку желтого за секунду до того, как Эмма оказывается в моих объятиях, ее нос утыкается мне в шею, руки сжимают меня, а ноги обхватывают мои бедра.
– Черт возьми, если здесь так принято приветствовать, то я следующий в очереди, - шутит Блейк, заходя в кухню.
Палец Эмс поднимается в однопальцевом приветствии, мои отцы смеются, а Блейк щекочет ее, вынуждая извиваться в моих руках. – Руки прочь от моей девушки, - предупреждаю я.
– Я бы хотела, по крайней мере, познакомиться с парнем, который лапает меня. Ты, наверное, Блейк. – Эмма позволяет ногам упасть и соскальзывает вниз.
Он подхватывает ее и подкидывает в воздух. – Ты миниатюрная. И, да, я – Блейк. А ты, должно быть, Эмс.
– Эмма. – Она отступает из его захвата. – Эмс ни для кого, только для него.
– Он жадный, да? – Добродушный характер Блейка располагает к нему каждого, кого он встречает.
– А как же иначе, когда у тебя есть самое лучшее, делаешь все, что только можешь, чтобы сохранить это. Нужно стараться изо всех сил. – Она подмигивает мне и берет Блейка под руку. – Итак, расскажи мне, на что способен мой Кью-Би в университете.
– О нет. – Блейк отступает назад от нее. – Ты не заставишь выдать все мои секреты. Я тебе не шпион.
– У меня есть отличный рецепт торта-мороженого. – Она хлопает перед ним ресницами.
– Круче, чем сальса Джеймса?
– На сто процентов. – Блейк обхватывает своей рукой плечо Эммы и ведет ее в гостиную. Я не переживаю, я не делаю ничего, кроме как тренируюсь, играю, ем, занимаюсь, хожу на пары и сплю. Слышится ее смех, и ничего не могу поделать с улыбкой, растягивающей мои щеки. Моя девушка и мой друг поладили.
Их шутливую беседу прерывает гудок. – Кто это?
– Блейк застрял с Брайаном и Сетом. – Я обвиваю руками ее талию.
– А я только решила, что ты мне понравился.
– Ты полюбишь меня этим летом, когда я буду держать тех шакалов подальше от вашей жизни. Я – отвлекающий фактор. Ты должна бы меня поблагодарить за то, что я позволяю Кью-Би себя эксплуатировать.
– Ты только что заслужил яблочный пирог наряду с тортом-мороженым.
– Да, черт возьми. – Он дает ей «пять» и бежит из дома.
– Он хорош, – улыбается она мне.
– Он такой. – Я целую ее дерзкий ротик. Снова и снова. Деликатное покашливание вынуждает прервать поцелуй. Вздыхаю, прислоняя свой лоб к ее. Это тот момент жизни, которой я хочу запомнить. Чувство внутри меня. Улыбки, красующиеся на лицах всех, кого люблю. Дружелюбие, которое только что познал. Я буду опираться на силу этого мгновения в моменты своей слабости.
***
– Вау, Блейк сдержал свое обещание. Мы вообще не видели команду зла. – Улыбка озаряет ее лицо, ее кожа загорелая от многодневной неги под солнцем. Я забирал ее после уроков и оккупировал ее дни, ее вечера, и несколько ночей нам даже удавалось проскользнуть к друг дружке. Ненавижу, что Эмс приходится обманывать своих родителей, и мне кажется, что ее мама знает, но Люк бы взбесился. Каким-то образом мы справлялись, а завтра я опять должен буду с ней попрощаться.
Сегодня бабушка была занята, поэтому наш визит к ней был коротким, и, насколько мне известно, после она продолжила кушать у себя. Так проходило это лето; были и хорошие дни и плохие. До того, как бабушка оказалась в центре для страдающих нарушением памяти, плохих дней было больше, с системой, которой они придерживаются, упражнениями, помогающими ее мозгу, она, по всей видимости, пребывает на грани того, чтобы уступить своей болезни, но борется с ней. Это очень тонкая грань, но программа, в которой она участвует, похоже, работает.
– Он оказал нам огромную услугу. С нашим ограниченным временем, не хотелось бы тратить его впустую. – Этим летом я понял, что такое дружба и как мне повезло, что Блейк рискнул сблизиться со мной. Он был моим спасителем.
– Может, я приеду на одну или две игры с твоими родителями. Они были так взволнованы, разрабатывая свои стратегии. Дорожное приключение, закуски и выпивка перед стадионом, и они могут получить соответствующие футболки, демонстрирующие, что они знают Кью-Би. – Изображая эту картину, она не может сдержать свой смех. Я присоединяюсь к ней, так как считаю, что они вполне на это способны. За прошедшие недели их гордость за меня, которую я сдерживал и вынуждал их скрывать, вышла наружу в полном объеме. Не думаю, что у них есть одежда без эмблемы моего университета, украшавшего ее. Это перебор, но так они возмещают то, чего я их лишил.
– Тебе я дам футболку, сшитую на заказ. – Она поднимает брови. – На ней можно написать «Собственность Уильяма Джейкобса».
– Мечтай-мечтай, Кью-Би. – И она опять растворяется во мне. Мне не нужно мечтать, когда прямо передо мной реальность. Я пробегаюсь вверх и вниз вдоль ее тела, сохраняя в памяти ощущение ее. Благодаря этим воспоминаниям я справлюсь с долгой разлукой, с вопросами, до сих пор мучавшими мой разум, с сомнениями, которые я отодвигаю, напоминающими о том, что мне нечего предложить такой девушке, как Эмма Николс. Я напоминаю себе, что она выбрала меня. Из всех людей она выбрала меня. Как и мои родители. Я стараюсь вспомнить день, когда увидел их в приюте. Стараюсь вспомнить, что меня отличало от других, почему они потянулись ко мне. Но у меня не получается воскресить тот день. Не получается вспомнить, что я вообще их видел, когда мы были выстроены в шеренгу; обычно они выстраивали нас в ряд от самого младшего к старшему, когда приезжали потенциальные родители. Наши лица были вытерты вонючей тряпкой, одной на нас всех, и мы были выставлены напоказ, словно на скотобойне, и поставщики выбирали лучший кусок мяса. Мне жалко, что я не смог вспомнить момент встречи с ними, единственная вещь, которую я помню – одиночество. Это скорее ощущение, а не четкий образ. Изоляция, в которой мы находились, постоянный голод и жажда уюта. Мне было все равно, были ли у меня чистая одежда или место для сна; мне просто хотелось почувствовать объятие или доброе слово. Иногда, когда мы видели семьи в деревне, я замечал мать, склоненную над детской поцарапанной коленкой, или отца, обнадеживающе поглаживающего по голове… я шел в кровать, гадая, каково это.
Хотя, когда у меня это появилось, я все отбросил. Не сразу, только когда дела пошли тяжко. Когда в моей голове поселились суждения других людей. Слова, которые я слышал, были негативными, но я не проецировал их на Джеймса и Бретта, только на себя. Все, что говорили те ребята, я воспринимал как мои ошибки, мои недостатки, мое чувство собственного достоинства таяло день за днем. Моя собственная мать отказалась от меня, отец неизвестен, безымянный ребенок… а затем, однажды двое удивительных мужчин захотели подарить мне любовь. И они преуспели. Вот на чем я решил сосредоточиться.
– Где ты витал? – Эмма сжимает мою руку.
– Просто думал обо всем растраченном впустую времени. О том, что я позволил мыслям других создать раскол между мной и теми, кого люблю.
– Малыш, ты преодолел эту пропасть. Ты понял, что правда перед тобой.
– Ага, преодолел. – Впервые на моей памяти я горжусь собой не из-за футбола.
Я держу ее, пока не село солнце, и пробираюсь в ее спальню и обнимаю ее, пока солнце не взошло. Целуя ее губы, щеки, глаза, нос, скулы, я шепчу о том, что она значит для меня, как сильно я люблю ее, и в очередной раз прощаюсь с ней.
Глава 21
Эмма
Я вынуждена пропустить его первую игру плей-офф, чтобы просмотреть квартиры в Атенсе. Я получила письмо о зачислении, но еще не приняла решения, в каком университете буду учиться. Очевидно, что я сделаю все, чтобы мы оставались в одном штате. Я могу проучиться там два года, подождать, когда закончит свою учебу Уилл, и мы сможем вместе определиться с планами на будущее, и что они повлекут за собой. В этом сезоне он много и упорно работает, для второкурсника его статистика невероятна, лидерские навыки бесспорны, и я не могла бы гордиться им еще сильнее. Ненавижу, что я не там и не болею за него, но вопрос с квартирой нужно решить, прежде чем у меня не останется вариантов. В конечном итоге, это в наших же интересах. У нас есть место для уединения, когда он приезжает ко мне и наоборот. На прошлой неделе он получил квартиру, подарок от моих родителей на его двадцатиоднолетие. Они заявили, что бабушка и так собиралась это сделать, но обстоятельства изменились; его же родители сказали, что оплатят второй год… итак, у каждого из нас будет свое собственное пространство, и совместные выходные будут нашим убежищем.
– Мне не нравится система безопасности в этом здании. – Я уже пожалела, что взяла с нами папу.
– Не думаю, что в какой-то из квартир, которые я заприметила посмотреть, есть такая услуга, как вооруженный телохранитель. – Это третье здание, где мы не прошли дальше лобби.
– Люк, сначала хотя бы взгляни на квартиру, – упрекает его моя мама. – Он просто будет скучать по тебе, - шепчет она мне. Представляю, каким бы он был, если бы я выбрала Вашингтонский университет.
– Ладно, пойдемте посмотрим. – Уверена, он обнаружит крохотный недостаток в этой квартире, и она превратится в зараженную плесенью, кишащую термитами, с нарушением пожарной безопасности. Я прям жду этого.
Вынуждена согласиться, эта квартира - не то, чего я хочу. Здесь две спальни, которые мне не нужны, и они закрыты. Мне хочется открытую планировку. – Эмма, твоя мебель для спальни здесь не поместится. – Я киваю, соглашаясь.
– Идем смотреть следующую, - выкрикиваю я, зарабатывая тем самым от папы удовлетворенный взгляд. Мое требование: чтобы квартира была в пределах разумного расстояния от университета. Так как я первокурсница, нам не разрешено проехать по кампусу; вообще для меня имеет смысл жить в общежитии… никто от этого не в восторге.
Следующий комплекс, который мы посещаем, представляет собой квартиры поновее, кирпичное здание, и, что больше всего радует моего папу, на входе есть система безопасности. Арендная плата выше, чем мне бы хотелось, чтобы покрыла моя бабушка, но родители заверяют меня, что все в порядке. Я делаю выбор в пользу одной спальни с закрытым кабинетом. Подписываю договор аренды, папа выписывает чек, и я официально сама по себе. Буду через пять месяцев. Как утверждает мама, это требует похода по магазинам за новой мебелью, гарнитуром для рабочего места, посудой, полотенцами… достаточно, чтобы разместить небольшую страну.
– Мне кажется, у нас есть все, что нам нужно, – мой тон умоляющий.
– Не знаю, Эмма. Мы могли бы приобрести несколько поваренных книг, и тебе нужно определиться с оформлением ванной и кухни. – Я прямо-таки вижу, как в ее голове крутятся шестеренки.
– Звездочка, дай ребенку передохнуть. – Он целует ее висок. Нет. Хватит ходить вокруг да около.
– Главное, для чего нужна ванна, - помыть задницу. Кухня - для того, чтобы наполнить живот. С меня хватит. Меня тошнит. Объявляю забастовку. Достаточно покупок. – Они уставились на меня, словно я нуждаюсь в смирительной рубашке, но я больше не вынесу. Психиатрическая больница стала бы прекрасной передышкой от всего этого.
– Может тебе и восемнадцать, но не произноси «задница» на публике. – Из всей моей тирады эта женщина услышала только это слово. Наверное, я теряю хватку.
– Тебе известно, что она ничего не слышит, когда прямо перед ней маячат магазины, где можно скупить все. Фэб, у нас куча времени. Может, ты сможешь купить все необходимое и удивить Эмму. – Кажется, это поднимает настроение саллиголику(им. в виду главный покупатель в магазине «SallyMACK», который представляет собой демонстрационный зал, где можно найти предметы с изюминкой для своего дома), и я вздыхаю с облегчением. В войне «Шопоголики – против нас» выиграно маленькое сражение.
– Хорошо, пойдемте перекусим. Я измотана. – У нас с папой похожие неверящие взгляды… она измотана? Думаю, все те люди из отдела продаж, общавшиеся с ней, теперь нуждаются в рецептурных препаратах и недельном отпуске. Понятия не имею, как будет обставлена моя квартира, какая будет цветовая гамма, черт, в данный момент я не помню, где буду жить.
– Шоколад? – ною я.
– После овощей, - огрызается в ответ мама со злой усмешкой.
– Мне не нужны никакие поваренные книги. Я буду жить без сладкого, и ты мне не запретишь, – я топаю ногой.
– Сначала мороженое? – Папа качает головой на нас. Единственная вещь, которую он не мог контролировать, это наше пагубное пристрастие начинать с десерта. Девиз моей мамы – наслаждаться тем, что делает тебя счастливой, иначе можно упустить время. Она знает об этом не понаслышке.
– Конечно. – Я беру ее под руку, и мы фланируем перед папой, который все еще пялится и переживает этот поворот событий.
***