Unknown

– И мне бы хотелось, чтобы вы рассказали некоторым другим сотрудникам, научили их тому, что только что объяснили мне.

– Дайте знать, когда и кому.

В этом особенность любви.

Она не черная и не белая.

Она не безответная или какая-то иная.

Она гибкая, не давящая.

Она прощающая и забывающая.

Она ваша и ее надо беречь.

Я слышала, как многие люди говорят: «Если мой избранник мне изменит, я уйду». Легче сказать, чем сделать, потому что, если вы не в такой ситуации, вы не знаете, как бы поступили. Доверие может быть разрушено, но не любовь. Ее нельзя отключить. Доверие – часть любви, но можно любить и без доверия. Доверие нужно заслужить, а любовь просто дарится.

Глава 42

Уильям

Месяцы академических и физических занятий подходят к концу. Сегодня я выпускаюсь из полицейской академии. Моя работа далека от завершения; следующий этап – обучение на месте. В академии наше обучение проходило в контролируемых условиях. У нас не было возможности увидеть все своими глазами. Решения под влиянием момента, этические вопросы, сценарии из реальной жизни – все это было инсценировано, поэтому всем нам необходимо поучиться в непосредственных условиях.

Я не знаю, где мне хочется обустроиться, какую специализацию хочу выбрать, или хочу ли я быть патрульным. Следующие месяцы в «полевых условиях» будут для меня решающими. В нашем небольшом городе совершается не так уж много преступлений, и нас отправили в другие подразделения, департаменты и участки; туда, где нужны свободные руки.

Блейк сидит с моей семьей, включая Люка и Фэб. После их возвращения от Эммы они были словно потерянные. Я не спрашивал, где она, но Джеймс обмолвился, что она устроилась на работу в другом штате, а им хотелось, чтобы она вернулась домой. Не виню их; я хочу ее возвращения точно так же. Хочу показать, как усердно работал, чего добился, как далеко продвинулся.

Все это я делал для себя, но еще и ради нее. Я был парнем, с которым она собиралась провести свою жизнь, и я хотел дать ей все возможное. Чтобы она мною гордилась. Чтобы она улыбалась. Чтобы она стала моей. И я не должен был терять ее, чтобы достичь того, чего достиг; мне было это известно с самого нашего детства.

– Поздравляю, брат. – Блейк обнимает меня. – Мне тебя не хватает.

Он выпустился несколько месяцев назад и устроился на работу в Афинах (штат Джорджия). Между нами всего час езды, но ни один из нас не совершал поездок. Он чувствовал, что мне нужно было все уладить, а я знал, что он приедет, когда я буду готов. – Я скучал по тебе. Пришло время покончить со своим изгнанием.

– Да, черт побери! – Он вскидывает кулак вверх, и Элиза хихикает. Я замечаю, как его глаза внимательно изучают ее, и я бью его по руке.

– Нет. – Одно слово. Четкое. По существу. С его стороны будет умно прислушаться к моему предупреждению, у меня есть пистолет.

– Это нелегко. – Он продолжает пялиться на нее, и мне это не нравится. Мне плевать, что он – мой друг и нормальный парень. Она – моя сестра, и я наверстываю упущенное время. В прошлом месяце я возил ее в «Шесть флагов»; она никогда не была в парке аттракционов. Будучи взрослой, она все еще как ребенок.

После ланча мы с Блейком идем в бар, чтобы поболтать. – Ненавижу затрагивать больную тему, но что там с тем случаем?

Почти поднеся пиво ко рту, я замираю. – Дерьмо. Все полетело к чертям. Прокурор заявил, что единственный свидетель не вызывает доверия. Джеймса из-за того, что он – мой родитель, хотя он и был жертвой. Эмма была за пределами штата, и расходы, чтобы привезти ее домой, не были тем, за что государство готово было платить. Ему предъявили мелкое правонарушение и отпустили, так как он уже отсидел положенный за это срок.

– Вот дерьмо. Черт, просто не могу в это поверить. Ты сталкивался с ним?

– Не, в последний раз, когда я надрал ему зад, он решил держаться в тени. У меня больше нет той свободы, поэтому надеюсь, что он переехал.

– А Сет?

– Нет, после первого заседания суда он исчез из вида.

– Ладно. Не тот исход, на который надеялись, но по факту они всегда приносят одни неприятности.

– Было трудно принять это, но мы пережили все, как семья.

– Эмма?

– Без понятия.

– Ты не спрашивал?

– Не могу. Два года, брат. Два года она держится подальше. Это о многом мне говорит.

– Ты все еще не двигаешься дальше?

– Как мне двигаться от нее дальше? От девушки, с которой было суждено быть, от девушки, которой все отдал?

– Значит, нет.

– Нет. Но все тяжелее и тяжелее держаться за призрак.

– Тем или иным путем все наладится. Ты встретишь кого-нибудь, или она вытащит свою голову из задницы и вернется домой.

– Или я так и буду несчастным без нее, а она проведет свою жизнь с кем-то другим.

– Не могу представить такого, но сомневаюсь, что все закончилось. Я ни хрена не разбираюсь в таких делах.

– Я – член того же клуба.

– Это отстой.

Мы чокаемся с ним пивом. – Так оно и есть. Абсолютно точно.

***

Видеть улицы, переполненные наркотиками, детей, не понимающих, что подсели на них, пока не становится слишком поздно, разрушенные семьи, разграбленные дома, проституток в поисках очередной дозы, отвратительно. Прискорбно. Дилеры мерзкие. Зависимость разрушающая. Моя специализация определена – это наркотики.

В таком маленьком городе и прилегающих к нему районах шокирует количество продаваемого мета. Некоторые кварталы напоминают истерзанную войной страну. Отцы, глубоко увязшие за короткий период. Дети, ищущие освобождения. Женщины, нуждающиеся в снятии напряжения. Зависимость становится сильнее; люди становятся слабее. Цикл, который не будет нарушен до тех пор, пока не будет уничтожен источник, и именно это я и намерен сделать.

Вешаю свой значок на брюки, засовываю пистолет в кобуру, хватаю свой жилет; смотрюсь в зеркало … на сто процентов горд тем, кто я есть. Потребовалось много времени, трудностей, препятствий, баррикад; это было достигнуто с большим трудом. И я буду напрягаться каждый день, если итогом будет мужчина, уставившийся на меня. Уильям Джейкобс, сын, брат, офицер полиции в отделе по наркотикам.

Уильям Джейкобс, который по-прежнему любит Эмму Николс.

***

Я только что высадил Элизу возле аэропорта, и не успеваю добраться до офиса. Она полетела домой, чтобы навестить свою маму и принять некоторые решения. Я бы предложил проспонсировать ее, если бы она захотела остаться подольше, стать гражданкой Америки. Чем ближе мы становились, тем яснее я понимал, что это не ее дом. Мили между нами не разрушат того, что мы построили, и я буду в порядке независимо от того, какое решение она примет.

– Джейкобс, - зовет мой сержант.

– Сэр. – Жду, что мне сделают выговор.

– В кабинет. Нужна кое-какая информация. – Я поворачиваюсь и следую за ним в кабинет. – Что тебе известно об этих подозреваемых?

Я пялюсь на снимки, приколотые к стене. Мое прошлое сталкивается с настоящим. И угрожает моему будущему, так как у меня текут слюнки по этому делу. Я готов отдать свое левое яичко, чтобы уничтожить этих самодовольных ублюдков. – Брайан и Сет Гэри.

– Мне известны их имена. Мне нужна информация о них.

– Самодовольные. Непредсказуемые. Неуравновешенные. Не слишком умные. Все, что их заботит, это мгновенное удовлетворение. Не видел и не слышал их год или более. Расисты. Фанатики. Всегда вместе. Где один, рядом и другой.

– Что-нибудь ещё? Предпочтительное оружие?

– Их рты и кулаки. Металлическая труба. Когда мы общались, они не носили оружие. Они опасны. Им нечего терять. Они потеряли всё пару лет назад.

– Ты помог с этим?

– Я участвовал в этом. - Встречаю его пристальный взгляд.

– Ясно. Ты нам нужен. Ты не главный, но в этом деле ты с нами.

– Есть, сэр. - Киваю и иду к своему столу, борясь со своими чувствами. Не думал, что они когда-нибудь опустятся так низко; они увязли и в этот раз не смогут избежать наказания. Они считали, что знают, что значит всё потерять; они ничего не знали. У них никогда не было Эммы Николс. Вот, что значит всё потерять.

Глава 43

Эмма

Я вздыхаю, снимая очки. Прошло три чертовых года, и меня вызывают домой. Она прислала мне программу всех запланированных мероприятий. Вечеринка по поводу помолвки, вручение подарков невесте перед свадьбой, девичник и сама свадьба.

Набираю номер. – Холс, какого чёрта? Я не могу посетить все эти мероприятия.

Она смеётся. - Ты уверяла, что прилетишь первым же рейсом. Собирай вещи.

– Я не печатаю деньги. Ты хоть представляешь, сколько это будет стоить? Можешь выбрать два из них, и я буду там.

– Не-а. Прежде чем отправить программу тебе, я поговорила с Мистером Толстосумом. Он заверил меня, что оплатит расходы на поездку.

– Конечно, он оплатит, - вздыхаю я.

– Он бы предложил оплатить и свадьбу, если бы я смогла включить в нее больше встреч. – Не сомневаюсь. Год отговорок, год увиливаний … через шесть недель этому будет положен конец. Чтоб. Меня.

– Твоя взяла, Холс. Я там буду.

– Тебе же лучше сдержать слово. – Я завершаю звонок и тру свои уставшие глаза. Контактные линзы вызывают раздражение, поэтому я вернулась обратно к очкам. Я не носила их с десяти лет. Ему они нравились. Я думала, он смоет мои линзы в унитаз, когда я перешла на них.

Мне следовало спросить, есть ли вероятность, что я встречусь с ним. Естественно, есть, это же чертовски маленький город. Который я раньше любила. И единственный, куда я боюсь вернуться.

Отправляю e-mail мистеру Лудзу с просьбой об отпуске. Я поеду на выходные, поэтому смогу свести к минимуму использование своих отпускных дней. Выуживая рейсы, я использую папину кредитную карту. Не стоит начинать, если не собираешься идти до конца. Печально, что он заплатил бы в миллион раз больше, чтобы я просто вернулась домой.

Но у меня шести недель, чтобы подготовиться. У меня есть всего четыре дня.

– Эмма, ты должна вернуться домой. - Голос папы стихает в конце. Он мягкий, успокаивающий, пугающий.

– Я и собираюсь. Из-за Холли.

– Нет, детка, сегодня. Сейчас. Кое-что случилось. - Я со страхом, разливающимся внутри, слушаю его слова, информацию о рейсе, билет который он купил. Я пропустила так много времени. У меня не будет возможности попрощаться. Моё тело дрожит, и я иду к своему начальнику. Такое ощущение, что время остановилось, мой пульс замедляется почти до полного прекращения сердцебиения. Объясняю ему самое необходимое, из-за образующегося кома в горле мне трудно говорить. Я не слышу его ответ; все звуки становятся приглушенными, но назойливыми.

Мой полёт, кажется, длится вечность. Я не покидала своего места, уставившись на подголовник перед собой. Я сказала папе, что вызову такси. Он не хотел покидать больницу. Колеблюсь, прежде чем открыть двери. Ощущение дежавю закрадывается внутрь меня, другие обстоятельства, другие пациенты ... то же место, тот же страх.

На цыпочках иду по коридору. Если они не знают, что я здесь, мне не нужно будет слушать последние известия. Не нужно будет столкнуться с крушением на моих глазах. Я вижу Бретта, держащего Джеймса, маму, утешающую их обоих, эту потерю невозможно будет пережить. Мой папа стоит в углу комнаты, у него рассеянный взгляд, а руки сжаты в кулаки.

Бегу к нему. Я в недоумении, как себя вести, не зная обстоятельств, но кроме себя самой винить некого.

Я стою в папиных объятиях, и моя рука автоматически тянется к цепочке. Накручиваю ее вокруг пальца, отпускаю, снова кручу. Это моё утешение. Он подарил мне цепочку на шестнадцатилетие ... пытаясь подкупить меня, чтобы я отменила свое первое свидание с Уильямом Джейкобсом. С мальчиком, которому принадлежало моё сердце ... с мальчиком, который его разбил.

Меня не было дома три года, и в этом я виню его. До сегодняшнего дня я никогда не колебалась с обвинением. В данный момент это неважно. Я сказала ему «прощай» в этой же больничной комнате ожидания, находясь в объятиях своего папы. По иронии судьбы, мало что изменилось в нынешнем сценарии, по сравнению с прошлым. В очередной раз одна жизнь висит на волоске. Мальчик, которому я отдала всё, не был тем, от которого я сбежала. В тот день он разрушил мою веру в него.

Он был холоден.

Он был бесчувственен.

Он превратился в незнакомца прямо у меня на глазах.

Сегодня, не знаю, пришло ли время или раны исцелились. Или страх... Но всё видится иначе.

– Папочка ... - Я смотрю вверх в его покрасневшие глаза, наполненные невыплаканными слезами.

– Я знаю, принцесса. Что бы ни случилось, мы пройдем через это. Вместе. - Его губы прижаты к моей макушке, и я вдыхаю его запах, умоляя об утешении, которое он всегда мне приносил.

– Мне следовало быть здесь. Я не должна была убегать.

– Эмма, мы все делаем то, что нам необходимо. Никто не винит тебя.

– Я виню. Кажется, что эти три года прошли впустую. Я могла бы здесь, создавая воспоминания. Я могла быть рядом с тобой и мамой. Бреттом и Джеймсом ... Я отказываюсь признавать, что Уильям тоже присутствует в данной мысли.

– Ты не можешь предотвратить происходящее. Ничего, что ты могла бы сделать, не изменило бы этого. - Бросаю взгляд на Джеймса, его голова опущена вниз, слезы беспрепятственно текут по щекам. Я не так уж уверена, что папины слова оправдывают меня. Я верю, что тот день, три года назад, привел к сегодняшним событиям. Я дистанцировалась, устроила жизнь, которая не позволяла моему прошлому вторгаться в неё; я построила крепость вокруг вновь возведенный реальности. Жизнь дома пошла под откос.

Прежде чем я смогла подойти и утешить Джеймса, появляется доктор, и всё наше внимание переключается на него ... затаив дыхание, ожидаем услышать новости.

Жизнь или смерть.

«Прощай» или «привет».

Прощение или вина.

Я никогда не прощу его или себя ... если это конец.

Три года впустую.

Три года вдалеке от своей семьи.

Три года ненависти.

Три года сводятся к этому мгновению.

– Семья Джейкобс? - Доктор смотрит на всех нас; в данный момент мы все - семья.

– Пуля задела артерию, и нам пришлось его оперировать. Мы не смогли обнаружить выходное отверстие, но смогли вытащить пулю. Его переведут в палату в отделении интенсивной терапии. Мы оптимистично настроены, но опасность еще не миновала. Во время операции его тело впало в шоковое состояние, и нам пришлось дважды его реанимировать. Мы будем знать больше, если он придёт в себя.

– «Когда», - настаиваю я.

– Простите? - его голос звучит заинтересованно.

– Вы сказали «если» он придёт в себя, что значит, вы имели в виду «когда» он придёт в себя. - Он смотрит на меня какое-то время.

– Да, конечно. - Он уходит, а я вцепилась в папину руку.

– Что, черт возьми, произошло? - В него стреляли. Как такое могло случиться?

– Уильям несколько месяцев работал в отделе по борьбе с наркотиками, - объясняет Бретт. Офицер полиции? Мой Уилл.

– Я запуталась.

– У тебя будет время всё узнать. А сейчас мы сосредоточены на нём. – Я киваю. Моя голова идет кругом, сердце бешено стучит, ноги словно желе. Я падаю в кресло, стараясь перевести дыхание.

Глава 44

Уильям

Покалывание простреливает мою руку, пальцы окутаны теплом, выжженным в моей памяти. Я моргаю и первое, что вижу, это васильковые глаза в обрамлении очков. Те же глаза, о которых я мечтал, сколько себя помню.

– Я скучал по очкам, - произношу скрипучим голосом.

Эти глаза. Я словно под гипнозом.

– Ты очнулся.

– Надеюсь, что да. - Кашель останавливает меня от продолжения, распространяя боль по всей груди. Она непрерывно жмет кнопку вызова. Я накрываю ее руку, чтобы она остановилась и не вызывали их девятьсот раз, это не приведёт их сюда быстрее.

– Не разговаривай. - Она поворачивает голову к двери, и я ощущаю потерю из-за невозможности смотреть на неё. Я тяну ее за руку, ее голова резко возвращаются обратно ко мне, и я расслабляюсь. – Ты помнишь, что случилось?

Киваю, и это движение отзывается в моей голове болью. – Выстрел. – Мне нужно немного чертовой воды. Перевожу глаза слева направо и обнаруживаю кувшин. Беру наши соединенные руки и передвигаю их, намекая на то, что мне нужно.

– Потерпи, пока придет медсестра. Я не знаю, что тебе можно. Ты не должен был прийти в себя так скоро. Твои родители расстроятся, что их не было рядом в такой момент. Доктор сказал, что это произойдет не раньше, чем через двадцать четыре часа после операции. Прошло три. Боже, Уилл, ты напугал нас. - Ее сбивчивая речь такая милая, но то, что она зовет меня Уиллом ... это всё. Ее волнение не утихает даже после появления медсестры и проверки моих жизненных показателей. Она согласна с Эмс - то, что я пришёл в себя и нахожусь в сознании, шокирует. Эмма расхаживает, пока доктор проводит ряд тестов и после позволяет мне маленькими глотками выпить воды.

Когда он уходит, она присаживается, поднося кружку к моему рту, давая мне всосать воды через трубочку. - Достаточно. - Она отводит ее от моих губ, обрызгивая водой нас обоих. И начинает плакать, а я начинаю чертовски сходить с ума, так как не могу до неё дотянуться. Не могу двигаться из-за проводов, трубок, пластин ... будь они неладны.

Прикусив губу, превозмогая боль, я отпихиваю все препятствия со своего пути и хватаю ее за руки. Она по-прежнему рыдает, зубы стучат, тело дрожит. Эмма безутешна. Я притягиваю ее к себе, и ее голова падает мне на грудь, вызывая в моем животе протест от боли. – Шшш, Эмс. Дыши. Давай же. Успокойся. Всё хорошо. - Это приводит к новой волне слёз, и у меня не получается заставить ее прекратить плакать.

Время идёт, ее дыхание становится прерывистым. Я кругами потираю ей спину, глажу волосы, но до сих пор ничего не помогает. Вызываю медсестру, и как только та заходит, в палату просачиваются и все остальные. Люк видит свою дочь в таком состоянии и пытается отнять ее из моих рук. Она цепляется за меня, сопротивляясь его попыткам. Стискиваю зубы, это «перетягивание каната» убивает меня, от боли у меня кружится голова. – Хватит. - Медсестра отталкивает от кровати всех посетителей, наклоняется к нам с Эммой.

– Она не успокоится. И у меня не получается заставить ее перестать плакать. У неё гипервентиляция легких.

– Как ее зовут? - Ее рука присоединяется к моей в попытке успокоить ее.

– Эмма. Моя Эмс.

– Эмма, мне нужно, чтобы ты успокоилась. Дыши со мной. - Она расслабляется в моих руках. - Он в порядке. С ним всё будет просто замечательно. - Медсестра остается с нами до тех пор, пока Эмс не затихает.

– М-не т-а-ак жа-а-аль.

– Без разговоров. Просто сконцентрируйтесь. Продолжайте дышать.

Тишина заполняет палату, все взгляды прикованы к нам, не слышно даже их дыхания. Блейк с самодовольной улыбкой приваливается к дверному косяку. Чувствую, как она вдыхает мой запах, ее пальцы поглаживают мою шею ... я чувствую ее внутри себя.

Отклоняясь назад, она выглядит смущенной. – Ты – тот, в кого стреляли, а дышать не могу я. Я - идиотка. - Она отстраняется от меня. Прости, если сделала тебе больно. - Без понятия, из-за чего появляется эта стена, но намерен снести ее.

Мне хочется поговорить с ней об ее изменении отношения, но все столпились вокруг меня. Задавая вопросы, они переполняются облегчением, а я теряю Эмму из вида.

Глава 45

Эмма

Я - идиотка. Сидеть с ним в палате, пока «взрослые» разговаривали с полицией и заполняли бланки, имеющее отношение к этому преступлению, было невыносимо. Наблюдать, как его легкие наполняются воздухом, его ритмичное сердцебиение, всё это казалось правильным. Я была там, где должна была быть. Его глаза открылись, и я застыла на месте. Не могла пошевелиться. Не могла отвести взгляд. Я отказываюсь отпустить его ...

Он бы навредил сам себе, лишь бы утешить меня. Он бы и дальше рисковал своей травмой, лишь бы держать меня в своих руках. Это было неправильно, хотя и не было. Я слышала, как Джеймс сказал ему, что они позвонили Элизе, и она будет здесь, как только сможет достать билет на самолет. Это не меня он должен был утешать, а Элизу. Сейчас с ним она.

Я сижу в холле, размышляя, куда пойти, что делать. Со своей слащавой улыбкой и придурковатыми манерами ко мне фланирует Блейк. Что за придурок! – Приветик. Давненько не виделись.

– Знаю. - Боже, мне его не хватало.

– Жаль, что при таких обстоятельствах.

– Ага. Я даже не подозревала, что он поступил на службу в полицию.

– Как ты держишься? - Я благодарна за то, что он не стал читать мне нотации по поводу моего исчезновения.

– Никак. Разваливаюсь по частям. Мне позвонил папа, и я знала, что должна быть здесь. А сейчас я в этом не уверена.

– Не начинай. Ему нужно было увидеть тебя.

– Тебе легко говорить, - бормочу я.

– Хочешь услышать кое-что глупое?

– Если это связано с тобой, да.

– Мой подкат, который я опробовал на прошлой неделе.

Издаю стон, это будет интересно. - Не заставляй меня ждать.

– Я угостил ее выпивкой, одним из тех фруктовых коктейлей, без зонтика. И как ты думаешь, кто произнес «подержать зонтик» (игра слов, табуир. перевод «umbrella» - пенис, член)?

– Девушка, которую ты пытался подцепить?

– Молодчинка, Эмма. Да, это была она. Итак, мы разговорились, я веду себя, будто стараюсь получше узнать ее, - из-за моего смеха он прерывается, - прошло достаточно времени, поэтому я сделал первый шаг. Я наклонился поближе и прошептал: «хочешь поговорить с моим членом и заставить его кончить?».

– Нет, ты не сказала этого, - я пытаюсь отдышаться. Он сказал. Уверена. - И что произошло дальше?

– Пошел домой в мокрых трусах. Мокрых по совсем неправильным причинам.

– Тебе нужна помощь! – рыдаю я.

– А тебе нужно вернуться туда.

– Не могу.

– Почему?

Я смотрю на него. - Блейк, я в курсе. У него другая. Меня не должно быть здесь.

– У него что? Ты о чём? - Его глаза сощурены. - У него никого нет, Эмма. Для него есть только ты. Для него на тебе свет клином сошелся.

– Я слышала, как Джеймс говорит, что приезжает Элиза. Я видела их на фото. – Он трясёт головой, всё время посмеиваясь.

– Элиза приедет. Она - его сестра. - О чём он?

– Его сестра? С каких пор? Я многое пропустила. - У меня не укладывается это в голове.

– Ты многое пропустила, и пора с этим заканчивать. Тебе следует затащить свою задницу обратно в палату и поговорить.

– Смогу ли я? На каблуках тяжело маршировать (в оригинале игра слов: «march your ass back in there» и «marching is hard in heels»). - Я сделаю это. Я намерена противостоять своему прошлому. Исправить свои ошибки. И будь, что будет.

Стучу и захожу. Внутри находится только Бретт. - Твои родители и Джеймс спустились в кафе. Думаю, я присоединюсь к ним. - Проходя мимо, он обнимает меня и шепчет: - Рад, что ты здесь.

– Ты вернулась, - его голос не такой хриплый после того, как ему разрешили по чуть-чуть пить воду.

– Вернулась. - Я приближаюсь к нему.

– Почему ты ушла? - Его проникновенные глаза притягивают меня.

– У меня есть привычка убегать. - Правда освобождает.

– Есть такое. Может, хватит?

Пожимаю плечами. - Нам нужно многое сказать друг другу.

– Я никуда не собираюсь. - Его насмешка отрезвляет меня. Сегодня я могла потерять его. Причём, не простив его. Чтобы простить себя, потребуется время.

– Тогда, полагаю, и я тоже. - Придвигаю поближе стул и усаживаюсь. - Расскажи мне, как ты. - Меня ждет долгая ночь.

Глава 46

Уильям

Я был не очень хорошей компанией. Задремал сразу же, стоило мне только откинуться и устроиться удобнее. Ранение, операция, большие дозы обезболивающих могут сделать такое с человеком. Ненавижу, что не рассказал ей, что происходило в моей жизни. Мне было любопытно, куда ее завела жизнь. Где она жила ... чем занималась. Я пялюсь на пустой стул и мечтаю, чтобы она вернулась. Я надеялся, что она меня разбудит, но я был один.

Делаю глубокий вдох, ощущая, как горят мои легкие. Я слышал врачей. В этот раз мне повезло. Вся операция по аресту полетела к чертям, как только близнецы открыли огонь. Чертовы идиоты … стрелять рядом с мет-лабораторией ... и именно так они и сделали. Их больше нет. У меня не было намерения убивать их, но нельзя сказать, что я сожалею о случившемся. Некоторые души невозможно спасти, а они и не хотели быть спасенными.

Скрип полов отвлекает мое внимание от этих размышлений. Она старается быть тихой, пока маневрирует в плохо освещенной палате, жонглируя стаканчиками с кофе и едой. Мой желудок урчит, и ее голова резко вскидывается. Голубые захватили карие. Надежда, пробивающаяся сквозь страх. - Не ожидала, что ты проснёшься. Я всего лишь сходила в кафе взять что-нибудь для тебя.

– Спасибо. Садись. У нас может состояться тот разговор, который я пропустил прошлой ночью. - Ее улыбка принужденная, а действия скованные. - Эмс, поговори со мной.

– Это трудно. Три года - большой срок, но сидя прошлой ночью здесь, рядом с тобой, казалось, что времени совсем не прошло.

– Многое изменилось. В нас обоих. Но надеюсь, не слишком сильно.

Ее загадочное поведение ставит меня в тупик. Она обдумывает всё так, словно в этом есть более глубокий смысл. Эмма крадучись двигается в мою сторону и пытается пристроить завтрак на столике, и сразу подталкивает тот ко мне. - Я спросила медсестру, и она разрешила легкую пищу, поэтому я попросила сделать всё пресным.

– Я мог бы съесть картон и был бы счастлив.

– Хорошо, потому что, уверена, по вкусу это он и есть. Не хотелось бы тебя сильно обнадеживать.

– Слишком поздно. Всё что у меня есть, это надежда. – Я беру ее руку в свою и крепко держу. У нее поверхностное дыхание, а глаза полны слез. - Не плачь. Я не выдержу этого. От ее страданий у меня разбивается сердце. Лучше бы она сказала то, что хочет, спросила о том, на что ей нужны ответы, и успокоила тревоги у нас обоих.

– Что произошло? Когда ты стал офицером полиции? - Ее голос тихий, измученный, потому что она понимает, как много мы потеряли.

– Присядь. Устраивайся удобнее, малышка. – Замечаю, как от этого ласкового обращения расширяются ее глаза. Она откидывается на спинку стула и потягивает свой кофе. - Я не был уверен, какой путь выберу. Нападение, твое исчезновение, раскрывшаяся правда ... все это привело к тому, что я сорвался. Все мои тщательно продуманные планы разрушились за одну ночь. У меня не было ничего, на что я мог опереться. Я отказался от стипендии, бросил университет, поселился в какой-то дыре. Масса ошибок привели меня к этой профессии, и я бы не стал этого менять.

– Кое-что из этого я слышала. О чём ты думал?

– Я не думал. Я чувствовал, и ни одна из этих эмоций не были хорошими. Я напивался, дрался и был арестован столько раз, что не могу сосчитать. Позже начал работать барменом, старался примириться со случившимся, но получалось не очень. Я получил письмо, изменившее всё. У меня есть сестра.

Я не могу удержаться от улыбки, думая об Элизе.

– Блейк рассказывал мне. Я была в шоке. Я видела фото вас двоих; она красивая. – Румянец покрывает ее щёки, и она переводит взгляд на свои ноги.

– Ты думала о чём-то ещё, Эмс?

– О, Боже. Да. Я планировала вернуться домой, в тот вечер я как раз разговаривала со своими родителями. Я только закончила университет и хотела исправить ошибки. Фото, которое я увидела ... я отреагировала не очень хорошо и поэтому изменила планы.

– Проклятье, Эмс. - Я в ярости. Всё могло прекратиться ещё год назад. Этого бы не случилось, если бы она не была такой упёртой. - Один вопрос. Это всё, что требовалось.

– Знаю. Мне так жаль. Я знаю, что буду повторять это часто, но так есть.

– Ты видишь вещи по-своему и не даёшь возможности другим даже объясниться. Раньше эта черта в тебе мне нравилась. Но в какой-то момент ты потеряла из виду общую картину. Ты стала настолько одержимой своей правдой, что была готова взорвать всё к чертям, только чтобы заставить остальных услышать эту правду вместо того, чтобы поверить, что они найдут ее самостоятельно. Боюсь, ты сделаешь мне неизменно больно, даже не стараясь.

– Ого.

Не хотелось вдаваться так глубоко и скоро, но другого выхода не было. Она либо останется, либо уйдет. Либо будет слушать, либо пропустит всё мимо ушей. Я не могу изменить ее поступки, а только могу сказать правду, чтобы изменить ее отношение.

– Той ночью в больнице, знаю, что не был невиновен. Но и не был виноват в том, в чём ты меня обвинила. Я был глуп, сделал неправильный выбор, но я не хотел причинить кому-то вред. Я поступил так без злого умысла. А ты ушла, когда я нуждался в тебе больше всего.

– Я была разочарована. Я годами просила тебя сделать что-нибудь, рассказать кому-то.

– Да, просила. Но ты тоже молчала. Ты хотела, чтобы я сделал это за тебя. Ты не хотела слышать и слушать то, что я тебе говорил. То, что они говорили, было отвратительно. Но это были лишь слова. Я понимал, что в мгновение ока они могут перерасти в насилие, а мне хотелось избежать причинения кому-либо вреда. Я и поступил в Университет Южной Джорджии, чтобы защитить своих отцов и тебя. Я знал, на что они были способны, и это был путь, который я не хотел ни для себя, ни для тебя. - Я прерываюсь, чтобы перевести дыхание, взять под контроль свой гнев, свое предательство и боль. – Когда ты ушла, я прибегнул к насилию, и это ничего не решило. Ни одну чёртову проблему. Насилие утащило меня в низ, я позволил это, и это то, против чего я так долго боролся.

– Я и не подозревала. – В очередной раз у нее начинают течь слезы, но это нужно сделать. Мы должны поговорить об этом.

– Знаю. Я объяснял недостаточно хорошо. Не пытался заставить тебя понять, но это из-за того, что не хотел, чтобы ты видела эту сторону жизни, Эмс. Я был безумно счастлив, что ты влюбилась в меня, и был готов сделать что угодно, чтобы это продолжалось. Я пытался защитить своих отцов. Не хотел, чтобы они услышали эти мнения. Мне не хотелось, чтобы им было больно или стыдно. Думал, что смогу окончательно все прекратить. Знаю, я был не прав; и поплатился за это. Я страдал, как и все остальные. Может больше, так как был один.

– Пока не появилась Элиза.

– Да. Я получил то письмо, и у меня появилась цель. Я мог защитить ее, чего не смог сделать с другими людьми в моей жизни. Я бы спрятал все уродство и показал ей красоту. Но была проблема - она уже видела уродство. Она жила в таких местах, что невозможно и представить. Ей не нужно было, чтобы я ее защищал, ей нужно было, чтобы брат ее просто любил.

– А меня тебе нужно было защищать? Любить было недостаточно?

– Любить тебя было моим смыслом. Моей судьбой. Защищать тебя было естественным инстинктом, но я делал это неправильно. Следовало обнимать тебя вместо того, чтобы прятать и ограждать. Некоторые уроки необходимо учить на собственном опыте, а я пытался уберечь тебя от этого. Пытался заставить тебя увидеть, что, как я думаю, приемлемо. А ты старалась заставить меня поверить, что правильно то, как видишь ты. Вот такая у нас была неразбериха.

– Красота с уродством.

– Не думаю, что мы были уродливы, может, сбившимися с правильного курса, но что-то настолько чистое и настоящее, что было между нами, не может быть уродливым.

– Что случилось вчера?

– Я несколько месяцев работал над этим делом. Меня привлекли к нему, чтобы дать более точную оценку подозреваемым - Брайану и Сету Гэри. Оказалось, они занялись продажей метамфетамина. – Эмма явно потрясена, не знаю, почему ее удивляет то, чем они занимались. – Ага, это тебе не единороги и горшочки с золотом, малышка.

– Знаю. - Но это не так.

– Вот, мы и разработали спецоперацию с внедрением подставного агента, месяцы наблюдений и планирования. Вчера мы их поймали. Мы не ожидали, что они начнут стрелять. Сет был ранен первым; наш сержант прикрывал нас и выстрелил. Выскочил обкуренный Брайан, стрелял наугад, отказываясь сдаться. Он попал в свою цель.

– Тебя?

– Меня. Я был ранен, но открыл ответный огонь и попал по своей цели. Металлический трейлер загорелся, а я оказался на операционном столе. - Брайан погиб от своих же злодеяний, но не хочу, чтобы она знала эту сторону моей работы. Не хочу, чтобы страх определял ее выбор.

– Тебе нравится быть полицейским?

– Да. Расскажи мне о себе.

– Я поехала в Нью-Йорк, университет дал свое согласие, чтобы я завершила свой последний год дистанционно.

– Мне следовало догадаться. Ты терпеть не могла этот город. - Как я мог упустить очевидное?

– И до сих пор не могу. Я перевелась в магистратуру в Вашингтонский университет.

– Ты сделала это. Университет номер три.

– Ты помнишь?

– Обо всём, Эмма. Я не смог бы забыть, если бы и захотел, а я и не хочу.

– Я закончила магистратуру и устроилась работать в агентство, занимающимся международными усыновлениями, мой приоритет - однополые пары.

– Рад, что ты последовала за своей мечтой.

– Да, но путешествие было одиноким.

– Что, никаких поклонников? – закидываю я удочку в надежде, что она клюнет.

– Нет. И друзей тоже. Знакомые ... я старалась поддерживать свою жизнь в порядке, никакого постороннего вмешательства, никакой эмоциональной привязанности.

– Ты счастлива?

– Мне нравится то, чем я занимаюсь.

– Я не об этом спрашивал.

– Нет, думаю, нет. Мне чего-то не хватает.

– Чего? – Я вижу, как она вытирает свои руки о брюки, закрывает глаза, делает вдох.

– Тебя.

– Малышка, я прямо перед тобой. Я был здесь и ждал.

Глава 47

Эмма

Он действительно сказал это? Внезапно я прихожу в себя, головокружение из-за событий последних двадцати четырех часов исчезает. Слёзы струятся по моему лицу, когда в памяти всплывает каждое мгновение из нашего прошлого, каждая ласка, каждый поцелуй, каждое воспоминание, которые я перевозила с собой.

– Ты серьёзно? Вот так просто прощаешь меня?

– Простил и забыл, Эмс. Мы так много потеряли, но важно то, что мы сохранили - нашу любовь.

– Как-то всё просто получается.

– Просто тебе нравится всё усложнять. - Он притягивает меня ближе. - Возвращайся домой. Возвращайся домой ко мне.

– У меня работа. - В моей голове всплывают детали, я хочу вернуться, но как мне это сделать?

– Уволься.

– Мне нужно упаковать свои вещи. Это куча организационных моментов. - Я хочу вернуться, но смогу ли?

– Я разберусь с этим. - Мой папа застает врасплох нас обоих.

– Как?

– Отправь e-mail, почтового голубя, позвони своему начальнику, мне не важно. Сделай это. А я улажу всё с твоей квартирой, оплачу всё, что потребуется ... если это будет значить, что ты возвращаешься домой.

– Папочка. - Я обожаю этих двух мужчин, их вмешательство, их чрезмерное стремление во всём, что затрагивает меня, но я признаю существование проблемы. Я позволила ей влиять на свои решения. Я позволила им справляться с самым трудным вместо меня.

– Я сделаю это. - Мой голос четкий. Не время для сомнений. - У тебя же будет какое-то время, чтобы передохнуть. – Я смотрю на Уилла. - Поехали вместе со мной в Сиэтл, позволь мне довести дела до конца. – Поворачиваюсь к папе. - А потом ты сможешь вызвать грузчиков, и я перееду обратно.

Оба удивлены моим настроем, моей решительностью.

– Идет, - говорит Уилл.

– Согласен, - присоединяется мой папа.

– Ты можешь дать нам несколько минут? - Я смотрю на папу. Я должна убедиться.

Он уходит, и, как только двери закрываются, я поворачиваюсь к мальчику, который до сих пор мой самый лучший друг, мальчику, который никогда не вводил меня в заблуждение, мальчику, превратившегося в мужчину, в которого я по-прежнему влюблена.

– Будь уверен. У меня такое чувство, будто мы за пару часов решили так много всего. Не хочу больше никаких сожалений в твоей жизни.

– Единственное, о чём я могу пожалеть, это если позволю тебе снова уйти. Один раз я это допустил, но сделать это вновь я не смогу.

– Решено. Я возвращаюсь домой.

– Ко мне.

– Всегда к тебе.

– Однажды я собираюсь жениться на тебе, Эмма Николс.

– Однажды я позволю тебе, Уильям Джейкобс.

– Я люблю тебя.

– И я. - Я любила его, сколько себя помню, но сейчас даже сильнее. Любовь изменилась. Она очищающая. Освобождающая. Настоящая. Ощущение дружбы было потеряно после того, как умерла бабушка. И в данную минуту это чувство всепоглощающее, и пока я буду держаться за него, я всегда найду свою дорогу.

***

– Итак, ты будешь здесь на время всех мероприятий? Ты действительно переезжаешь домой?

– Холли, в тысячный раз говорю «да» на все вопросы.

– Лучший свадебный подарок.

– Замечательно, так как я не планировала его покупать. – Я подмигиваю ей и продолжаю потягивать свой гадский коктейль.

– Всё ещё не лучше? - Она смеется над моими гримасами, которые я корчу, пока пью.

– Нет, но за четырнадцать долларов и двадцать пять центов я выпью это дерьмо. - Она дотягивается и пробуют мой коктейль.

– Он тошнотворный. Что за хрень ты заказала? – Ее рвотные движения привлекают внимание каждого посетителя в баре.

– «Мятно-огуречный весенний коктейль». - Звучит освежающе, но это не так.

– Они не ополоснули эту фигню. Сорвали прямо с грядки и бросили в твой бокал.

Ее описание, насколько ужасен вкус моего напитка, не помогает мне давится им.

– На самом деле, Эмс, он противный.

– Я в курсе, Холс. - Делаю очередную глоток, просто чтобы доказать.

– Грязный анилингус. Вот как бы я назвала этот коктейль.

Я пялюсь на неё, открыв рот. - У тебя, подруга, проблемы.

– Знаю. - Она пожимает плечами. - Когда вы собираетесь в Сиэтл?

– Мы уезжаем завтра. Пришлось подождать медицинского освидетельствования. У меня несколько дел, которые нужно передать, и еще нужно провести последний семинар.

– Не могу поверить.

– Иногда я и сама не верю. Имею в виду, прошло три года, а такое ощущение, что ничего не изменилось.

– О, изменилось многое. Но вы же Эмс и Уилл.

– И?

– Что значит - чему быть, того не миновать.

– Как ты и Энди?

– Видимо. Когда мы только начали встречаться, я не была уверена. У меня не было такой истории, как у вас. Но после второго курса я поняла, что, будучи вдали от него, я несчастна, а если я несчастна, то никакая моя мечта не имела значения.

Подношу свой «грязный-анилингус» к ее пиву, и мы чокаемся. - За нас!

Глава 48

Уильям

Я смотрю, как она занимает место на трибуне, чтобы провести свой последний семинар; ее жизнь здесь подходит к концу. Сиэтл - прекрасный город, но нас ждет замечательная жизнь дома.

Мистеру Лудзу было грустно видеть, что она уезжает, но он дал ей блестящую рекомендацию. Ей необходимо пройти несколько тестов и переоформить свою лицензию в Джорджии, однако она подумывает о работе в агентстве в Афинах (шт. Джорджия) на индивидуальной основе. Ей не хочется прекращать свое занятие, но и не хочется, чтобы оно поглотило ее.

Я слушаю, как она пропагандирует свои идеи со всей своей страстью, обусловленной моей участью. Ее голос плавный и уверенный, полный убеждения.

– То, что мы здесь делаем, очень важно. Мы не осуждаем и не обрекаем. У каждой истории есть свое собственное прошлое. У каждого решения есть свое собственное обоснование. Мы не обязаны понимать их и необязательно, чтобы они нам нравились, но мы должны их уважать. Не всякого клиента устраивает однополая пара, усыновляющая их ребёнка: хотя это нечестно и несправедливо, мы можем только просветить их.

Мы боремся за равные права, мы живём и даем жить.

И, подводя итог, вот лозунг, которым я пользуюсь, когда разговариваю с клиентами:

Если однополые отношения противоречат вашим убеждениям, это нормально, но не навязывайте свои убеждения другим, если не хотите, чтобы другие делали то же самое по отношению к вам. У каждого есть выбор, и не зависит от вас, как выбирают жить другие.

То, во что верите вы, не преуменьшает того, во что верят другие.

Любовь не должна быть нетерпимой, любовь должна быть принимающей.

Я встаю, присоединяясь к аплодисментам, зачарованный ее страстью, ее силой и верой. Иногда ее точка зрения заставляет захотеть спрыгнуть с обрыва, придерживаться ее правды и знать, что следуешь по избранному пути.

– Я так горжусь тобой. - Обнимаю ее, отказываясь выпустить из объятий. Во всём этом хаосе, который мы сотворили, наш путь имел смысл для каждого из нас. Мы нашли наше истинное призвание и можем привнести его в жизни друг друга.

***

Проблема была не в том, чтобы найти дом, а в том, чтобы сойтись во мнении, как его декорировать. Она сводит меня с ума всеми этими красками, образцами, тканями ... просто пусть уже что-нибудь выберет и покрасит, черт побери. В наших отношениях всё ещё есть определенные моменты; мы не были бы нами, если бы двигались по инерции. Ничего жизненно-важного, только испытывающее терпение.

Нас собирается навестить Элиза, она по-прежнему живет в Белизе, и они с Эммой стали единомышленницами. Блейк заберет ее и встретится с нами за ужином. – Эмма, нам пора.

– Ты всегда торопишься. Притормози.

– Я всегда прихожу вовремя. Есть разница.

– Мы можем опоздать на несколько минут. Помоги мне застегнуть молнию. - Я вхожу и понимаю, что мы задержимся больше, чем на несколько минут. Передо мной видение ангела и дьявола-искусителя в одном лице. Она одета в бледно-лиловое прозрачное нижнее бельё, и я намерен снять его лоскуток за лоскутком. «Десерт перед ужином», поговорка, придерживаясь которой, мы до сих пор живем.

Глава 49

Эмма

Я сигналю раздражающему водителю передо мной. Мое пассивно-агрессивное воплощение усаживается на переднее сиденье, стоит мне прижаться к его бамперу настолько близко, насколько ещё можно посчитать безопасным. Мистер Офицер на пассажирском сиденье считает, что это слишком близко.

– Ещё чуточку ближе, Эмс, и я смогу сказать, что у водителя было на обед. – Я не обращаю внимание на этот комментарий, так как, пожалуй, технически я не соблюдаю дистанцию.

Мигаю фарами, придурок по-прежнему не перестраивается. Я стучу рукой по рулю и нажимаю на кнопку, чтобы включить радио. – Думаю, Люк Брайан делает тебя злым водителем. – Своим боковым зрением я замечаю его ухмылку.

– Нет, кто меня злит, так это кретины, как этот; он не должен был ехать здесь. Очевидно же, что это левый ряд. Это ведь не значит ограничение скорости ... это значит «свали нафиг с моего пути, если не можешь ехать с нормальной скоростью».

Неспешный водитель наконец-то исчезает, и я жму на газ. И, подумать только, очередной компактный автомобиль перестраивается, и я вынуждена нажать на тормоза. – Проклятие, Эмс. Давай, я поведу.

– Почему это?

– Потому что, черт возьми, ты не умеешь водить. – К счастью, он не упомянул мелкие аварии, портящие моё дело.

– Ты живой?

– В данный момент. - Я показываю ему средний палец.

– Обе руки на руль. Иисус, женщина. На десять и на два.

Закатываю глаза и стараюсь довезти нас до дома в целости и сохранности. - Я люблю тебя, но ты - источник опасности для тех из нас, у кого есть действующие водительские права, Эмс.

– У меня действующие права, умник.

– Если бы я сам не забрал тебя, я бы поклялся, что ты провалила экзамен у того парня.

– Как ты думаешь, почему мои оральные навыки такие выдающиеся? Полагаешь, я заслуженно зашла так далеко в жизни?

– Не смешно, Эмс.

– Знаю ... Этим ротиком я могу взрослого мужчину поставить на колени. Здесь не над чем смеяться.

– Продолжай разглагольствовать о коленях, и именно на них ты окажешься, когда мы доберемся до дома.

– У меня болит голова.

– Я знаю отличное обезболивающее от головной боли.

– Ты уйдешь? Потому что именно ты напрягаешь меня. – Я прикусываю щеку изнутри, чтобы не рассмеяться.

– Не вынуждай меня демонстрировать.

– Есть плата за вход, потому что у меня нет наличных?

– Малышка, это всё твое ... и совершенно бесплатно.

– Я бы хотела аннулировать свое членство.

– Тащи свою попку внутрь. – Рычит он на меня, вылезая, и, когда я не двигаюсь, приподнимает бровь. Это взгляд заставляет меня метнуться как можно быстрее и захлопнуть перед его носом дверь. Я оставила свой телефон на панели, поэтому не могу разблокировать его дурацкую умную дверь. Он стоит у машины и ржет.

– Серьёзно, ты только что лишился лучшего минета в своей жизни. – Слышу лязганье и обнаруживаю Миссис Грисволд, уставившуюся на меня, разинув рот, а ее трость валяется у ног на земле. Я теряю самообладание и сгибаюсь пополам, втягиваю воздух, задыхаясь от смеха. Смотрю на Уильяма сквозь слезы и вижу, как краска заливает его шею.

– Так тебе и надо.

– Если бы ты держала свой долбаный телефон в своей сумочке.

– Если бы ты установил замок, открывающийся долбаный ключом. - Я могу хоть весь день продолжать расстраиваться из-за его компьютерного центра и умных технологий. Он сжалился надо мной, и как только он подходит достаточно близко, я касаюсь замка и, вуаля, могу войти. Он не следует сразу же за мной, поэтому я выглядываю из-за двери и вижу, как он помогает старушке дойти до дома, после того как вернул ей трость. Слабак. Она грозит ему пальцем, и он опускает голову.

Я зову Рокси, и та выскакивает из нашей спальни. Она отдыхала на своём троне поверх ее кровати, прежде чем заметила белку и оглушительно залаяла. Миссис Грисволд начинает выговаривать Уильяму за нашу шаловливую девочку, и это вынуждает меня прошептать Рокси. – Фас, девочка. Вперёд. – Ее лай становится громче и интенсивнее.

– Эмс, прекрати! - кричит Уилл через калитку, что приводит Рокси в состояние крайнего возбуждения. Моя работа выполнена.

***

Уже год, как я переехала домой ... год притирок, год любви, год взросления. Я бросаю лилии перед собой и сажусь.

«Диана Николс. Любимая жена, мама, бабушка. Летает с ангелами, поёт с птицами».

– Бабушка, это я. Мне так сильно тебя не хватает. Когда происходит что-то забавное, я тянусь к телефону, мечтая этим поделиться. Ты знаешь, чем я занимаюсь, но я бы не добилась этого без тебя. Я сбилась с пути, по которому ты вела меня, но последовала за твоими хлебными крошками, чтобы вернуться обратно домой. Увидимся на следующей неделе. Люблю тебя.

Я прихожу сюда каждую неделю, иногда чаще. Я приняла ее смертью, но не успокоилась. Не думаю, что когда-либо приду к этому, потому что это словно сказать, что меня устраивает ее смерть, а я никогда не смирюсь с ее уходом. Я признала это. Я по-прежнему это преодолеваю.

Ее рецепты наполняют мою кухню, ее уроки обогащают мою жизнь. Ее смех для моих ушей звучит словно мелодия, а память о ней согревает мне душу.

Эпилог

Эмма

– Сегодня день, когда я на тебе женюсь. - Он обвивает меня руками.

– Сегодня день, когда я тебе позволю. – Я поворачиваю голову, чмокая его в губы. Рассеяно потираю большим пальцем кольца, надетые на мой палец; я ношу бабушкин комплект обручальных колец с тех пор, как Уилл их надел на меня. Полный комплект, никогда не разъединяемый, также, как и бабушка с дедушкой не разъединяли их.

Мы пренебрегли традициями. Не спали порознь. Мне было всё равно, что он видел меня до церемонии. Ничто из того, что мы делали до настоящего момента, не было традиционным. Мы влюбились, когда были детьми, хранили себя друг для друга, были первыми, последними, единственными друг у друга во всех отношениях.

Мы – не традиционные. Я думала, что у мамы случится инфаркт, когда поделилась с ней своими планами. Ее глаза метали молнии, а рот выдал минутную тираду, прежде чем она остановилась на полуслове и закрыла глаза, и комнату заполнила тишина. Когда ее глаза открылись, она устремила их вверх и прошептала. - Да, мама Н. Я позволю ей устроить Ее День.

Я смотрела на неё, задаваясь вопросом, как много вина она выпила. - Эмма, всё как ты захочешь. Ты можешь выйти замуж за этого мальчика на коровьем пастбище в леггинсах для йоги. - Я тут же прочитала молитву, полагая, что наступил конец света.

Наши причуды, наши жизни, наша любовь. Это всё наше, и мы не должны извиняться. – Папочка, - кричит наш двухлетний сын Дэймон. - Посмотри на меня. - Это не к добру.

Итак, что я говорила о традициях? К чёрту их. Идите своей собственной дорогой. Выжгите аллею там, где вам хочется прогуляться. Сделаете это с гордостью, с моралью ... сделайте это ради любви. Возможно, она не излечивает полностью, но, определённо, приводит к тому, что страдания окупаются.

КОНЕЦ