Обольститель

ЗАКАЗНОЙ СПЕКТАКЛЬ В «ДРУРИ-ЛЕЙН»

Ричард Бринсли Шеридан, двадцативосьмилетний остроумец, самый талантливый и преуспевающий лондонский драматург и руководитель «Друри-тиэтр», ехал в Букингемский дворец на аудиенцию к королю. Он понимал, что это означает: заказной спектакль для короля всегда полезен для бизнеса. Ему было ясно, что предлагать «Школу злословия» бесполезно. Он мысленно засмеялся, вспомнив остроумные реплики, завуалированные намеки, восхитительную и порочную леди Тизл и представив себе, как восприняли бы все это лишенные чувства юмора Георг и Шарлотта.

Он собирался предложить им «Зимнюю сказку». Придется остановить выбор на Шекспире, хотя король находил великого драматурга скучным. Однако подданные ждали, что он пожелает увидеть Шекспира. Это был почтенный, респектабельный автор, отдельные строки которого казались Шеридану немного странными. Однако Шекспир занимал важное место в английской литературе. Поэтический талант искупал его порочность. Пьесы эпохи Возрождения, отличающиеся циничным подходом к браку, явно не подходили для короля.

Когда Шеридан прибыл в Букингемский дворец, его провели в покои короля, и очень скоро драматург удостоился аудиенции.

— Господин Шеридан, как хорошо, что вы пришли.

Король всегда был внимателен к своим подданным и держался с ними без высокомерия. Его можно было назвать сердечным человеком.

— Рад служить Вашему Величеству, — ответил Шеридан, учтиво поклонившись.

— Вы, верно, догадались, зачем я пригласил вас к себе, господин Шеридан, а, как?

Шеридан собрался ответить, поскольку, как и другие люди впервые оказавшиеся в обществе короля, он не понял, что этот вопрос был риторическим. Король тотчас продолжил:

— Мы собираемся приехать в театр... королева, я и принц Уэльский.

Принц Уэльский! Шеридана охватило волнение. Это будет действительно незаурядное событие.

— Вы окажете «Друри-Лейн» большую честь, Ваше Величество.

Король казался довольным. Собственные благодеяния доставляли ему радость. Он знал, как любят актеры заказные спектакли. Они были редкими. Георг предпочитал оперу и хорошие концерты, однако считал себя обязанным время от времени смотреть театральные постановки.

— Вопрос заключается в том,— сказал король,— что будут играть для нас. Необходима весьма пристойная пьеса, а, как?

— Исключительно пристойная, Ваше Величество.

Король вопросительно посмотрел на мистера Шеридана. Он слышал о выходках этого молодого человека. Он похитил какую-то женщину. Однако зачем ему, королю, рассказывают сплетни об управляющем театра? Мистер Шеридан покорил своей пьесой весь город. Его жена была одной из лучших певиц страны. Миссис Шеридан придавала своему мужу дополнительную респектабельность в глазах короля.

— Ну,— сказал Георг,— что вы предложите, господин Шеридан?

— Ваше Величество остановили ваш выбор на Шекспире? На лице короля появилось презрительное выражение.

— Его сочинения так грустны... почти все,— сказал он и добавил: — А? Как?

Шеридан промолчал. Король продолжил:

— Но англичане, похоже, боготворят этого человека. О нем нельзя сказать ни единого дурного слова. Он — само совершенство. Так мне говорят. Я не согласен с этим, мистер Шеридан. Не согласен.

— Тогда, Ваше Величество...

В глазах Шеридана засветилась надежда. Почему бы и нет? Конечно, роль леди Тизл должна будет сыграть миссис Эбингтон. Какая актриса! А Мэри Робинсон... чудесная, восхитительная Мэри Робинсон будет Марией... как прежде. Мэри захочет сыграть леди Тизл... однако эта роль ей не подходит... хотя Мэри весьма красива. При всех своих капризах Эбингтон — актриса до мозга костей, в то время как Мэри обязана своим успехом ее оригинальной красоте. Оригинальной, но небезупречной. Его жена Элизабет, с которой он убежал... была красивее Мэри Робинсон, однако казалась неземной женщиной. Элизабет? Мэри? Элизабет была для него вне конкуренции, однако Мэри так соблазнительна. От человека, чья работа позволяла ему постоянно находиться в обществе самых желанных женщин, нельзя требовать супружеской верности, даже если его жена восхитительна, умна, добродетельна... в общем, является идеальной спутницей жизни. Элизабет с пониманием относилась к его слабостям. Однако он отвлекся от главного. Заказной спектакль для королевской семьи по пьесе «Школа злословия». Это станет его триумфом. Как приятно будет наблюдать королевское неодобрение... хотя поймут ли они его остроты? Как воспримут чопорный Георг и скучная Шарлотта самую остроумную лондонскую пьесу? Интересно это выяснить.

Король прервал течение его мыслей:

— Да, тут необходим Шекспир, господин Шеридан. Люди ждут от нас этого.

Шеридан вздохнул.

— Мне кажется, Ваше Величество недолюбливает трагедии, поэтому я не стал бы рекомендовать «Макбета».

— Терпеть не могу эту пьесу. Люди убивают друг друга на протяжении всего спектакля, а, как? Я считаю эту трагедию худшим произведением Шекспира.

— Тогда, возможно, Ваше Величество пожелает увидеть «Зимнюю сказку». Очаровательная история о вознагражденной добродетельности. У нас имеется очень хорошая постановка этой пьесы. Если Ваше Величество позволит мне высказать мнение, то я скажу, что это мой любимый спектакль. Семейная пьеса. На нее можно без опасений повести и детей.

— О,— произнес король.— «Зимняя сказка». Я помню эту пьесу. Глупая история, однако вполне пристойная.

— У меня есть великолепная исполнительница роли Утраты, Ваше Величество. Она приводит в восхищение нашу аудиторию и, уверен, понравится вам.

Король хмыкнул в ответ, давая понять, что он не интересуется актрисами. Но голоса, звучащие в его голове, говорили ему о том, что он получит удовольствие от игры этой актрисы.

— Она прославилась исполнением роли Джульетты, Ваше Величество; с тех пор она стала любимицей публики.

— Хорошо. Пусть это будет «Зимняя сказка», мистер Шеридан.

— Ваше Величество, актеры будут счастливы... и немного взволнованы. При первой возможности я сообщу им о чести, которая ожидает их.

Король улыбнулся. У него было хорошее настроение. Ему нравилось радовать людей; обсуждение визита семьи в театр было занятием более приятным, нежели дискуссии с министрами.

Шеридан вернулся в свой дом на улицу Великой Королевы... Этот особняк был ему не по карману. Однако драматург отличался безрассудством и экстравагантностью.

Он тотчас прошел в гостиную, поскольку знал, что Элизабет сидит там за клавесином. Она постоянно находилась у инструмента, придавая большое значение ежедневным многочасовым упражнениям. В музыкальном мире ее считали обладательницей одного из самых обворожительных голосов всех времен.

Он оказался прав. Она была там; она тотчас встала, чтобы поприветствовать мужа. Элизабет шагнула к нему с распростертыми руками. Ее красота даже сейчас заново потрясла Шеридана, и ему пришлось подавить чувство неловкости, вызванное

его изменами. Дело было не в том, что она могла не понять его и лишить дарующей покой радости своего присутствия. Элизабет была святой. Мог ли такой человек, как Ричард Шеридан, жить в соответствии с ее высокими идеалами?

— Элизабет, любовь моя.

Он поцеловал ее руки; ему не было нужды изображать нежность; она пробуждалась в его душе, вытесняя все другие чувства, как только он видел жену.

— Я только что был у Его Величества короля Георга Третьего.

— Речь шла о заказном спектакле?

— Ты правильно угадала, моя дорогая. Она усадила его на диван и сказала:

— Расскажи мне об этом.

Мягкие темные волосы обрамляли ее прелестное лицо. У Элизабет были нежные, чувственные губы. Чудесные глаза с длинными ресницами и красиво изогнутыми бровями излучали живой интерес. Шеридан представил в лицах свою беседу с королем, пародируя их обоих. Элизабет, давясь от безудержного смеха, просила его остановиться.

— Итогом этой исторической встречи стало то, что нам, моя любовь, предстоит сыграть для королевской семьи «Зимнюю сказку». Принц Уэльский будет присутствовать на спектакле.

— Это говорит о том, что отныне принц станет чаще появляться на людях.

— Папа уже взял в руки нож, которым он перережет детские помочи. Однако пока они еще целы.

— Мне жаль Его Высочество. Он такой добрый, право, Ричард.

— Тем хуже для него! Добрые много страдают. Судьба бывает несправедлива. Страдать должны злые.

Он печально посмотрел на жену; она поняла его. Однако тут же радостно улыбнулась. Она не хотела показывать ему, что часто думала о том, где он находится, когда его нет дома. Что ее повергали в дрожь счета, приходившие на улицу Великой Королевы. Она не упрекала его за карточные долги, поглощавшие львиную часть доходов от «Друри-Лейн». Но она постоянно беспокоилась насчет денег.

— Любовь моя,— сказал он,— это принесет нам наличные. Ты знаешь, какое подспорье такие спектакли. Все захотят увидеть «Зимнюю сказку», потому что ее посмотрела королевская семья. Господи, как нам нужны деньги.

Она знала это. Она занималась счетами «Друри-Лейн»; она также знала, что они могли жить весьма комфортно — даже роскошно — если бы ее муж воздерживался от экстравагантных выходок. Их проблемы были разрешимы. Она сама могла зарабатывать деньги. Голос Элизабет был ее богатством; до замужества он начал приносить ей состояние. Ей предлагали тысячу двести гиней за двенадцать выступлений в «Пантеоне», но гордость Шеридана не позволила ей согласиться.

Это находилось за пределами понимания Элизабет. Она считала, что делать долги, которые не можешь погасить, гораздо более постыдно, нежели позволить своей жене петь за деньги. Но у Ричарда была своя гордость. Она относилась к числу семи смертных грехов. Гордость требовала общения на равных с богатыми людьми, участия в карточных играх и прочих забавах. Его приятели обладали состояниями, а он зарабатывал на жизнь своим трудом.

Она не могла понять Шеридана; она могла только любить его. Она не напоминала ему о том, что дела в театре идут хорошо, что его самого ждет блестящее будущее. Она была бы счастлива жить так, как они жили в восхитительные дни их медового месяца, проведенного в крохотном домике в Ист-Бернхэме. Но Ричард, конечно, стремился к другому. Ему была необходима веселая лондонская жизнь — театральный мир, литературный мир, общение с остроумными людьми, блестящими мужчинами и женщинами, разжигавшими огонь его таланта.

— Этот спектакль должен пройти идеально,— сказал он. Она удивилась тому, как легко ему удается забыть о финансовых проблемах, когда речь заходит о театральной постановке.

— Мы должны немедленно начать репетировать. Нам необходимо добиться совершенства, Элизабет.

— Миссис Робинсон будет играть?

Он не посмел посмотреть ей в глаза. Что ей известно о его отношениях с этой прекрасной актрисой? Внезапно он рассердился. Он — гений, разве нет? Она не может мерить его обычными мерками. Ей следует помнить о том, что сколько бы он ни гулял, он всегда в конце концов возвращается к ней. Он будет любить ее всегда; он знал, что на всем свете нет подобной ей женщины. Разве этого не достаточно? Мэри Робинсон прекрасна... ее красота отличается от красоты Элизабет. Красота Элизабет была неземной. Недаром о ней говорили, что она «прекрасна, как ангел». Но гений должен познавать мир. Он не может проводить всю свою жизнь среди ангелов.

— Конечно,— раздраженно произнес он.— Конечно. Конечно. Она — наша главная приманка.

— Разумеется,— спокойно сказала Элизабет.— Я просто подумала — хватит ли у нее опыта?

— Опыта? Она играет в театре уже более трех лет. Ее Джульетта имела мгновенный успех.

— Понятно. Значит, она будет играть Утрату.

— Да, Утрату.

Он посмотрел на свои часы.

— Я не могу терять время. Я должен сказать им об этой великой чести. Нам следует немедленно начать подготовку.

Он смущенно встал. Она думает о том, продолжается ли его роман с актрисой? Знает ли она вообще о нем?

В этом заключалась проблема с добрыми женщинами. Никогда нельзя знать, что именно им известно, потому что любые несчастья, бедствия, предательства других людей они принимают терпеливо и невозмутимо. Такая реакция избавляла от многих жизненных сложностей, но иногда выводила из душевного равновесия.

Он крепко обнял ее; она тотчас ответила на его объятия. Она поклялась любить мужа и выполняла свою клятву.

— Я пришел домой, чтобы прежде всего сообщить новость моей Элизабет,— сказал он.

Выйдя из дома, он потребовал подать ему карету и только тогда забыл о своих проблемах. Внезапно он вспомнил, в какую сумму она обошлась ему. Большая часть мебели еще не была оплачена. Общение с женой напоминало ему о его грехах.

Теперь он встретится с Мэри Робинсон. О» представил себе, как он сообщит ей новость.

Расставшись с мужем, Элизабет вернулась к клавесину. Однако она не стала петь, а подумала о своем романтическом похищении, о недолгом счастье тех дней, когда она верила в то, что, поженившись, они с Ричардом обретут нескончаемое счастье. Во всяком случае, утешила себя она, я никогда не смогу быть счастлива без него.

Однако до его появления в ее жизни она безмятежно жила в доме отца, где все было подчинено музыке. С утра до вечера звуки музыки заполняли дом. Бат был весьма красивым городом. Теперь, когда она жила в Лондоне, он часто снился ей. Но Ричард должен находиться в Лондоне. Здесь располагался его театр и бурлило веселье; тут были игорные дома и клубы, к которым его тянуло; в столице жили блестящие мужчины вроде Чарльза Джеймса Фокса, чьим обществом наслаждался Ричард.

Но прежние дни были славными. Она улыбнулась, вспомнив, как пела со своей сестрой Мэри; брата Томаса, игравшего на скрипке в детской, считали гением.

Как гордился ее отец своими талантливыми детьми — особенно ею! Он называл ее «певчей птичкой». Она хорошо помнила тот день, когда он сказал ей: «Элизабет, я считаю, что на свете нет лучше голоса, чем твой». Как счастлива она была тогда! Она стала знаменитой — или почти знаменитой,— спев ораторию перед королем. Тогда все говорили о ее таланте. Сестра Мэри, сама обладавшая красивым голосом, сказала, что он — лишь слабое эхо голоса Элизабет.

Те дни, когда они все жили в большом доме в Бате и отец преподавал пение, были счастливыми. Затем однажды к ним пришла миссис Шеридан, жена преподавателя ораторского искусства, чтобы взять уроки пения; семьи подружились, и Ричард стал постоянным гостем в доме учителя пения.

Элизабет часто подумывала об уходе в монастырь. Когда ее начал преследовать отвратительный майор Мэттьюз, от которого девушке не удавалось избавиться, ей еще сильнее захотелось уйти от мирской жизни. Она обладала красотой, почти равной ее музыкальному дарованию, и знала, что мужчины будут добиваться ее. На Элизабет обращали внимание мужчины, занимавшие высокое положение в обществе. Хорас Уолпол написал в одном из своих писем, которые, похоже, читали многие, что король не мог отвести от нее взгляд, когда она пела ораторию, и строил ей глазки, насколько это было прилично в столь священном месте.

Монастырь сулил безмятежную жизнь, там она могла бы петь церковную музыку, радуя ею его обитателей. Но рядом находился Ричард — хороший друг, веселый молодой человек с честолюбивыми замыслами, которыми он делился с ней. Она могла рассказывать ему о своем стремлении к уединению. Он проявлял понимание. Она удивлялась этому, потому что его личные планы были совсем другого рода.

Она обрела широкую известность, когда сэр Джошуа Рейнольдс нарисовал с нее портрет святой Цецилии. Говорили, что она наделена ангельской внешностью в большей степени, чем все окружавшие ее на картине ангелы. Элизабет была хрупкой, как бы неземной; ее желание уйти в монастырь усилилось; и тут пришли сомнения. Кто пробудил их в ее сознании, если не молодой и мужественный друг детства? Что влекло их друг к другу? Почему столь земной человек радовался общению с девушкой, мечтавшей о монастырской жизни?

В ее жизнь вошел майор Мэттьюз. Даже сейчас она вздрагивала, вспоминая о нем. Как она ненавидела этого человека! Он был грубым, чувственным. То, что она бесконечно далека от него, усиливало его влечение к ней. Он был богат и настойчив. Она боялась, что отец выдаст ее замуж за Мэттьюза.

«Я должна уйти в монастырь»,— сказала она Ричарду. Она знала одну французскую обитель. Элизабет была уверена, что если доберется до этого места, ей дадут там пристанище.

Дорогой Ричард! Как он благороден! Она знала, что он борется с собственными чувствами. Он видел причины, делавшие брак невозможным. Могло ли столь неземное существо жить с человеком, обладавшим честолюбием Ричарда? Но он не мог допустить, чтобы ее сердце было разбито, а дух сломлен ненавистным майором Мэттьюзом. Он должен спасти ее от этого. Он разработал план препровождения Элизабет в монастырь. В обществе одной служанки они бежали из Бата. Это было безумное приключение; прежде чем они добрались до Лондона, Ричард признался ей в любви. В тот момент это чувство казалось ему важнее других его стремлений. А что она? Она тоже сделала открытие. Жить с Ричардом хотелось сильнее, чем попасть в обитель.

«Мы должны пожениться, — сказал Ричард, — даже если мы не хотели делать это прежде, теперь, после бегства, у нас нет другого выхода».

Она улыбнулась, вспоминая их поспешный брак, торжественные слова, произнесенные в присутствии священника. Как только церемония завершилась и они вернулись в дом, который подыскал для них Ричард, там появился ее разгневанный отец. Он пригрозил высечь Ричарда кнутом и увезти дочь назад в Бат.

«Но мы женаты»,— заявила она.

«Ручаюсь, это шутка,— взревел отец.— Я знаю этих подлецов».

Но рядом с ней был не подлец, а Ричард, друг ее детства. Отец должен понять это. Он действительно понял и смягчился. Он так любил меня, с нежностью подумала Элизабет. Мое счастье было для него важнее всего. Он никогда не стал бы принуждать меня к браку с майором Мэттьюзом. Не будь она тогда так молода и импульсивна, она бы поняла это. Но, возможно, она обманывала себя в ту пору. Возможно, в глубине ее души таилось желание убежать с Ричардом и выйти за него замуж. Вероятно, перспектива жизни в обители всегда виделась ей неосуществимой мечтой.

Ричарда вечно будут сопровождать драмы. Даже сейчас она в ужасе затаила дыхание, вспомнив, как услышала о том, что майор Мэттьюз вызвал Ричарда на дуэль. Ее муж принял вызов и был ранен. Она пожелала тотчас отправиться к нему, но отец удержал ее. Ричард писал ей страстные письма, отмеченные талантом, приходившимся по вкусу многим театралам.

А ее отец... ее дорогой отец сдался. «Если ты испытываешь такие чувства, надо организовать подобающую церемонию. После этого вы сможете жить вместе».

Бракосочетание соответствовало положению, которое ее отец занимал в Бате; они отправились жить в маленький дом, расположенный в Ист-Бернхэме.

Сколько раз в последующие годы она вспоминала этот коттедж и то, как счастлива она была там! Гораздо более счастлива, чем в этом роскошном доме на улице Великой Королевы. Тогда не было долгов, она не знала, какой может быть жизнь с талантливым человеком. Пребывая в романтическом неведении, она верила, что ее ждет нескончаемая идиллия.

Но Ричард скоро заговорил о Лондоне — сначала с тоской. Этот город был его Меккой, центром литературной жизни. В Ист-Бернхэме отсутствовала интеллектуальная жизнь. Жить надо в Лондоне.

«Элизабет, любовь моя, а еще существуют деньги. Ты знаешь, что их необходимо зарабатывать». Лондонские улицы вымощены золотом. Великий город ждет Ричарда Бринсли Шеридана, только там его талант обретет признание.

Поэтому... прощай, домик, где она была так счастлива. На Очард-стрит она познакомилась с долгами и остроумными мужчинами, уводившими ее мужа от домашнего очага в клубы и игорные дома. В кофейни, где люди обсуждали события дня, читали памфлеты, посвященные знаменитостям, смеялись, разглядывая карикатуры. Здесь протекала настоящая жизнь — так говорил Ричард.

Он читал ей своих «Соперников». Она слушала как зачарованная, со стиснутыми руками, и называла его гением.

Он принял ее вердикт. Он знал о своей гениальности.

И люди признали его как драматурга. Они увидели «Соперников» и решили, что хотят посмотреть новые пьесы Шеридана. Успех пришел быстро, Еще не достигнув тридцатилетия, он стал самым популярным драматургом Лондона и управляющим «Друри-Лейн».

Но долги! Вечная нехватка денег! Почему чем больший успех выпадал на его долю, тем большими становились долги? Чем больше денег он зарабатывал, тем сильнее нуждался в них.

«Мы устраиваем слишком роскошные приемы, Ричард»,— убеждала его Элизабет.

«Слишком роскошные для Шериданов!»

«Мы не может принимать столько гостей, Ричард. Нам следует сказать им, что это нам не по средствам».

Он засмеялся, взял ее на руки и поднял высоко над головой.

«Теперь ты выглядишь, как ангел... смотрящий вниз на бедного слабого смертного. Как ангел мести! Моя дражайшая святая Цецилия, мы не можем занять наше законное место в обществе, не общаясь с высшим светом. Если мы будем сторониться богатых и знатных, то скоро окажемся на задворках».

«Тебя сделали знаменитым твои пьесы, а не знакомые».

Но он снова засмеялся и назвал Элизабет своим ангелом; она жила в разреженной атмосфере высоко над ним. Так высоко, что не видела оттуда жизнь простых смертных.

Счета продолжали приходить; три тысячи фунтов, составлявшие ее приданое и казавшиеся поначалу большой суммой, быстро иссякли; она так часто просила своего отца помочь им

выбраться из финансовых затруднений, что не могла заставить себя сделать это снова. Она стыдилась просить, потому что Ричард зарабатывал гораздо больше, чем ее отец, и ей было неудобно брать у него деньги. Когда она сказала об этом Ричарду, он засмеялся. «Важно не то, сколько человек зарабатывает, любовь моя. Важно то, сколько он тратит».

Как это верно... и как печально!

Они могли жить вполне комфортно. Она никогда не стремилась к роскоши... неоплаченной роскоши, постоянно служившей ей упреком. Если бы она сказала ему, что была более счастлива в маленьком домике в Ист-Бернхэме, он бы посмеялся над ней. Святая Цецилия! — так он называл ее. А также ангелом, чересчур хорошим для простого смертного мужчины.

Если бы он образумился... отказался от светских развлечений... удовлетворился простой жизнью и сочинением своих пьес... _ Но это было неосуществимой мечтой. Почему они полюбили друг друга? Почему не увидели несходства, различия в идеалах? Он был веселым, красивым, остроумным, блестящим — настоящим светским человеком. А она не нуждалась ни в чем, кроме музыки и его любви.

Вздохнув, она заиграла на клавесине.

«И все же я не хочу изменить его,— сказала себе Элизабет.— Словно это в моих силах! Если бы мне удалось это сделать, он перестал бы быть Ричардом Шериданом — тем Ричардом Шериданом, которого я люблю».

Шеридан не поехал в театр. В это время там не было актеров. Он велел кучеру отвезти его к дому миссис Мэри Робинсон, где Шеридана встретила служанка актрисы, миссис Армистед, поскольку ее приходящий дворецкий еще не заступил на службу.

Не отводя глаз от миссис Армистед, он проследовал за ней в маленькую гостиную, чтобы подождать там, пока она сообщит своей госпоже о его прибытии. Миссис Армистед была тихой, сдержанной женщиной, однако привлекала к себе внимание. Она обладала неброской красотой; в своем чистом, аккуратном форменном платье она не походила на служанку. Шеридан не раз замечал, что ее походка отличается необычайным изяществом. Внезапно он понял, что его внимание привлекло то достоинство, с которым она держалась.

Вскоре миссис Армистед вернулась, чтобы сообщить господину Шеридану о том, что его любовница сейчас выйдет к нему.

— Благодарю вас,— произнес Шеридан. Он собрался задержать женщину, но она, похоже, почувствовала это и покинула его с неторопливым достоинством.

Не делай глупостей, с усмешкой сказал себе Шеридан. Не стоит флиртовать со служанкой за спиной ее госпожи. Затем он забыл о служанке, потому что в комнате появилась Мэри. Ему пришлось признать, что, видя ее, он всякий раз невольно затаивал дыхание. Ее красота ослепляла, как солнечный свет после выхода из темноты. Мэри была поразительно красива. Она была не похожа на служанку, чья привлекательность обнаруживалась не сразу, а постепенно; красота Мэри бросалась в глаза, ее воздействие было немедленным.

Зная о том, какое впечатление она производит на людей, Мэри одевалась в соответствии со своей ролью. Сейчас она была в платье из розового атласа с модным кринолином, расшитым серебряными нитями. Ее слегка напудренные волосы падали свободными локонами. Восхитительные шея и бюст были доступны взору.

Шеридан округлил глаза, чтобы выразить изумление, которое она ожидала увидеть на лице каждого мужчины; взяв руку актрисы, он почтительно поцеловал ее.

Мэри улыбнулась; она была удовлетворена.

— Шерри, мой дорогой, дорогой друг.

— Мой ангел!

Он захотел обнять ее, но она подняла руку. Обретя известность, Мэри стала своенравной.

— Какая неожиданная радость — видеть тебя в такой час! Что будешь пить? Кофе? Шоколад? Чай? Вино?

Ничего, ответил он. Ему достаточно испить ее очарование.

Она засмеялась — тихо, утонченно. Мэри всегда страстно желала, чтобы с ней обращались, как с леди. Ей нравилось считать, что она принесла на сцену утонченность. Как хороший управляющий, он был готов ободрять актрису, обладавшую даром притягивать публику. Людям было достаточно лицезреть Мэри Робинсон вне зависимости от качества самой пьесы. Несомненно, она привлекала в «Друри-Лейн» также и знать. Ее поклонником был герцог Камберленд, хотя Мэри — проявляя, вероятно, мудрость — отклоняла все его предложения.

— Что привело тебя на самом деле? Ты не собираешься сказать мне, что не мог дождаться того момента, когда увидишь меня сегодня в театре?

— Если бы я сказал тебе это, я бы не обманул тебя.

— О, полно, полно.

Да, она бывала немного высокомерной. При такой красоте это простительно. Она обладала роскошными темными волосами. В ее лице с чуть высоковатым лбом, глубоко посаженными глазами, прямым носом и безупречными губами присутствовала некая грустинка, делавшая его незабываемым. Она была не просто хорошенькой девушкой. Она была красавицей. Черты ее лица отличались совершенством; она была прекрасно сложена, двигалась с грациозностью. Шеридан чувствовал, что она ежеминутно сознает свою красоту.

— Моя прекрасная Мэри, есть кое-что еще. Я решил сказать тебе об этом первой.

— Новая пьеса?

Он покачал головой. На ее лице появилось легкое раздражение. Она еще не простила его до конца за то, что он не дал ей роль леди Тизл. «Миссис Эбингтон... так вульгарна»,— заявила она тогда. Постоянно требовавшая, чтобы все признавали ее утонченность, она часто обращала внимание на вульгарность других. «Совершенно верно,— отозвался он.— Именно поэтому эта роль для Эбингтон. Не забывай о том, что леди Тизл — отнюдь не аристократка. Тебе, моя дорогая Мэри, достаточно выйти на сцену, и всем становится ясно, что ты — леди. И ты, слава Богу, недостаточно талантливая актриса, чтобы суметь скрыть это». Осторожно, подумал он. Неудачный комплимент. Но он принял твердое решение — Эбингтон сыграет леди Тизл. И даже ради прекрасной Мэри он не пойдет на компромисс, способный ухудшить спектакль по его пьесе. Она так и не смирилась с этим и продолжала считать, что ее незаслуженно обидели.

— Нет, нет. Попробуй угадать еще раз,— произнес он.

— Ты нарочно разжигаешь мое любопытство.

Она подошла к дивану, протянула руку и жестом предложила ему сесть рядом с ней.

— Тогда я не буду этого делать. Его Величество вызвал меня к себе и сказал, что мы должны подготовить заказной спектакль.

— Понимаю.

Она обрадовалась и слегка забарабанила по дивану своими длинными тонкими пальцами. Он заметил, что она делала так, желая привлечь к ним внимание. Пальцы Мэри были так же совершенны, как и остальные части ее тела.

— Я должна буду играть перед королем и королевой?

— Конечно. Как же иначе? Я могу сообщить кое-что еще. Их будет сопровождать принц.

Следы печали исчезли с ее лица. Глаза Мэри заблестели.

— Что это будет за спектакль?

Она выдала свой страх. Конечно, он остановит свой выбор на «Школе злословия». Неужто он покажет королю чужую пьесу? И Эбингтон сыграет лучшую роль!

— Конечно, Шекспир. Его Величество считает, что Шекспир сочинял грустные пьесы, но люди, кажется, считают их подходящими для королевской семьи.

— Ромео и Джульетта?

Джульетта была ее первой ролью. Он помнил, как превосходно она выглядела тогда.— «Зимняя сказка». Ты будешь Утратой.

— Утратой!

Она не огорчилась, но все же подумала, что роль Джульетты лучше.

— В настоящий момент любовь молодых людей, пренебрегающих волей родителей — больная тема для Его Величества. Ты знаешь, что принц иногда огорчает папу своими увлечениями.

Она улыбнулась. Утрата. Невинная, печальная, красивая Утрата. Волнение Мэри усиливалось с каждой минутой.

— Я вижу его время от времени,— сказала она.— Принц — симпатичный юноша.

— Уверен, он будет счастлив увидеть тебя.

Она тотчас подумала о костюмах. Представила себя в розовом... этот цвет был ее любимым, потому что шел ей. Возможно, в голубом. Атлас? Бархат?

— Мы должны немедленно приступить к репетициям,— сказал Шеридан.

Он оценивающе посмотрел на нее… Оживленная Мэри была еще прелестней, чем грустная; принц Уэльский был самым влюбчивым молодым человеком в стране. Несомненно, его тронет такая красота.

Не об этом ли думала Мэри? Она отказывалась от покровительства многих богатых и известных людей. Что если... Но до этого было еще слишком далеко.

Он наклонился и поцеловал ее.

— Подумай об этом и приходи в театр пораньше. Мы сразу начнем репетировать. Я хочу добиться совершенства. Ты должна понравиться Их Величествам... и принцу... Утрата.

Он встал, собираясь уйти; миссис Армистед, подслушивавшая за дверью, неторопливо, с достоинством удалилась. Шеридан покинул комнату.

— Армистед,— сказала миссис Робинсон,— подойди ко мне. Я буду играть Утрату в «Зимней сказке».

— Правда, мадам?

— Это неплохая роль.

— Да, мадам.

— Этот спектакль станет особым. Его будут смотреть король, королева и принц Уэльский.

— Вас ждет триумф, мадам.

Миссис Робинсон вздохнула и посмотрела на себя в зеркало, висевшее на стене. Она всегда садилась перед зеркалом, чтобы любоваться собой с комфортом.

— Я не уверена, Армистед.

— Не уверены, мадам?

Сдержанное поднятие искусно подведенных бровей соответствовало тону голоса. Армистед лишь проявляла почтительную вежливость по отношению к своей госпоже, которая хотела доверить ей свои мысли.

— Мне не следовало становиться актрисой. Эта профессия не для леди.

— Да, мадам.

На лице миссис Робинсон появилось удивленное выражение. Она ожидала услышать возражения.

— Положение актрисы не намного выше положения служанки,— не без яда в голосе сказала миссис Робинсон.

— Несомненно, мадам.

— Некоторые из моих друзей обратили на тебя внимание, Армистед. Они говорят, что ты слишком красива для служанки.

— Значит, мадам, мы подходим друг другу.

Миссис Робинсон немного опешила. Но Армистед и прежде периодически удивляла ее. Зато какой превосходной служанкой она была! Всегда такой корректной, сдержанной! К тому же Мэри не могла больше позволить себе думать об Армистед. Ей следовало подумать об Утрате.

Слуги принца помогли ему приготовиться к посещению театра. Он выглядел превосходно в голубом бархатном костюме, расшитом золотыми нитями. Особенно его радовали пряжки с бриллиантами на туфлях. Однако ему предстояло сопровождать родителей, что само по себе указывало на его положение. Отец запланировал визит королевской семьи в театр, выбрал спектакль и назначил дату.

Как приятно было бы отправиться в театр со своими товарищами, посмотреть остроумную комедию вроде «Школы злословия». Вместо этого они увидят «Зимнюю сказку». Он не разделял отцовского отношения к Шекспиру, но предпочел бы посмотреть живую современную комедию. То, что выбор был сделан отцом, автоматически заставило принца пожелать чего-то иного.

Он повернулся к своему конюшему, полковнику Лейку, и сказал:

— Я готов. Идем.

Они отправились в покои короля, где принца приняла его мать. Ее глаза засветились, когда она увидела его. Это восхитительное, блестящее создание — ее сын! Глядя на него, она всегда вспоминала восковую фигурку, на которую часто смотрела с любовью. Дорогой красавец Георг! Несмотря на его выходки и доставляемое им беспокойство он всегда будет ее любимцем.

— Ты выглядишь... великолепно,— прошептала она.

— Спасибо, мадам.

Он был бы рад сказать то же самое о ней. Будучи, как обычно, беременной, она походила на бочку; ее лицо было землистого оттенка; Шарлотта казалась старой. Он вспомнил розовое лицо Мэри Гамильтон.

О, Мэри, Мэри, я бы охотнее посидел в моей комнате в Дауэр-хаусе и написал тебе письмо, нежели пошел в театр. Он носил в кармане прядь ее волос. «Возлюбленная навеки»,— подумал он. Да, Мэри, навеки. Чистая любовь. Было бы замечательно, если бы он мог жениться на ней, но поскольку это невозможно, она поступает правильно, сохраняя их любовь целомудренной.

Король был готов ехать в театр.

— О...— Он с беспокойством посмотрел на сына. В последнее время скандалы стали более редкими, подумал король. Георг взрослеет, осознает свое положение и ответственность. Сейчас король мог смотреть на сына даже одобрительно. Красивый юноша. Люди любят красивых молодых людей. Если Георг будет вести себя благоразумно, его ждет большое будущее.

Люди приветствовали криками королевскую кавалькаду, двигавшуюся по улицам в направлении «Друри-Лейн». Известие о том, что в театре состоится заказной спектакль, уже несколько дней циркулировало по городу. Люди одобряли это мероприятие, поскольку на нем должен был присутствовать принц.

В театре именитых гостей встретил господин Шеридан. Принц испытывал интерес к драматургу. Он слышал о том, что Шеридана считали одним из остроумнейших людей в Лондоне. Ему определенно понравилось, как выглядит драматург. Шеридан дал понять юноше, что хотя визит королевской четы для него — большая честь, все же особое удовольствие он получает от присутствия принца Уэльского.

Он провел короля и королеву в их ложу, а принца — в свою собственную.

Театр был заполнен до отказа. Все глаза были обращены не на королевскую ложу, а на другую, нависшую над сценой. Там сидели ослепительно красивый принц Уэльский и двое его приближенных — полковник Лейк и господин Легге. Занавес подняли, и начался спектакль.

Принц был изумлен. Он не мог поверить своим глазам. На сцене находилось самое очаровательное создание из всех, какие ему доводилось видеть. Он с трудом верил в то, что это живая девушка. Он не мог отвести от нее взгляда. Какая фигурка! Само совершенство! Вот это глаза. Встречал ли он когда-либо такие глаза? Эти темные волосы... прекрасные зубы, нежно улыбающиеся уста. Перед ним не женщина, а богиня.

— Господи,— пробормотал принц.— Самое совершенное создание, какое я когда-либо видел. Какое обаяние! Изящество! Игра! Убейте меня, но я предпочел бы ее всему свету.

Он перегнулся через край ложи; Утрата находилась вблизи принца. Она не могла не замечать его. Рядом с ней был принц Флоризель, но она острее ощущала присутствие принца, сидевшего в ложе.

Казалось, она обращается к Георгу, а не к Флоризелю. Принц Уэльский словно находился внизу, на этой сцене... Она была его Утратой, а он — ее Флоризелем.

Он потерял голову от восхищения. Он понял, что никогда прежде не был влюблен. И не сможет влюбиться так снова в кого-нибудь, кроме Утраты... до конца своей жизни.

Когда Утрата временно покидала сцену, у Георга пропадал интерес к спектаклю. Актрисы ждали своего выхода за кулисами; они старались стоять так, чтобы их было видно из лож, нависающих над сценой. Поэтому принц не терял Утрату из виду, даже когда она не играла. Актриса находилась напротив его ложи, и он мог видеть ее всю.

В этом театре бывало так, что молодые люди поднимались во время спектакля на сцену и комментировали пьесу или проходили за кулисы, чтобы обменяться несколькими фразами с актрисами, возможно, назначить свидание. Пожалуй, никому не пришло бы в голову покритиковать постановку в присутствии короля, но лорд Мальден, страстный поклонник миссис Робинсон, не удержался от соблазна подняться на сцену и пройти за кулисы.

Мальден был на год старше Мэри Робинсон. На двадцатидвухлетнем красавце был великолепный костюм из розового атласа, расшитого серебром, и туфли с розовыми каблуками. Принц Уэльский мог видеть, как он болтает с актрисой. Молодой Георг с трудом оставался в ложе; сейчас ему больше всего на свете хотелось быть на месте лорда.

Мальден, ослепленный красотой актрисы, не замечал, что он пробуждает ревность, но Мэри видела это и радовалась. Один из актеров сказал ей до начала спектакля в «Зеленой комнате»: «Клянусь Иовом, миссис Робинсон, сегодня вы прекраснее, чем когда-либо. Вы несомненно завоюете сердце принца». Услышав эти слова и бросив взгляд на свое отражение, она поняла, что актер сказал правду — она действительно еще никогда не была так красива. Мэри задумалась о том, что может означать победа над принцем Уэльским. Эта перспектива казалась весьма соблазнительной.

Несомненно, он был вне себя от ревности. Перегнувшись через край ложи, не обращая внимания на происходящее на сцене, он смотрел на нее и Мальдена. Георг пробормотал что-то о великом везении Мальдена своим конюшим.

Поскольку зрители поглядывали на принца, большая часть аудитории понимала, что происходит. Король и королева, однако, не видели сына и не замечали его поведения. Они лишь ощущали хорошее настроение зала. Король поздравлял себя с тем, что люди расположены к нему.

Утрата вышла сыграть свою сцену с Флоризелем; публику неистово зааплодировала, принц также хлопал в ладоши.

— Что за вечер, что за спектакль, что за богиня! — пробормотал он.— Какая красота! Какое искусство!

Георг произнес эти слова так, чтобы Мэри услышала их. Она очаровательно зарделась, что еще сильнее восхитило принца.

Он с трудом сдерживал себя. Ему хотелось броситься на сцену, оттолкнуть Флоризеля в сторону, закричать: «Отныне, пока я жив, я буду твоим Флоризелем».

Когда спектакль закончился, актеры вышли на сцену, чтобы принять аплодисменты. Принц подался вперед. Утрата посмотрела на него и улыбнулась. Принц дважды наклонил голову. Глаза Георга выдавали все его чувства.

Но теперь пришло время покинуть театр. Принц был в отчаянии. Что происходит за кулисами? Он представил, как влюбленные поклонники вроде Мальдена врываются в гримерную актрисы, осмеливаясь приблизиться к Мэри, говорить с ней, делать комплименты. Это было невыносимо.

Конюшие ждали принца. Король испытывал нетерпение. Георг нахмурился. Он — принц Уэльский — несвободен. Он обязан, точно школьник, возвращаться домой с папой и мамой.

Он должен обрести независимость. Сейчас, когда он встретил Утрату, чудесную Утрату, это стало особенно важным.

«Подожди,— сказал себе он.— Я не смогу увидеть ее сегодня, но есть еще завтрашний день. И я никогда не забуду этот вечер».

Он провел бессонную ночь. Он мечтал об Утрате, жаждал ее.

Было бесполезно думать о Мэри Гамильтон. Каким ребенком он был, вообразив, что это любовь. Чистая любовь. Принц засмеялся. Он вырос за этот вечер, влюбившись в Мэри Робинсон. Он, не теряя времени, поведает ей о своих чувствах.

Он по-прежнему испытывал симпатию к Мэри Гамильтон, но теперь он познал подлинную любовь, какой не ведал раньше.

Он не станет полностью пренебрегать бедной Мэри. Он будет по-прежнему писать ей, потому что это вошло у него в привычку. В конце концов она была его дорогой сестрой.

Он не видел ничего, кроме Утраты... разговаривающей за кулисами с Мальденом. Розовый атласный костюм и розовые каблуки! — с презрением подумал принц. Однако этот негодяй выглядел весьма недурно, и с ним не обращались, как со школьником.

Утрата играла любовную сцену с актером, представлявшим Флоризеля. О, прекрасная миссис Робинсон, я — настоящий принц. Я — ваш Флоризель.

Чувства, охватившие принца, не давали ему заснуть. Поэтому он сделал то, что делал всегда, когда хотел обрести покой. Он стал писать Мэри Гамильтон. Он поведал ей о своем посещении театра и о том, что там произошло. О том, как он в этот вечер нашел богиню. Господи, как приятно писать дорогой сестре!

«До свидания, до свидания, дорогая навеки»,— вывел он. И добавил в конце, потому что ему доставляло огромную радость писать фамилию актрисы: «О, миссис Робинсон».

Такой несомненный успех следовало отметить; предвидя его, Мэри Робинсон пригласила нескольких своих друзей поужинать в ее доме, расположенном возле Ковент-Гардена.

Лорд Мальден, подошедший к актрисе, как только упал занавес, и королевская семья покинула театр, попросил у Мэри разрешения проводить ее. Помня о его близости к принцу Уэльскому, она любезно дала свое согласие.

Вечеринку возглавил Шеридан. Он ликовал. Спектакль прошел так же успешно, как и премьера «Школы злословия». Ему пришлось признать, что в этом большая заслуга миссис Робинсон.

В ее гостиной собралась веселая компания. Миссис Армистед, державшаяся в тени, заметила среди гостей несколько новых лиц.

Наше положение в обществе поднимается, подумала она. Здесь присутствовал не только лорд Мальден, но и мистер Чарльз Джеймс Фокс. Кто знает, к чему это может привести.

Она радовалась, считая успех госпожи также и своим личным успехом; миссис Армистед знала, что она слишком красива, а главное, слишком умна, чтобы всю жизнь оставаться служанкой.

— Я никогда не видел Его Высочество таким очарованным, госпожа Утрата,— прошептал лорд Мальден миссис Робинсон.

Миссис Робинсон вспыхнула и сказала, что принц очень молод и так красив, что она с трудом верила своим глазам.

Все говорили о принце, о том, как он не похож на своего отца. Как он элегантен, изящен, галантен! Настоящий англичанин. В нем нет ничего от скучных немцев.

И он уже не мальчик. Его уже нельзя водить на помочах. Достигнув совершеннолетия, он станет самым влиятельным молодым человеком в стране.

Мистер Фокс был полон решимости расположить к себе прекрасную актрису; она относилась к нему с настороженностью. Она знала о его репутации ловеласа и не собиралась обнадеживать Фокса — особенно теперь, когда принц ясно продемонстрировал свой интерес к ней. Конечно, посещение ее дома великим государственным деятелем льстило самолюбию Мэри; это означало, что отныне все важные особы будут добиваться приглашения. Особенно теперь, когда ее заметил принц.

Миссис Робинсон была опьянена успехом. Ее волновали новые перспективы.

— Вы покорили всех,— прошептал мистер Фокс.— Королева нашла вашу игру великолепной. Что касается принца...

Он громко рассмеялся.

— Георг сообщил всему залу о своих чувствах. Он не отводил от вас глаз. Поздравляю вас с величайшей победой.

— Вы льстите мне, мистер Фокс. По-моему, его просто захватила пьеса.

— Его потрясла ваша красота, мадам. Вам невозможно польстить; ни одно сравнение не позволяет отдать вам должное. А сейчас я произнесу тост в честь всей труппы.

Господин Фокс встал и поднял свой бокал. Гости смолкли.

— Дамы и господа! Прекрасная Утрата! Сегодня принц Уэльский восхищался красотой и талантом.