Обольститель

ТОРЖЕСТВО ДОБРОДЕТЕЛИ

От Флоризеля продолжали приходить письма и стихи. Тема была одна: «Когда мы встретимся?» Но Утрата всегда отвечала с прежней уклончивостью. Принц должен быть осторожным, помнить о своем положении, не раздражать отца.

«Моя судьба в руках моей Утраты,— писал он.— Вы можете спасти мою жизнь или погубить ее. Ваш Флоризель».

Она бережно хранила эти послания, перечитывала их снова и снова, успокаивая ими свое задетое самолюбие; она мечтала о том, чтобы эта целомудренная идиллия продолжалась до конца их жизни. Тогда это станет достойным восхищения уроком всему миру. Любящая пара, разделенная двумя непреодолимыми препятствиями — его короной и ее мужем.

Флоризель строил другие планы. Он обрушивался на Мальдена. Они должны встретиться. Она не может продолжать вести себя таким образом.

Романтическая история перестала быть тайной. На нее намекали в самых бесцеремонных газетах. «Некий знатный господин и знаменитая актриса заметили очарование друг друга...» «Новый Флоризель для Утраты...» Подобные аллюзии звучали весьма часто.

Дела в театре шли хорошо, как никогда; люди хотели увидеть актрису, покорившую принца. Молодой Георг стал нравиться им еще больше. Как не похож он на своего старого скучного отца!

Шеридан радовался аншлагам, но с настороженностью смотрел в будущее. Утрата была очень красива, но он не надеялся, что у нее хватит ума на то, чтобы долго удерживать принца Уэльского.

Став любовницей принца, она будет по-прежнему собирать полный зал. Он не сможет разместить в театре всех желающих посмотреть на нее; но, конечно, принц не позволит своей любовнице появляться на сцене — и это станет концом нынешнего процветания «Друри-Лейн». А что если принц ее бросит? Любовница принца не сможет вернуться на сцену. Люди придут посмотреть на нее раз-другой... а затем потеряют к ней интерес.

Он решил поговорить с ней и для этого пришел в ее дом, где можно было рассчитывать на большее уединение, чем в театре. Мэри выглядела восхитительно в муслиновом платье с лентами. Она была одной из самых хорошеньких женщин, каких знал Шеридан. Если бы она не принимала так всерьез себя, свою добродетельность и достоинство леди, она была бы исключительно привлекательна. Он честно признался самому себе, что быстро устал от нее. Одной красоты недостаточно. Не надоест ли она так же скоро принцу? Он был молод, неискушен, жил пленником в отцовском Храме Добродетели. Когда принц получит свой дом, все изменится. Его Королевское Высочество станет другим человеком, подумал Шеридан. И я сомневаюсь, что наша дорогая, похожая на леди миссис Робинсон останется для него тем идеалом, который он видит сейчас через прутья тюремной решетки. Другое дело — миссис Кру. Новая возлюбленная Шеридана, Аморет, блестящее, остроумное, обожаемое им создание, которому он посвятил «Школу злословия», могла удержать любого мужчину. Окажись она на месте Утраты... Но Господь не допустил бы этого. Аморет слишком очаровательна, чтобы растрачивать себя на незрелого принца; ее достоин лишь лучший драматург Англии.

Он мимоходом подумал о Элизабет. Жаль, что ей приходится слышать об этих вещах. Но Элизабет была святой, а мужчина, сотканный из плоти и крови, не может жить со святой.

Миссис Армистед — самая сдержанная из женщин — повела его к своей госпоже.

— Мой дорогой Шерри!

Утрата встала, чтобы поздороваться с ним. Она была так хороша с легким румянцем на щеках. Он знал, что это означает. Письмо от Флоризеля. Каким мастером эпистолярного жанра был принц! И Утрата тоже! Она всегда имела склонность изливать душу на бумаге, что, вероятно, разжигало страсть Его Королевского Высочества. Что за стихи она сочиняла в долговой тюрьме! В них не было иных достоинств, кроме избытка чувств — за это публика готова платить с большей охотой, чем за гениальность.

— Моя благословенная Утрата!

Он с жаром поцеловал ее руки. Всегда разумно имитировать в присутствии бывшей любовницы сожаление о том, что роман закончен. Полезно винить обстоятельства. «Нам следует образумиться». «Так будет лучше для тебя, дорогая. Я думаю прежде всего о тебе». «Мои чувства не имеют значения». Не стоит говорить о пресыщении, скуке, новой, более волнительной любовнице.

— Как очаровательно ты выглядишь.

Ей никогда не надоедало слышать комплименты. Какая часть ее жизни уходит на изучение собственного отражения в зеркале и выбор нарядов?

Мэри тотчас вся засветилась. В ней проявилось жизнелюбие, которое шло ей гораздо больше, чем меланхоличное выражение лица.

— Простота этого платья подчеркивает твою ослепительную красоту.

— Это утреннее платье...— пренебрежительно сказала Мэри, и он догадался, что она размышляла о том, не пора ли заказать новое муслиновое платье... способное поразить завсегдатаев «Рейнлафа», «Ротонды», «Пантеона», привыкших к атласу и перьям.

— ... оно очень тебе идет,— закончил он за Мэри.— Но, дорогая, я пришел к тебе не для того, чтобы говорить о платьях. Я беспокоюсь за тебя... серьезно беспокоюсь.

— Почему, Шерри?

— Я думаю о публичной страсти Принца-Само-Очарованье.

— К сожалению, люди, находящиеся в нашем положении, не имеют возможности сохранять свою личную жизнь в тайне.

— Это правда. Именно поэтому ты должна до совершения каких-либо шагов рассмотреть все аспекты ситуации.

— Конечно, ты прав. Именно этим я и занимаюсь.

— Пока что ты не встречалась с принцем... наедине.

— Да, мы не встречались.

— Но как долго, по-твоему, он будет мириться с этим?

— Принц удовлетворен тем, что он любит меня, и я...

— А ты, Утрата, обожаешь его. Ну конечно, все женщины обожают особ королевской крови.

— Я тебя не понимаю.

— Это очевидный факт, моя дорогая.

— Надеюсь, ты не намекаешь на то, что я люблю принца из-за его высокого положения. Ты забыл о том, как преследовал меня его дядя, герцог Камберлендский. Но ты должен помнить, как я пресекла его домогательства.

Стареющий распутный герцог. Молодой очаровательный принц, которого ждет корона. Последний был гораздо более заманчивым призом, чем первый. Более того, всем известен характер герцога. Он уже имел нескольких любовниц и просто предлагал Утрате войти в их компанию. Он не писал сентиментальных любовных писем вроде того, которое она только что читала и сможет перевязать голубой — или розовой — ленточкой, чтобы умиляться над ним в старости... если только она не извлечет из него финансовую выгоду ранее. Тот факт, что Флоризель писал своей возлюбленной, свидетельствовал о его неопытности. Герцог был не слишком образованным человеком; даже при желании он не смог бы составлять безупречные, стилистически отточенные фразы; хотя принц болтал на французском, немецком и итальянском языках, как на родном, хотя он был знаком с сочинениями Горация и Вергилия, интересовался трудами Тацита, он явно не знал света и его обычаев — иначе он не стал бы наивно отдавать в руки актрисы письма, за которые, по убеждению Шеридана, ему не позднее чем через год придется проклинать себя. Тут Утрата проявила мудрость. Она оттолкнула распутника и воодушевила невинного юношу; сколько бы она ни оспаривала это, ее застенчивое нежелание становиться любовницей принца было наилучшим способом еще сильнее завлечь его.

— Я хорошо это помню,— сказал Шеридан.— Ты поступила умно. Связь с герцогом повредила бы твоей репутации.

Утрата театрально вздрогнула.

— А принц...— произнес Шеридан.— О, моя дорогая, дорогая леди, ты должна быть очень осторожной. Чем, по-твоему, все это закончится?

— Чем это закончится? Ну, думаю, мы научимся мириться с нашей судьбой.

Избитое клише! — подумал Шеридан. Неужели она действительно считает, что чувственный молодой человек удовлетворится перепиской?

— Я думаю, Его Высочество будет все сильнее и сильнее настаивать на свидании.

— Я посоветовала ему принять во внимание его положение.

— А я пришел сюда, чтобы посоветовать тебе сделать то же самое.

— Я делаю это.

— Я хорошо тебя знаю. Я никогда не забуду день нашего знакомства. Я оценил твое дарование, как только увидел тебя. Как и Гаррик. Да упокоится его душа.

— Бедный господин Гаррик! Дорогой господин Гаррик! Как многим я ему обязана! Грустно думать о том, что он никогда не сможет обучать молодых актрис.

Последовала короткая пауза — дань уважения к почившему несколько месяцев тому назад Гаррику, сказавшему однажды: «С такой внешностью она привлечет публику. Если мы научим ее немного играть, это тоже принесет пользу».

Как прав он был! Он всегда оказывался прав! Им сильно недоставало Гаррика.

— Но даже сейчас,— продолжил Шеридан,— когда ты заняла свое место в этой профессии, ты можешь легко его потерять.

— Потерять? Как?

— Став любовницей принца.

Она отпрянула — это слово казалось ей грубым. Она не будет считать себя любовницей принца, даже если он приобретет для нее дом и станет открыто навещать ее. Скорее подругой, подумал Шеридан. Дамой, которую он почтил своим доверием. Гражданской женой. Только не любовницей!

Нет, ей не удержать надолго ветреного молодого принца, жаждущего нового опыта, алчущего насыщенной жизни.

— Моя дорогая, посмотрим правде в глаза. Именно это на уме у принца.

— Я ценю твое беспокойство за меня, дорогой Шерри, но, по-моему, ты не знаешь принца.

Знаю немного лучше, чем ты, подумал он, потому что ты, моя дорогая, даже еще не говорила с ним с глазу на глаз.

— Послушай меня,— сказал он.— Ты знаешь, что я забочусь о твоем благе. Став любовницей принца, ты потеряешь свое место на сцене. Ты слишком чувствительна, чтобы становиться любовницей короля или принца. Слишком романтична. Ты должна будешь обдумывать различные предложения, которые покажутся тебе отвратительными.

— Что ты имеешь в виду?

— До вступления в такую связь ты должна обеспечить себя на то время, когда она закончится. Скажи мне, что ты будешь делать, если не сможешь больше играть? Не забывай о том, что у тебя есть ребенок, мать... муж, которых ты содержишь.

Она отвернулась; он вынуждал ее увидеть неприятную правду, портил ее роман. А ей хотелось и дальше жить своей мечтой.

— Мой дорогой Шерри,— сказала она,— я знаю, что ты говоришь так, заботясь обо мне. Но будь уверен — я никогда не совершу ничего такого, что заставило бы тебя стыдиться меня.

— Я бы меньше тревожился за тебя, если бы считал тебя способной на это,— сказал он.

— Как ты любишь играть словами.

Она отбросила неприятную тему одним взмахом руки.— Ну, теперь ты выпьешь чаю или шоколаду?

Он отказался. Сослался на то, что в театре его ждут дела. На самом деле ему не хотелось пить чай или шоколад с любовницей, от которой он устал.

Любовницей? — упрекнул он себя. Нет, подругой... дамой, которую я почтил моим доверием... в прошлом.

Он нежно поцеловал ее руку и на прощание напомнил Мэри о том, что беспокоится о ее благе. Ей следует тщательно все взвесить, прежде чем она решит отказаться от весьма успешной карьеры, начавшейся тем вечером, когда ее Джульетта очаровала аудиторию.

Для визита к миссис Робинсон мистер Фокс выбрал такое время, когда хозяйка дома отсутствовала. У него были причины поступить так. Он обратил внимание на служанку актрисы. Он находил ее исключительно красивой женщиной. Фокс питал слабость к красивым женщинам. К тому же в облике миссис Армистед присутствовало нечто, особенно заинтриговавшее его. Она была не только красива, но и умна.

Он считал необходимым находиться в курсе романа Утраты и Флоризеля, поскольку если эта дама действительно станет любовницей принца, и сохранит сей статус в то время, когда молодой Георг обретет независимость, Утрата превратится в весьма важную фигуру.

Мистер Фокс присутствовал при исполнении оратории и был свидетелем странного поведения принца; он читал в газетах намеки на этот роман; до него долетали слухи, гулявшие по «Бруксу» и другим клубам; он слушал внимательно.

Но он хотел познакомиться с ситуацией поближе и считал, что, заведя друга в доме Утраты, сможет быть полностью в курсе дела; тогда ему не придется полагаться на слухи.

Пустяк при всех его заботах? Не совсем. Принцу было суждено занять такое место среди вигов, какое его отец занимал среди тори. Мистер Фокс, будучи ярым сторонником вигов, не рассчитывавшим на поддержку короля или партии тори, хотел вернуть вигов к власти. Нельзя было и желать лучшего помощника в таком деле, чем принц Уэльский.

Молодой человек не мог занять своего места в Палате лордов до достижения полного совершеннолетия, что должно было произойти в 1783 году, то есть лишь через три года; но в день своего восемнадцатилетия он получит свободу и собственный дом. Его следует вовлечь в соответствующий круг до того, как он станет членом Палаты лордов. Три года — не очень большой срок; если мистер Фокс упустит эту возможность, ею воспользуются другие. Поэтому роман актрисы и принца был делом политическим.

— Мадам нет дома,— невозмутимо произнесла молодая женщина; никто бы не догадался о том, что присутствие знаменитого политического деятеля заставило ее сердце биться учащенно и пробудило в душе Армистед всевозможные надежды, поскольку она была убеждена в том, что мистеру Фоксу известно об отсутствии ее хозяйки, и именно поэтому он явился в такое время.

Мистер Фокс уже вошел в дом.

— Вероятно, я могу немного подождать?

— Я уверена, что мадам этого бы пожелала.

— И она, несомненно, пожелала бы, чтобы вы остались и побеседовали со мной.

— Быть вежливой с друзьями мадам — мой долг.

— Я уверен, вы всегда вежливы.

Миссис Армистед сделала реверанс и отвернулась, но он сказал:

— Вы обещали поболтать со мной.

— Не могу вообразить, сэр, чтобы человек вашего положения захотел поболтать со служанкой.

Он улыбнулся ей.

— А я считал вас женщиной... с воображением.

— Что вы хотите от меня, сэр?

— Прежде всего, вероятно, я хотел бы спросить вас, как может женщина с вашими способностями быть удовлетворенной местом служанки у актрисы.

— Я не говорила, что удовлетворена, сэр.

— О...

Он снова улыбнулся ей. Он обладал необычным обаянием. Она считала его самым интересным мужчиной, приходившим к ее хозяйке. Господин Чарльз Джеймс Фокс, умевший смутить короля, считавшийся самым блестящим политиком в парламенте, был соперником молодого мистера Питта, премьер-министра, лорда Норта. Он был не слишком привлекателен чисто внешне, поскольку в эту эпоху элегантности отличался неопрятностью. Сейчас она заметила жирные пятна на его камзоле; он был слишком полным, имел двойной подбородок и брюшко, не обременял себя бритьем. Она слышала, что он мог, не моргнув глазом, проиграть за ночь в «Бруксе» двадцать тысяч гиней. Но он был великим Чарльзом Джеймсом Фоксом, и его внимание взволновало женщину.

— Тогда, ручаюсь, при вашем нынешнем положении вы ищете лучшее.

— Разве не должен человек всегда искать чего-то лучшего?

— Вы столь же мудры, как и красивы.

Он приблизился к ней; хотя Армистед не отодвинулась, она дала понять выражением своего лица, что не ждет фамильярности с его стороны; на мгновение ее настроение испортилось —она испугалась, что он стремится к короткой физической близости с красивой служанкой, готовой обслужить мистера Фокса за полчаса и быть забытой. Но это не входило в планы миссис Армистед; как бы ни был знаменит мистер Фокс, ему не стоило питать ложные надежды. Он понял это и сказал:

— Присядем?

Она провела его в гостиную и с большим достоинством села поодаль от выбранного им кресла.

— Я вижу, вы слишком умны для того, чтобы мне имело смысл скрывать цель моего визита.

Она наклонила голову.

— Миссис Робинсон, похоже, скоро станет любовницей принца Уэльского,— продолжил Фокс.— Я уверен, вы понимаете значение этого.

— Понимаю.

— Принц молод и впечатлителен. Любовница может иметь большое влияние на романтически настроенного молодого человека. Важно, чтобы наследником трона руководили люди, способные принести ему благо.

— Такие, как мистер Чарльз Джеймс Фокс?

— Совершенно верно. Роман застыл на месте, да?

— Прошло уже много недель с того дня, когда Его Высочество увидел миссис Робинсон в «Зимней сказке», а они еще не встретились.

— Почему?

— Миссис Робинсон — весьма утонченная леди.

Миссис Армистед изъяснялась точно так, как это делала Утрата в самые романтические моменты.

— Она хочет стать любовницей принца, но не может признаться в этом даже себе. Она пишет ему длинные письма, говорит о его долге и призывает его принять во внимание свое положение.

— Если она будет продолжать в таком духе, скоро он обратит внимание на другую прелестницу.

— Да, сэр.

— Будет лучше, если это дело придет к своему логическому завершению.

— Лучше для кого, сэр? Для принца, миссис Робинсон или мистера Фокса?

Он посмотрел на нее с восхищением.

— Для всех троих. И, возможно... для миссис Армистед.

— Каким образом это затрагивает последнюю особу, сэр?

— Ее продвижение зависит от этого. Она неторопливо кивнула.

— Миссис Армистед, я был бы рад назвать вас моим другом.

— Простая служанка не заслуживает дружбы великого государственного мужа.

— Не такая уж она и простая, если меня не обманывает интуиция. А ведь именно интуиция — главное качество для государственного мужа.

— Чего вы хотите?

— Убедите вашу госпожу осчастливить принца и информируйте меня о ходе их романа.

— Почему я должна служить вам, а не моей госпоже, которая платит мне?

Он сунул руку в карман, и Армистед тотчас отпрянула от Фокса.

— Я не прошу денег. Я бы не взяла их. Он кивнул.

— Тогда,— сказал Фокс,— я отвечу на ваш вопрос. Вам следует служить мне, потому что вы не намерены оставаться в вашем нынешнем положении до конца вашей жизни. Это у вас, моя дорогая, должна быть служанка. И я уверен, что если я не ошибся в вашем уме, когда-нибудь так оно и будет.

Она встала; глаза ее блестели, но она не утратила своей невозмутимости.

— Я знаю,— сказал он,— что могу положиться на вас.

— Служить господину Фоксу — большая честь.

Он шагнул к ней. Она поняла, что он собирается обнять ее. Она снова остановила его своими глазами.

Он смирился с ее решением, и когда она проводила его до двери, он поклонился миссис Армистед так, словно перед ним была ее госпожа.

Когда карета увезла его, служанка ушла в свою комнату; она снова приложила к себе бело-серебристое платье.

Безумие! — подумала она. Я глупа, как наша актриса. Но, судя по его манерам и речи, он явно относится ко мне с уважением.

Вечером того же дня Фокс отправился в особняк Камберленда на Пелл Мелл, где его с радостью приняла герцогиня; он искренне радовался обществу этой очаровательной женщины, покорившей сердце герцога королевской крови и сохранявшей его привязанность благодаря тому, что была в двадцать раз умнее мужа. Одна из красивейших женщин Лондона — она была бы ею даже без своих знаменитых ресниц,— герцогиня также отличалась исключительным остроумием; ее шутки были недобрыми и часто обретали весьма грубую форму, но Фокс восхищался ею и уважал ее.

— Сыграть в фараон — вот чего вы хотите,— сказала она. Конечно, он хотел сыграть в фараон. Он не мог смотреть на игорный стол без желания испытать судьбу. Прирожденный игрок, вечно надеявшийся на удачу, которая не приходила, он уже проиграл состояние. Подсознательное безразличие к деньгам помогло ему обрести свое особое положение; он не стремился не только к деньгам, но и к почестям. Ему было достаточно быть Чарльзом Джеймсом Фоксом — человеком, признанным самым блестящим государственным деятелем своей страны не только англичанами, но и всеми дворами Европы. Он отличался смелостью и независимостью, равнодушием к лести даже самого короля — Георг однажды понял, что, имея Фокса в качестве союзника, он мог бы оставить правительство в более умелых руках, нежели те, что руководили им сегодня. При всей своей любви к Норту король видел недостатки этого человека. Но Фокс противопоставил себя тори; Фокс был вигом; он с ледяным презрением оказывал противодействие каждой акции тори. Фокс объявил, что он защищает интересы народа и будет отстаивать гражданские права людей перед лицом любой оппозиции.

Такой человек мог стать в стране несокрушимой силой, если бы он не обладал двойственной личностью. Принципиальный, неподкупный государственный деятель был вульгарным сластолюбцем. Алкоголь, женщины и карты служили ему отрадой; обладая неисчерпаемой энергией, он отдавался этим порокам с тем же энтузиазмом, что и политике. Он заводил новых любовниц чаще, чем принимал ванну; его долги исчислялись пятизначными числами; благодаря долгой практике он мог перепить большинство мужчин, сохраняя при этом трезвую голову.

Тем не менее он был желанным гостем в лучших лондонских домах. Сейчас герцогиня Камберлендская увидела появившегося мужа; заметив присутствие мистера Фокса, герцог поспешил поздороваться с гостем.

— Сыграем в фараон? — Глаза герцога заблестели.

Фокс ответил, что позже ничто не доставит ему большего удовольствия, но сейчас хотел бы обсудить с герцогом одно маленькое дело. Если бы хозяева смогли ненадолго оставить своих гостей, он бы побеседовал с ними на важную тему.

Герцогиня ответила, что это можно организовать; если мистер Фокс пройдет в приемную возле ее спальни, там им никто не помешает.

Таким ярким личностям, как мистер Фокс, герцог и герцогиня, было нелегко ускользнуть незаметно, но в конце концов они встретились в приемной, и мистер Фокс сразу заговорил по существу.

— Принц Уэльский не добился большого успеха со своей возлюбленной,— сообщил он.

— Скромница! — с неприязнью выпалил герцог.

— Мы должны простить дорогому Генриху некоторую резкость в отношении этой дамы, он компенсирует ее симпатией к нашему племяннику,— пояснила герцогиня.— Он когда-то был увлечен этой особой. Бедный Генрих напрасно потратил свое драгоценное время. Я говорила тебе, Генрих, что многие другие дамы обеспечили бы более успешный финал охоты. Что может принести большее разочарование, мистер Фокс, чем безрезультатная охота?

— Ничто,— сказал мистер Фокс. — Но на сей раз нельзя позволить жертве ускользнуть от охотника.

Камберленд пожал плечами. Но Фокс не собирался позволить личной неприязни помешать осуществлению его планов.

— Скоро ему исполнится восемнадцать. Нам не следует думать, будто мы одни сознаем это. Мы должны привлечь его на нашу сторону. Иначе он достанется тори.

— Он будет вигом, потому что король — тори.

— Я не уверен. Несомненно, в случае вашего бездействия вмешается ваш брат Глочестер; не забывайте о том, что он имеет преимущество. Несмотря на его брак и то, что его жена не принята при дворе, король весьма расположен к герцогу.

— Больше, чем ко мне,— Камберленд состроил гримасу.

— Поэтому Ваше Высочество, несомненно, согласится, что мы должны действовать быстро.

— Наша встреча в парке не принесла большой пользы.

— Я вынужден не согласиться с Вашим Высочеством. По-моему, принц был глубоко тронут и нашел своего дядю очаровательным человеком. Он испытал еще большую неприязнь к своему отцу за то, что тот отказывает ему в общении с такими приятными родственниками. Когда принц обретет свободу — это может произойти через несколько месяцев,— я уверен, он пожелает продемонстрировать свое расположение к вам. Поэтому мы должны быть готовы к этому.

— Мистер Фокс прав,— сказала герцогиня.— Он должен почувствовать себя здесь как дома.

Фокс с благодарностью посмотрел на нее. Мадам Нортон всегда умела увидеть выгоду. Она обработает своего менее понятливого мужа.

— И что? — сказал Камберленд, во всем прислушивавшийся к мнению герцогини.

— Миссис Робинсон должна стать вашей гостьей.

— Если я приглашу ее, она заподозрит посягательство на свою добродетельность.

— Хозяйкой будет Ее Высочество герцогиня.

— Эта дама придет,— обещала герцогиня.— Почему бы не с Шериданом?

— Это не проблема, уверяю вас.— Занятный человек. Он добавит новый блеск дому Камберлендов.

— Надо уговорить эту даму перестать дразнить принца.

— Зачем? — спросил Камберленд.

— Потому что, мой герцог, в противном случае терпение принца иссякнет, и он найдет себе кого-нибудь другого. Мы не можем рассчитывать на то, чтобы такой полнокровный молодой человек, как ваш племянник, довольствовался одними вздохами. Что если он выберет любовницу из лагеря тори? Это погубит наши надежды. Нет, эта будет Утрата. Но ей необходимо разъяснить, что оказаться в объятиях принца Уэльского почетнее, нежели сберечь свою добродетель.

— С ее скромностью можно справиться,— пробормотал герцог.

— Каким образом? — спросила герцогиня.— Тогда почему ты, столь опытный в преодолении этого ужасного порока, потерпел поражение?

— Каждая женщина имеет свою цену.

Герцог бросил жесткий взгляд на герцогиню. С этим она согласилась.

— Даже если эта цена — брак.

Она помахала своими ресницами, словно привлекая внимание к прилавку отцовского магазина.

— Утрата не настолько глупа, чтобы рассчитывать на брак с принцем Уэльским. И поскольку она отвечает на его письма не менее страстно, чем он пишет ей, под всей этой демонстрацией добродетели скрывается конкретная цена согласия.

— Верно,— сказал герцог.— В конце концов, если они намерены сделать свой роман публичным — а поведение принца при исполнении оратории указывает на такое желание с его стороны,— ей придется покинуть сцену; если он устанет от Утраты через месяц или около этого, что вполне возможно, то леди, естественно, понадобится источник доходов.

— Принцу следует предложить ей какой-то договор,— сказала герцогиня.— Он должен сделать это в предельно деликатной форме. Она возмущенно откажется; затем он повторит предложение, и она откажется, колеблясь; на третий раз она неохотно согласится. Хотите поспорить со мной, мистер Фокс? Я ставлю тысячу гиней.

— Идет,— сказал мистер Фокс. — Хотя, по-моему, у вас больше шансов выиграть. Но я буду так рад, если это случится, что проигрыш меня не слишком расстроит. Но как заставить принца понять, каким образом ему следует действовать?

Герцог и герцогиня немного помолчали, затем герцогиня сказала:

— Посланником станет лорд Мальден. В обязанности конюшего входит доставка любовных писем принца его избранницам. Мальден был у нас в гостях. Он придет к нам снова. Герцог нашепчет наш совет на ухо лорда. Бедняга Мальден, по-моему, сам влюблен в эту даму. Он будет рад помочь своего хозяину и одновременно освободить себя от миссии, которая при таких обстоятельствах ему неприятна.

— Но если он влюблен в эту женщину, захочет ли он вручить ее принцу?

Герцогиня насмешливо посмотрела на мужа.

— Порою собаки радуются объедкам, падающим со стола хозяина. Мальден будет ждать, облизываясь и виляя хвостом, того дня, когда Флоризель возьмет себе новую роль. В конце концов, иногда нам требуется новый спектакль. И когда «Зимняя сказка» сменится «Обесчещенной дамой», Мальден станет героем новой постановки под названием «Вознагражденное терпение».

— Герцогиня, как всегда, нашла решение,— сказал мистер Фокс.— Теперь мы увидим, есть ли у этой дамы, как у многих других, своя цена. Лично я не сомневаюсь в этом, но, возможно, этой ценой окажется брак, неприемлемый для ее возлюбленного, как бы сильно он ни был увлечен. Но если ее запросы окажутся чуть более скромными...

— Тогда,— сказала герцогиня,— принц получит свою Утрату, а мистер Фокс потеряет тысячу гиней.

— При таких обстоятельствах,— сказал мистер Фокс,— я буду страстно желать принцу успеха!

Утрату охватило радостное возбуждение — ее пригласила к себе герцогиня Камберленд. Актриса позвала к себе миссис Армистед; эта женщина становилась все более полезной, и Утрата начала делиться с ней многим.

— Приглашение из весьма известного дома. Мне следовало бы немедленно отказаться, если бы оно пришло от герцога.

— Герцог безмерно восхищался вами, мадам.

— Он приходил в театр каждый вечер. Помню, когда мы поставили пьесу Ванбру «Неисправимый» под названием «Путешествие в Скарборо», и аудитория возмутилась этим, он публично защитил меня.

— Мадам поступила мудро, отвергнув этого джентльмена. У него плохая репутация в отношении женщин.

— Но поскольку меня приглашает герцогиня...

— Мадам не откажется почтить их общество своим присутствием.

— Я подумываю об отказе, Армистед. Возможно, принцу ре понравится мой визит к Камберленду.

— Но ведь это его дядя!— Известный соблазнитель.

— Его Высочество был весьма любезен с ним в парке; я убеждена, принц обрадуется, узнав, что вы посетили дом его дяди.

— Я в этом не уверена, Армистед.

Миссис Армистед, знавшая, что мистер Фокс хочет, чтобы Утрата появилась в доме Камберлендов, была полна решимости уговорить свою госпожу сделать это. Утрату так очаровали ежедневные письма ее возлюбленного, что она позволила уговорить себя.

С сознанием того, что она проделала неплохую работу, миссис Армистед надела свой элегантный плащ с капюшоном — подарок Утраты, превосходно сшитый из отличного материала,— и поспешила в Сент-Джеймс, в покои мистера Фокса, чтобы сообщить ему об успехе первого шага его плана.

Какое приятное общество собралось в доме Камберлендов! И как там приняли Утрату! Герцогиня была по отношению к ней сама любезность, и хотя Утрата испытывала легкое смущение в присутствии такой женщины и немного побаивалась, что ослепительная красота мадам Камберленд отвлечет внимание от ее собственной, она могла напомнить себе, что герцогиня значительно старше ее и что она, Утрата, обладает таким преимуществом, как молодость.

Утрата встретила старых друзей. Тут присутствовал Шеридан, очаровывавший общество своими остротами; с ним была его Аморет, поэтому он не мог уделять много времени Утрате. У нее не было оснований жаловаться на это. Мистер Фокс был с ней очарователен; она всегда могла рассчитывать на то, что лорд Мальден сыграет роль преданного поклонника; герцог Шартрский проявлял к ней подчеркнутое внимание.

Это, конечно, ее не интересовало. Она не хотела, чтобы до ушей Флоризеля долетело известие о том, что она поощряет ухаживания этого знаменитого повесы, прибывшего из Франции.

— Как я была бы рада,— шепнула ей герцогиня,— видеть здесь нашего любимого принца.

Утрата очаровательно вспыхнула; герцогиня продолжила самым дружеским тоном:

— Возможно, в будущем, я буду иметь удовольствие принять вас обоих... вместе.

Разве не было это указанием на то, что ее, Утрату, готовы принимать в некоторых семейных кругах?

Она вернулась домой раскрасневшейся от успеха и рассказала о нем миссис Армистед, пока служанка помогала ей раздеться.

Нетерпение принца усиливалось. Когда, когда же он увидит ее, возьмет в свои объятия, скажет ей о своей любви? Он не мог вечно довольствоваться перепиской.

«Терпение»,— отвечала Утрата. Она не хотела, чтобы он торопился. Он не должен забывать о том, что является наследником трона.

На это он импульсивно отвечал, что готов забыть обо всем, лишь бы стать возлюбленным миссис Робинсон. Стоял май; прошло почти шесть месяцев с того дня, когда он увидел ее в «Зимней сказке»; за все это время он даже не поцеловал ее в губы. Необходимо что-то предпринять.

Она была занята в театре. Она играла миссис Брейди в «Ирландской вдове», имела потрясающий успех в роли Элизы Кемпли в «Миниатюре». Люди толпами валили в театр, чтобы увидеть ее в этой пьесе, где она изображала из себя сэра Гарри Ревела, то есть появлялась на сцене в бриджах. Они подчеркивали совершенство ее фигуры, позволяли демонстрировать красивые ноги; публика сходила с ума от восторга и требовала появления миссис Робинсон в новых мужских ролях.

Когда она приходила в «Рейнлаф», «Ротонду» или «Пантеон», ее окружали люди, желавшие поглядеть на актрису. Она становилась знаменитой, поскольку многие считали ее любовницей принца Уэльского.

И затем лорд Мальден принес ей необыкновенный подарок.

— Мадам,— сказал он,— необходимо, чтобы вы дали Его Высочеству какое-то удовлетворение, иначе я буду опасаться за его здоровье. Он буквально чахнет на глазах. Он шлет вам этот подарок как знак своей любви и преданности. Прошу вас принять его и помочь восстановлению доброго здравия Его Высочества.

— Он болен? — в тревоге спросила она.

— Он сохнет по вам, мадам.

Она раскрыла пакет. Увидев его содержимое, она сначала побледнела, потом залилась краской. Это был вексель на двадцать тысяч фунтов, который Его Высочество мог оплатить по достижении совершеннолетия. Документ был скреплен королевской печатью.

Двадцать тысяч фунтов! Как долго ей надо работать, чтобы получить такую сумму в театре, где мистер Шеридан постоянно обещает снизить гонорары, поскольку, несмотря на аншлаги, ему не удается сводить концы с концами?

Двадцать тысяч фунтов! Это звучало не хуже, чем звон свадебных колокольчиков.

В прилагаемом письме Флоризель умолял ее принять подарок, потому что это докажет ее доверие к нему. Он надеялся, что не обидел ее тем, что преподносит от чистого сердца. Он был бы рад положить к ногам прекрасной Утраты все, что он; имеет.

Глаза актрисы наполнились слезами, но она не позволила им пролиться; они испортили бы ее лицо, а она ни на одно мгновение не забывала о том, что лорд Мальден — ее страстный поклонник.

— Принц — самый щедрый из мужчин, но я не могу принять такой подарок.

— Но, мадам, ваш отказ разобьет сердце Его Высочества.

— Такой подарок может породить ложные выводы.

— Его Высочество будет безутешен, если вы их сделаете.

— Знаю... знаю... я ни на одно мгновение не усомнилась в его намерениях. Но если это станет известным...

— Почему это должно стать известным?

— Вы должны его забрать. Скажите ему, что эта идея для меня неприемлема.

— Я не посмею, мадам. Вы не представляете себе, как глубоко огорчится принц по вашей вине.

— Как бы я хотела, чтобы он получил все, что заслуживает.

— В вашей власти дать это ему, мадам. Боюсь, он скоро заболеет, если не увидит вас.

— Заберите это!

Она протянула документ. Мальден коснулся его рукой, но не взял; она также не отпустила его.

— Хотя бы не принимайте поспешного решения, мадам. Подумайте о принце.

— Я думаю о нем... постоянно. Не о своем благе, а о его.

— Подержите некоторое время вексель у себя, прошу вас. Вернуть его сейчас означало бы нанести принцу удар.

— Хорошо, я сделаю это. Но я не намерена брать его.

Лорд Мальден ушел, и миссис Армистед узнала от своей госпожи, что она получила вексель. Служанке даже позволили изучить документ.

— Ты так хорошо разбираешься в подобных вещах, Армистед.

Вексель, скрепленный королевской печатью, гарантировал выплату двадцати тысяч фунтов по достижении принцем совершеннолетия. Никаких сомнений. Это было написано черным по белому.

При первой возможности Армистед сообщила новость мистеру Фоксу.

— Она говорит, что не возьмет его, но она возьмет. Она перечитывает документ чаще, чем письма... и с большей нежностью. Она его примет.

— И когда это произойдет,— сказал мистер Фокс, сочтя, что миссис Армистед заслуживает некоторой информации,— состоится встреча. Принц получит любовницу, а я потеряю тысячу гиней.

Он поцеловал миссис Армистед в лоб, как бы говоря этим: «Хорошая работа. Вы — моя верная помощница».

Их отношения менялись. Зарождавшееся взаимное влечение этих людей могло показаться странным. Она была такой педантично аккуратной, чистоплотной, он — неопрятным; она прислуживала актрисе, его же с радостью принимали в высшем свете.

Они оба сознавали неуместность их симпатии, свою физическую и духовную несовместимость, но это не ослабляло их взаимное влечение.

Она сохранит у себя вексель, объяснила миссис Робинсон лорду Мальдену, потому что боится, что его возвращение обидит принца.

— Верно,— сказал Мальден.

— Боюсь, это выглядит нескромно... но я не вижу другого выхода.

— Другого выхода нет,— заверил ее Мальден. И она кивнула ему в ответ.

Каждый день она смотрела на эти волшебные слова — двадцать тысяч фунтов — и королевскую печать. В конце концов это выражение его любви ко мне. Я должна видеть в нем то значение, которое вкладывалось принцем.

После принятия векселя до встречи оставался один шаг. Когда? — постоянно спрашивал принц, и Утрата знала, что не может больше тянуть.

Она объяснила лорду Мальдену:

— Принц просит меня отказаться ради него от карьеры, мужа... репутации. О, поймите меня правильно. Я бы охотно отдала ради него жизнь. Однако я боюсь гнева короля и королевы. А если он переменится ко мне? Я не захочу жить.

Лорд Мальден напомнил ей о бумажном сердце, которое принц прислал вместе с миниатюрой. «Верен моей Утрате навеки».

— Мадам, все это время, пока вы отказывались встретиться с ним, он оставался верен вам. Его преданность вам только усилится, когда вы будете принадлежать ему.

— Вы верите в это, Лорд Мальден?

— Всем сердцем,— ответил он.

— И когда свет узнает, что я сделала...

— Ваша победа — это торжество добродетели,— сказал лорд Мальден. Торжество добродетели! Это выражение понравилось ей. Да, она могла посмотреть на это так. Почти шесть месяцев принц вздыхал по ней, умолял встретиться с ним; она всегда отвечала, что он должен принимать во внимание свое положение, что она должна думать не только о своих желаниях, но и о его благе.

И теперь она, наконец, капитулировала; это было торжеством добродетели.