Обольстить грешника

Глава 9

Маус заливался лаем.

Мелисанда поморщилась, когда Салли воткнула шпильку в ее волосы. Лай звучал приглушенно, потому что доносился из помещения, находившегося тремя этажами ниже. Вейл запер Мауса в небольшой каменной кладовке рядом с погребом. Маус начал лаять сразу, как только его заперли. Вероятно, понял, что его не скоро отсюда выпустят. И с этой минуты лаял беспрерывно до самого вечера. Время от времени он умолкал, как бы прислушиваясь, не спешат ли к нему на помощь, но, разочарованный в своей надежде, снова начинал лаять. И с каждым разом его лай становился громче прежнего.

— Шумный песик, не правда ли? — заметила Салли. Ее не особенно расстраивал этот лай.

Может быть, слуги не так чувствительны, как она, думала Мелисанда.

— Его никогда раньше не запирали.

— Тогда это пойдет ему на пользу. — Салли воткнула еще одну шпильку и отступила, придирчиво осматривая свою работу. — Мистер Пинч говорит, что скоро сойдет с ума от этого лая.

Это прозвучало так, будто ее камеристку радовал этот факт.

— А лорд Вейл вернулся? — спросила Мелисанда.

— Да, миледи. Полчаса назад. — Салли начала прибирать на туалетном столике. Мелисанда встала и прошлась по комнате. Неожиданно Маус перестал лаять, и она затаила дыхание.

Но он залаял снова.

Вейл запретил ей приближаться к терьеру, но она не представляла, как долго еще сможет выдержать страдания Мауса.

В дверь постучали.

— Войдите. — Она повернулась и посмотрела на дверь. Появился Вейл. Хотя он вернулся совсем недавно, но, судя по влажным волосам, успел умыться и переодеться.

— Добрый вечер, моя возлюбленная жена. Не хотите ли вместе со мной навестить узника?

Она расправила юбки и кивнула:

— Да, пожалуйста.

Он отступил в сторону, и она пошла вниз по лестнице, слыша лай, становившийся по мере их приближения все громче.

— Я беру на себя смелость попросить вас об одном одолжении, миледи, — сказал Вейл.

— О чем именно?

— Я хотел бы, чтобы вы не вмешивались в наши с Маусом отношения и позволили обращаться с ним так, как я считаю нужным.

Она сжала губы. Маус признавал только ее одну. Что, если терьер снова укусит Вейла? Ее муж казался великодушным человеком, но она чувствовала, что его терпение не бесконечно.

— Мелисанда?

Она повернулась к нему. Он стоял на лестнице, ожидая ее ответа. Его бирюзовые глаза блестели. Она судорожно кивнула:

— Как вы желаете.

Он шагнул с последних ступеней и, взяв ее за руку, направился к кухне.

В коридоре, который вел в помещения для слуг, было довольно темно. Наконец, пройдя этот длинный коридор, они дошли до кухни. Это было просторное помещение, одну сторону которого занимал большой камин с выложенной кирпичом аркой. Два окна, выходившие на задний двор, пропускали достаточно света, чтобы днем в кухне было светло. А сейчас свечи поддерживали угасающий, падавший из окон свет.

Кухарка, три посудомойки, несколько лакеев и дворецкий были заняты приготовлением обеда. Когда они вошли, кухарка уронила ложку в горшок с кипевшим супом, а остальные застыли на месте. Снизу доносился лай Мауса.

— Милорд? — заговорил Оукс.

— Я не хочу мешать вам, заниматься своими делами, — сказал Вейл. — Я пришел сюда только из-за собаки моей жены. Пинч, — позвал он.

Камердинер, сидевший у камина, поднялся со своего места.

— Ты нашел мясные обрезки?

— Да, милорд, — ответил мистер Пинч. — Кук была очень добра и дала мне немного говядины, оставшейся после ужина. — Он вынул завязанный в узелок носовой платок.

Мелисанда кашлянула.

— По правде говоря… Вейл взглянул на нее:

— Да, моя дорогая?

— Если это для Мауса, то он любит сыр, — извиняющимся тоном проговорила она.

— Преклоняюсь перед вашими знаниями. — Вейл повернулся к кухарке, которая хлопотала над своим супом. — У вас найдется кусочек сыра?

Кухарка присела:

— Да, милорд. Энни, принеси из кладовой ту головку сыра.

Посудомойка убежала в соседнюю комнату и вернулась с головкой сыра чуть меньше ее собственной. Она положила ее на кухонный стол и осторожно развернула салфетку, в которую сыр был завернут. Кухарка взяла острый нож и отрезала кусок.

— Столько годится, милорд?

— Вполне, миссис Кук. — Вейл улыбнулся женщине, и ее щеки порозовели. — Я навеки у вас в долгу. Ну а теперь, мистер Оукс, покажите мне подвал.

В сопровождении дворецкого они прошли через кладовую и оказались у двери, которая открывалась на короткую лестницу, ведущую в полуподвал.

— Берегите голову, — предупредил Вейл Мелисанду. Сам же он, спускаясь по этим ступеням, согнулся почти вдвое. — Спасибо, Оукс. А теперь можете нас оставить.

Дворецкий явно почувствовал облегчение.

Подвал был выложен холодным сырым камнем. По его стенам тянулись полки, заставленные всякими видами пищи и вина. В одном углу находилась небольшая деревянная дверка, за которой томился Маус. Услышав их шаги по лестнице, он перестал лаять, и Мелисанда представила, как он стоит за этой дверью, склонив набок голову.

Вейл посмотрел на Мелисанду и приложил к губам палец. Она кивнула, крепко сжимая губы. Он усмехнулся и немного приоткрыл дверь. В щель мгновенно высунулся черный носик. Вейл присел на корточки и отщипнул кусочек сыра.

— Ну, сэр Маус, — тихо сказал он, протягивая ему сыр, — вы обдумали ваши прегрешения?

Носик дернулся, Маус очень осторожно взял из руки Вейла сыр и исчез.

Мелисанда ожидала, что Вейл войдет в эту комнатку и заберет собаку, но он сидел на корточках и терпеливо ждал, как будто у него на этом свете не было других дел.

Прошло несколько секунд, и черный беспокойный носик показался вновь. На этот раз Вейл держал сыр так, что песик не мог до него дотянуться.

Затаив дыхание, Мелисанда ждала. Маус был ужасно упрямым, но он обожал сыр. Песик носом толкнул дверь. Теперь человек и собака смотрели друг на друга. Первым сдался Маус, он вышел и взял у Вейла второй кусочек сыра. Но тотчас же попятился на несколько шагов и, отвернувшись, с жадностью съел сыр. Теперь Вейл держал сыр на открытой ладони. Маус осторожно подошел и, поколебавшись, взял следующий кусочек.

Пока он его жевал, Вейл, едва касаясь, погладил собаку по голове. Казалось, Маус отнесся к этому спокойно или просто ничего не заметил. Вейл достал из кармана длинный тонкий кожаный ремень. На одном конце его была петля. Когда Маус подошел за следующей порцией, Вейл ловко накинул петлю ему на шею так, что она надежно, хотя и не туго облегла его шею, и дал ему еще сыра.

К тому времени, когда был съеден весь сыр, Маус позволял Вейлу гладить все его маленькое тельце. Вейл встал и похлопал себя по бедру:

— Тогда пойдем.

Он повернулся и пошел из подвала. Маус бросил озадаченный взгляд на Мелисанду, но поскольку он был на поводке, то был вынужден идти за Вейлом.

Мелисанда удивленно покачала головой и последовала за ними. Вейл прошел через кухню и вышел из дома через черный ход. Здесь он ослабил поводок настолько, чтобы Маус мог сделать свои дела.

Затем смотал поводок и улыбнулся Мелисанде:

— А теперь поужинаем?

Ей оставалось только кивнуть. Благодарность переполняла ее душу. Вейл приручил Мауса, показал свою власть над собакой, и все это, не причиняя боли терьеру. Она знала очень мало мужчин, которые бы снизошли до этого. Для того, что сделал он, требовались ум, терпение и немалая доля сострадания. Сострадание к собаке, которая только что утром укусила его. Если бы она уже не любила его, то полюбила бы сейчас.

Маус лежал под столом у ног Джаспера. Поводок был намотан на его запястье, и он каждый раз натягивался, когда терьер предпринимал бесплодные попытки подойти к своейхозяйке. Сейчас он лежал, положив голову между лап, и время от времени издавал трагические вздохи. Джаспер чувствовал, что больше не может сдержать улыбку. Он понял, почему Мелисанда любила это маленькое существо. Маус обладал неимоверной притягательностью.

— Вы намерены снова отсутствовать этой ночью? — спросила Мелисанда, сидевшая напротив него.

Она смотрела на него поверх бокала своими затуманенными и таинственными глазами. Он передернул плечами:

— Возможно.

Джаспер уставился на ростбиф, который резал на своей тарелке. Она действительно хочет знать, почему он всегда уходит из дома и не возвращается до раннего утра? Или просто думает, что он где-то пьянствует? Мрачные мысли. Особенно теперь, когда его не привлекают игорные притоны и балы, которые он посещал когда-то каждый вечер. Но еще сильнее он ненавидел черные ночные часы.

— Вы могли бы остаться, — сказала Мелисанда.

Он взглянул на нее. Ее лицо было спокойно, она неторопливыми движениями разламывала и мазала маслом булочку.

— А вы хотели бы, чтобы я остался? — спросил он. Она подняла брови, не отрывая взгляда от булочки.

— Возможно.

Он почувствовал, как напряглись мышцы его живота только от этого одного, чуть насмешливого слова.

— А что мы будем делать, моя милая жена, если я останусь с вами?

Она пожала плечами:

— О, существует многое, чем бы мы могли заняться.

— Чем же, например?

— Можем играть в карты.

— Вдвоем? Не очень интересная игра.

— Шашки или шахматы? Он поднял бровь.

— Мы могли бы поговорить, — спокойно продолжала она. Джаспер отхлебнул вина. Днем он ухаживал за ней, но почему-то мысль о возможности провести вечер в разговорах с ней смущала его. Его демоны бывали особенно свирепы по ночам.

— О чем бы вы желали поговорить?

Лакей внес поднос с сыром и свежей клубникой и поставил перед ними. Мелисанда не пошевелилась, как всегда сидя с выпрямленной спиной, но Джасперу показалось, что она слегка подалась вперед.

— Вы могли бы рассказать мне о вашей юности.

— Увы, довольно скучная тема. — Он рассеянно вертел бокал. — За исключением случая, когда мы с Рено чуть не утонули в пруду Сент-Обинов.

— Я хотела бы услышать об этом. — Она все еще не притронулась к ягодам.

— Это было сумасшедшее время, — начал Джаспер. — Мне было одиннадцать лет, если быть точным. Последнее лето перед тем, как нас отправили в школу.

Она взглянула на него, выбрала ягоду и положила на свою тарелку. Ягода была ни самой большой, ни самой маленькой, но совершенно красной и спелой. Она потрогала ягоду пальцем, как бы наслаждаясь предвкушением ее сладости.

Джаспер снова выпил вина. У него неожиданно пересохло в горле.

— В тот день я сбежал от своего учителя.

— Сбежали от учителя? — Она перевернула ягоду, лежавшую на тарелке.

Он смотрел на ее пальцы, касавшиеся ягоды, и воображал, как эти пальцы касаются чего-то еще.

— Моим учителем был уже немолодой мужчина, и сбежать от него было нетрудно.

— Бедняга, — отозвалась она, откусывая ягоду.

На мгновение у него перехватило дыхание, и все мысли перепутались. Затем он прочистил горло, но все равно в его голосе слышалась хрипотца.

— Да, но что было хуже всего — Рено тоже сбежал. — И?..

— К несчастью, мы решили встретиться у пруда.

— К несчастью?

При этом воспоминании он поморщился. — Почему-то нам пришло в голову построить плот. Ее брови поднялись, словно два изящно изогнутых коричневых крыла.

Он покосился на кусочек сыра на ноже и съел его.

— Оказалось, что построить плот из сломанных ветвей и пьющихся растений намного труднее, чем мы сначала думали. Особенно для одиннадцатилетнего мальчишки.

— Я чувствую, дело идет к трагедии. — Она была серьезной, но ее глаза смеялись.

— Так и случилось. — Он взял ягоду и повертел стебелек между пальцами. — К полудню мы покрылись грязью, выбились из сил, но все же соорудили нечто размером примерно в три квадратных фута, но сооружение, естественно, не было квадратным.

Чтобы не рассмеяться, она прикусила губу.

— И потом?..

Не выпуская из рук ягоду, он положил локти на стол, и его лицо приобрело серьезное выражение.

— Оглядываясь назад, я весьма сомневаюсь, что наше сооружение вообще могло держаться на воде. Разумеется, нам в голову не пришло проверить его плавучесть, прежде чем отправиться в плавание.

Она больше не сдерживала смеха, и он почувствовал прилив радости. Заставить эту женщину развеселиться было большим достижением. И самое удивительное то, что он получал от ее смеха огромное удовольствие.

— Боюсь, конец был неизбежен. — Он протянул через стол руку с ягодой и приложил ее к этим улыбающимся губам. Она открыла розовые губы и зубами взяла ее в рот. Он смотрел и чувствовал, как в нем пробуждалось вожделение. — Мы почти сразу ушли под воду, но сама неустойчивость плота спасла нас.

— Как это? — Она проглотила ягоду.

Он отбросил стебелек и сложил руки на столе.

— Мы были всего лишь в ярде от берега, когда начали тонуть. Мы запутались в водорослях, и вода доходила нам только до пояса.

— И это все?

Он чувствовал, что его губы улыбаются.

— Ну, это было бы все, если бы Рено не умудрился свалиться прямо на гусиное гнездо.

— О Боже! — поразилась она.

— Действительно «О Боже!», — согласился он. — Гусак был очень недоволен. Он гнался за нами почти до Вейл Мэнора. А там мой учитель поймал нас и так высек меня розгами, что я не мог сидеть целую неделю. С тех пор не люблю жареного гуся.

Джаспер смотрел в ее смеющиеся карие глаза, в комнате было тихо, слуги собрались где-то в холле. Казалось, время остановилось, когда он смотрел в глаза жены. Он находился на пороге чего-то, и это «что-то» могло стать точкой отсчета, от которой человек обретает иные способности чувствовать или мыслить. И ему оставалось сделать к этому только лишь один шаг.

Но первой нарушила тишину Мелисанда. Она оттолкнула стул и встала.

— Благодарю вас, милорд, за очень забавную сказку. — Она направилась к двери.

Джаспер удивился:

— Вы уже покидаете меня? Не поворачиваясь к нему, она остановилась.

— Я надеялась, что вы проводите меня наверх. — Мелисанда оглянулась и посмотрела на него темным, загадочным, несколько насмешливым взглядом. — Мои месячные кончились.

Она тихо закрыла за собой дверь.

Выходя из столовой, Мелисанда услышала тихое ругательство, а затем лай Мауса. Она улыбнулась. Очевидно, Вейл забыл о поводке, намотанном на его запястье. Она быстро, не оглядываясь, поднималась по лестнице, чувствуя биение своего сердца, — она знала, что он пойдет следом за ней. Эта мысль подгоняла ее до самого верхнего коридора.

Тяжелые шаги, звучавшие позади, когда она поднималась по лестнице, быстро приближались. Должно быть, он решил не медлить. Тяжело дышала при мысли о том, что должно вот-вот произойти. Мелисанда распахнула дверь, вбежала в пустую комнату и остановилась у камина. Вейл вошел спустя минуту.

— Что вы сделали с Маусом? — Она всеми силами старалась говорить спокойно.

— Отдал его лакею. — Джаспер запер дверь.

— Понятно.

Он повернулся к ней и застыл, склонив голову набок и как будто ожидая чего-то от нее.

Она взялась за борта камзола, распахнула их и стянула камзол с его плеч.

— В этой комнате?

— В моей постели, — уточнила она, аккуратно укладывая камзол на кресле.

— А, вот как. — Он свел брови, как будто разгадывая какую-то загадку.

— Вот так, — тихо повторила Мелисанда. Развязав шейный платок, она дрожащими руками положила его на камзол.

— В постели?

— Да. — Она расстегнула его жилет.

Он стряхнул его с себя и бросил на пол. Она покосилась на жилет и, оставив его на полу, принялась за рубашку.

— Я думал… — Он умолк, очевидно, потеряв нить своих мыслей.

Она сняла с него рубашку, стянув ее через голову, и посмотрела на него. Он кашлянул. — Что?

— Может, нам лучше сесть.

— Почему? — Она не хотела повторения их брачной ночи. Положила руки на его грудь и осторожно провела пальцами вниз по его животу, наслаждаясь ощущением его обнаженной кожи.

Он втянул живот.

— А…

Она нащупала пуговицы на его бриджах.

— Не спешите.

— Вы думаете, не надо спешить? — спросила она, освобождая пуговицы из петель.

— Ну…

Бриджи были расстегнуты.

— А…

— Так «да» или «нет»? — Она пробралась в его нижнее белье и обнаружила, что его плоть уже ждала ее. У нее потеплело внутри. Сегодня он будет принадлежать ей, принадлежать так, как она хочет.

У него перехватило дыхание.

— Нет.

— О, хорошо, — шепотом проговорила она. — Согласна. И, просунув другую руку в его бриджи, начала ласкать возбужденное естество.

Джаспер слегка покачнулся, но устоял на ногах. А она была увлечена открытиями. Странно, ее руки перестали трястись, когда коснулись самой интимной части его тела. Жесткие волосы щекотали поверхность ее пальцев, а ладони наполнились горячей тяжестью. Она обхватила его одной рукой и стала исследовать его. Мягкая кожа, под ней твердые, как гранит, мускулы. Слегка пульсирующие вены, выступающая головка. Она провела по ней пальцем — чувствительная кожа коснулась другой чувствительной кожи и нащупала маленькую щелку. Что-то сочилась из этой щелки. Сжимая руку, она кругами растерла эту жидкость.

— О Боже, — простонал Вейл, — возлюбленная жена моя, ты лишаешь меня сил!

Она улыбнулась загадочной женской торжествующей улыбкой и приподнялась на цыпочки, не убирая руки с его члена.

— Поцелуй меня, пожалуйста.

Он раскрыл глаза и посмотрел на нее почти безумным взглядом. Затем схватил ее за плечи и склонился, чтобы поцеловать ее. Его раскрытые губы были именно такими, как она хотела, — влажными и твердыми. Из горла ее вырвался тихий звук удовлетворения, а рука сжалась сильнее. Он застонал, и его язык глубоко проник в ее рот, а она, не выпуская его плоти, языком ласкала его язык. Его большие руки опустились на ее ягодицы и сжали их. Волна безграничного наслаждения пробежала по ее телу.

Неожиданно Джаспер, задыхаясь, оторвался от нее.

— Милая моя, может быть, нам следует…

«Нет», — мысленно проговорила она и спустила с бедер его бриджи, изучающе глядя на его великолепную плоть — мышцы ее ног непроизвольно сжались.

— Мелисанда…

Гордо восставшая от возбуждения, его плоть, казалось, требовала немедленного удовлетворения.

— Ты не?..

Мелисанда взглянула на него. У мужа был потрясенный вид.

— Нет, — твердо заявила она и лизнула его сосок.

Он вздрогнул и притянул ее к себе, сомкнув руки у нее за спиной.

Она выпустила из рук свою добычу и, упершись ладонями в его грудь, подтолкнула к креслу. Он задержался, нетерпеливо срывая с себя бриджи, нижнее белье и чулки с башмаками. Затем сел в кресло в своей великолепной наготе и, кажется, только сейчас сообразил, что она все еще одета.

— Но…

— Тсс… — Она приложила палец к его губам, ощутив их гладкий атлас и влажное дыхание.

Она отступила назад, руками коснулась кружев на лифе своего платья. Он с жадностью смотрел, как она раздевается. В комнате стояла тишина, нарушаемая только треском огня в камине и его громким дыханием. Свет от камина делал его большое тело более выразительным. Широкие плечи едва помещались в кресле — спинка была для него мала. Длинные пальцы крепко сжимали подлокотники, как будто сдерживая возможный порыв его тела. Мышцы на предплечьях вздулись от напряжения. А ниже…

У нее перехватило дыхание, когда она освободилась от своих юбок. У нее задрожали ноги, все ее существо таяло от охватившего ее жара. Она встретила его взгляд. В нем не было удивления — он смотрел на нее пристальным, сосредоточенным взглядом, строго сжав губы.

Мелисанда перевела дыхание и сбросила на пол корсет. Оставшись в одной шелковой прозрачной, как крыло стрекозы, сорочке, она шагнула к нему, и он стал подниматься со своего кресла. Но она положила руку ему на плечо и уперлась коленом в кресло рядом с его бедром.

— Ты не возражаешь? — спросила она. Он отклонился, перед тем как ответить:

— Нисколько.

Она кивнула и, подняв подол сорочки до бедер, села на его колени и опустила сорочку. Сначала она ощущала нижней частью своего тела лишь тепло его бедер и мягкое щекотание ее самого потайного местечка.

Мелисанда улыбнулась и обняла его за шею.

— Ты поцелуешь меня?

— Боже, конечно… — простонал он. Сильными руками Вейл притянул ее к себе. До чего же это было чудесно — почувствовать наконец, как он вот так обнимает ее! Он прижался губами к ее губам. У него был широкий рот, и, покусывая ее губы, он целовал ее так, будто после долгих дней скитаний по пустыне нашел наконец-то живительный источник и теперь не может оторваться от него. Его руки держали ее с такой силой, что она подумала, не оставит ли он синяков на ее теле.

Она приподнялась, чтобы дотянуться до его соска. Не отрываясь от ее губ, он замер, словно в ожидании. Она немного подвинулась на его коленях, и теперь его мужское естество находилось под ней, крепко зажатое их телами. Она медленно потерлась об него своей тайной плотью и от непередаваемой утонченной остроты этого ощущения закрыла глаза.

Он оторвался от ее губ и попытался просунуть между ними руку.

— Нет. — Она открыла глаза и сурово посмотрела на него. И снова потерлась об него. Его лицо пылало, губы были влажными. Длинные вертикальные складки около его рта становились все глубже, пока его лицо не приобрело странное выражение мрачной решимости.

Она все больше возбуждала его и возбуждалась сама, при этом смотрела ему в глаза, взглядом запрещая мешать ей. Тогда он поднял руки к ее груди. Он тоже смотрел на нее, нежно пощипывая ее соски. Задыхаясь, она выгнула спину, но пенис соскользнул в сторону. Она в неистовстве просунула между ними руку, пытаясь удержать скользкий пенис.

Он наклонился и губами втянул ее сосок в свой влажный горячий рот, и она словно упала со скалы. Ее тело содрогнулось, сорочка сползла, а когда он впивался губами в ее сосок, она, дрожа, прильнула к нему еще сильнее и почувствовала, что возносится к небесам, без малейшего желания возвращаться на землю.

Его руки ласково гладили ее по спине. Она дрожала в его объятиях, хотя дышала уже ровнее, но потребность полного слияния с ним становилась неодолимой. Он обхватил ее за талию, легко приподнял и вошел в нее. Она чувствовала, как все глубже входит в нее его плоть, и снова дрожала от наслаждения. Так и должно быть: женщина — мужчине, жена — мужу.

Они по-прежнему не отводили глаз друг от друга, и она подумала: интересно, что он сейчас чувствует? Был ли он удивлен, доволен или недоволен? Или вообще совсем не думал об этом? Его губы были сжаты, а глаза прищурены, капля пота катилась по его щеке. А может, он ничего и не думал. Может, он просто чувствовал. Как и она.

Мелисанда потянулась и слизнула каплю пота, у нее был вкус соли и мужчины — ее мужчины. Теперь.

Она покрывала поцелуями его лицо, ощущая, как уходит напряжение из его тела — расслабляются мышцы, руки скользят вниз с ее талии, голова откинулась на спинку кресла… А она все целовала его — шею, ухо, плечо. Легкими нежными поцелуями. «Мой муж, мой муж, муж…» Она не могла высказать вслух то, о чем пело ее сердце. Все события ее жизни, ее мира встали на свои места, все пришло в гармонию. Наступил покой.

Она могла бы остаться здесь навсегда.

Но он пошевелился, и его плоть покинула ее. Она сдержала горестный стон потери, потому что он поднял и отнес ее на кровать, положил и, наклонившись, нежно поцеловал ее в губы. Затем повернулся и через дверь гардеробной вышел из комнаты.

Он так и не увидел протянутых к нему ее рук.