Обольстить грешника

Глава 17

Прошла неделя, и Мелисанда с Маусом гуляла в Гайд-парке. Накануне они вернулись в Лондон. Путешествие из Шотландии прошло благополучно, если не считать ужасного блюда из капусты и говядины, которое им подали на третий день. Прошлой ночью Мелисанда устроила постель в углу своей спальни, и Вейл проспал на ней вместе с Мелисандой всю ночь. Она понимала, со стороны это выглядит странным, но она была так рада, что он спит рядом с ней, что остальное ее не заботило. Если бы ей пришлось спать на полу всю оставшуюся жизнь, она бы делала это с удовольствием. Салли с любопытством взглянула на тюфяк, но ничего не сказала. Возможно, мистер Пинч предупредил ее о странных привычках лорда Вейла.

Мелисанда гуляла, и ветерок играл ее юбками. В это утро Вейл поехал поговорить с мистером Хорном, вероятно о Спиннерс-Фоллс. Мелисанда немного помрачнела от этой мысли. Она надеялась, что после разговора с сэром Алистэром он откажется от своей навязчивой мысли и, может быть, обретет покой. Но он, как всегда, был настроен решительно. Большую часть пути в Лондон он высказывал предположения, развивал всевозможные идеи и вновь и вновь рассказывал и пересказывал догадки, кто мог оказаться предателем. Мелисанда сидела и занималась своим вышиванием, но сердце у нее сжималось. Какова вероятность того, что Вейл спустя столько лет найдет предателя? А если он его не найдет, что тогда? Неужели он проведет в бесплодных поисках всю оставшуюся жизнь?

Восторженный крик прервал ее мрачные размышления. Она подняла голову и увидела, как сынишка миссис Фицуильям, Джейми, обнимает Мауса. Терьер с упоением облизывал лицо мальчика. Очевидно, он запомнил Джейми. Его сестра тоже осторожно погладила терьера по голове.

— Добрый день, — поздоровалась миссис Фицуильям, стоявшая немного в стороне от детей. Теперь она подошла к ним. — Прекрасный день, правда?

— Да, — улыбнулась Мелисанда.

Они постояли некоторое время, глядя на детей и терьера. Миссис Фицуильям вздохнула:

— Мне следовало бы подарить Джейми собачку. Он так настойчиво ее просит. Но его светлость не выносит животных. Он от них чихает и говорит, что они все грязные.

Мелисанду немного удивило, что эта женщина так пренебрежительно говорит о своем покровителя, но она не показала этого.

— Собаки и в самом деле иногда бывают довольно грязными.

— Гм… Вероятно, мальчики так не думают. — Миссис Фицуильям наморщила носик, отчего ее милое личико стало просто очаровательным. — К тому же он теперь нечасто посещает нас. В прошлом году — едва ли даже раз в месяц. Я предполагаю, у него есть другая женщина, как у турецкого султана. Я хочу сказать, они содержат женщин как стадо, как турки, я имею в виду. По-моему, это называется у них «гарем».

Мелисанда почувствовала, что краснеет, и опустила глаза на носки своих туфель.

— О, простите меня, — сказала миссис Фицуильям. — Я смутила вас, не так ли? Я всегда говорю не то, что надо, особенно когда нервничаю. Его светлость обычно говорил, что мне не следует раскрывать рта, иначе, если я его открою, исчезнет иллюзия.

— Какая иллюзия?

— Совершенства. Мелисанда не поняла.

— Как можно было говорить такие ужасные вещи? Миссис Фицуильям, словно задумавшись, наклонила набок голову.

— Вы полагаете? В то время, думаю, я не понимала этого. Когда мы встретились, я сначала боялась его. Ведь я тогда была молодой. Мне было всего лишь семнадцать лет.

Мелисанде очень хотелось спросить эту женщину, как она стала любовницей герцога Листера, но она боялась ответа. И только спросила:

— Вы любили его?

Миссис Фицуильям рассмеялась. У нее был звонкий приятный смех, но в нем слышалась грусть. — Разве любят солнце? Оно здесь, оно дает нам тепло и свет, но можно ли его любить?

Мелисанда молчала, понимая, что любой ответ только еще больше расстроит эту женщину.

— Я думаю, в любви должно быть равенство, основанное на чем-то важном, — задумчиво проговорила миссис Фицуильям. — Я не имею в виду богатство или даже положение. Я знаю женщин, искренне любящих своих покровителей, и мужчин, любящих женщин, которых они содержат. Но они равны на… духовном уровне, если вы меня понимаете.

— Думаю, что понимаю, — медленно ответила Мелисанда. — Если кто-нибудь один — мужчина или женщина — обладает всей духовной властью, то у них не возникнет истинной любви. Полагаю, надо быть открытым, чтобы любить. Позволять себе не скрывать свои слабости.

— Я не думала об этом, но вы, должно быть, правы. Любовь по сути своей есть признание слабости. — Она покачала головой. — Чтобы признаться в этом, нужна смелость.

Мелисанда кивнула, не поднимая головы.

— Я не очень смелая женщина, — тихо сказала миссис Фицуильям. — Во всяком случае, каждый раз в моей жизни, когда я делала выбор, я делала его из страха.

Мелисанда с любопытством взглянула на нее:

— Некоторые сказали бы, что та жизнь, которую вы избрали, требует большой смелости.

— Они не знают меня. — Миссис Фицуильям покачала головой. — Делать все из страха — не та жизнь, которую я бы хотела.

— Простите.

Миссис Фицуильям вздохнула:

— Как бы я хотела быть способной на изменения! «Как и я», — подумала Мелисанда. В эту минуту между ними возникло странное взаимопонимание — между респектабельной леди и содержанкой-любовницей.

Неожиданно они услышал крик Джейми, и обе посмотрели в его сторону. Он упал в грязь.

— О Боже, — прошептала миссис Фицуильям. — Придется везти его домой. Не знаю, что скажет моя горничная, когда увидит его одежду.

Она хлопнула в ладоши, подзывая детей. У них был разочарованный вид, но перечить матери они не решились.

— Спасибо вам, — сказала миссис Фицуильям.

— За что? — удивилась Мелисанда.

— За то, что поговорили со мной. Я получила удовольствие от разговора.

Мелисанда вдруг подумала, часто ли миссис Фицуильям разговаривает с другими дамами. Она была содержанкой и поэтому не относилась к уважаемым леди, но в то же время она была любовницей герцога, и это ставило ее выше многих. Она отличалась от других и была одинока.

— Я тоже получила удовольствие, — невольно вырвалось у Мелисанды. — Мне хотелось бы поговорить с вами еще.

Миссис Фицуильям робко улыбнулась:

— Может быть, и поговорим.

Она собрала детей и попрощалась. Мелисанда медленно пошла обратно. Карета ожидала — лакей незаметно следовал за своей хозяйкой. Она думала о том, что сказала миссис Фицуильям: истинная любовь не боится слабости. И она размышляла, хватит ли у нее смелости заставить себя еще раз проявить слабость.

— Ну что, Манро рассказал тебе что-нибудь новенькое? Кто, по его мнению, мог оказаться предателем? — спросил Джаспера Мэтью Хорн, когда они встретились в тот же день в парке.

Джаспер пожал плечами. Они ехали через Гайд-парк, и им владело беспокойство. Ему хотелось пустить Белл галопом и скакать, пока и он и лошадь не покроются потом. Он чувствовал себя на грани нервного срыва. Что будет, если он так и не найдет предателя? Наверное, он не сможет жить — не то что спокойно жить, а просто жить, в прямом значении этого слова. А ему теперь так хотелось, чтобы жизнь продолжалась.

Возможно, поэтому так резко прозвучал его голос, когда он сказал:

— Манро посоветовал мне обратить внимание на деньги.

— Что?

— Человек, который предал нас, вероятно, был на службе у французов. Он сделал это или по политическим мотивам, или ему заплатили. Манро считает, нужно проверить денежные дела тех, кто попал в плен.

— Но кто согласится пройти все ужасы плена из-за денег? Джаспер пожал плечами:

— Может быть, тот человек не рассчитывал попасть в плен. Может быть, что-то нарушило его расчеты.

— Нет. — Хорн покачал головой. — Нет. Это невозможно. Если и был в наших рядах предатель, он постарался бы оказаться подальше от Спиннерс-Фоллс, когда индейцы устроили на нас засаду. Он бы притворился больным, или отстал, или просто сбежал.

— А что, если ему это не удалось? Что, если он был офицером? Видишь ли, только офицерам был известен наш маршрут…

Хорн фыркнул:

— Среди солдат всегда ходят всякие слухи. Ты же знаешь, как в армии хранят секреты.

— И все же, — стоял на своем Джаспер, — если это был офицер, ему было бы трудно скрыться. Не забывай, мы понесли большие потери в Квебеке. Офицеров не хватало.

Хорн остановил лошадь.

— Значит, ты собираешься расследовать финансовое положение каждого, кто там был?

— Нет, я…

— Или только тех, кто побывал в плену? Джаспер взглянул на Хорна:

— Манро мне сказал кое-что еще. Хорн удивился:

— Что?

— Он еще рассказал мне, что у него есть друг-француз. Это француз написал ему, что в Париже на званом обеде он встретил человека по имени Хорн.

— Абсурд! — воскликнул Мэтью. Он покраснел и плотно сжал губы. — Хорн — не такое уж редкое имя. Это был какой-то другой человек, не я.

— Значит, ты не был в Париже прошлой осенью?

— Нет. — У Хорна раздувались ноздри. — Нет, я не был в Париже. Я путешествовал по Италии и Греции, как я тебе уже говорил.

Джаспер молчал.

Хорн схватил поводья и в гневе рванулся вперед.

— Ты сомневаешься в моей чести, моей верности своей стране? Как ты смеешь?! Будь на твоем месте кто-то другой, я вызвал бы его сию же минуту.

— Мэтью… — начал Джаспер, но Хорн развернул свою лошадь и пустил ее галопом.

Джаспер смотрел ему вслед, укоряя себя за то, что оскорбил человека, которого считал своим другом. И в самом деле: что заставило его оскорбить человека, который никогда не делал ему ничего плохого? Хорн был прав: друг Манро мог ошибиться относительно того, кого он видел в Париже.

Джаспер вернулся домой в полном смятении и узнал, что Мелисанды еще нет дома. Это окончательно привело его в мрачное расположение духа. Ему хотелось увидеть ее и обсудить с ней неудачную поездку с Мэтью Хорном. Сдержав ругательство, он направился в кабинет.

Джаспер успел только плеснуть в стакан бренди, как в дверь постучали, и вошел Пинч.

Джаспер обернулся и сердито посмотрел на камердинера:

— Ты нашел того человека?

— Да, милорд, — сказал Пинч, входя в комнату. — Дворецкий мистера Хорна действительно брат того солдата, с которым я служил.

— Он заговорил, наконец?

— Да, милорд, он разговорился. Сегодня он свободен на полдня, и мы встретились в кабачке. Я все время подливал ему в стакан, пока он вспоминал своего брата. Его брат умер в Квебеке.

Джаспер кивнул. Многие солдаты погибли под Квебеком.

— После четвертого стакана дворецкий мистера Хорна стал разговорчивым, милорд, и мне удалось перевести разговор на его хозяина.

Джаспер отхлебнул бренди, не уверенный в том, что ему хочется услышать то, что должен был сказать Пинч. Но он затеял расследование, он послал Пинча разузнать кое-что сразу после возвращения в Лондон. И было бы трусостью все это бросить и отступить.

Он смотрел на Пинча, своего преданного слугу, который выхаживал его в самые тяжелые времена запоев и ночных кошмаров. Пинч верно служил ему. Это был хороший человек.

— Так что он сказал?

Камердинер пристально посмотрел на Вейла своими зелеными глазами, в которых была печаль.

— Дворецкий сказал, что после смерти отца у мистера Мэтью Хорна было очень плохо с деньгами. Его мать даже была вынуждена уволить почти всех слуг. Ходили слухи, что ей придется продать городской дом. Но тут с войны из американских колоний вернулся мистер Хорн. Слуг вернули, купили новую карету, а миссис Хорн стала носить новые платья, впервые за шесть лет.

Джаспер невидящим взглядом смотрел в свой пустой стакан. Не такого ответа ожидал он. То, что он услышал, не облегчило душу, чего ему так хотелось.

— А когда умер отец мистера Хорна?

— Летом тысяча семьсот пятьдесят восьмого года, — ответил Пинч.

Перед тем как пал Квебек. Перед Спиннерс-Фоллс.

— Спасибо, — сказал Джаспер. Пинч колебался.

— Он мог получить наследство, а может, у него есть другой, совершенно невинный источник денег.

Джаспер скептически поднял бровь:

— Наследство, о котором не слышали слуги? — Это было совершенно невероятно. — Спасибо.

Пинч поклонился и вышел.

Джаспер снова налил виски, выпил и стоял, глядя на огонь в камине. Он этого хотел? Если Хорн был предателем, то может ли он выдать его властям? Он закрыл глаза и снова потянулся к бренди. Колесо раскрутилось, и теперь его не остановить — происходящее уже неподвластно ему.

Когда он поднял глаза, в дверях стояла Мелисанда.

Джаспер опустошил стакан.

— Милая моя жена, где же ты была?

— Я ездила на прогулку в Гайд-парк.

— Правда? — Он взял графин и налил себе еще бренди. — Снова встречалась с дамами полусвета?

Мелисанда холодно взглянула на него:

— Наверное, мне следует оставить тебя одного.

— Нет-нет. — Джаспер улыбнулся и поднял стакан. — Ты знаешь, как я боюсь одиночества. Кроме того, мы должны кое-что отпраздновать. Я близок к тому, чтобы обвинить старого друга в измене.

— Не заметно, чтобы тебя это радовало.

— Нет-нет, я просто в восторге.

— Джаспер… — Мелисанда смотрела на свои руки и искала нужные слова. — Ты просто одержим этими поисками. Тем, что произошло у Спиннерс-Фоллс. Меня пугает, что это вредно для тебя. Не лучше было бы… оставить все как есть?

Он пил свой бренди, не спуская с нее глаз.

— Почему я должен оставить все как есть? Ты ведь знаешь, что там произошло. И знаешь, что это все значит для меня.

— Я знаю, ты в плену того, что там произошло, и не можешь от этого освободиться.

— Я видел, как умирал мой лучший друг. Она кивнула:

— Знаю. И возможно, пора отпустить с миром душу твоего лучшего друга.

— Будь это я, если бы это я там умер, Рено никогда бы не успокоился, пока не нашел предателя.

Она молча смотрела на него непроницаемым, необъяснимым взглядом.

Он допил бренди, и у него дрогнули губы.

— Рено не отказался бы от поисков.

— Рено мертв.

Джаспер окаменел и затем медленно перевел взгляд на нее. Она стояла, подняв голову, с твердо сжатыми губами и почти суровым взглядом. У нее был такой вид, что она могла бы остановить нападение целой орды индейцев.

— Рено мертв, — повторила она. — И, кроме того, ты — это не он.

* * *

В тот вечер Мелисанда, расчесывая волосы, думала о муже. Днем, после того как они поспорили, Вейл ушёл из кабинета, не сказав ни слова. Она встала и прошлась по комнате. Тюфяк был уже приготовлен, а графин на столике был вновь наполнен вином. Все было готово к приходу мужа. А его все не было.

Шел уже одиннадцатый час, а его все не было. Неужели он снова ушел, не сказав ей об этом? Такова была его привычка в первые дни их брака, но с тех пор многое изменилось. Разве не так?

Мелисанда завернулась в накидку и приняла решение. Если он не придет к ней, то она придет к нему. Она решительно подошла к двери, ведущей в его апартаменты, и повернула ручку.

Дверь не поддалась. Мелисанда с недоумением смотрела на дверную ручку, не совсем понимая, в чем дело. Дверь была заперта. Она растерялась, но затем взяла себя в руки. Возможно, дверь заперли по ошибке — обычно она не ходила в его комнату из своей. Обычно происходило наоборот. Мелисанда вышла в коридор и подошла к двери спальни Вейла. Попробовала повернуть ручку и обнаружила, что и эта дверь заперта. До чего же глупо! Она постучала в дверь и подождала. Затем снова постучала.

И только минут через пять до нее дошло: он не собирается впускать ее.