Обольстить грешника

Глава 13

После вчерашней ночи она, наверное, думает о нем как о грубом животном. Не очень приятные мысли за завтраком, и Джаспер сердито смотрел на яйца и хлеб, предложенные женой хозяина гостиницы. Они оказались довольно вкусными, но чай был жидкий и далеко не лучшего качества, кроме того, в это утро Джаспер пользовался малейшим поводом, чтобы оправдать свое плохое настроение.

Поднеся чашку к губам, он смотрел на возлюбленную жену свою. Она не была похожа на женщину, которую насиловали ночью. Напротив, она выглядела свежей и отдохнувшей, была аккуратно причесана, что почему-то вызывало у него еще большее раздражение.

— Ты хорошо спала? — спросил он — вероятно, это было подходящим началом для разговора.

— Да, спасибо. — Она дала кусочек булки сидевшему под столом Маусу. Джаспер знал об этом, хотя она не изменила ни позы, ни выражения лица. Она просто пристально смотрела на него. И что-то в этом ее взгляде подсказывало ему, что она делала.

— Сегодня мы будем в Шотландии, — сказал он. — А к завтрашнему дню — в Эдинбурге.

— Правда?

Он кивнул и намазал булочку маслом, уже третью.

— В Эдинбурге живет моя тетка.

— В самом деле? Ты никогда об этом не говорил. — Она отпила чаю.

— Да, живет.

— Она шотландка?

— Нет. Ее первый муж был шотландцем. По-моему, сейчас она живет с мужем номер три. — Джаспер положил нож на тарелку. — Ее зовут миссис Эстер Уипперинг, мы остановимся у нее на ночь.

— Очень хорошо.

— Она постарела, но ум у нее острый, как нож. Когда я был мальчишкой, она больно драла меня за уши.

Мелисанда опустила чашку.

— Почему? За что?

— Да ни за что. Она говорила, что это для моей же пользы.

— Не сомневаюсь.

Он открыл рот с намерением защитить свою юношескую честь, как вдруг почувствовал: что-то холодное и мокрое прикоснулось к его руке, лежавшей на коленях.

Другой рукой он держал нож для масла и чуть не выронил его.

— Боже мой, что это?

— Думаю, это всего лишь Маус, — невозмутимо сказала Мелисанда.

Он заглянул под стол и увидел пару блестящих глаз. В темноте в них виделось что-то бесовское.

— Что ему надо?

— Твою булочку.

Джаспер с возмущением посмотрел на жену:

— Он ее не получит. Мелисанда пожала плечами:

— Он будет еще больше приставать к тебе до тех пор, пока ты ему что-нибудь не дашь.

— Какой смысл поощрять плохое поведение?

— Гм… Не сказать ли жене хозяина, чтобы она собрала нам в дорогу ленч? Кажется, она неплохо готовит.

После некоторого движения, что-то теплое уселось на его ногу.

— Прекрасная идея. К полудню мы можем оказаться далеко отсюда.

Она кивнула и пошла к двери в маленькую отдельную столовую, чтобы распорядиться.

Когда она повернулась к нему спиной, Джаспер протянул под стол кусочек яйца. Мокрый язык тут же слизнул его с руки.

Вернувшись в комнату, Мелисанда с подозрением взглянула на него, но не сказала ни слова.

Спустя полчаса лошадей запрягли. Для разнообразия камеристка на этот раз устроилась на козлах рядом с кучером. Мелисанда с Маусом сидели в ожидании в карете, а Джаспер вел последний разговор с хозяином гостиницы. Он поблагодарил его, сел в карету и стукнул в крышу.

Карета тронулась, и Мелисанда подняла глаза от своего вышивания.

— Что ты ему сказал?

Он взглянул в окошко. На холмы опускался туман. — Кому?

— Хозяину гостиницы.

— Я поблагодарил его за прекрасную ночь и отсутствие блох.

Она продолжала смотреть на него. Он вздохнул:

— Я дал ему денег, чтобы похоронить мальчика. И еще немного за причиненное беспокойство. Я подумал, ты бы хотела, чтобы я это сделал.

— Спасибо.

Он лениво развалился на сиденье, вытянув в сторону ноги.

— У тебя доброе сердце, возлюбленная моя жена. Она решительно покачала головой:

— Нет, просто справедливое.

— Справедливое сердце, которое оказывает помощь мальчишке, готовому без всяких угрызений совести застрелить тебя.

— Ты этого не знаешь. Он смотрел на холмы.

— Я знаю, что прошлой ночью он отправился с заряженным ружьем грабить и убивать. Если бы он не собирался стрелять, он не зарядил бы его.

Он чувствовал на себе ее взгляд.

— Почему прошлой ночью ты не стрелял? Он пожал плечами:

— Достаточно того, что выстрел все-таки прозвучал.

— Мистер Пинч сегодня утром рассказал мне, что под сиденьем спрятаны пистолеты.

«Черт бы побрал Пинча и его длинный язык!» Он взглянул на Мелисанду. Но увидел на ее лице, скорее любопытство, а не презрение.

Он вздохнул:

— Вероятно, мне следовало показать тебе, как ими пользоваться в случае необходимости. Но ради Бога, не бери пистолет, если не намерена стрелять, и всегда держи его дулом вниз.

Она удивленно подняла брови, но ничего не сказала.

Он снял со своего сиденья тонкую подушку. Под ней находилось отделение с откидывавшейся крышкой. Он поднял крышку и указал на два пистолета:

— Вот.

Она смотрела на пистолеты, дремавший Маус проснулся, видимо, чтобы тоже посмотреть на них.

— Очень мило, — сказала Мелисанда и с любопытством взглянула на него: — Почему ты не вынул их прошлой ночью?

Джаспер осторожно оттолкнул песика, опустил крышку, положил на место подушку и сел на нее.

— Я не достал их потому, что питаю необъяснимую неприязнь к оружию, если тебе так хочется это знать.

Она подняла брови.

— Должно быть, во время войны произошло что-то такое, что вселило в тебя такую неприязнь.

— О, когда я служил в армии, мне приходилось часто стрелять из пистолета и ружья. И я неплохой стрелок. Или, по крайней мере, я не был… я не брал в руки пистолета с тех пор, как вернулся в Англию.

— Тогда почему теперь ты ненавидишь оружие?

Он с силой прижал большой палец к ладони правой руки.

— Мне неприятно чувствовать… может быть, тяжесть… пистолета в руке. — Он смотрел куда-то мимо нее. — Однако я бы достал их, если бы не было другого выхода. Я бы не стал рисковать тобой, радость моя.

— Я знаю, — кивнула она.

И эти простые слова наполнили его чувством, которое он давно не испытывал, — счастьем. Он смотрел на нее, так уверенную в его способностях, уверенную в его храбрости, и думал: «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы она никогда не узнала правды».

В тот вечер Мелисанда пожалела, что не может просто сказать Вейлу: она не хочет спать одна, отдельно от него. Она стояла во дворе уже другой гостиницы, на этот раз довольно большой, и смотрела, как конюхи распрягали лошадей, а Вейл разговаривал с хозяином. Они остановились на ночевку, и он договаривался о комнате. Ее комнате.

Гостиница была почти заполнена, оставалась всего лишь одна комната, но, вместо того чтобы ночевать в ней вместе, Вейл намеревался спать в общем зале. Только Богу известно, что подумал хозяин гостиницы. Она вздохнула и посмотрела на лакея, который вел на поводке Мауса. Или, вернее, Маус, рвавшийся вперед, натягивая повод, тащил за собой лакея. Дотащив беднягу до столбика коновязи, он поднял заднюю ногу и затем потащил его к следующему столбу.

— Ты готова, моя милая?

Мелисанда очнулась от своих размышлений об их странном браке и увидела, что Вейл уже договорился с хозяином.

— Да. — Она кивнула и взяла его под руку.

— Маус открутит руку этому лакею, — заметил Вейл, когда они направились к дому. — Знаешь, они тянут жребий — кому выводить его на вечернюю прогулку.

— И выигравший ведет его? — спросила она, входя в главное помещение.

— Нет, проигравший, — ответил он и недовольно поморщился.

Из общего зала доносились бурные взрывы смеха. Гостиница была построена в давние времена, большие потемневшие балки пересекали низкий потолок. Слева находился общий зал со старыми, выщербленными круглыми столами и ярко горевшим камином, хотя была середина лета. За всеми столами сидели путники, в основном мужчины, которые пили эль и ужинали.

— Вон туда, — сказал Вейл и повел ее направо, в маленькую заднюю комнатку. В отдельной столовой, которую отвели им, была уже расставлена, грубая глиняная посуда и лежал каравай свежего ржаного хлеба.

— Спасибо, — поблагодарила его Мелисанда, когда он выдвинул для нее стул. Она села, и как раз в этот момент лакей принес Мауса. Терьер сразу же подошел к ней, ожидая, чтобы его приласкали. — И как вы себя чувствуете, сэр Маус? Хорошо прогулялись?

— Чуть не поймал крысу, миледи, — сообщил лакей. — В конюшне. Ловкий пес.

Мелисанда улыбнулась терьеру и потрепала его за уши:

— Молодец.

В комнату торопливо вошел хозяин гостиницы с бутылкой вина. Следом девушка внесла тушеную баранину, и в комнате сразу стало шумно и тесно. Но минут через пять они с Вейлом снова остались одни.

— Завтра… — заговорил он, но его перебил громкий крик, раздавшийся в общем зале. Вейл недовольно поморщился и посмотрел на дверь. Хоть они и сидели в отдельной комнате, непрерывный шум общего зала был хорошо слышен.

Из-под насупленных бровей на нее взглянули сине-зеленые глаза.

— Ты должна запереть дверь и ночью не выходить из своей комнаты. Не нравится мне это сборище.

Мелисанда кивнула. Она всегда запирала дверь, если могла, или ставила перед ней стул. Да и Вейл обычно находился в соседней комнате.

— Но вчера твоя дверь не была заперта.

А она еще сомневалась, помнил ли он жаркую любовную сцену, происшедшую прошлой ночью. Значит, помнил.

— Там не было замка.

— Сегодня я прикажу одному из лакеев спать у твоей двери.

Они закончили ужин в дружелюбном молчании. Было уже больше десяти часов, когда Мелисанда с Маусом вошла в свою комнату. Салли, позевывая, раскладывала свежую сорочку. Комната была небольшой, но чисто прибранной. В ней стояли кровать, стол и несколько стульев у камина. Кто-то даже повесил возле двери две картинки с изображением лошадей.

— Как твой обед? — спросила Мелисанда свою камеристку. Она посмотрела в окно и увидела, что ее окна выходят на двор конюшни.

— Очень хороший, миледи, — ответила Салли. — Хотя я никогда особенно не любила баранину.

— Да? — рассеянно проговорила Мелисанда и потрогала кружева на своем платье.

— Позвольте мне, миледи, — сказала Салли, засуетившись. — Дайте мне добрый кусок хорошей говядины, и тогда я буду вполне довольна. А вот мистер Пинч заявляет, что его любимая еда — рыба. Можете себе представить?

— Я думаю, есть много людей, которые любят рыбу, — дипломатично отозвалась Мелисанда, освобождаясь от корсажа.

Салли восприняла это скептически.

— Нет, миледи. Мистер Пинч говорит это потому, что он родился у моря, то есть, поэтому любит рыбу.

— Мистер Пинч родился у моря?

— Да, миледи. В Корнуолле. Это так далеко, а он даже не говорит по-ихнему.

Раздеваясь, Мелисанда пристально смотрела на свою камеристку. Она полагала, что камердинер слишком стар и суров для Салли, но девушке, казалось, нравилось болтать о нем. Мелисанда надеялась, что мистер Пинч не будет играть ее чувствами. Она взяла себе на заметку, что утром надо поговорить об этом с Вейлом.

— Вот и все, миледи! — воскликнула Салли, надевая на Мелисанду сорочку. — Вы такая хорошенькая! Вам идут кружева. А теперь я положу в постель нагретую сковородку и принесу кувшин воды. На столе есть еще вино и бокалы, если вам захочется выпить перед сном. Вам заплести волосы в косы?

— Нет, и так хорошо, — сказала Мелисанда. — Я сама расчешу их. Спасибо.

Камеристка присела и направилась к двери. Мелисанда что-то вспомнила.

— О, и еще, Салли!

— Да, миледи?

— Обязательно проверь, смогут ли услышать тебя наши мужчины оттуда, где ты спишь. Лорду Вейлу не нравятся эти люди в общем зале.

— Мистеру Пинчу они тоже не понравились, — ответила камеристка. — Он сказал, что глаз с меня не спустит.

На сердце Мелисанды потеплело — каким же надежным был камердинер! Можно не сомневаться, он защитит Салли.

— Рада это слышать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, миледи. Приятных снов. — И Салли вышла из комнаты.

Мелисанда налила себе немного вина из стоявшего на столе графина. Конечно, оно было не такого качества, как то, что держал в своем погребе Вейл, но имело приятный терпкий вкус. Затем она вынула шпильки из волос и аккуратно сложила их на столе.

Распустив волосы, она неторопливо расчесывала их. Неожиданно снизу послышался какой-то грохот. Со щеткой в руке она подошла к двери, но спустя минуту возбужденные голоса и шум, казалось, замолкли. Мелисанда расчесала волосы, допила вино из бокала и легла спать.

Она полежала некоторое время, ожидая, не придет ли к ней Вейл. Впрочем, ему пришлось бы просить у хозяина ключ к ее комнате: она была уверена, что заперла дверь после ухода Салли.

Должно быть, она уснула, потому что ей снилось сражение и Джаспер, вокруг него стреляли пушки, а он только смеялся и отказывался взять пистолет. Во сне она звала его, умоляла его защищаться. Слезы текли по ее лицу. Ее разбудили крики и удары в дверь. Еще не стряхнув с себя ночной кошмар, она села, и в ту же минуту дверь распахнулась, и в комнату ворвались четверо пьяных негодяев.

Она застыла от ужаса. Маус соскочил с кровати и залаял.

— Эта леди немножко испугана, — нечленораздельно произнес один из них, и в ту же минуту, словно ураган налетел на него.

Вейл схватил пьяного и молча безжалостно стал наносить ему удары. Он был босиком, в одних бриджах. Повалив этого человека на пол, схватил его за волосы и ударил лицом об пол. Брызги крови разлетались по комнате.

Его дружки оторопели — такого яростного отпора они не ожидали, но один из них, придя в себя, стремительно налетел на Вейла. Однако дотронуться до него он не успел, крепкие руки мистера Пинча схватили его и вышвырнули в коридор. Удар был такой силы, что стена затряслась, и две картинки с лошадками упали на пол. Оставив неподвижное тело лежать на полу, Вейл бросился на оставшихся двоих пьяниц. Мелисанда сдержала крик. Может быть, они и были пьяны, но двое против одного… Мистер Пинч все еще дрался в холле.

Один из нападавших попытался улыбнуться:

— Что уж… Только немножко пошутили…

Вейл ударил его по лицу так, что человек развернулся и упал, как подпиленное дерево. Последний попытался, было улизнуть, но Вейл одним прыжком настиг его и затем повернул лицом к стене и ударил головой об стену. Со стены свалилась еще одна лошадка. За ней последовал и еще один нападавший. Маус с рычанием напал на рамку.

В дверях появился мистер Пинч.

Вейл, тяжело дыша, стоял над последним негодяем.

— Там все в порядке? — спросил он, тяжело дыша, Пинч кивнул. Его левый глаз покраснел и начал опухать.

— Я разбудил лакеев. Они проведут остаток ночи в коридоре, чтобы предотвратить возможные неприятности.

— А что с Бобом? — спросил Вейл. — Он должен был находиться у двери моей жены.

— Я выясню, что произошло, — сказал мистер Пинч.

— Да уж, постарайся, — резко произнес Вейл. — Скажи остальным, чтобы убрали отсюда этот мусор.

Пинч исчез в коридоре.

Наконец Вейл взглянул на Мелисанду. В его лице была ярость, а из пораненной щеки сочилась кровь.

— С тобой все в порядке, возлюбленная жена моя? Она кивнула. Но он повернулся и ударил кулаком в стену.

— Я обещал тебе, что такого не случится.

— Джаспер…

— Черт побери! — Он пнул ногой одного из валявшихся пьяниц.

— Джаспер… В эту минуту вернулся мистер Пинч со слугами. Они вытащили пьяниц из комнаты, при этом никто из мужчин не осмеливался даже взглянуть на нее. Мелисанда по-прежнему сидела на постели, натянув простыню до подбородка. Появился Боб, испуганный, с побледневшим лицом. Он попытался было сказать, что ему неожиданно стало плохо. Но Вейл молча повернулся к нему спиной и сжал кулаки. Мистер Пинч жестом приказал лакею убираться. Бедняга Боб исчез.

В комнате стало свободнее. Слуги ушли, и остался только один Вейл, расхаживавший по комнате, как лев в клетке. У двери Маус в последний раз гавкнул и вскочил на кровать в надежде получить награду. Мелисанда гладила его мягкие гладкие уши и смотрела, как ее муж швырнул стул к двери. Старое дерево дало трещину, и дверь стала плохо закрываться. Мелисанда некоторое время смотрела на него, потом вздохнула и вылезла из постели. Босиком она подошла к столу, налила в бокал вина и протянула ему.

Джаспер взял бокал и отхлебнул половину. Ей хотелось сказать, что в происшествии не было его вины — он ведь приставил охрану к ее двери, а потом, когда все так стремительно завертелось, появился как нельзя вовремя. Но она понимала: что бы она ни говорила, он не перестанет винить себя. Потому лучше поговорить с ним утром, а не сейчас.

Через некоторое время он допил вино и осторожно, словно боясь разбить, поставил бокал на стол.

— Ложись спать, моя дорогая. Я останусь здесь с тобой на всю ночь.

Мелисанда легла, а он устроился на одном из стульев, стоявших перед камином. Этот деревянный стул с прямой спинкой нельзя было назвать местом, пригодным для сна, но Вейл постарался поудобнее на нем устроиться: он вытянул длинные ноги и сложил на груди руки. Мелисанда с грустью смотрела на него, сожалея, что почему-то он не хочет спать с ней в одной кровати, потом закрыла глаза. Она знала: в эту ночь ей ни за что не уснуть, но если она так и будет лежать без сна, то он встревожится, поэтому притворилась спящей. Через некоторое время она услышала тихий голос у двери, его стул скрипнул. Вейл двигался почти бесшумно, и вскоре все снова затихло.

Мелисанда открыла глаза. Ее муж лежал в углу на своего рода тюфяке. Очень похожем на тот, который она видела в гардеробной. Вейл лежал на боку, спиной к стене. Она наблюдала за ним, пока его дыхание не стало спокойным и ровным. Затем подождала еще немного. Наконец ее терпение иссякло: она слезла с кровати и на цыпочках подошла к тюфяку. Постояла над ним, глядя, как он спит на своей жалкой подстилке, и попыталась перешагнуть через него. Она решила протиснуться между ним и стеной и лечь рядом, но не успела поставить ногу рядом с ним, как он резко протянул руку и ухватил ее за лодыжку.

Вейл молча, будто не узнавая, смотрел на нее, и в темноте его сине-зеленые глаза казались черными. Потом он сказал:

— Ложись обратно в постель.

— Нет. — Очень осторожно она опустилась за его спиной на колени.

— Мелисанда… — Он отпустил ее лодыжку.

Не обращая внимания на его умоляющий тон, Мелисанда подняла накрывавшее его одеяло и улеглась у него за спиной.

— Черт побери, — проворчал он.

— Тише. — Она лежала лицом к его сильной, широкой спине и прижималась к нему, медленно и осторожно поглаживая его твердый бок. Она впитывала в себя тепло его тела, его запах. Ей было тепло и уютно, и в знак признательности она уткнулась носом в его плечо. Сначала он был напряжен, но потом расслабился, как будто решил уступить ей. Мелисанда улыбнулась. Всю свою жизнь она спала одна. А теперь она спала не одна.

Наконец она была дома.

Джаспер проснулся от того, что его спину гладили женские руки, и его первой реакцией был стыд: она знает теперь, что он спит на полу, как нищий, что он не может спать в постели, как все мужчины, она узнала его тайну. Ее руки скользнули ниже, к его бедрам, и в нем шевельнулось вожделение.

Он открыл глаза и увидел, что еще темно и камин погас. Обычно он зажигал свечу, но сейчас темнота не мешала ему. Мелисанда просунула руку ему под бок и взяла в руку его плоть. Он застонал. Ощущение, которое дарили прикосновения этих прохладных тонких пальцев, изучающих его тело, было именно тем, о чем мечтает мужчина, находящийся поздней ночью вдали от дома. Он чувствовал, как к его спине прижимаются ее твердые маленькие груди. Это было уже слишком. Раннее утро и такое физическое, сладостное до боли ощущение.

Он перевернулся.

— Ложись на меня.

Ее распущенные волосы падали ей на лицо, и в слабом мерцании камина она казалась каким-то неземным созданием, явившимся, чтобы увлечь его куда-то далеко от земного существования. Она перекинула длинную изящную ногу через его бедро. И так сидела, улавливая своей возбужденной плотью его пульсирующую плоть.

— Впусти меня, возлюбленная жена моя, — прошептал он. — Впусти в свое чудесное гнездышко.

Ему показалось, что он разглядел в темноте недовольное выражение на ее лице, как будто она осуждала его за неподходящую тему разговора за чаем. Нет-нет, это ему только кажется. Она могла выглядеть строгой и важной за чаем после полудня, но ночью с ним она была просто чувственным созданием.

— Скачи же на мне, сердце мое, — говорил он. — Скачи, пока можешь удержаться.

Он чувствовал, как ее руки обнимают его, как она опускается на него, и подавил стон, стон блаженства. Тепло женского тела. Это тело удерживает его. Сдается ему. Он выгнулся, обхватил ее за ягодицы и крепко прижал к себе. Она положила руки ему на грудь, длинные волосы рассыпались по его лицу. Прикусив губу, она прижималась к нему всем телом. Он же, сдерживая себя, следил, за выражением ее лица. Ее глаза были закрыты, голова откинута назад. Он положил руку на грудь Мелисанды, и она выгнула спину. Он дразнил ее, тревожа маленький сосок, пока она не стала задыхаться.

— Джаспер, — прошептала она, — Джаспер…

— Да, любимая?

— Ласкай меня.

— Да, — сказал он, хотя лицо его блестело от пота. Она прильнула к нему, извиваясь всем телом, и на минуту он утратил способность ясно мыслить.

Тогда она сказала:

— Не так… Ты же знаешь… Он покачал головой:

— Тебе придется это сказать, дорогая. Она зарыдала.

Ему бы следовало пожалеть ее, но, увы, он был жестоким, похотливым мужчиной и ему хотелось услышать из сладких строгих губ эти слова.

— Скажи их…

— О Боже, ласкай меня!

Он приподнялся, упираясь в пол, и, заглушая свой мучительно-радостный крик, прижался к ее губам. И взорвался внутри ее, отдавая ей всего себя и свою душу.