Глазго, Шотландия, конец весны 1762 года
Прогрохотав по мостовой Хай-стрит в направлении набережной, элегантная карета с занавешенными окнами свернула за угол и, разбрызгивая вокруг себя грязь, въехала в угрюмые каменные ворота Коукадденской тюрьмы. Остановив в пустынном дворе четверку вымокших под проливным дождем лошадей, кучер спустился с козел и распахнул дверцу кареты.
— Осторожнее, мисс. Здесь очень грязно.
В проеме дверцы показалась закутанная в плащ фигура; нарядные женские сапожки, коснувшись булыжника, немедленно покрылись пятнами грязи. Из-под широкого капюшона плаща выбивались ярко-рыжие кудри, обрамлявшие божественной красоты личико: голубые глаза с густыми длинными ресницами, тонкий, слегка вздернутый носик, решительно сжатый алый ротик с необычайно пухлой нижней губкой.
— Вы действительно хотите войти внутрь, мисс? — спросил кучер, испуганно покосившись на здание тюрьмы.
Окна в глубоких амбразурах не были освещены, несмотря на пасмурный серый день. Стражники, похожие на головорезов, стояли ссутулившись возле окованной железом двери, не обращая ни малейшего внимания на прибывших гостей. Дождь яростно стучал по булыжнику; откуда-то из бедных хибарок, сгрудившихся под замшелыми стенами тюрьмы, доносился собачий лай. Если не считать стражу, вокруг не было ни души.
— Конечно! — ответила девушка. — Иначе, зачем мы сюда приехали?!
Голос ее звучал ясно и уверенно, северный акцент был почти неразличим. Никто и не догадался бы по речи этой девушки, что она приехала с севера, хотя в действительности ей больше двух дней пришлось ехать на юг, чтобы добраться до старинного города Глазго и здешней печально знаменитой тюрьмы.
— Кроме того, — продолжила девушка, — со мной Тайки. Он меня защитит. Чего бояться?
Словно в подтверждение ее слов, карета покачнулась под тяжестью огромного мужчины с мускулистыми руками, выпяченной грудью и суровым лицом, спустившегося на мостовую и вставшего рядом с девушкой. Длинные черные волосы его были перехвачены лентой на затылке, в ухе поблескивала золотая серьга, что придавало ему весьма угрожающий вид.
И хотя любому законопослушному гражданину хватило бы одного взгляда на Тайки Фергюсона, чтобы содрогнуться от ужаса, сейчас этот гигант и сам чувствовал себя весьма неуютно. Окинув взглядом мрачные стены тюрьмы, он покачал головой и нервными движениями предложил своей юной госпоже сесть обратно в карету.
— О нет, ради Бога! — раздраженно воскликнула Джуэл Маккензи. — Я ведь тебе уже сказала: решение принято. Ты идешь со мной или я пойду одна?
Тайки встревожено затряс головой. Слова мольбы клокотали в его горле, но он не мог их произнести. Пятнадцать лет назад, когда северяне потерпели поражение в гражданской войне с британцами, мстительные английские солдаты вырезали Тайки язык. И теперь, глядя на упрямо вздернутый подбородок своей хозяйки и прекрасно понимая, что ее не остановит ничто на свете, Тайки лишь склонил голову в знак покорности.
— Пойдем, Тайки, — терпеливо повторила Джуэл и лукаво улыбнулась. — Обещаю, что не позволю им тебя обидеть.
Но Тайки не был расположен шутить. Дело в том, что цель, приведшая их сюда, была чересчур рискованной и сумасбродной. Тайки сгорал от желания сказать Джуди, что куда мудрее было бы просто повернуться и отправиться домой. Однако он послушно поднял руку и жестом пригласил ее идти вперед.
— Что ж, пойдем. — Грациозно подобрав полу плаща, Джуэл направилась к большим дубовым дверям тюрьмы. Если она и питала какие-либо сомнения относительно благоразумности своих действий, то все равно не могла допустить, чтобы Тайки, двинувшийся следом, уловил хотя бы намек на ее неуверенность. Поднявшись по корявым ступенькам, она приподняла тяжелый дверной молоток и заколотила им по деревянной двери.
Едва ли Коукадденская тюрьма когда-либо удостаивалась чести принимать столь юную и прелестную особу, так как неожиданное появление Джуэл на пороге тюрьмы вызвало настоящий переполох. Ее и Тайки тут же провели по длинному, освещенному факелами коридору к холодному и скудно обставленному кабинету начальника тюрьмы Аллена Макиннона. Тощий человечек, сидящий у конторки, поднял голову, провел по жирному парику запачканными в чернилах пальцами и с изумлением уставился на Джуэл.
— О, Боже мой! — пропищал он. — Что это значит?
Остановившись перед конторкой, Джуэл откинула капюшон плаща и тряхнула ярко-рыжими кудрями.
— Мое имя — Джуэл Маккензи, сэр, — заявила она, уперев руки в бока, — я пришла, чтобы…
— Бэрроуз! — перебил ее тюремщик, придя в себя настолько, чтобы кричать на стражу. — Ты что, с ума спятил? Какого черта ты ее сюда впустил? Прошу прощения, мисс, но вам придется покинуть это помещение. Нам запрещено пускать посетителей.
Джуэл почувствовала, как широкая ладонь Тайки легла ей на плечо. Она раздраженно стряхнула ее.
— Я не собираюсь никого посещать, — ледяным тоном произнесла она. — Мы с мистером Фергюсоном хотели бы оплатить долги одного из ваших заключенных. Тюремщик уставился на нее, разинув рот. В сбившемся набок парике и с выпученными глазами он выглядел весьма комично. Конечно, матери, жены и сестры заключенных, когда им удавалось наскрести достаточно денег, нередко брали на поруки своих заблудших родичей. Но еще ни одна из посетительниц Коукаддена не была так богато одета и не выказывала столь явных признаков хорошего воспитания. В Коукадденской тюрьме содержались убийцы, рецидивисты, алкоголики и игроки, не способные и не пожелавшие оплатить свои долги. Тюремщик просто не мог себе представить, чтобы кто-то из негодяев, гнивших в подвалах его тюрьмы, мог рассчитывать на спасение от рук этого ослепительного ангела. Впрочем, сомневаться в решимости гостьи не приходилось, да и стоявший рядом с нею свирепого вида парень заставлял поверить в то, что учтивость и расторопность сейчас — прежде всего в интересах Аллена Макиннона.
Вздохнув, тюремщик снова вцепился в свой парик, надеясь выловить хоть одну блоху, а вторую руку протянул к видавшему виды гроссбуху, лежавшему перед ним на конторке.
— Ладно, — с неохотой проговорил он. — За кем вы пришли?
Голубые глаза Джуэл Маккензи неожиданно сверкнули, и Аллен Макиннон мог бы поклясться в том, что она ответила ему с немалым удовольствием:
— Точно не знаю. Возможно, вы будете так любезны, что сообщите мне это сами.
Лязг ключей за окованной железом дверью сменился скрежетом ржавых петель, эхом разнесшимся по каменному коридору. В темноте вспыхнул свет факела, и хмурый стражник вгляделся в черные глубины подвала.
— Камерон! На выход!
В ответ не раздалось ни звука. Только вода мерно капала со стен, нарушая гробовую тишину. Стражник с факелом жестом подозвал к себе другого тюремщика, стоявшего у него за спиной, с предусмотрительно поднятыми пистолетами.
— Камерон, ты слышишь? Тебя вызывают.
— Убирайтесь, — послышался раздраженный, хриплый голос. — Я сплю.
Стражники устало переглянулись. С тех пор как этот тип попал в их тюрьму, от него не было покоя. За полгода его не усмирили ни порки, ни голодовки, и все охранники с нетерпением ждали, когда же они, наконец, избавятся от Камерона. Но теперь на реке Клайд уже стоял корабль, готовый со дня на день отправиться в колонии, и эти двое стражников, похоже, с особым нетерпением предвкушали день его отплытия.
Тот стражник, что был повыше ростом, взмахнул пистолетами.
— На выход, Камерон! Макиннон вызывает.
Из подвала послышался ленивый зевок.
— Зачем? Что, мой корабль уже отплывает? Надеюсь, вы приготовили для меня каюту со всеми удобствами.
— Я приготовлю для тебя дырку в башке, если ты сейчас же не выйдешь!
— Пожалуй, я еще чуток вздремну, если вы не возражаете. И не забывайте о крысах, когда пойдете обратно. Не хочу, чтобы вы затоптали их своими копытами. Они ведь ручные, вы же знаете.
Стражник, стоявший в дверях, издал яростный рык и рванулся вперед, но тот, что держал пистолеты, вовремя схватил его за рукав.
— Я разберусь с ним, Мактавиш. А ты заткни глотку, Камерон! Тебя спрашивает благородная леди. Нехорошо заставлять ее ждать.
— Леди?! — На сей раз голос из подвала прозвучал несколько удивленно. — Да ты не отличишь порядочную леди от поросячьей задницы, Слиго!
Стражник, которого звали Слиго, только крепче сжал рукоятки пистолетов. Двенадцать лет нелегкой работы с подобными наглецами научили его не обращать внимания на их издевки и держать свой гнев в узде. Рассерженному человеку проще ошибиться. Потому-то Слиго был еще жив. В отличие от множества своих напарников.
— Камерон…
— Ох, ну ладно, — ворчливо ответил голос из темноты. — Вы меня заинтриговали. Мне казалось, что ни одна живая душа в Глазго не знает, где я нахожусь. Пожалуй, стоит на нее взглянуть, а?
И с этими словами заключенный Тор Бан Камерон появился из мрака подвала, и мерцающий свет факелов упал на его лицо. Этот человек был высок ростом, даже выше стражников, и широк в плечах, несмотря на изможденность и худобу. На его исхудавшем лице с заострившимися от недоедания скулами горели синие глаза. Квадратный подбородок густо зарос черной щетиной, длинное, жилистое тело прикрывала рубаха, почти превратившаяся в лохмотья. Но, несмотря на долгие месяцы, проведенные в подвале, в этом человеке все еще чувствовалась сила и крепость, и обоим стражникам было совершенно ясно, что лучше не поворачиваться к нему спиной.
Они прошли по темному коридору: Мактавиш — впереди, следом — заключенный, а за ним — Слиго, упиравший один из пистолетов в спину Тора. Эта небольшая процессия двигалась под аккомпанемент проклятий и жалобных криков, доносившихся из камер, расположенных по обе стороны коридора, где в ледяной мгле томились прочие бесчисленные пленники. Ни стражники, ни Тор не обращали внимания на эти вопли.
Преодолев чуть ли не бесконечные изгибы и петли грязного коридора, они поднялись по длинной обветшавшей лестнице, и попали в комнатушку с одним-единственным зарешеченным окном. Из-за окна доносился шум дождя и смрад. Но Тору, который за последние полгода ничего не видел и не нюхал, кроме ароматов собственной камеры, этот запах показался невыносимо сладким.
В комнате находились и другие заключенные; впрочем, Тор никого из них не знал в лицо. Коукадденская тюрьма состояла из множества крошечных камер, тесных и настолько темных, что нельзя было разглядеть даже вытянутую руку, не то, что лица соседа. Все заключенные были худы как щепки, одеты в отрепья, бородаты и немыты, некоторые покрыты шрамами и пятнами от перенесенной оспы. Тору оставалось лишь надеяться, что он сохранился лучше остальных.
Через несколько секунд за дверью послышались шаги и звук, которого Тору не приходилось слышать уже много месяцев, — шелест женских юбок. Он невольно поднял голову и внимательно прищурился. — Пожалуйста, сюда, мисс. Это самые свежие. Здоровые и умственно полноценные, как вы и просили. Не отходите ни на шаг от стражи!
В дверях появилась женщина. Ей пришлось приподняться на носки, чтобы выглянуть из-за плеча Аллена Макиннона, хотя тюремщик был ненамного выше среднего роста. Тор тут же понял, что она еще совсем девчонка. Гладкая кожа ее прелестного личика говорила о безупречном здоровье и расцвете юности. Темные ресницы обрамляли ее голубые, как яйцо малиновки, глаза; но даже не глаза, а потрясающие волосы незнакомки, распущенные по плечам, приковали к себе внимание Тора и всех прочих мужчин.
Взгляды их неудержимо стремились к этим волосам, словно мотыльки к огню, ибо волосы ее и впрямь пылали как огонь, озаряя сырую и затхлую комнату, столетиями лишенную яркого света.
Но даже если Джуэл Маккензи и чувствовала напряжение, с которым смотрело на нее множество пар мужских глаз, она не выдала этого ни малейшим жестом. На самом же деле ей пришлось собрать до последней крупицы все свои душевные силы, чтобы выглядеть спокойной и надменной. Она не хотела, чтобы тюремщики, а тем более этот сброд, заметили, какое замешательство ее охватило, когда она, наконец, предстала лицом к лицу перед заключенными.
Они действительно оказались такими ужасными, какими она себе их представляла, хотя начальник тюрьмы тщательно исполнил все ее инструкции: никаких убийц, никаких преступников, обвиненных в жестоких злодеяниях (особенно в насилии над женщинами!), никаких сумасшедших. Обязательным условием была грамотность, а также физическая полноценность, гарантировавшая способность к тяжелому труду. И Боже упаси, никого, проявившего какое-либо стремление подняться выше своего нынешнего положения!
Джуэл медленно обвела взглядом выстроившихся перед ней мужчин. Она услышала недовольное ворчание Тайки, уже успевшего как следует рассмотреть преступников. В глубине души она была готова согласиться с его неодобрением. Из жалкого десятка подходящих заключенных, которых удалось наскрести Макиннону, буквально каждый выглядел так, словно он только что выбрался из ужасной, зловонной ямы с отбросами. Какой жуткий исходил от них запах! Интересно, как только Макиннон может терпеть такую вонь?
«Господи, Джуэл! — мысленно прикрикнула она на себя. — А на что ты рассчитывала? Это преступники, проведшие в тюрьме месяцы, а то и годы! Еще бы они не воняли! Еще бы они не выглядели страшнее собственных дедушек!»
— Ну, мисс?
Поначалу Джуэл хотела сузить свой выбор до пяти-шести человек и переговорить с каждым по отдельности, а потом уже принять окончательное решение. Но теперь, разглядывая одно за другим уродливые, отмеченные печатью порока лица, она почувствовала, что сердце уходит в пятки. Возможно, она заблуждалась, поверив в то, что способна выйти замуж за преступника.
Снова в ее мозгу закопошились мысли о других вариантах, но Джуэл гневно отмахнулась от них. За, последний год она и так слишком много и мучительно раздумывала над каждой возможностью, пока не потеряла надежду на разумный выход из положения.
Она приняла решение и теперь должна выполнить его с Божьей помощью!
Она снова медленно оглядела безмолвно стоящих перед ней людей. Макиннон все сделал так, как она просила: отобрал только высоких и крепких. Но при виде их у нее волосы вставали дыбом!
За исключением, пожалуй, того бородатого человека в углу, привалившегося спиной к стене и глядевшего перед собой со скучающим видом. Сначала Джуэл не заметила его, но теперь внимательно присмотрелась. Заключенный не отвел синих глаз под ее взглядом, и выражение их не было бессмысленным или затравленным, как у прочих, хотя, пожалуй, несколько более надменным, чем Джуэл хотелось бы. Впрочем, этот мужчина был достаточно высоким и широкоплечим, а это значит, что если он отъестся, то будет хорошим работником. Джуэл глубоко вздохнула.
— Эй, ты, — произнесла она, сверля его взглядом, — за что тебя приговорили?
— Нападение на дворянина, — услужливо отозвался Аллен Макиннон.
— Не хотите ли выслушать другую точку зрения? — поинтересовался Тор.
Джуэл нахмурилась, услышав эту наглую реплику. Едва ли ей подойдет такой самодовольный тип. Но, с другой стороны, он говорил как образованный человек, а не какой-нибудь невежа, а Джуэл очень не хотелось связывать свою жизнь с придурком. Она повернулась к тюремщику:
— Он умеет читать и писать?
— Я сам могу ответить, — грубовато заметил Тор.
— Кто тебе позволил открыть рот! — рявкнул Мактавиш, подкрепив свои слова ударом могучего кулака в живот наглеца.
На какое-то мгновение Джуэл показалось, что этот рослый парень ответит на удар, но тут вмешался второй стражник, Слиго. Он быстро взвел курки обоих пистолетов и нацелил их прямо в сердце заключенного. Джуэл заметила, как сверкнули глаза парня, и прочла в этом взгляде чувства, которые, к сожалению, были знакомы и ей самой: гордость, гнев и отчаянную ненависть к самому себе, вызванную собственной беспомощностью.
— Ты умеешь читать и писать? — спросила она, на сей раз, обращаясь прямо к нему.
— Конечно.
— А работать руками?
Заключенный уставился на свои ладони, покрытые мозолями от многолетнего труда, — твердыми мозолями, которые не сошли даже после долгих месяцев праздности в тюремной камере. Губы Тора скривились в невеселой усмешке.
— Думаю, да.
— А считать?
— Да.
Джуэл прикусила нижнюю губу и задумалась. Десять пар голодных мужских глаз с тоской взглянули на ее нежный алый ротик — все, кроме Тора Камерона, уже утомившегося от расспросов этой рыжей девицы и начавшего подумывать, а не воспользоваться ли ему этой необычной ситуацией для побега?
Пока он оглядывался по сторонам и оценивал положение, Джуэл повернулась к Макиннону:
— Я возьму этого.
Тор поднял голову и увидел, что она указывает своим изящным пальчиком точь-в-точь на него.
— Вы уверены, мисс… — с сомнением в голосе начал Макиннон.
— Да, уверена, — надменно перебила его Джуэл.
— Что, черт побери, все это значит?! — взорвался Тор.
Никто ему не ответил. Макиннон вывел из комнаты рыжую красотку, за которой, не отставая ни на шаг, проследовал угрюмый тип с серьгой в ухе. Стражники принялись разводить заключенных по камерам, а Слиго подтолкнул Тора пистолетом.
— Давай шевелись!
— Куда?
— К колодцу. Умоешься и наденешь плащ.
Тор хмуро взглянул на него, раздраженный всей этой таинственностью.
— Зачем?
Слиго довольно улыбнулся, обнажив желтые зубы.
— Без приличного плаща нельзя жениться.
Тор замер и озадаченно уставился на стражника.
— Да, жениться! — сладким голоском повторил Слиго. — Ты не ослышался. На этой рыжей девице. Хотя почему она выбрала тебя — выше моего понимания.
Глаза Тора вспыхнули яростью.
— Ты хочешь сказать, — медленно проговорил он, — что эта рыжая малолетка выбрала меня в мужья?!
— Малолетка? — утробно хохотнул Слиго. — Я бы так не сказал! Ты что, не заметил, какая у нее грудь? Твердая, высокая, да такая, что чуть корсет не лопается!
— Расскажи лучше, как было дело, — оборвал его Тор.
Слиго пожал плечами.
— Макиннон говорит, что она ворвалась к нему в кабинет и потребовала мужа. С мозгами и мускулами. И вот ей стукнуло в голову выбрать тебя, — последнее слово своей речи Слиго подкрепил тычком пистолета в грудь Тора.
— И ты думаешь, что я соглашусь? И все так просто?
Слиго фыркнул.
— Ты думаешь, у тебя есть выбор? Как только она заплатит за тебя, ты будешь принадлежать ей целиком, со всеми потрохами, понял?
Тор все понял. Но он прекрасно знал, что эта сделка не будет отражена ни в одном документе. Слава Создателю, никто не сможет купить его как раба, что бы там ни вообразила себе эта благородная леди!
Но затем первое потрясение прошло, и Тор начал анализировать эту невероятную ситуацию. Он быстро понял все ее преимущества. Как только за него заплатят, он станет свободным человеком. Он сможет спокойно убраться из этой вонючей тюрьмы, сможет пойти куда захочет, говорить с кем захочет, поступать как захочет, — а он, ей-богу, хотел многого!
Впервые за много месяцев чувственные губы Тора Камерона тронула настоящая улыбка. Что ж, прекрасно! Пусть эта девица выкупит его, пусть его приоденут и отведут в ту каморку, которую Аллен Макиннон называет своим кабинетом. А уж там от свободы его будет отделять всего несколько ступеней, ведущих на улицу, за ворота тюрьмы! Прежде чем эта глупая девчонка и Макиннон со своей ублюдочной стражей успеют опомниться, его уже и след простынет!
— Что ж, прекрасно! — повторил он, на сей раз вслух. — Пожалуй, я действительно умоюсь. Но одного плаща будет мало. Мне нужна чистая рубаха и брюки, иначе невеста упадет в обморок от моего аромата.
Когда его вывели в боковой дворик, где находился единственный во всей тюрьме водяной насос, Тор настоял на том, чтобы ему позволили побриться. Он знал, что прилично одетый и гладко выбритый человек выглядит куда респектабельнее, нежели заросший щетиной и едва прикрытый лохмотьями. Он хотел оказаться на улицах Глазго вовсе не затем, чтобы через пять минут его снова вернули в кандалах в Коукадденскую тюрьму. Он убьет любого, кто попытается схватить его вновь!
Стоя под дождем, Тор ожесточенно скреб подбородок тупым лезвием перочинного ножика. Это был совершенно варварский способ бритья, но Макиннон не велел выдавать опасному преступнику нормальную бритву, которую легко можно превратить в оружие. Макиннон был сопливым трусом, но не дураком!
Бреясь, Тор продолжал с беспечным видом изучать обстановку. Вокруг тюремного двора сгрудились приземистые лачуги; окна их были темны, по водостокам лилась грязная вода. Вдалеке слышался шум повозок и карет, от реки доносился вой сирены, подающей сигналы судам, чтобы те не заплутали в тумане. Для Тора Камерона все это были звуки свободы. Он жадно впитывал их каждой клеточкой своего тела.
Тор решил, что направится прямо к реке, и тут же почувствовал, как у него засосало под ложечкой: от Коукаддена до реки не так уж и близко. «Ну да ничего, — подумал он. — По дороге найдется не одно укрытие и не один человек, который будет готов помочь мне, узнав, откуда я сбежал».
Выбрившись, насколько позволил ему этот ужасный инструмент, Тор стянул с себя лохмотья рубахи и начал мыться. Несмотря на то что вода была ледяной, он блаженствовал. Каждый раз, когда он нажимал на рукоятку насоса, его окатывала мощная струя, напоминавшая о том, что для свободного человека в мире предостаточно воды. Ему же шесть долгих месяцев приходилось довольствоваться одной кружкой в день.
Как же было прекрасно стоять здесь, на грязном дворе тюрьмы, и ощущать кожей холодные капли, бьющие по лицу и плечам, и вдыхать зловонный воздух трущоб! Для Тора это был воздух свободы.
Стражники уже начали терять терпение. Слиго без долгих церемоний поторопил Тора пинком тяжелого сапога. Тор вытерся насухо куском мешковины и натянул на себя поношенную рубаху. Эта стираная-перестираная ткань для него была соблазнительнее самого дорогого шелка. Ну и что с того, что за долгие месяцы заточения мускулы на его груди и руках стали дряблыми; что с того, что эта рубаха повисла мешком на плечах, а рукава оказались слишком длинными? Рубаха была мягкой, чистой, а самое главное — на ней не стояло тюремного клейма.
— Пойдем, — проворчал Слиго, снова пнув его сапогом. — Хватит, прихорошился.
Стражники расхохотались, но Тор остался невозмутимым. Только полные губы его слегка изогнулись в недоброй усмешке. Возможно, у него еще будет шанс преподать урок этому грубияну, прежде чем он окажется на свободе.
Не проронив ни слова, Тор проследовал в сопровождении стражников в низкую дверь, наклонив голову, чтобы не удариться о притолоку. Там, за толстыми каменными стенами, в глубине запутанных коридоров, его ожидала юная невеста.