Очень (с)нежный помощник (СИ)

Глава 17. Тест пройден или провален?

Э? Что? Какой тест?

Пока соображаю, куда это завернул наш разговор, Градов притягивает меня к себе и без объявления войны целует.

И делает это очень качественно.

Жарко, нагло, безапелляционно, властно.

То есть никаких ласковых касаний, его язык сразу вторгается в мой рот, отбирая дыхание, и голова начинает кружиться, вкус виски смешивается со вкусом Андрея, который пьянит не хуже алкоголя, нагоняя воспоминаний о вчерашнем грехе.

Его губы сминают мои, объясняя, что правила игры прежние: безропотно подчиняться. И мне безумно хочется отдаться этой похоти, развязать себе руки. Ну хоть раз в жизни. Прочувствовать то, чем хвастает Корниенко.

Черт побери этого Градова! Может, если бы это был кто-то другой, не тот, кто уже доводил меня до оргазма, моя реакция не была бы такой сногсшибательной.

Но это был Андрей, и он знает, что делает.

Этот поцелуй — даже не соблазнение, это антигуманное склонение к разврату.

Нет, больше!

Это уже сам разврат.

В парах виски поостывшие с утра угли неутоленного желания, разгораются мгновенно. Я не могу не ответить на этот поцелуй, и это становится фатальной ошибкой.

Только что ладонь Градова обхватывала мою щеку, и вот она уже гладит меня под курткой, а я даже не заметила, когда он расстегнул. Пальцы Андрея проходятся по всему телу от груди до бедра жадным жестом и, подтянув эластичный подол, ныряют под него. Горячая рука быстро обнаруживает чулки и обжигает кожу.

— Скажи мне, что ты надела это для подружек, — отрывается от горящих губ Градов.

Вообще-то для них, но я не успеваю возразить, потому что слова исчезают, когда Андрей кончиками пальцев касается трусиков, ввергая меня в трепет тем, что конкретно этот самец может меня взять и мне понравится.

— На меня смотри, — приказывает он этим своим невозможным голосом, вызывая внутреннюю дрожь.

Он гладит кружевной треугольник сначала легко, потом надавливая чуть сильнее, и еще, и еще… Пока мои складочки не раскрываются покорно, позволяя нащупать сквозь невесомое прикрытие самое сокровенное.

Я чувствую, как спазм охватывает низ живота, как туда стремится жидкий огонь, как дырочка начинает зудеть, требуя, чтобы мужские пальцы перестали топтаться снаружи, а погрузились, растягивая мою горячую влажность.

Это надо остановить.

— Танюша, спорим, ты вот-вот намокнешь, — хрипло спрашивает Градов.

Кусаю губы, потому что он меня дразнит, пальцем потирая набрякшие складочки, между которыми набухает клитор.

— Не отводи глаза, — ловит меня на малодушном желании опустить ресницы Андрей, когда у меня начинает все пульсировать вокруг потревоженной зоны.

Мне стыдно.

Стыдно, что я действительно сейчас потеку.

Стыдно, что я все-таки раскрываю бедра чуть шире, давая доступ к моей девочке.

Стыдно, что вру себе, что ничего не могу поделать в этой ситуации.

Могу, но не делаю.

Стыдно, и так сладко. Грудь наливается тяжестью, температура растет. Мне жарко и хочется снять не только куртку.

Я помню, как Андрей умеет, чуть ли не лучше, чем я сама.

А еще мне хочется, чтобы толстый член, который уже побывал у меня во рту, заполнил мою дырочку и хорошенько, с оттяжечкой, меня поимел.

И именно эта греховная мысль провоцирует организм на выделение смазки. И Градов, не перестающий массировать мои губки и клитор, прекрасно это чувствует.

И этот факт не оставляет его равнодушным. Глаза его темнеют, выражение лица становится хищным. Я вижу, как вздымается его мощная грудь.

— Вот так, Танюша, — он грубовато стискивает мою промежность, от чего пульс переходит к азбуке Морзе, сигнализируя, что все системы предохранения летят к черту. — Это к слову о том, что ты не хочешь.

И эта скотина просто убирает руку!

Распалил и ничего не дал!

— Ты!

— Ну наконец мы на «ты», я уж думал, не дождусь, — сипло отвечает Градов, снова выезжая на дорогу. Стрелка спидометра показывает недопустимое значение, а облепленные искрящимся в свете луны инеем березы пролетают за бортом, демонстрируя, что кто-то очень хочет быстрее добраться до пункта назначения.

Но от того, что у Градова запал, мне не легче.

Мне обидно, что меня продинамили, и я в озверении требую:

— Я смотрю у вас много свободного времени. Отвезите меня домой!

— Сегодняшнюю ночь я освободил под тебя. Можешь позвонить подружкам и сказать, что у тебя сегодня нашлась другая компания. Никуда ты в мокрых трусиках не поедешь, Таня.

— Но…

— Может, хватит, — рык Андрея сопровождает наш въезд в поселок. — Мы начнем с того, на чем остановились. И ты снова будешь послушная, снова будешь стонать для меня и выполнять мои пожелания с тем самым удовольствием, о котором я говорил.

— Меня ждут! — продолжаю я сопротивляться словесно, елозя на сидении, закинув ногу на ногу, чтобы унять свои желания.

— Твои девочки после боя курантов отправятся со своими мужиками в постельку и будут делать все то, что ты хочешь, а ты останешься допивать выдохнувшееся шампанское. Ты уверена, что это хорошие подруги, если они не поймут твое желание провести новогоднюю ночь с пользой? Зачем я тебе вообще что-то говорю? Сейчас я в тебе окажусь, и все встанет на свои места.

Так-то Градов прав. И ведь выспросил у Казанцева, сто пудов.

— Но горошек…

— Какой, к черту, горошек? — злясь, оборачивается ко мне Андрей, останавливаясь перед воротами и нажимая кнопку автоматического открывания.

— Я везу горошек на оливье…

— Ты сейчас сказала, что я проигрываю горошку? — щурится Градов. — Зимина, ты будешь искупать свою вину до утра.