— Даже не знаю, как тебя назвать. Ты хуже животного, — Алёна вырывает у меня свой мобильный.
Обескураженный ее поведением я хватаю ртом воздух.
— Я?! Супер! Ты сняла порнушку со мной в главной роли, слила ее в сеть, а теперь ещё права качаешь? Я только одного не понимаю, как ты это сделала?
— Я сделала?! Ты психопат?! Тебе, что доставляет удовольствие унижать других? Или ты…
— Ты это вот все серьезно?! — перебиваю ее, не в силах слушать всю ту чушь, которую Алёна несёт последние минуты.
Грудь девушки часто поднимается и опускается. Я тоже взбешен.
Сходил, называется, за хлебушком, твою мать.
Алёна тянется к двери и дергает ручку. Я сразу же реагирую, перехватывая ее руку и захлопываю дверь.
— Выпусти меня! — рявкает девушка.
Заслонив собой дверь, я достаю ключи и закрываю нижний замок.
— Нет, — поворачиваюсь к Тимофеевой, пряча ключи в карман джинсов. — Ты мне хату разнесла и обвиняешь в какой-то мерзости. Я хочу разобраться! Чего ты добиваешься? Хочешь раскрутить меня на бабки или что, я не пойму? — пытаюсь найти мотивы ее поступка.
— Раскрутить… тебя? — шипит Алёна. Да что ты за… — ее нижняя губа дрожит, а глаза наполняются слезами.
Оттолкнув меня, Алёна забивается в угол между дверью и стеной, начинает всхлипывать. Ее всю колошматит.
— Ну все, не плачь, Алён, не надо.
Я опускаю ладонь ей на плечо, хочу повернуть, но девушка резко оглядывается и сбрасывает мою руку.
— Не трогай меня! — рычит она. — Просто объясни, зачем?!
— Да не делал я ничего?! — ору на нее. — Не делал! И видео это впервые вижу! Ты что, не слышишь?!
— Тогда откуда это все?! — возражает Алёна.
Ее глаза блестят от слез. Она выглядит несчастной и измученной. Мне хочется прижать ее к груди, сказать, что я со всем разберусь, потому что эта девушка совсем не похожа на аферистку. Возможно, она замечательная актриса и действительно преследует какие-то корыстные цели, но я поверю в это только в том случае, если у меня будут железные доказательства.
А все, что есть сейчас — лишь ее обвинения и слезы. Я тоже зол на нее. Там на полу, в комнате, валяется техника, стоившая немалых денег.
Я провожу рукой по волосам.
Такое ощущение, что в доме завелся домовой, недобрый дух, который нарочно нас стравливает.
Думай, Шерлок, думай.
Кому было выгодно поссорить нас?
— Дай сюда телефон, — прошу Алёну.
— Ты не насмотрелся?!
— Дай, пожалуйста, телефон, — произношу более мягко.
— Ты меня достал! Подавись! — Тимофеева швыряет мобильный на пол, тот скользит по ламинату и проезжает через всю прихожую.
Стараясь сохранять спокойствие, я наклоняюсь и поднимаю его. После чего снова захожу в чат.
Буренка…
Где-то я уже это слышал.
— Это не твой аккаунт, — говорю я, зайдя на страницу создателя чата.
— Да правда, что ли?! — огрызается Алёна.
Я подхожу к ней и обнимаю за плечи. Алёна вся сжимается и снова меня отталкивает. Я упираюсь ладонью в стену, справа от девушки, делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.
— Есть такая вещь, как презумпция невиновности. Ты не поймала меня за руку. Я не поймал тебя. Свидетелей нет. Давай сделаем передышку и попробуем выяснить, какого хрена тут происходит. Я не обижу тебя. Ну же, Алён. Вспомни, разве я хоть раз давал повод заподозрить меня в какой-нибудь фигне? Подумай, зачем мне это нужно? — Алёна пристально смотрит мне в глаза, словно пытается прочесть мои мысли. Воспользовавшись заминкой, я осторожно беру ее за руку. — Идем со мной.
Ее ладонь влажная и прохладная, а все мышцы зажаты, видимо, от стресса.
Тело не обманывает.
Она действительно напугана и не верит мне.
— Чего ты от меня хочешь? — Алёна растерянно хлопает глазами.
Слегка подталкивая девушку, я завожу ее в комнату.
— Сядь. Вот выпей, — протягиваю ей стакан с водой. Алёна принимает воду и делает несколько глотков. Ее пальцы дрожат. Я снимаю парку и окидываю взглядом комнату — стены, полупустые полки стеллажа, предполагая, с какого места могла вестись съемка. — Черт возьми, малыш, да ты адски страшна в гневе, — смотрю на ноутбук, лежащий на полу.
Я поднимаю ноут. Он выглядит неплохо. Затем осматриваю камеры, убираю на стол винты, где хранятся все видео с экспедиций и поездок.
Даже думать не хочу, целы ли они. Сейчас не это важно.
— Что ты делаешь? — язвительно интересуются Алёна. — Решил сделать уборку? Отлично!
Я продолжаю разбирать завал. Достаю кусок бивня мамонта. Теперь это просто древняя кость. Подставка отвалилась. Но меня другое интересует.
Наконец я наклоняюсь и поднимаю то, что искал.
— Охренеть… — располагаю на ладони миниатюрное устройство. — Вот же сука, — скриплю зубами от злости.
— Что ты сказал?! — отзывается Алёна.
— Извини. Это я не тебе, — приближаюсь к ней и протягиваю ладонь. — Смотри.
— Что это?
— Микрокамера. Похоже, она работает автономно и передаёт данные на телефон.
— На чей телефон?
— Инги… Думаю, это все она.
— Инга? — хмурится Алёна. — Но как?!
Я задумчиво кручу головой, пытаясь понять, как эта штука могла оказаться в моей квартире.
— Кажется, у меня есть объяснение. Это было где-то в конце осени. Захожу я, значит, домой, а она здесь, сидит вот на этом самом месте, — указываю на свое кресло. — Ключ я забрал, но Инга играла в долгую. Она могла заранее стащить у меня ключ, сделать несколько дубликатов, а потом приходить, когда ей вздумается, — я усмехаюсь, понимая, насколько невероятно звучит мое предположение. — А с помощью этого, — кручу между пальцами камеру, — она следила за моей квартирой, понимаешь? Подключалась к камере через телефон и следила! Я нашел одну, но кто знает, сколько она их еще попрятала. У меня же тут черт ногу сломит!
— Не понимаю. Зачем твоей бывшей следить за тобой? — в голосе Алёны звучит недоверие и страх.
— Затем, что она чокнутая! В прямом смысле.
— А мне-то что теперь делать?! — взрывается Алёна. — Что про меня подумают?! А если родители увидят? Господи… А на работе?! Там же одни мужчины!
При мысли о том, что какие-то мужики увидят Алёну полуголую и трахающую мою руку, мне становится нечем дышать. А что, если кто-то, глядя на нее, захочет передернуть? Или решит, что она девушка легкого поведения, и начнет искать с ней встречи? Я не смогу набить морду каждому.
Несколько секунд я тупо пялюсь в одну точку, а затем тянусь к заднему карману, достаю свой мобильный и открываю мессенджер.
— Успокойся, пожалуйста, — прошу ее, набирая сообщение Усольцеву, — ситуация очень неприятная, но мы не делали ничего плохого, это во-первых. А во-вторых, я уже пишу своему приятелю, он компьютерный гений, помнишь, я тебе о нем рассказывал? Ну тот, которого я на слабо заманил на Байкал? Он специалист по кибербезопасности, работает в крупной компании. — Глядя на меня огромными испуганными глазами, Алёна нерешительно кивает. — Мы обязательно что-нибудь придумаем.
— А мне что делать? — бормочет она.
Я сажусь рядом и обнимаю ее.
— Сейчас я отвезу тебя домой, а потом поеду в полицию.
— Ты правда не снимал, как ты… как мы… — девушка все еще сомневается.
— Нет, Алёна. Я бы никогда так не поступил. Ни с тобой и ни с кем. Никогда. И ты это знаешь.
— Выходит, и фейк создала Инга?
— Ну не я же!
— Господи… И ты собираешься все это рассказать в отделении? Представляю, как над тобой будут смеяться.
— Мне без разницы. Нельзя оставлять такое безнаказанным. Это не безобидные шалости. Это преступление против личности. Ты тоже должна обратиться в органы.
Алёна тяжело вздыхает и грустно усмехается.
— Полиция ничего не сделает.
Стиснув зубы, я качаю головой.
Она права.
Никто не станет заниматься такой фигней. Заявление примут, только что им пришить к делу? Мои догадки? Рассказ о том, как одна моя баба изводит другую?
Но я не собираюсь сидеть сложа руки.
— Пойми, если спустить все на тормоза сейчас, я не знаю, что еще она может придумать. Ты помнишь, я просил тебя прикинуться моей девушкой? Думаешь, мне делать было нехрен, да? Или я только и занимаюсь тем, что прошу незнакомок мне подыграть? Я реально задолбался с ней! Я говорил по-хорошему, убеждал, просил — бесполезно! Инга вцепилась как клещ! И я, здоровый взрослый мужик, ничего не могу с этим сделать! — Меня прерывает звук уведомления. Я проверяю телефон. — Ну вот. Фейк уже заблочили. Мой друг работает над проблемой.
— Миша, невозможно избавиться от видео в интернете! Если удалить его в одном месте, не факт, что оно не появится в другом!
— Да, но можно свести последствия к минимуму. И потом, там почти не видно твоего лица. Тебя узнает лишь тот, кто наверняка в курсе, что это ты. Осталось заставить Ингу уничтожить видеозапись.
— Ты уверен, что это Инга?
— Абсолютно. Я все улажу, слышишь. Главное — чтобы ты мне верила.
— Я не знаю, Миш. Я боюсь, — едва слышно говорит она.
— Меня?
— Нет. Боюсь, что больше не смогу доверять тебе.
Я медленно киваю.
— Понимаю. Прости, если бы не я, тебе бы не пришлось проходить через все это.
— Я тоже хороша. Посмотри, что я тут устроила, — Алёна нервно хихикает. — Меня саму надо лечить. Не волнуйся… я все компенсирую… Просто назови сумму ущерба.
Ну точно.
Один только квадрокоптер стоил почти две сотни.
— Алён, угомонись. Мне не нужны деньги. Отрабатывать будешь.
Девушка настораживается.
— В смысле?
— В смысле натурой, — говорю я. Алёна возмущенно распахивает глаза. Похоже, сейчас она не в том настроении, чтобы воспринимать юмор. — Эй, я пошутил. Ты всё-таки меня боишься?
— Я не боюсь. Нет. Не боюсь.
— Точно?
— Угу.
Я тянусь к ней, поправляю ее влажные волосы и нежно целую в лоб.
Мне необходимо сделать все, чтобы эта девушка больше не плакала. Будет Алёна моей или нет, я должен позаботиться о ней, защитить от последствий. Я хочу, чтобы она снова мне доверяла.
— Идем, я тебя отвезу.
— Подожди. Я так не могу. Нужно здесь навести порядок, — Алёна наклоняется и поднимает кусок скалы — подставку, на которой раньше держалась композиция из мамонтовой кости.
— Ничего. Я сам потом все уберу, — машу рукой.
После чего мы одеваемся и выходим из квартиры.
Высадив Алёну у ее дома, я достаю телефон и набираю номер Инги.
У меня нет сомнений, что именно она заварила всю эту кашу, но, возможно, ее поступку есть хоть какое-то адекватное объяснение. Мне нужно услышать ее версию, хоть что-нибудь. Ведь нельзя лишать человека шанса все исправить.
Инга отвечает почти сразу.
— Привет, какие люди, — по голосу заметно, что она пребывает в отличном настроении.
— Ну и какого хрена ты творишь? — я сразу иду в атаку.
— Так тебе не понравился фильм? — невозмутимо спрашивает Инга. — Понимаю, актриса, конечно, так себе. Поэтому ты не трахнул ее по-настоящему. У тебя на нее не встает, да?
Я поджимаю губы, чтобы не заорать матом.
— Значит не хочешь по-хорошему?
— По-хорошему — не про меня. Я же у тебя плохая девочка. И тебе это нравилось. Мы должны быть вместе, неужели ты этого не понял?
Я провожу рукой по лицу.
Хватит. Я сыт по горло.
— Все я понял, — цежу сквозь зубы.
— Миша?
Я сбрасываю вызов.
Все хуже, чем я думал.
Она не отстанет.
В голове роем кружатся возможные варианты того, на что может быть способен одержимый человек.
Да на что угодно.
Можете смеяться, но я только сейчас понимаю, насколько темная душа была у девушки, с которой я встречался.
Так что одним заявлением в полицию явно не обойтись.
У меня появляется неожиданная мысль. Разблокировав телефон, я уточняю адрес человека, мнение которого всегда имело для моей бывшей особое значение. И спустя полчаса останавливаюсь на подземной парковке небоскреба, где располагается офис строительной компании.
Девушка на ресепшене просит немного подождать, но уже через несколько минут я поднимаюсь на лифте в кабинет генерального директора.
— Михаил? Какими судьбами? — пожилой мужчина в деловом костюме приветствует меня, протягивая руку.
— Здравствуйте, Олег Сергеевич, — киваю своему давнему спонсору.
— Присаживайся. Кофе, чай?
— Спасибо, нет.
— Тогда чем обязан? — серые глаза пытливо смотрят на меня.
Устроившись в кресле, я не сразу нахожу нужные слова.
— Даже не знаю, как вам сказать. Речь об Инге.
Олег Сергеевич хмурит свои седеющие кустистые брови.
— Вы же, вроде как, разошлись?
— Вот вы ей об этом скажите, — фыркаю я.
Мужчина в кресле руководителя настораживается.
— Что она опять натворила?
— Опять? — я ловлю его на слове.
— Рассказывай, — устало кивает Олег Сергеевич.
Вздохнув, я сообщаю ему о проблемах, которые мне создает Инга, не забыв упомянуть о том, что она незаконно проникала в мое жилье и установила слежку.
Олег Сергеевич спокойно и вдумчиво слушает меня, но я-то понимаю, что ему неприятно. Ни одному отцу не понравится, что какой-то левый мужик жалуется ему на его взрослую дочь.
— М-да, — угрюмо тянет он. — Что думаешь делать?
— Напишу заявление. Буду добиваться судебного запрета на приближение. Я не знаю, что от нее ожидать.
Мужчина напротив обреченно вздыхает.
— Понимаю.
— Что с ней?
— А ты сам-то как думаешь?
— Я не врач. Но это ненормально, вы не находите?
Олег Сергеевич внимательно смотрит на меня.
— Сделаем так. Подожди с заявлением и с судом повремени. Я ее увезу из страны. Поверь, у меня есть рычаги давления на мою дочь. Может быть, есть некая сумма, которая бы устроила тебя в качестве компенсации за моральный ущерб? — прагматично предлагает он.
— Спасибо, — отрезают напряжённым голосом. — Я достаточно зарабатываю. Мне просто нужны гарантии. Из-за действий вашей дочери пострадал очень важный для меня человек.
— Да, понимаю. И я благодарен, что ты сначала пришел ко мне, — говорит он и замолкает. — Что ж, думаю, и тебе следует кое-что узнать. Ты же помнишь, как я вас познакомил? — сдвинув брови, ждёт моего ответа.
— Ну да, — я хмурюсь, не понимая, к чему ведет отец Инги.
— На самом деле, это была ее идея. Инга где-то увидела тебя, ты ей очень понравился. А потом дочь попросила меня с тобой связаться и предложить сотрудничество. Уверен, ты понимаешь, что, обычно, я не занимаюсь такими вещами лично? — спрашивает он. Я мрачно киваю, давая понять, что знаю, как Инга любила разного рода игры. Выходит, она подстроила наше знакомство. И почему я не удивлен? — Я ни в чем и никогда не отказывал своей дочери, возможно, в этом была моя ошибка, — продолжает Олег Сергеевич. — Ингу сложно держать в узде, хотя с тобой она почти пришла в норму. Я думал, замуж выйдет, родит — перебесится. Но теперь уж вижу — без специалистов не обойтись.
— Вы отправите ее в психушку?
— Ну почему в психушку? — губы мужчины недовольно кривятся. — В один частный пансионат. Назовем его так.
Я киваю.
Все ясно.
Это та же психушка. Только для мажоров.
— Мне очень жаль.
— Это не твоя проблема, парень. Но делаю я это не ради тебя. Я должен о ней позаботиться, — произносит Олег Сергеевич с непроницаемым выражением лица.
— Сделайте одолжение, потому что я уже пятый угол ищу, — огрызаюсь я.
— Да уж. Ее бы энергию да в мирное русло… — усмехается он и спрашивает совсем не кстати: — Ну а ты что, так и катаешься по городам и весям?
— Да.
— Завидую я тебе, Миша, ой как завидую, — взгляд мужчины теплеет. — Никогда не надевай костюм, не становись таким, как я. Всех денег не заработаешь, — почти по-отечески советует мне.
— Я и не собирался.
— Даю слово, что Инга больше не появится в твоей жизни, — он возвращается к основной теме нашего разговора.
— Да с чего вы решили, что она согласится уехать? — спрашиваю я, удивленный его уверенностью. — Инга — взрослая женщина. Вы не можете просто взять и посадить ее в самолет.
— Как раз это я могу. У нас был давний уговор — она не создаёт проблем и не позорит мое имя, я не лезу в ее жизнь. И потом, я хорошо знаю свою дочь. У Инги есть зависимость посильнее мужчин.
— Деньги? — предполагаю я.
— Правильно. Деньги — это свобода. Все, чем я обладаю, однажды достанется ей. Если я не передумаю. Инга не готова распрощаться со своим образом жизни ни ради тебя, ни ради кого-то еще, так что не обольщайся.
— Очень на это надеюсь.
Я бы с ним поспорил насчёт того, что такое настоящая свобода, только в этом мало смысла.
Тем временем Олег Сергеевич берет свой телефон, встает из-за стола и подходит к окну, из которого виден весь город.
— Борис, где сейчас Инга? — спрашивает кого-то требовательным тоном. — Хорошо, как выйдет, привезите ее, — распоряжается он. — Как не получится? За что тогда я вам плачу?! Неважно, что она скажет. Посадите ее в машину и привезите ко мне. Все! — сбрасывает вызов.
Да, у отца Инги стальные яйца. "Мягко стелет, да жестко спать" — это точно про него.
Однако даже у людей властных, самодостаточных, с сильным характером есть уязвимые места. Инга — его Ахиллесова пята.
— Мне правда очень жаль, Олег Сергеевич, — я встаю со стула.
Заложив руки за спину, мужчина продолжает смотреть в окно.
— Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его. Притчи Соломона, — загадочно произносит он. — Сейчас ее поздно наказывать. Остается только любить.
— Вам виднее, — дипломатично замечаю я.
— Так мы договорились? — отец Инги медленно поворачивается.
— Даже если она уедет, я, в любом случае, обращусь в органы, — предупреждаю его.
— Я понимаю, — вздыхает мужчина и прямо сейчас производит впечатление глубоко несчастного и уставшего человека.
Да уж.
Жизнь абсолютно непредсказуема.
Сегодня утром я собирался устроить поздний завтрак с любимой девушкой и провести весь день с ней в постели, а вместо этого заделался детективом и даже выслушал притчу.
Теперь нужно успокоить Алёну.
Я уже говорил, насколько счастлив, что появился на свет мужчиной?
Спасибо, мам, спасибо, пап.
Будь я девушкой, не знаю, как бы я выжил. Вот взять хотя бы отношение к мнению окружающих.
Согласитесь, что парням с этим проще?
При правильном воспитании нас с детства учат быть сильными, не ныть по пустякам, не жаловаться, нести ответственность за свои действия, зато нам можно драться, ходить в грязных шмотках, ругаться матом и писать в кустах.
Девушки — большинство — устроены с точностью наоборот. И, конечно, они не писают на улице.
Так вот, моя Алёна, сто процентов, из их числа.
Я не планировал влюбляться в нее. Но мне хватило одного ее взгляда, где читалось все, что я желал видеть в своей женщине — нежность, юмор, искренность. Рядом с ней нет ощущения чего-то назойливо-удушающего. С ней хочется быть, к ней хочется возвращаться. А ещё очень ценно, что Алёна не стесняется показать свою слабость, не боится слез и честно говорит о том, что чувствует.
Осталось выяснить, достаточно ли будет Тимофеевой того, что могу предложить ей я.