Повозка с оглушительным треском накренилась, одно колесо провалилось в скрытую снегом колею. Лошади вздыбились, испугавшись резкого толчка. Флора вскрикнула, инстинктивно прикрывая собой Кая. Я бросилась к ним, пытаясь удержать равновесие, но нас резко швырнуло к противоположной стенке.
Роланд ругался, натягивая вожжи, но было поздно. Из чащи леса, из-за вековых елей, послышался грозный рык. Не человеческий крик, а низкое, яростное рычание огромного зверя.
И тогда он появился.
Из тени выпрыгнул… не тёмный призрак, каким я его знала, а огромный, ослепительно белый леопард. Его шерсть мерцала в лунном свете, как свежевыпавший снег, а глаза горели знакомым ледяным огнём. Он был невероятно огромен, грациозен и смертельно опасен.
Роланд замер с поднятым кнутом, его лицо вытянулось от изумления и страха.
Белый леопард пронзил его взглядом — и слуга герцога, не говоря ни слова, резко отступил в тень, растворившись в темноте, словно его и не было.
Зверь медленно, неслышно ступая по снегу, подошёл к повозке. Его мощные мышцы играли под белой шкурой. Он обошёл нас, и его горячее дыхание коснулось моего лица, пахнущее снегом и дикой силой.
Мне не было страшно. Мне было жутко интересно узнать, что это за зверь такой и как он здесь оказался? Ведь раньше его тут не было?
Флора замерла, заворожённая и испуганная одновременно, прижимая к себе брата. Кай, разбуженный толчком, насупился, но не заплакал, уставившись на огромного зверя своими огромными зелёными глазами.
— Киса, — прошептал Кай и протянул к нему руку. Я дернулась и загородила детей.
— Пшел прочь! — рявкнула я и оскалилась, готовая в любую секунду обернуться дикой кошкой.
И тогда леопард заговорил. Голос был низким, вибрирующим, исходящим из самой его груди, но это был безошибочно голос Талориана Фростхарта.
— Глупая, отважная девочка, — прорычал он, и в его голосе звучала ярость, смешанная с чем-то похожим на восхищение. — Думала, я позволю тебе одной тащить этот груз по всему лесу, прямо в лапы шпионов Сибиллы?
Я не могла вымолвить ни слова.
Я просто смотрела на него. На этого великолепного, могучего зверя, в чьих глазах читался всё тот же неукротимый дух Герцога.
— Ты… — прошептала я наконец и улыбнулась. — Ты как я.
Белый леопард издал нечто среднее между рыком и коротким, гордым смехом.
— Нет, котёнок. Это ты — как я. Мой род древнее. И намного опаснее. А теперь хватит болтать.
Он повернул свою огромную голову к Флоре.
— Дитя, — его голос смягчился, насколько это возможно у гигантской кошки. — Заберись ко мне на спину. Держись крепко за шерсть. И ни за что не отпускай брата.
Флора, не раздумывая, кивнула.
Детское сердце быстрее взрослого принимает чудеса. Она осторожно, с моей помощью, перебралась из повозки на его широкую спину, устроив Кая перед собой и вцепившись пальцами в густую белоснежную шерсть.
Леопард — Талориан — обернулся ко мне.
— А ты, — в его глазах вспыхнул знакомый огонь, — бежишь рядом. Покажешь, на что способна дикарка из рода Санклоу. Мы должны двигаться быстро и тихо. Моя сторожка недалеко.
Он не стал ждать ответа.
Мощным, упругим движением он поднялся, легко неся на себе двух детей, и ринулся в чащу. Я на мгновение задержала дыхание, а затем сбросила плащ. Мир вокруг поплыл, знакомое напряжение пробежало по позвоночнику, и через мгновение я уже бежала рядом с ним на четырёх лапах, чёрной тенью в лунную ночь.
Мы мчались через заснеженный лес, два белых зверя, почти неотличимые от снега.
Он прокладывал путь, безошибочно находя тропы, невидимые глазу. Я следовала за ним, и странное чувство единения наполняло меня. Мы были разными, но в этой форме мы понимали друг друга без слов.
Вскоре впереди показалась старая, полуразрушенная сторожка, почти полностью скрытая зарослями.
Талориан замедлил ход, позволив Флоре осторожно сползти на землю, и отступил в тень. Произошла ещё одна быстрая, почти мгновенная трансформация, и перед нами снова стоял Герцог, немного бледнее обычного, но такой же собранный и властный.
— Внутрь, — приказал он коротко, распахивая скрипучую дверь. — Быстро.
Я обернулась также быстро и подчинилась его приказу. Это было даже очень приятно.
В сторожке было холодно, пыльно и пахло старой древесиной, но это было безопасно. Талориан задвинул тяжёлый засов и повернулся к нам.
— Теперь вы в безопасности. На какое-то время, — он посмотрел на меня, и его взгляд стал серьёзным. — Твои мать и бабушка… они сделали выбор, достойный настоящих ведьм Санклоу. Глупый, отчаянный и самый храбрый поступок, который я когда-либо видел.
— Мы должны помочь им! — вырвалось у меня. — Мы не можем просто сидеть здесь!
— Мы и поможем, — его голос стал стальным. — Но не бросаясь с голыми руками на вооружённую толпу. Мы нанесём удар там, где они не ждут. Сибилла думает, что разделается с твоим родом, как с назойливыми мухами. Она забыла, что у мух тоже есть жала. И что у них есть союзники.
Он подошёл к маленькому, заиндевевшему окошку сторожки и выглянул в ночь, застыв в напряжённой позе. Его профиль, освещённый призрачным светом луны, казался высеченным изо льда — твёрдым, непоколебимым и бесконечно уставшим.
— Она хочет войны? — повторил он, и его шёпот был похож на скрежет стали по камню. — Что ж. Она её получит. Но по нашим правилам.
Мой любимый ледяной герцог обернулся ко мне.
В его глазах, обычно таких холодных и насмешливых, бушевала буря. Я видела в них не просто гнев властителя, чьей воле бросили вызов. Я видела ярость хищника, защищающего свою стаю. И что-то ещё… что-то глубоко запрятанное, почти человеческое. Боль.
— Твоя бабушка, — его голос внезапно охрип. — Эта упрямая, великая старуха… Она приняла решение достойное королевы. Принять бой на своей земле. Знать, что шансов нет, но отступить — значит предать всё, во что ты верил. — Он отвернулся, сжав кулаки. — Я знаю это чувство.
А затем, сделал шаг ко мне, и пространство маленькой сторожки вдруг стало тесным, насыщенным его энергией.
— А твоя мать… — он покачал головой, и в уголке его рта дрогнуло подобие улыбки, лишённое всякой радости. — В ней проснулась та самая дикарка, которую когда-то пытался приручить мой жалкий дядя. Та, что сбежала от него. Она выбрала честь вместо жизни. Глупо. Безрассудно. Невероятно храбро.
В его словах звучало нечто большее, чем просто уважение.
Звучало признание. Признание равной Фростхартам.
Я стояла, всё ещё дрожа от адреналина и ужаса, сжав в кулаках подол своего платья. Слёзы, которые я не позволила себе пролить при прощании, теперь жгли глаза, но я не плакала.
Его ярость стала моим щитом, его решимость — моим опорным пунктом в этом рушащемся мире.
— Я не оставлю их, — выдохнула я, и мой голос прозвучал хрипло, но твёрдо. — Я не могу.
— Кто сказал, что ты оставишь? — он резко повернулся, и его плащ взметнулся вокруг него, как тёмное крыло. — Мы не отступаем. Мы перегруппировываемся. Сибилла действует грубой силой, как сапогом, давящим муравейник. Но мы не муравьи. Мы — хищники. И мы будем биться её же оружием — хитростью, коварством и страхом.
Он подошёл к грубо сколоченному столу и обломком угля начал рисовать что-то на деревянной поверхности.
— Она настроила против тебя твоих же людей. Прекрасно. Значит, мы найдём других людей. Тех, кому Фростхарты давно перешли дорогу. Тех, у кого есть свои счёты к моей милой бывшей супруге. — Его улыбка стала острой и опасной. — Уверяю тебя, таких немало.
Взгляд его скользнул по Флоре. Притихшая, она укачивала Кая в дальнем углу, заворачивая его в свои собственные, слишком тонкие для неё, одежды.
— Мы дадим им бой, Раэлла. Но не сегодня. Сегодня мы спасаем то, что нельзя потерять. Их жертва будет напрасной, если мы не спасём этих двоих. — Он кивнул в сторону детей. — Твоя ярость должна гореть ровно, как угли в очаге. Не слепой костёр, что сожжёт всё дотла, а ровный жар, что расплавит сталь.
Он подошёл ко мне вплотную.
От него пахло морозом, дымом и дикой магией. Он приподнял моё подбородок пальцем, заставляя посмотреть ему в глаза.
— Ты сейчас чувствуешь себя предательницей. Слабой. Ты сбежала. — Его слова были как удар хлыста, но в его глазах не было осуждения. — Запомни это чувство. Выкуй из него самое грозное и опасное оружие. Потому что когда мы вернёмся — а мы вернёмся, — именно оно придаст тебе сил не дрогнуть и нанести удар, который положит конец этой войне.
А затем он коснулся моих губ и жар во всем теле охватил меня. Расплавил. Заставил подчиниться этому сильному мужчине.
Когда он отпустил меня и отошёл к окну, он снова превратился в расчётливого полководца.
— А теперь отдыхай. Пока можешь. Ночь ещё долгая, и завтра нам предстоит путь куда опаснее, чем бегство через лес.
— Я не могу отдыхать. Я дала слово сохранить жизнь этим малышам, — кивнула я на сидящую и дрожащую в углу Флору с маленьким Каем. — И я это сделаю чего бы мне это ни стоило. А пока, мне нужны дрова.