— А теперь попрощаемся, — сказала Зинаида Сергеевна и вздохнула, по лицу ее скользнула знакомая хитроватая улыбка.
Ульяна тоже не могла удержаться и улыбнулась.
— Улыбаешься? — спросила Зинаида Сергеевна. — Я на самом деле предлагаю тебе попрощаться.
— Но я не собираюсь уезжать. Я просто хотела прогуляться, — сказала Ульяна, вдавливая в себя кнопки черной куртки. Они щелкали друг за другом в полной тишине, потому что тетка молчала, ничего не объясняя, словно хотела, чтобы до Ульяны получше дошли ее слова.
— Ты, конечно, успеешь прогуляться до поезда, — наконец продолжила Зинаида Сергеевна и посмотрела на старомодные настенные часы. В детстве Ульяне казалось, что тетка сама засунула время в деревянную коробку, чтобы не дать ему растечься по огромной гостиной. — Но ты уедешь сегодня. И мы с тобой никогда больше не увидимся.
— Я не понимаю, — оторопело проговорила девушка. — Вы что-то имеете в виду?..
— Абсолютно ничего, кроме того, что я уже сказала: мы с тобой видимся в последний раз. — Удивительно синие, до сих пор не выцветшие глаза не отрываясь смотрели на Ульяну, но под этой синей поверхностью ничего невозможно было рассмотреть.
— Вы сами говорили, пока люди живы, никогда точно не скажешь, в последний ли раз они видятся, — чрезмерно убежденным голосом заспорила было Ульяна.
— Нет-нет, не продолжай. — Зинаида Сергеевна подняла руку, и жест получился таким же величественным, как и все движения этой в общем-то очень старой женщины. В ее-то годы и такая грация! — не уставала поражаться Ульяна. — Мы видимся с тобой в последний раз. Поэтому сейчас я сделаю тебе подарок.
— Подарок? — оторопело повторила гостья.
— Да. — Она выдержала паузу, как делали актеры в старом театре. — Свадебный подарок.
— С-свадебный?
— Девочка моя, давно ли ты стала заикаться? — От усмешки лицо Зинаиды Сергеевны еще сильнее сморщилось. В свое время тетка делала подтяжки, и Ульяна знала про это, хотя Зинаида Сергеевна удивилась бы подобной осведомленности. Когда знаешь свой секрет, всегда хочется верить, что, кроме тебя, его не знает никто. От этого испытываешь несравненное чувство превосходства над окружающими: я знаю, а вы — нет!
Но Ульяна была наблюдательна не только от природы, у нее была еще и профессиональная наблюдательность. Однажды Ульяна помогала Зинаиде Сергеевне мыть голову, когда та приехала к ним в заказник и сломала руку, споткнувшись о пень в глухой тайге. В их тайге человек с непривычки может и голову потерять, причем не только в переносном смысле — от красоты и запахов, от страха перед непостижимостью природы, даже от криков совы в сумерках. Но в тайге столько палого леса — деревья падали от старости, от бури, подгрызенные бобрами и не убранные ими по собственной лености или по стечению обстоятельств. Поэтому надо умело переставлять ноги, обдумывать каждый шаг, иначе можешь оказаться в яме, поросшей травой.
В тайге остались ямы с давних времен, когда охотники устраивали ловушки на медведей, полагая, что зверь ухнет в яму и будет сидеть там в ожидании победителей. В такую яму и свалилась тетка, кинувшаяся в азарте за спелой малиной. Надо сказать, она стоически отнеслась к своей неудаче. Постанывая, когда ее вытаскивали оттуда деревенские тетки, в компании которых ходила за ягодами, она говорила:
— Но, слава Богу, не головой вниз, без командира не осталась. А если командир на посту, то и все остальное в полном подчинении.
На самом деле, Зинаида Сергеевна обладала какой-то невероятной верой в хороший исход всего, что бы с ней ни произошло. Этот настрой всегда привлекал к ней Ульяну.
Сломанная рука заживала быстро, но во время болезни Ульяна помогала ей мыть рыжие жесткие кудри.
— Ты ведь знаешь, что рыжим сам Бог помогает? — говорила она, расчесывая влажные волосы здоровой рукой. Потом, поймав странный взгляд Ульяны, она сощурилась. — А, ты догадалась, да?
— Д-да… — Ульяна неуверенно кивнула.
— Молодец. Впрочем, для такого следопыта, как ты, неудивительно. — Она шумно вздохнула. — Я, знаешь ли, поклонница молодости и красоты. Я делала подтяжки дважды. Я сделаю еще, если из зеркала на меня будет пялиться старушечья морда. — Умирать надо молодой! — заявила она и громко засмеялась. — Шутка! — добавила она. — Но с бо-ольшой долей правды…
Вспомнив о той сцене, Ульяна поймала себя на мысли, что и сейчас лицо тетки не тянет на паспортный возраст. Не прошла ли она снова через экзекуцию?
— … кажется, я сказала тебе совершенно ясно… — Ульяна наконец услышала слова, обращенные к ней. — Сейчас ты получишь от меня свадебный подарок.
— Зинаида Сергеевна, над вами кто-то пошутил… Или надо мной… — Она усмехнулась, чувствуя, как краснеет. Дурацкие шуточки. — Я вообще не собираюсь выходить замуж.
Зинаида Сергеевна пристально посмотрела на девушку:
— Ульяна Кузьмина, моя драгоценнейшая и самая любимая двоюродная племянница, никто не говорит, что ты выходишь замуж прямо сейчас. И насколько я знаю, тебе пока не за кого выходить.
— А… тогда подарок зачем?
— Я, кажется, ясно сказала: мы с тобой больше не увидимся. Никогда. Следовательно, я не смогу вручить подарок в день твоей свадьбы. — Она помолчала. — Поэтому я отдаю его тебе раньше. — Она поджала тонкие губы и сощурилась. — Что тут непонятного, Улей? — Она назвала ее почти забытым детским прозвищем. Ульяна почувствовала, как в душе что-то дернулось, а потом начало саднить. И если тетка всерьез угрожает никогда больше не видеться с ней…
— Вот. — Зинаида Сергеевна выдвинула ящик старинного комода из карельской березы и достала шкатулку. Она была не слишком большая и не слишком маленькая. Если бы Ульяна не знала, что у тетки не бывает ничего простого, обычного, то она бы и не подумала, что шкатулочка эта из настоящего черного, или, по науке, эбенового, дерева. На боку болтался желтый замочек. Золотой, не усомнилась Ульяна. — И ключик вот он. — С улыбкой искусителя она протянула Ульяне ключик чуть больше булавки. — Вот он, подарок. — Она испытующе смотрела на племянницу, пытаясь как следует прочитать все мысли, которые в данный момент вертелись у той в голове. Зинаида Сергеевна всегда любила это занятие. Надо сказать, у нее получалось. — Но я ставлю одно условие, дорогуша. Ты должна дать мне слово, что вставишь этот ключик, — она покрутила его за витой хвостик перед носом Ульяны, и та ощутила запах свежих тонких духов, — только в день свадьбы.
Ульяна неожиданно для себя ухмыльнулась. Мол, попробуй проверь.
— Слово, Улей, слово. Как бы трудно ни пришлось тебе в жизни, ты не прикоснешься к моему подарку до того самого дня…
— Зинаида Сергеевна, послушайте, я до сих пор не собиралась выходить замуж, я и сейчас не собираюсь, да и вряд ли соберусь… Так что же, я умру, не узнав, что вы мне подарили?
— Значит, не узнаешь. Значит, оставишь в наследство двоюродным племянникам. Родных-то у тебя нет и не будет, твои родители только тебя на свет успели произвести до того, как разбежались. — Она поджала губы.
— У меня трое двоюродных. Кому из них?
— А вот это уж твое дело.
— О-ох. Но как я стану дарить то, о чем понятия не имею? Значит, перед тем как подарить, мне все равно придется заглянуть внутрь?
— Нет, ни в коем случае. Я ведь беру с тебя слово. — Губы тетки в яркой помаде разъехались, а глаза сощурились и стали похожими на щелки. — Между прочим, в нашем роду уже был случай, когда свадебный подарок обрел хозяина через поколение.
Ульяна фыркнула, потом с сомнением покачала головой:
— Я слышала по радио, что сегодня на Солнце что-то происходит, на нем образовалась какая-то дырка…
— Не пытайся намекать, что я не в себе. Я всегда делаю только то, что хочу. Ты разве до сих пор не заметила?
— Не слепая, — хмыкнула Ульяна и потянулась за шкатулкой.
— Слово, дорогуша. Я жду слова. — Теткины наманикюренные пальцы побелели, впившись в черное дерево. — Я жду слова. Я знаю, ты умеешь его держать. Ты не откроешь ее, пока не соберешься замуж.
— Ловлю на слове! Вот я соберусь… я подумаю, что собралась, и…
— Не-ет, не передергивай. Надо, чтобы и он тоже собрался на тебе жениться. А то ты, хитрованка, выйдешь на улицу, увидишь кого-то и скажешь себе: соберусь-ка я выйти за вон того, в шляпе… — Зинаида Сергеевна захихикала.
— Ну и что такого случится с подарком, если я посмотрю? — спросила Ульяна, и в голосе ее прозвучали просительные нотки.
— Ничего с подарком не будет, — ответила Зинаида Сергеевна, пристально глядя на раскрасневшееся лицо девушки. — С тобой будет.
— Я не понимаю.
— И не надо, пока не надо. Так я получу от тебя то, что хочу? — с нетерпением в голосе повторила она, не сводя глаз с девушки. Зинаида Сергеевна понимала — у Ульяны сильный характер и уж если она что-то пообещает, то можно не сомневаться — не нарушит ни за что. — Вещь стоящая, дорогуша, не прогадаешь, — подзуживала ее тетка, хитро щурясь. — Всю жизнь будешь меня вспоминать.
Ульяна рассмеялась, смех получился хриплым, она явно волновалась. Внезапно она почувствовала себя похожей на ту собачку, которая нарисована на фантике от конфет «Ну-ка, отними».
— Сама понимаешь, дряни я никогда в жизни при себе не держала, — продолжала ее тетка. Она повертела свой подарок перед носом Ульяны. Солнечный луч уцепился за золотой ключик, и он сверкнул так ярко, что Ульяна зажмурилась, спасаясь от настырного солнечного зайчика.
— Ну, что-о там, а? — просительным тоном произнесла Ульяна, пытаясь прибегнуть к давней детской манере, напомнить тетке прежние времена, когда она на лето приезжала к ним в заказник. — Бриллианты? Те, в которых вы сиживали в царской ложе в оперном театре?
— Нет, милочка. — Зинаида Сергеевна расплылась в самодовольной улыбке. — Бриллианты я уже продала. — Она свела на переносице слегка подчерненные брови. — Мне ведь надо было прилично дожить до сего дня после смерти моего мужа, Ксаныча.
— А на что вы собираетесь жить дальше? — нагло поинтересовалась Ульяна.
— Дорогая, ты помнишь, в каком году я родилась?
— Не важно, в каком вы родились. Я вижу, какая вы сейчас.
— Благодарю, надеюсь, это комплимент. — Она улыбнулась, очень молодо. — Судя по всему, ты не лукавишь. — Она шумно втянула воздух. — Ты просто не умеешь этого делать. Впрочем, жаль, — неожиданно добавила она. — Но это не важно. Я, знаешь ли, меняю свою жизнь, как теперь говорят, круто. — Она вскинула подбородок. — Я давно для себя решила провести последние годы жизни в раю, то есть оказаться там не после жизни, а еще при ней. — Ульяна вытаращила глаза. — Ульяна, не напрягайся. — Тетка улыбнулась. — У каждого — свое представление о рае. Для меня он похож на… Австралию. Там, где кенгуру, и коала, и страусы. Знаешь, на них можно кататься. — Тетка засмеялась, смех у нее был звонкий, как у молоденькой девушки.
— Вы…
— Я уезжаю не одна, а с человеком, который нашел меня снова…
Ульяна открыла рот и не могла его закрыть.
— Ну да?
— Да. Но он поставил мне условие: он хочет, чтобы остаток жизни мы провели бы с ним только вдвоем. Чтобы ничто в мире больше не стояло между нами и никто, как это было всю жизнь… — Она вздохнула, ее глаза сощурились, словно она всматривалась в то, что на самом деле стояло между ними до сих пор. — Моя первая любовь, детка. — Больше я ничего не могу тебе рассказать, он не разрешает.
— Вы такая послушная? — скептически скривив губы, спросила Ульяна.
— Женщина иногда разрешает себе меняться. Если мужчина просит, а она считает его достойным такой просьбы. Итак, считай, что меня больше нет на этой земле, я уже в раю. Навсегда.
— Но… когда люди расстаются друг с другом в полном здравии, они просто не могут представить себе друг друга в ином состоянии. — Ульяна пожала плечами. — А знаете, мне это нравится. Он… кто? Поляк?
— Не пытайся узнать то, чего все равно никогда не узнаешь.
— Понятно. — Ульяна не с потолка задала свой вопрос. Несколько родов, к одному из которых принадлежала Зинаида Сергеевна, переехали из Польши в Россию, на пустующие земли нынешней Белоруссии. На той земле они сделали не одно состояние, но со временем и по обстоятельствам жизни род, к которому принадлежала Зинаида Сергеевна, мельчал, а в начале прошлого века вообще рассеялся. Его осколки долетели до Сибири. А кто-то из польских переселенцев мог добраться и до Австралии.
— Могу лишь сказать, что и там я не расстанусь с принципами своей нынешней жизни на три «б», — заметила Зинаида Сергеевна.
— А… что за принципы? — Ульяна свела брови, силясь догадаться.
— Базар, баня, бассейн. Ульяна расхохоталась.
— Ты согласна, что это общечеловеческие ценности?
— Может быть, я бы и согласилась, но мне их никак не воплотить. Только один могу — баня.
— Но знаешь, к этим принципам можно отнестись не так буквально, как ты это делаешь. — Зинаида Сергеевна села в кресло напротив Ульяны, положила шкатулку к себе на колени и как человек, давно освоивший язык жестов, развела руками, обратив открытые ладони к собеседнице, тем самым подтверждая свою открытость и искренность слов. — Базар. Только зная, что и почем на базаре, ты можешь судить о реальной жизни. Баня. Как ты понимаешь, можно мыться в ванне, но, чтобы с тебя сошло семь потов, без парилки не обойтись. Бассейн. Вода — наша с тобой среда, дорогой мой скорпиончик.
— Но у нас с вами разная вода, — уверенным тоном заявила Ульяна. — Вы, конечно, тоже знак воды. Рак. Но ваша вода уже в виде пара. А моя вода — в виде льда.
— Да, ты можешь заморозиться на время и потом разморозиться. На это я и рассчитываю, вручая тебе свой подарок. — Она постучала костяшками согнутых пальцев по крышке коробки.
Ульяна засмеялась и потрясла головой.
— Понятно. А… ваш…
— Не задавай лишних вопросов, — напомнила ей Зинаида Сергеевна. — Надеюсь, ты поняла, что для полноты жизни необходимы все три «б»?
— Поняла. Буду стараться.
— Итак, ты даешь мне слово, а я тебе — шкатулку.
— Даю. Я даю свое слово, — совершенно серьезно сказала Ульяна.
Зинаида Сергеевна встала и торжественно подала коробку, сверху положила ключик.
— Не знаю, благодарить вас или…
— Конечно, благодарить. Ты ведь воспитанная девочка. — Зинаида Сергеевна наклонилась к Ульяне и поцеловала в щеку. — Ну, вот и попрощались.
Ульяна поцеловала в ответ напудренную щеку. Пудра пахла по-старинному, а она думала, что «Лебяжий пух» уже навсегда отлетел в прошлое.