Окольцованная птица

25

Купцов тоже удивлялся сам себе. Сколько романтичности, изобретательности, усмехался он в ответ на возникавшие в голове идеи, одна другой оригинальнее. Такого с ним не случалось даже в ранней молодости. Тогда, чтобы увлечь и заманить девчонку, ему стоило только подмигнуть. И она твоя. Но, объяснял себе Купцов, теперь все иначе, вон уже и седина на висках.

Да и, прямо скажем, девушка не из той толпы, из которой он выдергивал своих девочек. Он «снимал» их в метро, отыскивая самые податливые глазенки, в которых читалось совершенно отчетливо: «Я готова».

Ульяна Кузьмина никогда не была девочкой из толпы, он точно знает. Эта девушка из леса…

Итак, он ее завлек, а теперь ему надо ее поразить. Он не уезжал ни в какую командировку, ему нужна свободная неделя, чтобы совершить последний бросок на эту крепость, которая, похоже, уже готова пасть.

В постель она уже пала, но Купцов понимал, что ему этого мало. После ее отъезда он почувствовал дикую пустоту в душе, ему ничего не хотелось делать. Он даже не прикасался к ружьям, которые для него всегда были предметом утешения, они снимали стресс, как у кого-то снимают стресс собаки или кошки.

— Светлана, есть работа, — бросил он в трубку, когда она отозвалась на другом конце провода.

— Ты дома? Мне приехать к тебе? — спросила она, но в голосе не было привычной заинтересованности. Она уже все поняла про Купцова и теперь старательно исполняла свои обязанности референта, не желая, чтобы ее рассчитали и с этого поста. Но Роман не собирался делать ничего подобного. Она замечательная проныра, каких поискать.

— Нет, не надо приезжать. Слушай внимательно, излагаю суть. Записывай.

— У меня с памятью не так плохо, как ты думаешь, — ехидно заметила она.

— Я уверен, — в тон ей бросил Купцов, — но тебе нужно точно записать текст.

— Ах, хорошо. Беру стило.

— «Я… женюсь… на тебе… Улей!». Написала? Поставь в конце восклицательный знак.

На другом конце провода повисла тишина, потом раздалось сопение.

— Написала.

— Улей, надеюсь, с большой буквы? — уточнил он.

— Не думай, что я такая дура бестолковая.

— Никогда не думал, — ухмыльнулся Купцов. — Я с дурами давно дела не имею.

— Ага. А подпись какую поставим?

— Никакую.

— Так, дальше?

— Повторяется прежняя фраза, а следующая звучит так: «Ты выйдешь за меня сегодня в восемь».

— Здорово. — Она засмеялась. — Очень решительно. И, позволь мне узнать, где должна располагаться такая красота?

— Это еще не вся красота. Пускай художник нарисует рой пчел и улей.

— Понятно.

Было слышно, как бегает перо по бумаге.

— Найди рекламное агентство и закажи щиты шесть на девять по дороге из Шереметьева. По правой стороне.

— Сколько штук?

— По всей трассе до Ленинградки. Чтобы в глазах мелькало.

— Ты знаешь, во сколько тебе это обойдется? — спросила она и сама же ответила: — Спишем на рекламу, сам знаешь, разрешенная сумма увеличена в этом году.

— Твои проблемы, — ответил Купцов.

— Хорошо. На какой срок повесим?

— На сутки. Приступай к исполнению. И еще — я поручаю тебе позаботиться о машине для нее из аэропорта.

— А ты не сам ее встретишь?

— Встречу дома. Так надо.

— Хорошо.

— Имей в виду, твои услуги будут оплачены.

— Не сомневаюсь ни одной секунды.

Сомов пригласил Ульяну к себе в кабинет в канун отъезда. Он смотрел на нее и улыбался. Надо же, как меняет женщину любовь! Сказать, что Ульяна похорошела — нет, она и до этого была как картинка. Но в ней появилась какая-то небывалая томность, расслабленность. Глаза сияли глубоким светом, которым, кажется, светилась ее душа. Сомов не сомневался, что у человека есть душа, и он, знакомый с анатомией, знал о существовании вагуса, блуждающего нерва, расположенного в зоне солнечного сплетения. Его называют сторожевым псом души. Сейчас этот пес расслабился, и душа Ульяны в свободном полете.

Все-таки, вздохнул Сомов, женщина без мужчины в этой жизни словно на улице с голой задницей. Но он не стал ничего подобного произносить вслух.

— Едешь, стало быть, — утвердительно проговорил он.

— Да, Сомыч, сегодня ночью.

— Понятно. — Он поерзал в кресле, отодвинулся от стола и закинул ногу на ногу.

Ульяна всегда с удовольствием отмечала, что у Сомыча начищенные до блеска туфли и натянутые носки. Она терпеть не могла, когда у мужчин носки гармошкой. У Купцова, между прочим, они тоже всегда натянуты идеально.

— Есть неплохие новости, — бросил Сомыч.

— О «скотте»?

— Да. — Он многозначительно кивнул. — Ты хорошо сделала, что не побежала к Ваньке Мокрому. Ходят слухи, он сам влип в какое-то дело.

Она засмеялась:

— С таким же успехом я могла бы побежать к первому встречному.

— Это реальная жизнь, дорогая. От нее и в заказнике не скроешься. Но мои люди провентилировали атмосферу, и, я думаю, к твоему возвращению, будут новости. Обнадеживающие! — Он поднял палец вверх, что означало: новости будут радостными.

Ульяна улыбнулась, но не так, как улыбнулась бы прежде. Теперь ее мысли были заняты другим — живым мужчиной.

Сомов помолчал, потом кивнул на левую руку Ульяны:

— Кажется, у тебя в жизни намечаются перемены?

— Ах это…

— Не зря говорят, что тот, кто добыл окольцованную птицу, сам будет окольцован.

— А… если он уже окольцован? И снова добыл?

— Значит, снова окольцуют. — Сомов засмеялся, потому что мудрость эту выдумал на ходу.

— Так что же, тогда не стрелять птиц?

— Да нет, они просто с кольцом тебе больше не попадутся. Судьба, знаешь ли, сама играет человеком.

Ульяна потупила взгляд и уставилась на простенькое колечко. Сердце колотилось в ожидании перемен. Скорее бы приехать из Лондона.

— Счастливо, Ульяна. — Сомов встал. — Дай я тебя по-отечески поцелую. — Он чмокнул ее в темя. — Загляни к Надюше. Она лежит простуженная сегодня.

Надюша помахала ей издали.

— Не подходи, я заразная. — Она шмыгала носом. — Все будет так, как должно быть, — сказала она и ободряюще улыбнулась.