Оковы прошлого

6

— Не могу больше! — воскликнул Жиль, тяжело опускаясь на траву.

— Да, это тебе не на стуле штаны протирать! — насмешливо отозвался Коляʹ.

После обеда братья с граблями и вилами наперевес втроем отправились в парк. Альбан вонзил вилы в землю и отошел от кучи медленно тлеющих мертвых листьев. От костра поднимался густой дым.

— Меняемся, — предложил Жиль. — Давай мне свои грабли, твоя очередь присматривать за костром.

— Если хочешь, я заплачу тебе за эти несколько часов, как заплатил бы садовнику!

Альбан и Коля расхохотались, и Жиль, которому подобные шутки были не в новинку, последовал их примеру.

— Будем работать, пока не пойдет дождь, — сказал Альбан. — Если уж мне предлагают бесплатную помощь, грех не выжать из помощников максимум!

Он с удовольствием трудился физически. Будучи пилотом «Air France», Альбан по абонементу посещал спортивный зал и занятия старался не пропускать. Чтобы поддерживать себя в форме, он плавал в бассейне и упражнялся на тренажерах. Однако после аварии спорт забросил и теперь очень об этом сожалел.

— Я решил взять абонемент в бассейн, — объявил Альбан. — Он олимпийский, с морской водой. Чего еще желать?

Коля, энергично орудовавший граблями, на мгновение замер.

— По-моему, это называют благим намерением. Сходишь пару раз, а потом…

— Как бы не так! — возразил Жиль. — Раз он решил, то каждое утро будет отмахивать свой километр кролем только для того, чтобы по выходным подкалывать нас, обзывая ленивыми толстыми парижанами!

Братья снова расхохотались. Настроение у всех троих было прекрасное, и работали они с удовольствием — сгребали листья в осеннем парке, шутливо дрались граблями, воображая, что это шпаги, совсем как в детстве…

— Небо темнеет, надо торопиться, — заметил Альбан.

— На меня не рассчитывай, — ответил ему Жиль. — Спина не гнется, на руках волдыри… Скорее бы начался дождик!

Не успел он договорить, как с неба упали первые крупные капли.

— Убираемся отсюда! — вскричал Коля.

Он со всех ног бросился к сарайчику, где хранился садовый инструмент. Альбан, прихватив тачку, припустил за братом. Последним прибежал Жиль. Укрывшись под навесом, они наблюдали, как дождь набирает силу, превращаясь в настоящий ливень. Жилю не хотелось мочить свою кашемировую водолазку, поэтому он предложил переждать дождь здесь и, воспользовавшись моментом, достал из кармана маленький молитвенник, который ранее передал ему Альбан.

— Ты узнал что-нибудь в епархии?

— Нет. У меня ведь не было ничего, кроме имени «Эрик». Я не смог указать год, не знал, о каком приходе идет речь. И где он, этот приход — в Трувиле, Довиле или Виллервиле? В те времена в священниках недостатка не было. Куда мог отправиться Антуан, желая поговорить со святым отцом или исповедаться? Святошей он не был и в церковь ходил редко.

— Чем дальше, тем запутаннее, — проворчал Жиль. — Такое впечатление, что у всех есть в чем себя упрекнуть — и у отца, и у деда…

—Да перестаньте вы, наконец! — воскликнул Коляʹ.

Старшие братья взглянули на него с удивлением.

— Тебе это правда неинтересно? — не в силах поверить, спросил Альбан.

— Абсолютно.

Нахмурившись, Коляʹ смотрел на свои ботинки. Какое- то время братья стояли молча. Альбану вдруг вспомнилась фраза из записки отца: «Коляʹ ничего об этом не помнит». Если ему удастся понять, что кроется за этими словами, он, скорее всего, выяснит, почему младший брат так старается отстраниться от их с Жилем изысканий, почему не хочет даже говорить об этом.

— Посмотрите-ка, что я нашел!

Жиль размахивал покрытым паутиной и пятнами плесени детским зонтиком.

— Если он не сломан, мы спасены!

Зонт послушно раскрылся.

— За мной, братья мои, но маленькими шажками!

Прижавшись друг к другу и спрятавшись под этим неожиданным подарком фортуны, они, хохоча как сумасшедшие, побежали к «Пароходу».

В кухонном камине пылал яркий огонь. Софи устроила детей за столом, предложив сыграть в «Монополию». На другом конце стола Жозефина чистила гору картошки. Малори, посередине, с увлечением читала журнал для дизайнеров.

Братья шумно ворвались в дом через дверь кладовки. Софи тут же устремилась им навстречу.

— В доме можно умереть от холода! Я думала, что систему отопления уже починили.

— Ее-то починили, но часть радиаторов пришлось снять, потому что они порядком проржавели и на чистку нужно время. Пришлось отключить систему полностью.

— Этот ремонт — просто наказание Господне! — воскликнула Софи. — Куда ни глянь — мусор, беспорядок, со стен свисают провода… Каждый раз, хватаясь за выключатель, я боюсь, что меня ударит током!

— К Рождеству все встанет на свои места, — примиряющим тоном сказал Альбан.

— И ты в это веришь? Рабочие никогда не укладываются в срок! Не говоря уже о неприятных сюрпризах. Как тебе удается сохранять оптимизм в этом хаосе? Тебе придется отложить свадьбу. Это было бы верным решением.

— Почему? — удивленно спросила, входя в кухню, Валентина.

Она подошла к камину и протянула руки к огню.

— Я замерзла наверху, — сказала она Альбану с виноватой улыбкой.

— Вот видишь! — обрадовалась Софи. — Почему бы не подождать, пока «Пароход» приведут в полный порядок? Так будет лучше и для вас, и для ваших гостей. Вдобавок у вас будет время устроить замечательный прием. И дни весной длиннее…

— Мы не можем ждать, — сказала Валентина.

Она посмотрела на Альбана и радостно улыбнулась.

— У нас будет ребенок, — очень спокойно добавила она.

— Мы так и думали! — воскликнула Малори. — Наши поздравления!

Софи направилась к Альбану, с трудом придав лицу любезное выражение. Она обняла его за шею и расцеловала в обе щеки.

— Почему ты не сказал нам раньше?

— Когда и кому об этом рассказывать, решает Валентина.

Говоря это, он посмотрел на любимую женщину с бесконечной нежностью.

— Племянник или племянница? — спросил Жиль, присоединяясь к собравшейся у камина компании.

— Еще слишком рано, — тихо ответила Валентина.

Она светилась от счастья, и это делало ее по-настоящему красивой. Софи смерила ее придирчивым взглядом. Валентина была все так же стройна, фигура осталась прежней. Сдержанный макияж подчеркивал большие зеленые глаза. В обществе взявшихся ее расспрашивать Жиля и Коля она, судя по всему, чувствовала себя очень комфортно, на равных со всеми.

— О, да этого хватит на целую гору картошки-фри, — сказала Малори, помогая Жо перенести картофель в мойку.

Воспользовавшись царившим в кухне оживлением, Софи потянула Альбана за рукав.

— Давай на минутку зайдем в кабинет. Я привезла тебе кое-какие чеки.

Она утащила его из кухни, прихватив по пути с вешалки свою сумочку.

—Жиль оформил несколько авансовых платежей, о которых просили рабочие, но он просит тебя сделать для него копии со смет. Ты же знаешь, ему обязательно нужно все перепроверить!

Они вошли в кабинет, который из-за холода и влажности никак нельзя было назвать гостеприимным. Несмотря на это Софи закрыла за собой дверь.

— Вот, держи! — сказала она, вынимая из сумочки конверт.

Альбан сунул конверт в ящик стола и включил компьютер.

— Я храню информацию в файлах. Сейчас сделаю для Жиля распечатку.

Софи наблюдала за тем, как он манипулирует мышкой, включает принтер.

— Альбан, я могу говорить откровенно?

— Конечно.

— Это не так-то легко выразить… В общем, я сама женщина, поэтому знаю, что в голове у других женщин.

— Правда? И что же творится в твоей красивой кудрявой головке?

— Не в моей. Послушай, может, ты будешь на меня злиться, но я решила — лучше скажу! Я хочу кое-что у тебя спросить. Я люблю тебя, как брата. И очень за тебя волнуюсь. Ты уверен, что тебя не загнали в угол? Трюк с беременностью… Это старо как мир…

Альбан посмотрел на нее с изумлением, потом рассмеялся.

— Ты ошибаешься, Софи. Это я с удовольствием загнал бы Валентину, как ты выражаешься, в угол, если бы мог. Я давно хотел, чтобы она стала моей женой, но она отказывалась. Если бы не оплошность с контрацепцией, думаю, Валентина снова ответила бы мне отказом.

— Оплошность? Это она тебе так сказала? Не знала я, что мужчину так легко обвести вокруг пальца! И ты думаешь, ей не хотелось замуж? Любой из нас известно: заставь мужчину в это поверить, и он сам все сделает, лишь бы тебя заполучить!

Понимая, что заходит слишком далеко и Альбан может всерьез рассердиться, Софи попыталась подсластить пилюлю.

— Валентина — интересная женщина, я понимаю, почему она так тебе нравится. К тому же она умна и прекрасно знает, что делает, в этом я убеждена. Поверь, единственное, к чему она стремилась — это надеть тебе ярмо на шею, и по возможности так, чтобы ты ничего не заметил. Ее можно понять — у тебя есть все данные, чтобы стать идеальным мужем. А она просто оказалась хитрее остальных!

— Что ты имела в виду, говоря об идеальном муже? — недовольным тоном спросил Альбан.

— Альбан, ну подумай сам! Ты — мечта, а не мужчина! Авария в этом смысле пошла тебе на пользу: ты не представляешь, как женщины любят ухаживать и утешать! Твои очки придают тебе ранимости — как раз то, чего тебе не хватало. Да любая женщина душу дьяволу продаст, лишь бы получить от тебя заветное колечко!

Альбан молча достал распечатанные документы из лотка принтера и протянул их Софи.

— Ты на меня не обиделся?

— Нет.

Ответ, сухой и лаконичный, встревожил ее.

— Я говорю с тобой открыто и честно, как если бы была твоей сестрой. Поверь, я желаю тебе счастья, с Валентиной или кем угодно.

— С Валентиной, Софи. Другой не будет.

— Ну конечно. Именно это я и хотела сказать.

— Кстати, я так и не понял, к чему весь этот разговор.

Софи колебалась, кусая губы, но все-таки решилась:

— Можно любить, но не обязательно быть слепым. Не разрешай никому собой манипулировать.

Взгляд темных глаз Альбана на несколько секунд задержался на ее лице.

— Это я запомню, — задумчиво ответил он.

Подойдя к двери, он открыл ее и знаком пригласил Софи выйти первой.

Надев чистые джинсы (те, что были на нем утром, испачкались и промокли под дождем), Коляʹ решил осмотреть комнаты второго этажа. Вопросы ремонта беспокоили его куда меньше, чем братьев, но он чувствовал, что потихоньку втягивается в эту игру. Особенно после заявления Альбана, сводившегося к следующему: каждый член семьи может на свое усмотрение переделать любую комнату, и даже часть дома, и, при желании, выбрать себе новую. В прошлом, особенно после переезда Жо во флигель, каждый из братьев постепенно расширил свою территорию, но жить они продолжали в детских комнатах.

Проходя по коридорам, Коляʹ ввинтил лампочки в светильники — дети выкручивали их, чтобы пугать друг друга в темноте. Дойдя до конца коридора, тянувшегося через весь дом, он заглянул в старую спальню Жозефины и смежную с ней ванную — ту самую, где недавно случился потоп. Как и Альбан, Коля какое-то время стоял, погрузившись в детские воспоминания. Мысли о старости пугали его. Коляʹ с ужасом думал о предстоящем сорокалетии. Неужели они с Малори тоже станут пожилой супружеской четой? Пожилой четой, у которой нет детей… По правде говоря, ни ему, ни жене не хотелось заводить детей, но грядущее отцовство Альбана разбудило в душе его младшего брата чувство, похожее на зависть. Теперешняя жизнь Альбана, несмотря на неустроенность, представлялась Коляʹ очень счастливой. Когда ты начинаешь все с чистого листа, кажется, что впереди — целая жизнь. Новая жизнь…

Коляʹ вернулся в коридор, прошел мимо царства Жиля, Софи и детей, оккупировавших несколько комнат. Следом за пустой, не слишком симпатичной комнатой, шли их с Малори спальня и ванная, потом — кокетливо оформленная комната для гостей, и, наконец, последняя, очень просторная, — комната родителей. Коля нерешительно вошел, включил свет и осмотрелся. Идеальные пропорции, паркет в прекрасном состоянии, рядом со старинным трюмо — отделанный розовым мрамором камин. Из этой комнаты можно было бы сделать конфетку, если бы ее дизайном занялась Малори. Но… Ему этого не хотелось. Коляʹ подошел к окну. Почему он чувствует себя здесь так плохо, почему ему хочется бежать из этой комнаты без оглядки?

Братья ошибались, полагая, что прошлое их семьи не интересует Коляʹ. Но стоило ему подумать об этом, как в душе поднимался глухой безотчетный страх.

Взгляд Коляʹ скользнул по шкафу, в котором дети нашли бумажник Феликса, и переместился на занавеси. На камчатном полотне были изображены разноцветные птицы. Коля с интересом стал их рассматривать. К его удивлению, многие из них были ему хорошо знакомы. А ведь, если память ему не изменяла, в детстве он редко бывал в комнате родителей. В отличие от Жозефины и Антуана, которые держали днем двери своей комнаты распахнутыми для них, Феликс и Маргарита запрещали детям входить в свою спальню: «Вам тут нечего делать! Марш отсюда!»

И все-таки эти птицы почему-то были ему до странности знакомы. Он мог бы описать их с закрытыми глазами… В чем же дело?

Подойдя поближе, Коляʹ наклонился и нашел взглядом внизу, почти у самого пола, оранжево-голубого зимородка. Одно крыло у него выглядело необычно — в этом месте на ткани был дефект. Коляʹ без труда отыскал этот рисунок, внимательно его осмотрел, но так и не смог найти ответ на свой вопрос. Как он может это помнить?

Из коридора донесся голос Малори, звавшей его к столу Коляʹ торопливо погасил свет и вышел. Ему не хотелось, чтобы жена застала его в этой комнате. Определенно, его комната — самая лучшая, он ничего не хочет менять!

— О нет, Альбан не был худшим, — со снисходительной улыбкой ответила Жозефина. — Если уж говорить честно, все трое были милыми мальчиками. Не слишком послушными, вечно голодными, неаккуратными, но милыми. Жиль был самый упрямый, Коля — самый рассеянный, Альбан — самый серьезный.

— Упрямый? — возмутился Жиль. — Ты могла бы сказать «настойчивый» или…

— Настырный? — предложил Коляʹ.

Валентина и Жо сидели рядышком, и молодая женщина воспользовалась этим, чтобы задать Жозефине несколько вопросов. Но теперь к их беседе с удовольствием присоединилась вся собравшаяся за столом компания.

— Если уж ты что-то вбивал себе в голову, то этого и молотком нельзя было выбить, — добавила Жозефина. — А еще ты всегда стремился взять верх в споре.

— Он и сейчас такой! — хором воскликнули Альбан и Коляʹ.

— Вы тоже не изменились, мои дорогие. Ну, я вовсе не витаю в облаках, — возмутился Коля. — Я даже веду бухгалтерию!

— М-да, расскажешь это аудиторам… — пробормотала Малори.

Коля состроил обиженную гримасу, и все засмеялись. А Жозефина добавила:

— Вот Альбан остался серьезным. Я бы сказала, даже слишком серьезным.

— За штурвалом самолета, — заметила Софи, — клоунам не место.

— Да, Альбан у нас серьезный и скрытный, — закончила свою мысль Жо, не обратив внимания на реплику невестки.

— Поэтому-то он и предпочел родиться вторым — скрылся между мной и Коляʹ! — пошутил Жиль.

— Значит, он будет серьезно относиться к роли отца, — с лукавой улыбкой заключила Валентина.

Альбан обнял ее за талию и притянул к себе, благо они сидели на длинной скамейке. Устроившаяся напротив Софи посмотрела на них и отвела взгляд.

— Я листала ваши фотоальбомы, — проговорила Валентина, — и пришла к выводу, что в детстве вы были примерными мальчиками.

— Только на фотографиях!

Жозефина засмеялась, но взгляд ее тут же подернулся дымкой печали.

— Как давно это было…

Видя, что пожилая дама взгрустнула, внуки и их жены забросали ее вопросами:

— Они хорошо учились?

— А тебе помогали?

— Почему нас так одевали?

— Из практических соображений, — ответила Жозефина, повеселев. — Обычно перед началом учебного года Антуан возил вас за одеждой в Каэн. Его фантазии хватало исключительно на белые рубашки поло, синие бермуды, длинные носки и огромные на вид туфли.

— Мы вели себя примерно на мессе? — непринужденным тоном спросил Альбан.

— На мессе? Мы нечасто бывали в церкви.

— Но ведь Антуан был верующим человеком, разве нет?

— Что-то я такого за ним не припоминаю, — ответила Жозефина, хмуря брови.

Несколько секунд она внимательно смотрела на Альбана.

— С чего ты это взял?

— Мне так казалось.

Жиль и Коляʹ, естественно, навострили уши. Им было интересно, как далеко Альбан рискнет зайти в своих расспросах.

— Ты помнишь отца Эрика? — спросил Альбан ласково.

Жо поджала губы, лицо ее помрачнело.

— Нет. А ты?

Под ее настойчивым взглядом Альбан почувствовал себя не в своей тарелке.

— Нет.

— Вот тебе и ответ! Пойду-ка я спать. Приличные старушки в это время давно в постели.

— Я тебя провожу, — решительно сказал Альбан.

Они вышли через дверь кладовой. Жозефина на плохо гнущихся ногах брела впереди. «Пароход» овевал ледяной ветер.

— Это был вопрос с подвохом, а, Альбан? — ворчливо спросила в темноте Жозефина. — Ты пообещал, что не будешь меня расстраивать, и я тебе поверила.

—Жо…

— Я устала!

—Дай мне руку!

Едва не упав, она нехотя оперлась на руку внука.

—Что ты, в конце концов, хочешь узнать?

В ее голосе отчетливо слышался гнев, но еще там был… страх.

— Ты потрошишь дом, устраиваешь наводнения, роешься в старом хламе… Что ты ищешь? Если ты думаешь, что от вас что-то скрывают, знай — мне нечего вам рассказать. Нечего, и баста!

— Послушай, Жо, для нас по-настоящему важно…

— Альбан, ты дал мне обещание.

Они подошли к входной двери флигеля. Жо открыла дверь, включила свет и обернулась к Альбану.

— Послушай меня, дорогой. В свое время я тоже кое-что пообещала. И слова не нарушу.

Перед Альбаном стояла не любящая бабушка, готовая горы свернуть ради своих любимцев, а непреклонная пожилая дама, которая решила унести свои тайны с собой в могилу. Растроганный и смущенный, он протянул руку и погладил ее по морщинистой щеке.

—Я люблю тебя, Жо.

Смягчившись, она грустно ему улыбнулась, покачала головой и медленно закрыла дверь, оставив внука одного в ночном мраке.

Побродив около часа между прилавками рынка, Жиль и Альбан направились к церкви, где только что закончилась утренняя воскресная служба. Священника они нашли в ризнице. Кюре любезно ответил на их вопросы. Жаль только, он ничего не знал о таинственном отце Эрике, который, по предположениям братьев, служил в одном из местных приходов тридцать лет назад.

Разочарованные, Жиль и Альбан решили зайти за пирожными в кондитерскую «Charlotte Corday». Братья ждали своей очереди, когда за их спинами раздался радостный голос:

— О, эти обжоры уже тут!

Давид со своим зятем Жан-Полем только что вошли и встали в очередь.

— Раз вы оба здесь, почему бы вам не поговорить? — предложил Давид Альбану.

Обрадованный неожиданной встречей, Жан-Поль увлек Альбана на улицу.

— Пытаюсь уговорить твоего братца поучаствовать в конкурсе на должность директора аэропорта в Сен-Гатьен-де-Буа, — объяснил Давид.

— Правда? — удивился Жиль. — Он и словом об этом не обмолвился, представляешь?

— Ты же его знаешь…

Они одновременно посмотрели в сторону улицы. Там, у витрины магазина, Жан-Поль и Альбан о чем-то оживленно беседовали.

— Это идеальное место для моего брата, — подумав, сказал Жиль.

— Если он согласится. Числиться в наземном составе для него — нож в сердце.

— По-моему, у него нет выбора.

— Вот и убеди его в этом. Альбан говорит, ему нужно время, чтобы все обдумать. Но мне кажется, что он просто отказывается смотреть правде в лицо.

— Нет, Давид, я так не думаю. Ему было трудно смириться с потерей работы, но это пройденный этап. Похоже, он все решил для себя, когда вышел из больницы. Альбан не из тех, кто тешит себя иллюзиями.

Убедить Давида ему не удалось. Подумав мгновение, тот спросил:

— Вы, братья, понимаете, что он испытал, узнав, что больше не будет летать?

— Да. Когда это стало ясно, мы с Коля старались поддержать его, смягчить удар. Но если хочешь знать мое мнение, я счастлив уже потому, что Альбана удачно прооперировали и он снова видит, пусть и не так хорошо, как раньше. Ведь он мог лишиться глаза!

— О да, всегда существует худший вариант, — пробормотал Давид. — А еще он мог разбиться…

Продавец спросила у Жиля, что он желает, и тот выбрал два сладких пирога.

— Подожду тебя на улице, — расплатившись, сказал он Давиду.

Жиль вышел из кондитерской со своими коробками. После разговора с Давидом он ощутил смутную досаду. Альбан и Жан-Поль продолжали говорить в нескольких шагах от него, и Жиль остановился. «Серьезный и скрытный» — так охарактеризовала среднего из братьев Жозефина. Скрытный? Безусловно. Всего один раз Альбан рассказывал им об этой жуткой посадке, о том, как он получил удар в лицо, а несколько предметов катапультировалось из кокпита. Удар оглушил Альбана, однако ему удалось зайти на посадку и сесть. Он почти ничего не видел — перед глазами было черное пятно. Второй пилот выключил реактивные двигатели, стюардессы в спешном порядке эвакуировали пассажиров. Альбан ни слова не сказал о том, боялся ли он катастрофы или самовозгорания самолета, думал ли о том, что может остаться слепым. Ни слова о паническом страхе или о боли…

«Он с детства такой. Никогда не жаловался».

— Можно напроситься на «Пароход» к обеду? — спросил у Жиля нагруженный пакетами Давид, выходя из магазина.

— Там тебе всегда рады, ты это прекрасно знаешь.

— Я взял детям соленых сливочных карамелек. Софи одобрит?

— Софи… — со вздохом повторил Жиль.

Давид с интересом посмотрел на него, но момент для расспросов был неподходящий — подошел Альбан.

— Знаешь, твой зять — симпатичный парень.

— А что я тебе говорил? Он тебя убедил?

— Ты опять бежишь впереди паровоза! Жан-Поль рассказал мне много интересного. А еще просил передать, что твоя сестра приглашает тебя на обед. У нее сегодня запеченный бараний окорок.

— Я уже решил — отобедаю у вас. Ничего не поделаешь — привык быть нахлебником!

— Если ты намереваешься, уходя, прихватить с собой наш фамильный сервиз, на пощаду Жо не рассчитывай! Кстати, ты пойдешь с нами на пляж? Жены и дети нас там ждут.

—На пляже? На это способны только парижане! Скоро Рождество, на улице три градуса тепла и собирается дождь, но если вы настаиваете…

Они сложили свои покупки в багажник сиреневого «твинго» и втроем направились к казино.

— Как думаете, какое кольцо мне подарить Валентине? — серьезным тоном спросил Альбан.

Он размышлял об этом несколько дней, но так ничего и не решил.

— Пусть выскажется профессионал, — сказал Давид, указывая на Жиля. — Я холостяк и в таких тонкостях не разбираюсь.

— Все зависит от суммы, которую ты готов потратить. И от вкусов Валентины, конечно. У нее есть любимый камень? Софи, к моему несчастью, всем камням предпочитает бриллианты. Это разорительно!

— Валентина почти не носит украшений, — заметил Альбан.

— Она их не любит или у нее их просто нет?

—Думаю, и то и другое. У нее есть цепочка с кулончиком, которую она почти не снимает.

— Значит, Валентина, видимо, этого не любит. Сейчас полно самых разных недорогих украшений, она могла бы себе что-нибудь купить, если бы хотела. Лучше всего поговорить с ней, а, Альбан? В конце концов, вы не устраиваете классическую свадьбу, поэтому нет необходимости соблюдать все традиции. Единственное, без чего не обойтись — обручальные кольца.

— Это моя забота, — радостно вмешался Давид. — Валентина попросила меня быть ее свидетелем.

— Почему ты? У нее нет друзей?

—Мы приглашаем очень мало гостей, — уточнил Альбан. — А у меня уже есть два свидетеля.

— И кто же это? — желчно поинтересовался Жиль.

— Мои братья, конечно!

—А я уж было испугался…

Спустившись на пляж, они издалека увидели носившихся у кромки воды детей. Малори с Валентиной, взявшись под руку, следовали за ними.

— Значит, Софи не поехала, — констатировал Жиль. — Решила подольше поваляться в постели.

И он широкими тяжеловатыми шагами поспешил к детям, делая угрожающие знаки Полю и Луи, которые пытались столкнуть сестру в воду.

— Ему не помешало бы сесть на диету, — заметил Давид, проводив Жиля взглядом. — Мне показалось, что у твоего старшего брата проблемы с женой. Я прав?

— Софи временами бывает утомительна, — лаконично ответил Альбан.

— И все так же не выносит Валентину, да?

— Они не слишком симпатизируют друг другу, это правда.

— Остальные «пассажиры» от этого не страдают?

— Надеюсь, что нет. Мне так хочется, чтобы все было хорошо!

Под внимательным взглядом Давида он тут же пожалел о своей несдержанности.

— В твоей жизни все складывается хорошо, Альбан. Ты женишься на прекрасной девушке, скоро станешь отцом, отремонтируешь дом своего детства, на горизонте — хорошая работа… Чего же тебе не хватает?

Очень далеко от них Валентина и Малори медленно шли по сухому песку. Было время прилива, и Жиль играл с детьми у самой воды. Альбан довольно долго смотрел на море. Ему очень хотелось рассказать Давиду о своих сомнениях, поговорить о своей семье с кем-то, кто не носил бы фамилию Эсперандье.

—У нас с братьями появилась небольшая проблема, — начал он.

Взяв Давида за руку, Альбан повернул его лицом к себе.

— Мы нашли кое-какие старые документы, и всплыли странные факты.

— Что ты имеешь в виду?

— М-м-м… оказывается, наша мать была душевнобольной.

Реакции, на которую рассчитывал Альбан, не последовало. Давид молчал.

— У нее была шизофрения, — уточнил Альбан.

— Правда?

Они остановились, встав спиной к ветру. Альбан поднял воротник куртки.

— Похоже, тебя это не удивляет.

—Удивляет. Но я почти не виделся с твоей матерью.

— Если честно, мы тоже. Поразмыслив, мы с братьями поняли это. С нами рядом всегда были Жо и Антуан. Иногда отец, но он много работал. Что до Марг… мамы, ее словно бы и не было дома, хотя она точно там была.

— Дети не обращают внимания на такие вещи. Большую часть времени вы были втроем, и я — четвертый, и вам не было дела до родителей.

— Может, ты и прав. Короче говоря, мы не знали, что она больна. Все открылось случайно, в прошлом месяце.

Засунув руки в карманы куртки, Давид носком ботинка рыл ямки в песке. Голова его была опущена. Было очевидно, что рассказ Альбана не слишком ему интересен.

— Давид, я рассказываю тебе все это, потому что хочу услышать твое мнение.

— По какому вопросу? Твоя мать умерла двадцать пять лет назад!

— Болезнь передается по наследству, и у ребенка, которого носит Валентина, есть шанс родиться шизофреником!

Давид поднял глаза и изумленно посмотрел на Альбана. Потом огляделся по сторонам. Валентина с Малори шли теперь к ним, но были еще довольно далеко.

— Ты говорил с ней?

— Нужно поговорить. Иначе это будет нечестно. Но сначала я хочу побольше разузнать.

— И у кого ты надеешься получить информацию?

— Жо не хочет ничего рассказывать. Закрывается, как устрица в своей раковине, стоит мне начать ее расспрашивать. Мы с Жилем пытаемся восстановить картину, но пока получается плохо.

— Какую картину?

— Это трудно объяснить. Создается впечатление, что в нашей семье все… странные.

И снова Давид промолчал, хотя, по мнению Альбана, должен был бы выказать удивление. После паузы Альбан спросил его прямо:

— Тебе что-то об этом известно?

— Мне? Нет!

В этом отрицании ясно прозвучала фальшь. Альбан слишком хорошо знал друга, чтобы этого не заметить.

— Жозефина что-то тебе рассказывала?

— Нет, конечно! Послушай меня, старик: забудь об этом!

Он отодвинулся от Альбана на пару шагов. Было очевидно, что ему не по себе. Работая агентом по продаже недвижимости, Давид научился приукрашивать вещи и обходиться полуправдой, щадя чувства клиентов. Но врать другу он не мог. Альбан подскочил к нему и резко схватил за руку.

— Я не отступлюсь!

— Отпусти меня, Альбан.

— Сначала ответь мне. Что ты от меня скрываешь? И по какому праву?

Давид положил ладонь на запястье Альбана, словно хотел его успокоить.

— Не так уж много я от тебя и скрываю. Все вокруг считали твою мать сумасшедшей, и было время, когда моим родителям очень не нравилось, что я бываю в доме Эсперандье.

— Ты шутишь!

— Я чудом избежал порки, когда мой отец строго-настрого приказал мне не ходить к вам в гости! Но вскоре после этого случая твои родители погибли, и он пожалел о том, что тогда наговорил… Всегда найдутся желающие потрепать языком — и тогда, и сейчас.

— Но ты! Почему ты только теперь мне все это говоришь? Почему?

— Я дорожил твоей дружбой. Быть твоим другом — вот что было самым важным для меня, когда мы учились в пансионе. Мне было бы неприятно пересказывать тебе все эти сплетни о вашей матери. Да и тебе это вряд ли бы понравилось. А теперь отпусти меня.

Альбан оттолкнул его, и Давид на мгновение потерял равновесие.

— В какую игру играем? — прозвучал за их спинами голос Валентины.

Они с Малори только что подошли и смотрели на них с нескрываемым любопытством. Альбан отвернулся, чтобы не смотреть Валентине в глаза. Он был разгневан, унижен, будто его предали. Давид, которому он доверял, как себе самому, столько лет скрывал от него такое! «Все вокруг считали твою мать сумасшедшей». А они с братьями ничего не замечали, ничего не знали.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила Валентина.

— Просто… незначительные разногласия. Не важно.

Конечно, она поняла, что он лжет, потому что не сказала больше ни слова.

—Мы кое-что решили по поводу вашей свадьбы, — объявила Малори. — И теперь нам нужно узнать, что об этом думаешь ты, Альбан.

— Все будет так, как хочет Валентина.

— Ну уж нет, — возмутилась Малори, — отвертеться не удастся, ты нам нужен!

Она смеялась, уперев руки в бока. На ней была экстравагантная отделанная мехом красная куртка с двумя рядами пуговиц и позументом и длинная, волочащаяся по песку юбка.

— Ты похожа на русскую графиню, собравшуюся в Сибирь, — пошутил Давид.

— Спасибо за комплимент! — смеясь, ответила Малори. — Ну, если вы передумали ссориться, можем возвращаться на «Пароход».

Значит, их ссора была очевидной. Альбан уже злился на себя за бесполезную, да и незаслуженную Давидом вспышку ярости. К тому же, когда Валентина его об этом спросит, ему придется врать. Когда же он, наконец, расскажет ей о том, что они узнали? Альбан опасался ее реакции, опасался, что любимая женщина испугается за будущее своего ребенка и у нее может снова случиться выкидыш. Опасался, что она станет его расспрашивать…

Их догнал Жиль. Анна сидела у него на плечах, мальчики скакали рядом.

— Они неутомимы, — пожаловался Жиль. — Ну что, идем?

Глянув на выбившегося из сил брата, Альбан обратился к Анне:

— Иди ко мне, принцесса, я украду тебя!

Девочка радостно обняла его за шею. Она дрожала, низ брючек был мокрый.

— Замерзла? Быстрее в машину, там согреешься.

— Я сяду в сиреневую машину, — повелительным тоном уточнила девочка. — Она самая красивая!

— Устами младенца глаголет истина! — сказал Альбан Жилю.

Они все вместе поднялись к казино. Давид подошел к Альбану.

— Поеду-ка я лучше домой, — тихо сказал он.

— А как же обед? Не будь упрямым ослом!

—Упрямым ослом! Упрямым ослом! — закричала Анна во весь голос.

— Анна, разве так можно? — вмешался Жиль. — Замолчи немедленно!

— Она тут ни при чем. Давид капризничает.

Альбан скорчил Давиду жуткую гримасу, и девочка зашлась от смеха.

— Насколько я понимаю, ты ждешь извинений, — сказал он.

— Нет, но…

— Никаких проблем. Мои извинения уже пали к твоим ногам. Я смущен и глубоко опечален.

Давид посмотрел на друга и пожал плечами.

— Если бы не горячее желание повидаться с Жо… — пробормотал он.

Однако оба знали, что помирились, и в улыбках, которыми они обменялись, читалось удовлетворение.

Ближе к вечеру Софи поднялась в их с Жилем спальню, чтобы уложить вещи — муж решил уехать, не дожидаясь ужина. Она была в дурном настроении — необходимость возвращаться в Париж ее совершенно не радовала. Кроме того, выходные прошли из рук вон плохо.

Ей не удалось убедить Альбана в том, что поспешный брак — ошибка и Валентина им искусно манипулирует. А ведь нужно быть слепым, чтобы этого не заметить! Может, со временем ее слова все же достигнут цели? Второй причиной для недовольства стало поведение Малори. Эта из кожи вон лезет, помогая им со свадьбой, прямо-таки фонтанирует советами и идеями. Чего-чего, а идей, и зачастую превосходных, у нее предостаточно, и с такой неожиданной, но желанной помощью Валентине не придется ни о чем беспокоиться.

— Валентина, Валентина! — раздраженно крикнула Софи, швыряя мокрые штанишки Анны в пластиковый пакет.

Почему дочь не надела резиновые сапожки? Да потому, что Малори и Валентина об этом не подумали. Никогда впредь она не доверит им детей, они обе безответственные!

Софи сделала глубокий вдох и выдох, пытаясь успокоиться. Нет, Малори замечательная женщина, она не заслужила упреков. Она всех любит, и все ей кажется замечательным, а перспектива побывать на свадьбе между двумя главными праздниками зимы — и подавно.

— Конечно, все без ума от этой свадьбы! Но только не я!

За обедом Софи с зубовным скрежетом выслушивала предложения, сыпавшиеся со всех сторон. Завтрак в отеле «Normandy», визит в мэрию и в церковь и в качестве кульминации — ужин в изысканном отеле «Ferme Saint-Simeon» в окрестностях Гонфлера. Альбан не хотел устраивать торжество на украшенном к Рождеству «Пароходе», поэтому внимательно всех выслушал. Валентина для вида поломалась, прося его не бросать деньги на ветер. А неугомонная Малори предложила путь из Трувиля до Гонфлера проделать в открытой карете. В карете! Только не это!

— Почему бы тогда не на воздушном шаре?

— Воздушный шар? О чем ты? — спросил Жиль, который только что вошел в комнату.

— О свадьбе твоего брата. Не понимаю, зачем тратить столько денег на шикарные штучки!

— Ну да, пригласить три сотни гостей — намного экономнее! — язвительным тоном напомнил ей Жиль. — Но воздушный шар, честно говоря, — это идиотизм.

Софи воздела очи к небу и свирепо потянула за язычок змейки на чемодане. Змейку заклинило. В свое время Софи вышла замуж за Жиля с большой помпой. Торжество было поистине роскошным. Платье обошлось в целое состояние, кольцо — тоже.

Пока муж переодевался, она краем глаза следила за ним. Сидя на краю кровати, Жиль с усилием снял длинные носки и обулся в городские туфли. Да, за последнее время он немного сдал, но, в отличие от нее, ничего не делал, чтобы сохранить молодость. В строгом костюме, галстуке и с кожаным портфелем в руке он имел весьма представительный вид, и все же она больше не испытывала к нему влечения. Рутина, совместно прожитые годы, дети… И спрятанное в глубине души вожделение к Альбану, существование которого она уже не могла отрицать.

— Почему ты так на меня смотришь? — спросил Жиль, обернувшись.

Софи хотелось верить, что взгляд не выдал ее истинных мыслей. Желая сгладить эту неловкость, она подошла к мужу, села рядом и похлопала его по колену.

— Я тут подумала… Может, стоит воспользоваться капитальным ремонтом, чтобы обновить нашу комнату? Эти обои мне осточертели.

— Если это доставит тебе удовольствие… Но счета и так огромные, и я не уверен, что к ним надо прибавлять новые цифры.

— Ну не разоримся же мы, купив несколько рулонов обоев? Кстати говоря, можно обойтись краской. Например, красивого бледно-желтого цвета. Что скажешь?

Жиль выдавил улыбку и обнял жену за плечи. Когда он потянулся, чтобы прижать ее к себе, Софи непроизвольно напряглась.

— Пора ехать! — воскликнула она. — Обсудим это в машине.

Ласки и объятия мужа — не то, чего ей в данный момент хотелось, поэтому она быстрым движением высвободилась из его рук.

— Ты не слишком приветлива последнее время, Софи…

Она обернулась, и их глаза встретились. Во взгляде Жиля не было привычной нежности.

— Я не люблю зиму.

Это было единственное, что пришло ей в голову.

После легкого ужина, состоящего из супа и остатков фасолевого салата, Жозефина аккуратно вытерла кухонный стол и достала колоду карт. Четверть часа она тасовала, снимала, перекладывала карты, но никак не могла вызвать у себя нужное настроение. А ведь ей хотелось задать конкретный вопрос… Она снова сосредоточилась и, полузакрыв глаза, стала думать об Альбане и о Валентине — будут ли они счастливы?

Сейчас они счастливы, это очевидно, но что случится с ними в стенах этого дома? Феликс и Маргарита в день своей свадьбы тоже лучились счастьем. Нет смысла отрицать: сердце Жозефины сжималось от боли (а это очень плохое предзнаменование), когда она сопровождала единственного сына к алтарю, но тогда ей удалось убедить себя в том, что все матери испытывают подобные чувства и опасаться им нечего.

Альбан… Альбан, Валентина и их ребенок, который родится и будет расти в этом доме. Добрые или злые феи соберутся вокруг колыбели маленького Эсперандье?

— Что ж, Валентина не Маргарита, значит, ничего плохого не случится.

Ничего плохого не случилось и с тремя мальчиками, порученными заботам Жо. Или, спасибо Господу, почти ничего.

Она в очередной раз разделила колоду на две стопки и взяла из каждой по пять карт. Ничего определенного… Жозефина собрала карты и стала нервно их тасовать. Эта колода с истрепанными уголками была ее любимой и всегда отвечала на вопросы. Почему же сегодня вечером она молчит?

Год назад Жо проснулась среди ночи, охваченная паническим страхом. Альбан! Она схватила карты и несколько раз подряд на стол упали восьмерка и девятка пик, причем вместе. Больница, операция… Авария случилась на следующий день.

Закрыв глаза, женщина перемешала карты на столе и перевернула три из них. Мысленно она представила себе глаза Альбана — прекрасные темные бархатные глаза, отныне спрятанные за стеклами очков. Посмотрев на карты, она увидела трех королей.

— Он под защитой! — обрадовано воскликнула она.

Может, она действительно немного сумасшедшая, раз верит в такие вещи? Счастливая судьба, несчастливая судьба… Но ведь столько раз ее ожидания оправдывались! Однако сейчас Жо заботило не это. Альбан собирается основать семью в этом доме. Здесь.

Господи, если бы только она могла все забыть! Сколько бессонных ночей провела она, прислушиваясь к каждому шороху! Их с Антуаном спальня была в одном конце коридора, а комната Феликса и Маргариты — в другом. Слишком далеко, чтобы вмешаться вовремя. Чтобы лучше слышать, Жо оставляла свою дверь приоткрытой и старалась уловить голоса или, самое страшное, детский крик. Иногда скрип паркета выводил ее из состояния гипнотического забытья, в которое она впадала, испытывая недостаток здорового сна. Глотая слезы, она про себя читала молитвы, чтобы не разбудить Антуана. Она ничего не могла поделать, оставалось только ждать дня, когда произойдет неотвратимая трагедия.

Дрожащими руками Жозефина собрала карты и снова попыталась сосредоточиться, но поняла, что очень устала. Невероятно устала. Открыв ящик стола, она спрятала туда драгоценную колоду. Черт побери, ну откуда Альбан мог узнать о существовании отца Эрика? Антуан никогда не говорил о нем с мальчиками, в этом она была уверена. В противном случае он не стал бы обращаться к кюре из другого прихода, желая снять с души камень. Бедный Антуан, Церковь не могла ему помочь, потому что его вера не была достаточно крепка.

Жозефина попробовала встать, но не смогла — внезапно закружилась голова. Выпила ли она утром свои таблетки? Она часто путала все эти аптечные упаковки или вовсе о них забывала. Давно надо было разложить таблетки в подаренную внуками специальную коробочку, но у нее никак не доходили до этого руки.

— Старость приходит незаметно, бедняжечка моя…

Голос ее дрожал. Ей было очень плохо. Слишком долго она сидела за столом над картами. Но почему в комнате стало темно? С большим трудом Жозефина повернула голову, чтобы посмотреть на лампу. Виски вдруг сжало, как тисками, к горлу подкатила тошнота. Испугавшись, Жо глазами нашла телефон. Он стоял на столе у мойки, чересчур далеко, не дотянуться. А свет между тем мерк. Жозефина взялась за край стола и попыталась встать на ноги, которые неожиданно подкосились. Раздался грохот — Жо вместе со стулом упала на облицованный плитками пол.

Закутавшись в свой старый клетчатый халат, Альбан сидел на коврике в ванной. Время от времени он включал кран, чтобы добавить горячей воды в ванну, в которой нежилась Валентина. От воды поднимался густой пар, капельками оседая на плитке.

— Тебе хорошо? — с ласковой улыбкой спросил он.

— Просто божественно. Иди ко мне, тут хватит места для двоих!

Огромная ванна, покоящаяся на ножках в виде львиных лап, была очень старой.

— Сантехник предлагает убрать старые краны и вместо них поставить смесители.

— Только не это! — живо отозвалась Валентина. — Ты посмотри на них — это же рулевые колеса в миниатюре! Мне очень нравятся эти детали, на «Пароходе» они повсюду. Пожалуйста, не увлекайся модернизацией! У меня чуть сердце не разорвалось, когда я увидела, что исчезли фарфоровые выключатели.

Смеясь, Альбан положил голову на край ванны, чтобы лучше видеть любимую женщину.

— Ты такая красивая, что для тебя я готов построить замок. Прекрасный ларец для моей единственной драгоценности!

Опустив руки в воду, он погладил ее грудь, живот, бедра.

— И я снова хочу тебя.

— Я и плеча из воды не выставлю, так и знай!

Однако, противореча собственным словам, Валентина села, чтобы его поцеловать. Потом с наслаждением снова погрузилась в воду.

— Завтра вечером у нас опять будет работать отопление, — пообещал ей Альбан. — Тебе, наверное, надоели все эти неудобства.

— Я согласна жить под твоим одеялом.

— Это уже не мое одеяло, не моя постель и не моя комната. Пора научиться произносить слово «наше».

— Это тебя не путает?

— Совершенно.

Она лукаво, сдерживая улыбку, посмотрела на него.

— Ты считаешь меня таким уж закоренелым холостяком, да?

— Нет, дорогой. Но ты привык жить один.

— Я ждал тебя и с тобой готов попробовать.

— Ты в этом уверен?

— Все решено давно и бесповоротно!

Валентина, смеясь, плеснула в него водой. Альбан чувствовал, что она по-настоящему счастлива; влюблена и спокойна, и был ей за это невероятно благодарен. Когда она была рядом, жизнь представлялась ему радостной и увлекательной, а будущее — ясным.

— Валентина, — начал он, встав на колени перед ванной, — я хочу подарить тебе кольцо. Ты согласна?

— Кольцо? Чтобы отдать дань традиции? Не трать на это деньги, они пригодятся тебе для других дел. Подумай о «Пароходе» и… о нашем будущем мальчике или девочке.

Кончики его пальцев пробежали по плоскому животу Валентины.

— Пока ничего не заметно, — заключил Альбан.

— Когда я стану круглой, как шарик, ты будешь меня хотеть?

— Даже когда ты забеременеешь тройней и перестанешь помещаться в этой ванне! Я хочу тебя постоянно, но несколько лишних килограммов могут прибавить мне аппетита!

— Может случиться так, что в последние недели нам нельзя будет заниматься любовью.

— Лишний довод, чтобы побаловать себя, пока можно!

Он поднялся и снял с крючка банное полотенце. К его огромному сожалению Валентина, встав из воды, задрожала. Пока он ходил за пеньюаром, она торопливо вытиралась.

—Держи. Странно, но у Жо до сих пор горит свет.

Альбан подошел к окну, вытер его и сложил руки лодочкой, чтобы лучше видеть.

— Свет горит в кухне, а не в спальне. Который, интересно, час?

— Думаю, около двух.

Валентина подошла к нему, надела пеньюар и тоже посмотрела в окно. Они поужинали поздно в компании Коля и Малори, которые предпочли выехать в одиннадцать вечера в надежде, что пробки уже рассосались. Затем Валентина и Альбан убрали со стола и поднялись к себе, где долго и страстно занимались любовью. Идея принять ванну пришла намного позже.

— Мне это кажется странным, — пробормотал он.

— Может, ей захотелось перекусить?

Озадаченный, Альбан не ответил. Жозефина неустанно повторяла, что в ее возрасте люди спят мало, но она всегда была «жаворонком», то есть ложилась рано и вставала на заре.

— Она бы не стала выключать свет в спальне, решив перехватить на кухне печеньице.

В кармане Альбан нащупал свои очки, достал их, надел и еще несколько секунд смотрел на квадратик света.

— Послушай, лучше, если я схожу к ней, — решился он. — Мне так будет спокойнее.

Он торопливо натянул джинсы и свитер.

— Быстрее прячься под одеяло, дорогая. Я скоро вернусь.

— Смотри не напугай ее! — донеслось до Альбана, когда он уже бежал по коридору.

Спустившись на первый этаж, он зажег свет в коридоре и прихожей, открыл входную дверь. Скорее всего, он зря волнуется, но минуту назад, когда он глядел в окно, сердце его вдруг сжалось от страха. Жо восемьдесят четыре, она могла ощутить внезапную слабость, ей могло сделаться дурно… Да что угодно могло случиться! Альбан широкими шагами преодолел расстояние, разделявшее виллу и флигель, и, помня предостережение Валентины, заглянул в окно кухни.

Сперва он не заметил ничего странного: горела настольная лампа, на столе — корзинка с фруктами, телефон стоял на рабочем столике. Но вот его взгляд наткнулся на ножки перевернутого стула, и Альбан поспешил к двери. Она была заперта на ключ, и напрасно он колотил в нее кулаками.

—Жозефина! Жо, ты меня слышишь?

Как Альбан ни напрягал слух, ответом ему была тишина. В ночном мраке страшно закричала сова. Альбан замер, не зная, что делать.

— Жозефина! — снова крикнул он. — Это я, Альбан!

Отступив на шаг, он изо всех сил ударил в дверь ногой, но поддалась она только с третьей попытки, скрипнув сломанным замком. С порога он увидел лежащую на полу бабушку, рядом — перевернутый стул.

— Жо! Боже мой, Жо!

Упав перед ней на колени, Альбан пытался вспомнить, какую помощь следует оказывать в таких случаях. Жозефина дышала, но была без сознания, пульс едва прощупывался. Альбан оттолкнул стул, встал и набрал номер скорой медицинской помощи. Объяснив, как к ним проехать, он принес из спальни пуховое одеяло и накинул его на Жо. Он мог бы подложить ей под голову подушку, но знал, что человека нельзя трогать, если не знаешь причины и последствий его падения.

— Что случилось? — глухим голосом спросила с порога Валентина. — Я видела, как ты выбил дверь…

Она не захотела ждать его дома.

— Не знаю. «Скорая» уже выехала. Посиди немного с Жо, пока я открою ворота, хорошо?

Альбан включил прожектор, освещавший подъездной путь, и вышел. Жозефина из года в год включала его, когда кто-нибудь из братьев сообщал ей о своем намерении приехать после наступления темноты. Задыхаясь от волнения, Альбан вернулся на «Пароход» за ключом, потом распахнул ворота и побежал к флигелю. Валентина сидела на полу, сжимая руку Жо в своих ладонях.

— Она плохо выглядит, — прошептала молодая женщина. — Думаешь, она…

Валентина не закончила фразу и не подняла глаз. В открытую дверь врывался холодный ветер. Альбан толкнул дверь и прижал ее табуретом. Вернувшись в комнату, он едва сдерживал слезы. Чтобы успокоиться, пришлось несколько раз сглотнуть.

Что с Жо? Она без сознания или впала в кому? Сколько времени она в таком состоянии? Выдержит ли сердце, проснется ли она? Он гнал прочь мысли о том, что она может уйти, оставить их, исчезнуть. Только не сейчас, не на Рождество, не перед его свадьбой!

Стараясь заглушить растущий в душе страх, Альбан сунул руки в карманы джинсов и стал мерить шагами кухню.

— Поскорее бы они приехали! — наконец проговорил он.

А что, если он подошел посмотреть на флигель, когда они с Валентиной были в ванной, не случайно? Что, если нескольких часов, которые он выиграл у судьбы, хватит, чтобы спасти Жо? Звала ли она его, прежде чем впасть в забытье? Конечно, находясь в доме, он не смог бы ее услышать, но все-таки…

— Она — единственное, что у меня осталось, — выдохнул он.

Встретившись взглядом с Валентиной, Альбан добавил:

— Осталось из детства, из прошлого.

Потерять Жозефину будет намного больнее, чем родителей. И он никогда не узнает правду о них.

Свет оранжевой мигалки пробежал по облицованной плиткой стене. Альбан бросился к двери.