Омега для Альфа Мужей

Глава 18

Ордел

Мы с братом проснулись одновременно.

Открыли глаза в одну и одну и ту же секунду, будто кто-то ударил в набат внутри наших черепов. Тревога — густая, липкая, как смола — обволокла сердце, пропитала воздух. Я резко сел на кровати. Хант вскочил на ноги. Его глаза горели в темноте, хвост встревоженно рубил воздух и щёлкал кончиками.

Арии не было в спальне.

Не было в этом корабельном секторе.

Не было нигде!

Я не мог её почувствовать, как бы не пытался.

Я помнил, как совсем недавно с наслаждением обнимал её гибкое отзывчивое тело. Помнил, как потом она выбралась из наших объятий, шепнув, что скоро вернётся.

Но в итоге пропала.

Пульс подскочил, переводя тело в полу-боевую фазу. Хвост покрылся боевыми шипами. Мы с братом расширили наше объединённое пси-поле, слившись с пси-полем корабля. Мы искали Арию всюду… Но не нашли ничего, кроме всё той же душной тревоги, от которой пол уходил из-под ног.

“Ядро неспокойно”, — передал мне Хант по закрытому каналу.

Я кивнул.

Мы не стали говорить лишнего. Слова были не нужны.

Разум на бешеных скоростях обрабатывал всю имеющуюся информацию и строил вектора вариантов того, что могло случиться с нашей мианессой.

Живое ядро корабля сейчас взволнованно пульсировало, разгоняя волны густой энергии. Когда ядро в таком состоянии, невозможно наладить с ним контакт…

Это наводило на мысль, что, возможно, Ария у ядра. Нашему своевольному крейсеру и раньше не терпелось познакомиться с мианессой поближе. Он вполне мог провести её к своему сердцу в обход всех систем безопасности. Если она коснулась энерго-оболочки ядра, это вполне могло вызвать у него такую яркую реакцию, какую мы и наблюдаем.

И возле сердца — единственное место, где присутствие Арии будет размываться из-за сильных энергий — поэтому мы её не чувствуем. Если это так — она в безопасности. Крейсер “Трон” никогда ей не навредит. Надо просто пойти за ней и забрать.

Но другой вариант — что она всё же попала в беду. Отметать это нельзя. Тем более волны, что посылает ядро, совсем не наполнены счастьем, а скорее кипучим колючим волнением.

Мы больше не теряли времени.

Через миг я уже застегнул боевой комбинезон.

Брат защёлкнул на поясе бластер.

Мы были готовы сорваться с места, но тут замерли, уловив что-то. Посмотрели на точку на стене, откуда исходило едва слышное гудение. А потом часть стены распалась на фрагменты, и под потолок взвилось маленькое алое ядрышко.

Оно было размером с яблоко и от него исходила знакомая энергия.

“Живое ядро прошло фазу деления”, — мысленно озвучил брат нашу общую ошеломлённую мысль. Сжигающая тревога за Арию разжала тиски.

“Деление” многое объясняло! И взволнованность ядра. И отсутствие Арии. Скорее всего сейчас она и правда возле сердца крейсера.

А ещё это значило… что Ария носит наших детей.

Близнецов. Ведь обязательное условие для начала процесса деления живого ядра — это беременность избранной капитанов. При том, именно мальчиками.

Новорождённое ядрышко будет крепко связано с ними, пока не вырастет. А потом эти мальчики-близнецы с высокой вероятностью станут капитанами нового крейсера, что будет нести в себе то самое ядро, рядом с которым они провели детство.

Так случилось у наших отцов.

И мы с Хантом всё детство провели рядом с резвящимся алым ядрышком.

А теперь и наши дети тоже…

Великий космос!

“Ария беременна”, — эта новость взорвалась вспышкой радости на нашей с Хантом ментальной волне. И следом зазвенела вторая: — “Раз даже успело сформироваться ядро, значит, мианесса забеременела не сегодня”.

Неужели в тот первый раз?!

И тут же пазлы событий стали собираться в понятную картину.

Тот день, когда атлантианец Эльзас был в её кабинете… А она что-то делала голая в ванной. И то как она после заходила к нему (не иначе как что-то отдать). Тестер? Как требовала немедленно отпустить её с крейсера. И то, как старательно она закрывала от нас свои даже поверхностные мысли, будто скрывая нечто важное.

Она знала про беременность.

Хотела улететь, не сказав ничего.

Потому что думала — первая близость была случайностью.

Она ведь даже предлагала нам обо всём забыть… Правда была готова скрыть детей. Эта мысль уколола холодом, но я не успел в неё погрузиться, потому что Хант позвал меня по нашему каналу.

“Ордел… всё же что-то не в порядке”.

Это выдернула меня из потока мыслей. В реальности успело пройти не больше пары секунд. Ядрышко по-прежнему кружилось под потолком, но в его траектории полёта, в пульсации и исходящих волнах ощущалась вовсе не радость рождения… а тревога и даже страх.

— Где Ария?! — спросил я вслух и подкрепил вопрос мысленным образом. Ядро тут же бешено запульсировало и вдруг метнулось в проём в стене.

Мы с братом бросились следом.

Ядро вело нас через отсеки, но вовсе не к центру, где находилось сердце крейсера. Оно вело нас к доку.

Мы шагнули в зону хранения и отправки шаттлов прямо из стены. Здесь царил полумрак. Хромированные силуэты шаттлов, роботов и штурмовиков стояли ровными рядами.

“Здесь заглушающий купол”, — мысленно передал брат.

Хант был прав. Я тоже это ощутил. Кто-то набросил на огромное помещение заглушающий купол настолько высокого класса, что я бы отнёс это к разряду невозможного.

Здесь не получится пользоваться псионическими силами…

Не теряя времени, мы с Хантом стремительно двинулись вдоль хромированных корпусов к зоне отлёта. Наше перемещение было бесшумно, а вот маленькое ядрышко бешено кружилось над нами с тихим гулом. Оно так разволновалось, что не рассчитало траекторию, и влетело в одного из роботов погрузчиков. Тот с рёвом завёлся, что бы через миг погаснуть.

И тут же где-то в глубине дока раздался свист выстрела. И короткий вскрик — он ударил по нервам, вкрутился в сердце острым шурупом. Это был вскрик Арии.

Я сорвался с места, тут перескочив в сверх-боевую фазу. Хант сделал то же самое. Через несколько мгновений мы уже стояли на взлётной площадке. И смотрели на нашу нежную мианессу, лежащую на животе на полу в луже алой крови.

Красное пропитало её белый халат. В красном разметались её волосы.

Ей выстрелили спину. И сейчас…

…она не дышала.

…не двигалась.

И я не слышал её сердца.

Мой усиленный слух не мог врать.

Ария была мертва.

Меня будто толкнули в грудь. И я провалился в чёрную дыру. Там не было воздуха. Не было смысла жизни. Не было ничего, кроме боли.

Звериный рык вырвался из моего горла.

Время замедлилось. Почти остановилось.

В висках нарастала пульсация, а внутри что-то с хрустом ломалось. Всё разумное во мне скукоживалось, а звериное-яростное затапливало, подчиняло. Хвост с силой врезался в пол, проламывая стальные плиты. Пелена ярости упала на глаза.

Мой взгляд метнулся выше, туда, где в энергоклетке билось золотое ядро. Значит ядер было два. Значит…

“…детей было четверо”, — считал я леденящую мысль брата.

А потом мы посмотрели на того, кто стоял рядом с клеткой…

На будущий фарш.

Хант

Пульс бешено колотился в висках.

Я стоял, словно вкопанный, не в силах оторвать взгляд от её тела.

Ария. Наша мианесса. Она неподвижно лежала на холодном полу, а золотистый хвостик, который всегда так живо щёлкал кончиками, теперь неподвижно замер в луже крови. Я не слышал сердцебиения Арии. Не чувствовал её пси-поля. Ничего. Только пустота. Только холод.

Рана на спине Арии была такая, что становилось ясно — ничего уже нельзя сделать. Не поможет капсула регенерации. Ничто не поможет. Потому что удар лазера прожёг её грудную клетку насквозь широкой дугой.

В груди болело. Моё собственное сердце превратилось в кусок льда, который медленно раскалывался, разрывая меня изнутри. Я не мог дышать. Не мог думать. Только смотрел на неё. Она была такой хрупкой, такой нежной. И теперь… теперь она была мёртвой.

— Нет, — прошептал я, но это слово не имело смысла. Оно просто сорвалось с губ, как последний крик отчаяния. — Нет, нет, нет…

Ордел зарычал рядом со мной. Его рык был низким, звериным, полным ярости и боли. Я почувствовал, как наша общая боль превратилась в нечто большее — в бешеную, неконтролируемую ярость.

Мой взгляд метнулся к тому, кто стоял рядом с клеткой. Люциан Грей. Его лицо было искажено гримасой страха, а в синих глазах горела искра безумия. В руке он держал бластер, наведённый на нас. Но это не имело значения. Ничто больше не имело значения для нас.

Купол не позволял использовать псионические силы. Но руками рвать эту тварь будет даже приятнее.

— Вы… вы не понимаете, — начал Люциан, но его голос дрожал. — Я делаю это ради науки! Ради…

Он не успел договорить. Ордел бросился вперёд, как разъярённый зверь. Его хвост покрылся шипами и со свистом метнулся в сторону Люциана. Профессор успел отпрыгнуть, уворачиваясь с неожиданной ловкостью. Его движения были резкими, неестественными, будто он и впрямь был не чистопородным человеком.

Всё происходило на бешеных скоростях. Мысли летели фоном, утопая в бурлящей ярости.

Я сорвался с места следом за братом, чувствуя, как гнев накрывает с головой. Мой хвост хищно изогнулся, готовый к удару.

Щелчок. Засвистел лазер бластера. И снова, снова. Это Люциан бешено нажимал на спусковой крючок. Но я двигался ещё быстрее. Мой кулак врезался в его живот, а ладонь — в кисть. Пальцы профессора согнулись под неправильным углом, бластер вылетел и с грохотом ударился о стену.

Люциан согнулся, запоздало вскрикнул, но его крик был заглушён рёвом Ордела, который уже наносил удар хвостом. Брат прорубил врагу плечо. Кровь брызнула во все стороны. Профессор заорал, оседая на пол. Алое брызнуло вокруг. Но я не хотел, чтобы эта мерзкая кровь смешалась с кровью Арии. И откинул профессора подальше.

Он верещал. Извивался, будто раздавленный червь.

Нет, умереть от потери крови — слишком просто для этой твари. Я собирался отгрызать от него по куску, проверяя, что он чувствует каждый оттенок боли… Но это потом. А сейчас будет правильно оторвать ему ногу. К чему нужны две?

Мой хвост уже опускался на колено профессора, как вдруг Люциан резко дёрнулся в сторону… Ордел легко поймал его хвостом, но неожиданно профессор усмехнулся, и его тело рассыпалось дымом. Иллюзия! Оказалось, что он сам уже стоит у клетки с золотым ядрышком, а его сломанные пальцы впились в энергетические прутья.

Кожа Люциана шипела и обугливалась, но он всё равно протолкнул руку в клетку, схватил мечущееся ядрышко. Впился в него пальцами, погружая их вглубь.

Это произошло за долю миллисекунды. А потом мир взорвался светом.

Энергия, которую высвободил Люциан, ударила нас с такой силой, что мы отлетели назад. Я ударился спиной о робота-погрузчика, но не почувствовал боли. Ярость крутила нервы, рвала душу.

Ария лежала где и прежде. Её не задела волна энергии.

— Вы не понимаете, что я могу! — закричал Люциан, его голос был полон безумия. — Я сильнее вас! А стану почти богом!

Он стоял теперь в центре энергетического вихря. Его глаза горели, а тело окутывало сияние. Клетки больше не было, и он сжимал ядро в теперь уже выздоровевшей руке. Ордел метнулся к Люциану, но тот повёл ядром, и воздушный удар откинул брата, с грохотом вдавил в хромированный бок, пришвартованного здесь же шаттла.

— Вы не сможете остановить меня! — кричал Люциан, его голос был полон торжества. — Ваши псионические силы здесь не работают. Значит, вы беспомощны как дети. Дайте мне улететь на шаттле. И я не стану вас убивать. Щедрое предложение, не так ли? Ведь я в любом случае улечу. Но вы можете сохранить свои жизни.

Этот кусок дерьма ошибался в главном.

Думал, что жизни нам важны.

Мы должны были сделать одно — освободить ядро из грязных лап. И раздавить тварь, которая по недоразумению продолжала дышать. Цена не важна.

Мы с Орделом рванулись вперёд.

Энерго-удары веером расходились от Люциана. Он не умел направить силу правильно. Не было опыта. Потому она рассеивалась, не раня слишком глубоко. Но даже так наши тела покрывали уже десятки кровавых полос. А двигались мы так, будто шли против бешеного воздушного потока.

Что ж, это правда, что под заглушающим куполом мы не могли использовать псионическую силу. Но для осуществления плана хватит и наших тел.

И мы подошли уже достаточно близко…

Оскалившись, мы с Орделом щёлкнули хвостами, а потом с силой ударили ими по полу. Треск оглушал. В воздух взметнулись стальные щепки. Глубокая трещина разошлась по полу дока во все стороны.

Лампы на стенах сменили цвет на пульсирующий алый.

Позади упала стальная перегородка, отрезающая половину дока.

“Внимание! Опасность разгерметизации!” — сообщил голос ИИ.

Ария

Темнота.

Тишина.

Я не чувствовала боли. Не чувствовала ничего. Только пустоту — звенящую, безразличную. Особенно пусто было в груди, будто сердце превратилось в выгоревший уголь.

Кровь больше не бежала по моим венам. Дыхание не зарождалось в груди. Оно остановилось только что. Но уже стало так холодно, точно я не дышала вечность. Тишина внутри была бездонной как космос. И такой же холодной. Этот бесконечный холод проникал в каждую клеточку моего тела, в каждую частичку моей души.

Я была мертва. Или почти-мертва. Вопрос каких-то мгновений.

Так странно… я всё ещё могла думать. Всё ещё могла чувствовать — не телом, а словно бы душой. Сознанием. Мои мысли словно плыли сквозь густой туман. Я вспоминала Ордела и Ханта. Их золотые глаза, полные страсти и нежности. Их сильные руки, которые так крепко держали меня. Их мощные хвосты, которые столь бережно, но требовательно сплетались с моим. Я вспоминала, как капитаны называли меня мианессой. И как снова и снова пытались загладить вину за своё прежнее поведение.

А я хоть и сопротивлялась, но неизменно шла им навстречу. Будто иначе и быть не могло.

Кажется, только сейчас я до конца осознала — у меня не было иной судьбы, кроме как быть с ними, любить их и принимать их любовь. Наши души будто всегда были связаны крепкой алой нитью, прошиты ею насквозь, и чем сильнее рвёшься прочь, тем сильнее тянет назад — в их объятия, под их защиту.

Но теперь ничего этого не будет.

Не будет и наших детей, которых я уже любила всем сердцем. Даже сейчас я чувствовала их. Где-то глубоко внутри, в той части меня, которая ещё не охвачена парализующим холодом, в той части — в которой вопреки всему — из последних сил пульсирует жизнь. Они были там. Четыре малыша. Четыре сердца, которые должны были биться ещё очень долго.

Но теперь… теперь они тоже умрут.

Эта мысль резанула. И моя душа расплакалась от горя. Было больно, но боль была не физическая, а куда глубже. Она разрывала меня на кусочки, грызла изнутри.

Нет!

Я не хотела умирать!

Я хотела жить! Хотела быть с Орделом и Хантом. Хотела обнимать наших детей и смотреть, как они растут!

“Ария…”

“Наша мианесса…”

Звучали вдали голоса моих капитанов. Они доносились сквозь туман быстро подступающей смерти и были полны печали и ярости. Это моя память? Самое лучшее что я услышала в жизни — то, что агонизирующий мозг решил напомнить мне напоследок?.. Или эти голоса и правда звучали где-то рядом?.. Реальность причудливо путалась с псионическими полями, которые теперь словно стали намного ближе.

Я хотела ответить моим капитанам. Хотела крикнуть, что я здесь! Что люблю их! Что ношу от них детей! Что скрывала омега ген — но больше скрывать ничего не стану!

Но у меня не было голоса. Не было тела. Я была лишь тенью. Чистой псионической энергией.

И всё же… я тянулась к ним.

Моя душа, моё сознание, всё, что осталось от меня, тянулось к голосам капитанов. К их свету. Я плыла сквозь тьму, сквозь холод, сквозь пустоту. Уклонялась от чёрных воронок гамма-волн — сгустков тяжелой грязной энергии. Я плыла к моим мужчинам. И вдруг — впереди мне померещилась яркая искра! И я потянулась к ней изо всех сил!..

Это было как вспышка. Как удар молнии.

Нечто горячее, яркое, ослепительное внезапно ворвалось в меня. Затопило. Заполнило каждую клеточку. Каждую частичку, заставляя содрогнуться моё неподвижное прежде тело. И тут же вернулись часть ощущений — страх, боль, жуткое жжение в груди. Булькающий звук вырвался из моего горла.

Больно! Больно! Больно! Казалось, будто мне под рёбра поместили кусочек солнца. И сейчас оно выжигало из меня холод, заменяя его на текучий яростный жар.

Мне мерещилось, будто это маленькое алое солнце показывает мне то, что происходит с моим телом. Будто воочию я видела, как дыра в моей груди затягивается. Как нарастают порванные, пережженные выстрелом лазера волокна. Срастаются в ткани. Соединяются в кости, мышцы, прорастают капиллярной сетью, а та спадается в крупные вены, вновь полные быстрой живой крови… как восстанавливается вся моя плоть! Словно обрастает сетку-проекцию, намеченную внтури меня энергетическими линиями. Миг, два… и я снова цела! И что-то вновь гонит горячую кровь по телу, и четыре маленьких детских сердечка быстро-быстро стучат во мне! И на бесконечный миг я распадасюь на сплошное голое счастье!

Но тут же беру себя в руки.

Прислушиваюсь к новой-себе. И… понимаю, что вместо моего сердца в груди остался горячий шар.

Ядрышко! Алое. Оно пульсировало во мне, как живое сердце. Оно было частью меня.

“Проснись!” — раздался голос на краю сознания.

И я распахнула глаза.

Секунду я не понимала, где нахожусь… и ничего не ощущала, а потом на меня вдруг обрушились тактильные ощущения — холодного стального пола под щекой, чего-то липкого и мокрого под ладонями. Воздух обжигал мои лёкие, только что затянувшие жуткую рану-ожог. От выстрела из бластера Люциана Грея.

Я со свистом вдохнула. Судорожно выдохнула.

Я была жива.

Тело горело. Но это был приятный жар. Жар жизни. Жар силы. Я чувствовала, как энергия бурлит во мне. Переполняет. Рвётся наружу.

Память возвращалась толчками… Я вспомнила, как пошла за ядрышком. Как увидела профессора, а потом… Он выстрелил мне в спину. Значит, я сейчас в доке?

И эта мысль будто что-то повернула в голове. Что-то в ней щёлкнуло. А в следующий миг ко мне вернулся слух.

Какофония грохота, воя серены и треска корабельной обшивки обрушилась на мой разум адским рёвом. Сдавила виски.

Сжав голову ладонями, я поспешно села, повернувшись на звук.

И увидела хаос.

Стены дока были изрезаны глубокими трещинами, пол усеян обломками. Шаттлы и роботы лежали в грудах металла. В воздухе висела душная пыль, а красные аварийные лампы тревожно мигали, предупреждая об опасности разгерметизации.

И потом я увидела их.

Ордела и Ханта. Они метались на краю вихря. Их мощные тела были покрыты кровью и ранами, на лицах проступил чёрный венозный рисунок — признак перегрузки пси-поля, но капитаны этого не замечали. Они были полностью сконцентрированы на враге. Двигаясь как одно существо, шиарийцы снова и снова нападали на Люциана Грея, стоящего в центре энергетического вихря, который закручивался по спирали.

Профессор больше не был человеком — куда сильнее напоминая монстра. Его смуглое лицо было искажено безумием, ладони светилось, как раскалённый металл, а в пальцах он сжимал золотое ядрышко… которое пульсировало и дрожало, словно моля о помощи.