Когда лорд и леди Грэнби переступили порог гостиной, все разговоры тут же прекратились и все взгляды обратились в их сторону. Дамы, сидевшие на длинном диване перед окном, и джентльмены, занимавшие противоположную часть комнаты, смотрели на них с явным осуждением. Впрочем, Грэнби заметил и несколько сочувственных взглядов. Однако было совершенно очевидно, что все удивлялись поступку Грэнби. Действительно, если уж ему так хотелось побыстрее обвенчаться, то он мог бы сделать это до отъезда из Уинчкома.
В углу гостиной, рядом со столиком, на котором стоял серебряный чайный сервиз, восседала их грозная судья, леди Фелисити Форбс-Хаммонд. В соответствии с ситуацией она величественно поднялась, опираясь на трость, которой пользовалась только в тех случаях, когда хотела обратить внимание на свой преклонный возраст и хрупкое здоровье.
Напротив дивана сидел в глубоком кресле виконт Ратбоун, а в некотором отдалении от остальных мужчин стоял у окна герцог Морленд.
– Приветствую тебя, Грэнби, – проговорил герцог. – Могу ли я высказать предположение, что эта прекрасная молодая леди – твоя недавно приобретенная супруга?
Он сделал ударение на словах «недавно приобретенная», и этого оказалось достаточно, чтобы Грэнби внутренне содрогнулся. Герцог был помешан на правилах хорошего тона.
– Вы правы, милорд, – кивнул граф. Он подвел Кэтрин к окну. – Дорогая, позволь представить тебе герцога Морленда, давнего и уважаемого друга нашей семьи.
– Рада познакомиться, милорд. – Кэтрин склонилась в глубоком реверансе. Она ожидала увидеть дряхлого старика с суровым выражением лица, а увидела безупречно одетого пожилого джентльмена. Хотя он и сжимал в руке трость из эбенового дерева, было очевидно, что поддержка ему не требовалась.
– Она очень красива. – Морленд перевел взгляд на Грэнби. – Глядя на нее, начинаешь понимать, почему мужчины иногда теряют голову и совершают безумные поступки.
– Да, милорд, – снова кивнул Грэнби, он прекрасно понял, что имел в виду герцог, когда упомянул про безумные поступки.
– Что же касается твоего поведения, – продолжал герцог, – то об этом нам следует поговорить наедине. Причем немедленно. Извините нас, леди Грэнби.
С этими словам он обошел графа и направился к двери. Кэтрин сразу же вспомнила то утро, которое чуть не закончилось смертью Грэнби, и тот момент, когда отец позвал ее в свой кабинет. Глядя сейчас на мужа, она думала: «Наверное, его так же мутит от неприятного чувства в животе, как и меня тогда». Ей захотелось рассмеяться, но она не посмела.
– Куда это вы? – Тетя Фелисити подошла к графу. – Вы до смерти напугали меня, молодой человек. Неужели вы этого не понимаете?
Грэнби пожал плечами.
– Я думал, что вы хотите, чтобы мы поженились.
– Да, хочу. Вернее... хотела. Но не глубокой ночью. Ваш слуга рассказал мне все, хотя, должна заметить, сначала мне пришлось его припугнуть. Член городского магистрата в ночной рубашке! Какой позор!
Тут Ратбоун не выдержал и расхохотался:
– В ночной рубашке! Клянусь Юпитером, я должен был там присутствовать!
– Помолчите. – Леди Форбс-Хаммонд строго взглянула на виконта. – Иначе я и вам найду жену.
Этой угрозы оказалось достаточно, чтобы виконт онемел.
– Морленд не отличается терпением, – заметил лорд Стерлинг, пряча улыбку. – Лучше не заставлять его ждать.
Лицо Грэнби оставалось непроницаемым, но его друзья догадывались, о чем он сейчас думал. Почти все мужчины, находящиеся в гостиной, испытали на себе беспощадные нападки герцога Морленда. Граф выразительно взглянул на жену и направился к двери. Оказавшись наедине с герцогом, он спросил:
– Милорд, мне придется получить по заслугам, не так ли?
– Не думаю, что тебя ждет нечто ужасное, – ответил герцог. – Тебе придется принести немало извинений. И начать следует с леди Форбс-Хаммонд. Сегодня утром она требовала, чтобы ей принесли твою голову на блюде.
– Уверен, что так и было.
– Она уверяла, что ты все испортил.
– Как мне кажется, венчание всегда остается венчанием. Кэтрин моя жена, и скоро у меня появится наследник.
– Фелисити уверяла, что торопиться нет необходимости.
– Ее и нет. Вернее... не было.
Они прошли в небольшой холл, и герцог, усевшись в кресло, проговорил:
– Так почему же ты это сделал?
– Я не хотел, чтобы у Кэтрин появилась возможность расторгнуть помолвку, – ответил Грэнби. – У нее были некоторые сомнения...
– Сомнения?
– Совершенно верно, милорд. Видите ли, ее подруги недавно вышли замуж и обнаружили, что их мечты о семейном счастье не сбылись. Кэтрин боялась замужества. Более того, была решительно настроена против брака. Разумеется, мне удалось ее уговорить, но все же...
– А сейчас она не сожалеет?
– Нет, не сожалеет, – ответил Грэнби. «Но что случится после того, как она придет в себя?» – добавил он мысленно.
Герцог немного помолчал, потом спросил:
– Что за человек ее отец? Я никогда с ним не встречался, но Фелисити о нем очень хорошо отзывается.
– Сэр Хардвик и мне очень нравится. И он сразу же дал согласие на помолвку. С его стороны я не жду упреков.
– Но все произошло... довольно необычно, согласись.
– Этого требовали обстоятельства, милорд. Кэтрин настолько же упряма, насколько и красива. Ведь я же вам все объяснил...
– Я бы посоветовал отправить письмо ее отцу до того, как ему напишет Фелисити.
– Прекрасная мысль, – согласился Грэнби. – Я собираюсь вернуться в Фоксли после регаты. Уверен, что Кэтрин там понравится и она сразу же успокоится.
– А ты тоже успокоишься? Насколько я понимаю, сегодня сюда прибывает леди Олдершоу.
– Значит, вы и о ней знаете? – пробурчал Грэнби. – Похоже, вы все обо мне знаете.
Герцог едва заметно улыбнулся.
– Я пообещал твоему отцу, что присмотрю за тобой.
– Но теперь, когда я женился и готов создать семью, вашему надзору придет конец, не так ли?
– Вероятно, – кивнул герцог. – Можешь сказать Ратбоуну, что тебя должным образом наказали. Не хочу, чтобы он решил, что к старости я стал сентиментальным.
– Не волнуйтесь, милорд, сегодня вечером я буду сидеть за столом, подложив под себя подушку. Это произведет на него должное впечатление.
– Говоря по правде, в данный момент меня больше всего волнует не Ратбоун. Я беспокоюсь за Акермана.
– Но почему?
– У меня такое чувство, что он... отдаляется. Хотя это не совсем верное слово. Он когда-нибудь делился с тобой своими планами? Рассказывал... о сокровенном?
– Нет. Может быть, стоит деликатно расспросить его?
Герцог покачал головой:
– Лучше не надо. Он уравновешенный мальчик. Просто у меня сложилось такое впечатление. Уверен, что Акерман сам справится со всеми трудностями, а если нет, то он знает, к кому обратиться за помощью.
Кэтрин не терпелось вернуться в свою комнату, смежную со спальней Фелисити, не терпелось насладиться горячей ванной и столь необходимым ей сном. Но ее ждал еще один сюрприз.
Поднявшись по лестнице, Кэтрин увидела Мэри – камеристка тети Фелисити руководила перемещением багажа Кэтрин в комнату, расположенную в другом крыле особняка.
– А, вы здесь, мисс... То есть я хотела сказать... миледи, – пробормотала служанка. – У нас тут с утра переполох. Если вы пойдете со мной, я покажу вам дорогу в покои графа.
Кэтрин пошла следом за Мэри, но остановилась по пути, чтобы рассмотреть несколько фамильных портретов. Внезапно за спиной ее раздался детский голосок:
– Это мой прапрадедушка.
Кэтрин обернулась и увидела девочку лет десяти, стоявшую на пороге комнаты.
– Меня зовут Кэтрин, – сообщила девочка. Она улыбнулась и присела в реверансе. На ней было платье цвета лаванды с белыми оборками. – Вы, наверное, леди Грэнби. Я слышала, как про вас говорили сегодня утром. Конечно, я не должна этого знать, но никак не могу избавиться от привычки подслушивать.
– Правда? – Кэтрин тоже улыбнулась. – Тогда ты должна знать и то, что между нами есть кое-что общее. Наши имена. Меня тоже зовут Кэтрин.
– Вам ваше имя нравится? Мне – нет. Я бы очень хотела, чтобы у меня было более красивое имя. Например, Далсима или Саретта. А лучше всего – Лорин. Как вы думаете?
– Мне нравится быть Кэтрин.
– Вы очень красивая. Маршалл сказал, что именно поэтому Грэнби ведет себя как осел.
Кэтрин засмеялась.
– Я поделюсь с тобой секретом, – сказала она, подходя поближе и наклоняясь к девочке так, чтобы их никто не услышал. – Время от времени почти все мужчины становятся похожими на этих животных.
Маленькая Кэтрин захихикала.
– Вы мне нравитесь. И Эвелин, жене Маршалла, тоже. Мне велели называть ее леди Уолтем, когда я говорю с каким-нибудь чужим человеком, но лорд Грэнби – почти член нашей семьи, он лучший друг Маршалла. Значит, и вы нам тоже не чужая. У Эвелин скоро появится ребеночек.
– Да, я знаю. Ты хочешь стать тетей?
– О, конечно. Тогда я уже не буду самой маленькой в доме, и все перестанут относиться ко мне как к ребенку. – Девочка покосилась на Мэри, ожидавшую Кэтрин. – Вам нужно устраиваться в новой комнате, а я вас задерживаю, верно? Мы сможем опять поговорить за обедом.
– С удовольствием, – кивнула Кэтрин.
– Вам нравятся морские раковины? Мы можем погулять по берегу и поискать их. У меня есть кусочек стекла, найденный в море. Он синего цвета и очень красивый.
– Очень хотелось бы на него посмотреть.
– Тогда до свидания. – Девочка шагнула в комнату, но не закрыла дверь. Внимательно посмотрев на Кэтрин, она вдруг сказала: – Лорд Грэнби очень порядочный человек. Я уверена, что вы будете для него хорошей женой.
– Постараюсь, – ответила Кэтрин.
Девочка улыбнулась и наконец-то закрыла за собой дверь.
Дойдя до покоев мужа, Кэтрин замерла в изумлении, увидев, какой прием ее ожидал. На тумбочке между высокими окнами и на другой тумбочке, у кровати, стояли в вазах цветы, а ее туалетные принадлежности лежали на столике в полном порядке. Пеньюар же, который Кэтрин собиралась надеть после ванны, ждал ее на кровати. Кроме того, служанка сообщила, что сейчас принесут чай.
– Может быть, желаете чего-нибудь еще, миледи? – спросила Мэри. Она открыла саквояжи Кэтрин и начала перекладывать вещи в шкаф и в комод орехового дерева.
– Нет, спасибо. Похоже, ты обо всем позаботилась.
– Миледи, позвольте, я помогу вам раздеться, а потом залезайте скорее в горячую ванну. Я добавила туда ваши любимые фиалковые соли.
– Спасибо, – кивнула Кэтрин.
Предложение принять горячую ванну звучало чудесно, и ей действительно нужно было вздремнуть. Вчера она не поспала после обеда, так как была слишком взволнована перед встречей с графом, а прошедшей ночью ей было не до сна.
Ее первая брачная ночь.
Ночь, которую невозможно забыть.
Оставшись одна, Кэтрин тяжко вздохнула. За такое короткое время случилось так много... Она прошлась по комнате и еще раз осмотрела ее. Комната была довольно просторная, ее розовые тона радовали глаз. Кэтрин посчитала двери. Три. Одна – через которую она зашла, другая вела в гардеробную, а третья – в спальню ее мужа. Где он сейчас? Может быть, у себя? Да, наверное, спит.
Кэтрин прислушалась, но ничего не услышала, кроме шума ветра за окном.
«Впрочем, сейчас не время мечтать, – сказала себе Кэтрин. – Вода в ванне остывает».
Приняв ванну и вымыв голову, Кэтрин открыла окно, выходящее на западную лужайку. Затем, усевшись перед зеркалом, принялась расчесывать влажные волосы, которые следовало укротить перед тем, как предстать перед гостями.
Кэтрин проводила щеткой по волосам, и при каждом движении руки ее обручальное кольцо попадало в лучи света, отчего изумруды и бриллианты начинали блестеть и переливаться.
Внезапно дверь отворилась. Кэтрин повернула голову, ожидая увидеть горничную, а увидела мужа. Он стоял на пороге и молча смотрел на нее.
Вздрогнув от неожиданности – она была почти уверена, что муж спит, – Кэтрин отложила щетку и запахнула на груди пеньюар.
Граф же улыбнулся и проговорил:
– Я просто хотел убедиться, что ты хорошо устроилась.
– Все вещи уже разобраны, – сказала Кэтрин. Она тоже улыбнулась. – Похоже, ты выжил после разговора с герцогом.
Грэнби рассмеялся:
– Как видишь. А вот леди Форбс-Хаммонд довольно долго меня отчитывала. Мои извинения были приняты, но только после того, как я почувствовал себя провинившимся школьником.
– Мне знакомо это чувство.
Грэнби подошел к жене.
– У тебя красивые волосы. Когда на них падают лучи солнца, кажется, что у них не один цвет, а целая дюжина. В основном имбирь и корица с оттенком мускатного ореха.
– Ты говоришь обо мне так, будто описываешь пирожное.
– Очень сладкое, очень пряное пирожное, – сказал он, наклоняясь и целуя ее в щеку. – Я бы с удовольствием вздремнул рядом с тобой, но, боюсь, тогда мы опять не выспимся.
Граф шутил, но почему-то в его голосе звучали нотки грусти. Кэтрин невольно поежилась и пробормотала:
– Сегодня будет много гостей? – Она жалела, что у нее оставалось мало времени, чтобы побыть наедине с собой и разобраться в своих чувствах.
– Ужасно много, – ответил Грэнби. – Но это продлится недолго. Скоро мы поедем в Фоксли. Уверен, что тебе понравится поместье. Если ты хочешь, мы можем отправиться в свадебное путешествие. Я предоставляю право выбора тебе.
– Мне нужно домой, – сказала Кэтрин. – Там все мои вещи, и отец... Следует сказать ему, что мы поженились.
– Все, что тебе нужно, будет упаковано и отправлено в Фоксли. А что касается твоего отца, то я сегодня же напишу ему и приглашу приехать навестить нас как можно скорее. Ты теперь моя жена. Ты принадлежишь мне.
– Я принадлежу Стоунбриджу, – выпалила Кэтрин, прежде чем успела хорошенько подумать над своими словами. – Это мой дом.
– Стоунбридж был твоим домом. Ты являешься моей женой и в этом качестве поселишься в Фоксли. Там мы будем жить, и там родятся наши дети.
– Необходимый наследник. – Кэтрин не нравился тон Грэнби.
– Все наши дети.
Кэтрин постаралась успокоиться. Немного помолчав, она сказала:
– Пожалуйста, попытайся понять меня. Я приехала в Ипсуич не для того, чтобы выйти за тебя замуж. Во всяком случае, я не собиралась делать это сейчас. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.
– Ты ведь не возражала против того, чтобы разделить со мной супружеское ложе. Так почему бы не поселиться в моем доме? Он такой же большой, как и этот.
– Свадьба должна была состояться в сентябре. А сейчас август.
– Дата никак не влияет на произнесенные нами клятвы, – заявил Грэнби.
Кэтрин понимала, что ей нечего возразить. Муж был прав. Она по своей воле дала брачный обет. Заставив себя улыбнуться, Кэтрин проговорила:
– Я уверена, что мне понравится в Фоксли. Просто я подумала, что мы могли бы заехать в Стоунбридж, чтобы сказать отцу о нашей свадьбе. Мне кажется, ему будет обидно, если мы сообщим об этом в письме.
Грэнби задумался. Дело было не в том, что он не мог вернуться в Стоунбридж. Граф чувствовал, что Кэтрин пытается найти предлог, чтобы отложить начало своей жизни в качестве его жены.
– Твой отец умный человек. Я уверен, что приглашение погостить у нас все расставит по своим местам. Видишь ли, дорогая, я очень хочу поскорее привезти тебя в Фоксли. В поместье давно не было хозяйки.
Тут Грэнби наклонился к ней, и Кэтрин почувствовала, что его губы сливаются с ее губами. Увы, против его чар она была бессильна.
– А теперь спать, – проговорил он, отстраняясь.
В следующее мгновение муж подхватил ее на руки и понес к кровати. Уложив Кэтрин на постель, он распахнул ее пеньюар, обнажая грудь.
– Я хочу посмотреть на тебя.
На его губах опять появилась та самая улыбка, от которой Кэтрин таяла. Усевшись на край кровати, он склонился над ней и принялся целовать ее груди.
Кэтрин почти тотчас же почувствовала, как ее тело наполняется сладостной болью, которую мог вызвать только он. Она понимала, что Грэнби не остановится до тех пор, пока не докажет, что она его жена и он может лечь с ней в постель, когда захочет.
Ей следовало бы протестовать, но она лишь тихонько стонала, когда Грэнби ласкал ее груди.
Внезапно он отстранился и сказал:
– Тебе нужно отдыхать. Я не хочу, чтобы сегодня вечером ты чувствовала себя уставшей.
Он запахнул ее пеньюар и завязал ленты.
– Приятных снов, моя милая. – Еще один поцелуй. Теперь в лоб. – Сегодня ночью ты будешь спать со мной.
До этого оставалось еще несколько часов, а ее тело горело сейчас. Но Грэнби опять сыграл на ее чувствах, и она позволила ему сделать это. Когда же она поймет, что его чарам нельзя доверять?
Раздосадованная, но не побежденная, Кэтрин закрыла глаза и начала думать, как взять над мужем верх.