Глава 19

Когда-то я слышала, что в последние секунды жизни человек видит самые важные воспоминания в виде киноленты. Перед моими глазами за миг пронеслись множество картинок и все они были связаны с этим миром: вот мы печем пирог с Клотер, вот бежим к ромашковому полю, а вот падре что-то говорит мне.

Время замедлилось, но исправить я уже ничего не могла, лишь вздохнула и приготовилась к кратковременной боли.

Однако, ничего не случилось.

Я все еще сидела, прикрыв голову руками, но мир уже начинал возвращаться в прежнее течение времени — ночной ветерок приятно холодил разгоряченное лицо, где-то ухнула сова, а мои ноги подпирало что-то тяжелое.

Я медленно убрала руки и уставилась на человека прямо передо мной. Помощник маркиза — Штефан. Тот самый мужчина, который приносил тайком воду и платье, стоял с ошарашенным видом, в руках он держал топор. Опустив глаза, я поняла, что на ноги мне всей тяжестью навалился Пьер и он был без сознания.

— Он умер? — шокированно спросила я.

Штефан покачал головой.

— Я его обухом…, — он не договорил и продемонстрировал топор тупой стороной вверх.

— Спасибо, — растерянно произнесла и отодвинулась в сторону. Пьер мешком осел на пол, уткнувшись головой в землю.

— Но… — мне было страшно произнести это вслух. — Если мы его не убьем, он очнется и тогда нам несдобровать.

Штефан кивнул головой.

— Давай его пока свяжем? — предложил он. — В кибитке должна быть веревка.

Я кивнула головой и направилась к повозке. Внутри обнаружился кусок бечевки и парусины. Через несколько минут, мы вдвоем подтащили Пьера к дереву, связали его и надели на голову кусок парусины.

Затем встали рядом, оценивая результаты своей работы. Я протянула руку Штефану.

— Жюстина.

Штефан усмехнулся в ответ, пожал руку, затем погладил бородку и лукаво спросил.

— Не признала?

Я с удивлением уставилась на Штефана. Тонкое вытянутое лицо, довольно моложавое. Острая бородка, сероватые глаза. Из одежды — синий плащ с серебряной звездой и вогнутая шляпа.

— Мы знакомы? Это маловероятно. Может, ты меня спутал, — предположила я с недоумением.

— А Лохински ты случайно не знавала?

Я замерла как вкопанная. Значит, человек передо мной был из моего прежнего мира. Но кто? Неужели?…

— Томка? — ошарашенно прошептала я. — Ты?

— Ну? — Штефан скрутил пальцем ус и самодовольно хмыкнул.

— Томкаа! — заорала я, но тут же прижала ладони ко рту. — Но как? Почему ты… мужчина?

Мы крепко-накрепко обнялись несколько раз, а затем Томка в обличье Штефана сказала:

— Лохински, падла. Он не говорил тебе, что их аппарат, собранный на коленке, пока мало можно регулировать? Он может выкинуть тебя в кого угодно. Вот меня и скинуло в юношу. Но жизнь у него неплохая. Андре Дюпан занимает хорошую должность, а я его племянник, когда он отойдет от дел, то я стану главой “комитета важных дел”, — Штефан нарисовал в воздухе невидимые кавычки. — Так что, я не дергаюсь. Но тебе, я вижу, повезло меньше моего?

— Черт, Томка! Родиться женщиной, да еще беднячкой, в средневековье — это жесть! Пока все, что я могу здесь — уворачиваться от насильников да убегать от маньяков вроде этого, — я кивнула на маркиза.

— Что ему от тебя нужно? Че пристал-то? — нахмурилась “Томка”

— Ой, — махнула я рукой, — это долгая история. Давай сейчас решим лучше, что нам делать дальше? С ним…. — Я кивнула на Пьера.

— Да ты не боись, — сказала “Томка”. — До утра нас точно не будут искать. Этот полоумный выкупил тебя тайком за целый мешок золотых монет. Видно, пришлась ты ему по вкусу. Плохие небылицы о нем ходят. Говорят, садист он небывалый, так что тебе повезло, что ты попала в мои ручки. Я-то сразу поняла, что ты из наших, — она тыкнула пальцам на небо, словно я прибыла оттуда. — Словечки твои жаргонные, да нежелание смириться. Здесь бабы себя так не ведут, а те, кто ведут — их того. — “Томка” присвистнула и приставила ладонь ребром к горлу.

— А после такого он тебя не того? Не казнит? — теперь присвистнула я и приставила ладонь к шее. — Все-таки титул у него не хилый.

— Подсуетиться он может, конечно, но я же говорю, мне повезло переродиться здесь с золотой ложкой во рту. Мой дядя работает напрямую на орден. А церковь здесь — святая мощь. Ей и король подчиняется. Как-нибудь выкручусь. В крайнем случае, в монастырь меня сошлют на пару лет в качестве наказания.

— Слушай, а ты что-нибудь узнала о мятежниках? У меня же есть амулет, — я показала ей на талисман, надежно спрятанный на груди. — Есть шанс вернуться домой. Ты свой амулет где посеяла-то?

“Томка” наклонилась вниз и собрала несколько деревяшек.

— Слушай, давай костер разожжем. Холодно становится. Пожрать, конечно, охота, но нечего, а охотиться уже поздно.

Мы наспех собрали небольшой костер, затем “Томка” достала из своего мешка две загнутые металлические спицы и камешек.

— Ну, поехали, — сказала “она” и начала ударять спицами об камень.

— В следующий раз захвачу коробок спичек и обменяю их на золотые монеты, — пошутила я, наблюдая за попытками разжечь огонь.

Наконец, из-под спиц вылетела искра, другая, и несколько палочек сухой ветоши загорелись. ”Томка” принялась неистово дуть и через минуту веселый огонек задорно затрещал. Все это время я посматривала на Пьера.

— Слушай, а он не задохнется? Может снимем с него мешок? — спросила я.

— Да не надо. Очухается, что с ним будет. Голова поболит немного. Если то, что говорят о нем — правда, поверь, ему это только уроком будет.

— И что же о нем говорят? — уточнила я, сделав круглые глаза.

— Баб он насилует, причем в особо извращенной форме. Находит себе невинную девицу, увозит в свой дворец, и там предается с ней утехам. А когда надоедает ему, то отпускает восвояси с богатствами. Тут бабы как… — “Томка” протянула руки над огнем. — Не любят начинать жизнь на новом месте. Приезжают обратно и начинается. Сплетни, ругань, скандалы.

— Из-за того, что уехала жить во дворец? — не поняла я.

— Из-за этого тоже. Соблазняет он девиц и извращает так, что потом они обычными мужиками не удовлетворены. Хотят изврата, а что им крестьянский юноша дать может. Ну, сама понимаешь, — многозначительно посмотрела “она” на меня, а мои щеки сделались пунцовыми.

— Если честно, то нет. Но я слышала о том, что потом многие из них блудницами становятся. Что же он такого делает с ними?

— Вот! Эпоха просвещения. Культурная и сексуальная революция-с, милочка. Правда не вижу ничего плохого в этом, но сама понимаешь, в каком мы веке. А насчет твоего вопроса, — “Томка” понизила голос. — Потеряла я свой амулетик. Я же как попала сюда, загуляла страшно. Деньги есть, связи есть. Играть начала — ты ж знаешь, люблю я это дело. В одном трактире, считай, догола раздели, пришлось отдать медальон. Ну и все, связь с Лохински потерялась

— Ну ты даешь, Томка! — хихикнула я. — Тебя ничто не исправит. Что в нашей тюряжке всех переиграла, так и тут. Смотри короля без штанов не оставь.

— Ты думаешь, тут короли повсюду разгуливают. Я до сих пор не знаю, как выглядит Людовик, между прочим. Мое дело маленькое — ходить, да кляузы раздавать.

Шишка в костре громко треснула и полетела искрой прочь, растворяясь в ночной тишине.

— Ходит слух, в последнее время много мятежей здесь, наверное, уйму людей в тюряжку пришлось кинуть? — заметила я невзначай.

“Томка” грустно кивнула и лукаво глянула:

— Думаешь, Лохински поможет тебе за крошки информации. Да, пожалуйста… Мне людей жалко, но зато моя жопа в тепле. Понимаешь? Я там настрадалась. А тут кому могу — помогаю. Воды там принесу, одежду. Как тебе. Не всегда получается. Но волонтерствую — хоть грех с души немного снимаю.

Я лишь покачала головой.

— Корыстная ты, Томка.

“Она” развела руками.

— Не мы такие, жизнь такая! Мятежников тут хоть жопой жуй. Людовик беспрестанно поднимает налоги, вводит новые экономические реформы, что-то крутит-мутит с казной. Когда одни бедняки нищали, еще терпимо было, но сейчас и элиты пострадали маленько. Вот и взбаламутились. Многие уехали, сейчас возвращаются из других стран и кичатся там, мол, “свобода”, а у нас гнет. Начинают раскачивать массы — и финансовую систему и земельную. Подначивают обычный народ. Только вчера, вон, арестовали одного блаженного. Ходил вещал крестьянам, мол, свергать Людовика надо или скоро от голода тут все начнут пухнуть.

— В судилище сидит? — понимающе спросила я.

— Да какой там! — “Томка” махнула рукой. — Болтается на дереве.

— Тьфу ты! — перекрестилась я. — Так легко об этом говоришь.

“Подруга” похлопала меня по плечу.

— Зинка, привыкай. Ты в средневековье. Здесь каждый второй, если не повешен, так сожжен, — хохотнула она, довольная своей шуткой.

Мы замолчали, слушая как потрескивает огонь в ночи.

— Слушай, — спросила я ее. — А ты бы хотела домой?

“Томка” встрепенулась, а потом вдруг ее взгляд погас. Она взяла палку и потыкала ее в горячие камни, лежавшие в основании нашего кострища.

— Знаешь, иногда я скучаю. Конечно, не по тюряге. Но у меня же дочка осталась, она с бабушкой живет. Я все еще не оставляю шанса увидеть ее.

Сбоку послышался шум, и мы с “Томкой” испуганно глянули туда. Пьер де Сад пришел в себя и засучил ногами по земле, что-то бормоча через мешок.

— Кажется, он матерится на нас? — прошептала я.

Пьер замер, а через минуту начал рычать.

— Боже, что он делает? — мы испуганно переглядывались с “Томкой”, но ни она, ни я не понимали, что следует предпринять.

Наконец, рычание прекратилось и Пьер натянутым голосом произнес:

— Я вас слышу! Немедленно снимите с меня мешок. Немедленно! Именем короля Людовика! Тем более мои люди знают, что я здесь и будут меня искать. Вам все равно не скрыться. Примите же смерть достойно.

Словно в подтверждение его слов, вдалеке послышалось ржание лошадей.

— Черт! — я сделала шаг назад, готовясь бежать. — Его точно ищут!

— Стой! — вдруг скомандовала “Томка”. — Лучше всего нам убрать его из свидетелей, иначе он действительно будет мстить.

— Но как? — ужасная мысль пронзила мой мозг. Убить человека? Да и Томка не промышляла этим. Это уже посерьезнее будет, чем воровство.

Ржание лошадей тем временем раздавалось все ближе.

“Томка” вдруг обняла меня крепко-накрепко и тихо сказала:

— Тогда просто беги. Я знаю — мы не убийцы. Иди вглубь леса до широкой поляны с тремя дубами, от нее повернешь налево — выйдешь на проселочную дорогу, оттуда уже — на Сен-Жерминандес. Большой город, легко сможешь там затеряться. Затаись, а через время отыщи меня — Штефан Дюпан. Поняла?

Я не отцеплялась от синего плаща.

— Но, Томочка, а как же ты? Ты останешься здесь?

— Я уведу их. У меня есть кое-что! — “она” отвернула плащ и показала мушкет.

— Ты уверена, что справишься?

— Однозначно, к тому же, не забывай — я мужик, еще и довольно знатный. А вот тебе предстоит побороться за свою жизнь. Дерзай! Ну давай, свидимся.

Мы поцеловали друг друга в щеку три раза и “Томка” сиганула в темноту. Вскоре я услышала звук выстрела и крик: “Эге-гей!”.

Крики, выстрелы и ржание лошадей постепенно удалялись.

Я собралась удирать через кусты в сторону поляны с тремя дубами, как бросила взгляд на Пьера. Тот сидел тихо и немного ворочался из стороны в сторону. Меня взяла ярость и злоба. Я вдруг схватила топор и кинулась к де Саду. Одним махом отбросила мешок с его головы. Бледность его лица была видна даже при свете костра, на лбу небольшая рассеченная рана с подтеком крови, но глаза… Глаза пылали яростью.

— Ты, — закричала я на него. — Это ты виноват во всем! Что ты ко мне прицепился, больной гавнюк! Что я тебе сделала!

Слезы вдруг потекли по моим щекам сами собой. От бессилия. Ненависти. От невозможности хоть как-то наказать его. Не ожидая сама от себя, я подняла руку с топором выше головы и так и замерла. Я почувствовала в себе достаточно решимости, чтобы обрушить топор, но вдруг отчетливо осознала, что если убью этого подлеца, то уже никогда не смогу быть самой собой. Бессильно опустила топор. Он, не говоря ни слова, наблюдал за мной, не отводя взгляд ни на секунду. В его глазах не было ни капли страха. Лишь презрение и чуточку еще чего-то нового. Уважения?

— Я лучше умру, но никогда не позволю себе убить человека, — прошептала гордо, обливаясь слезами и размазывая их по щекам. Затем бросила топорик на землю и отшвырнула его ногой.

Его раскосые глаза продолжали смотреть на меня, оценивая каждое мое действие.

— Ну что же ты молчишь! А? Думаешь, самый важный? Ты здесь самый важный и напыщенный индюк! Вот ты кто!

Его молчание меня лишь бесило. Я даже подошла к нему и ударила ногой в руку. Он чуть скривился, но не произнес ни слова.

— Я устала. Устала быть здесь. Моих сил больше не хватает на то, чтобы существовать в вашем безумном мире. Я хочу прямо сейчас исчезнуть отсюда. Да! Сейчас же вызову Лохински и пусть забирает меня. Скажу, что ты и есть предводитель мятежников. Ха-ха. И они уберут тебя.

Я хотела еще раз пнуть его ногой, но он внезапно выкинул одну руку вперед, в ней блеснуло лезвие. О господи, все это время, пока я чесала языком перед ним, он тайком достал нож и разрезал им путы! Какая же я бестолковая!

Мужчина принялся усиленно обрезать путы на второй руке, но я уже не стала ждать результата. Кинулась прочь, не разбирая дороги, подальше от этого безумца.

Загрузка...