Опрометчивость

ГЛАВА 15

Нарядная вилла, построенная из кораллового камня, находилась на самом изгибе залива Св. Джеймса в лучшей части Барбадоса. Со своего места, где она обычно сидела по утрам – у овального бассейна – Олимпи слева видела пляж нарядной гостиницы, а справа – ряд расположенных неподалеку вилл. Лучшего места Бендор просто не мог выбрать. Не считая того, что это была самая дорогая вилла на острове, идеальное место для встреч и сплетен. Нужно только немного пройтись вдоль моря или просто немного поплавать у самого берега в ласковых голубых водах, и уж тут обязательно встретишь кого-нибудь из знакомых или просто знакомых знакомых, или же кого-нибудь необыкновенно приятного.

Шум разговора и доносившаяся из проигрывателя грегорианская музыка свидетельствовали о том, что все остальные уже тоже встали. Бендор обожал грегорианскую музыку, эти монотонные песнопения приводили их всех в экстаз, особенно по утрам. Лениво потянувшись, Олимпи накинула белую мужскую рубашку, которая всегда служила для нее чем-то вроде пляжного халата, и направилась через сад к террасе. Там уже было двенадцать человек гостей, причем мужчин и женщин поровну. Девушки были молодые, лет двадцати с хвостиком и в диапазоне от симпатичных до красивых. Мужчины казались постарше, в хорошей форме, некоторые из них достаточно привлекательные – и все очень богатые. Бендор не имел бедных друзей, это был его принцип. Он сам никогда не был беден и считал, что бедные не столько несчастны, сколько ужасно скучны.

Торопливо поглощались чашки горячего крепкого кофе и кувшины с охлажденным апельсиновым соком, а также кусочки экзотических фруктов – папайи, манго, дыни – завтрак идеальный.

Олимпи нахмурилась, целуя Вендора. Перед ним стояла банка пива – первая за день; казалось, он поглощает его в неимоверных количествах. Она презрительно фыркнула. Если Бендор собирается превратиться в пьяницу, у них ничего не получится. Но, может быть, это просто немецкая традиция – пить столько пива? А, может быть, он просто расслабляется на отдыхе? Она не знала. Она вообще мало что знала о Вендоре.

Олимпи потягивала сок, не обращая внимания на журчащий вокруг нее разговор, смотрела на море, на огромную яхту, медленно плывущую в сторону Карлис-Бей. Она уже несколько раз обращала на нее внимание. Великолепная яхта.

– Бени, чья это яхта?

– Похожа на «Фиесту» – таких больших здесь не так уж много. – Бендор взял бинокль и навел его на нос судна. – Да, это «Фиеста». Обычно Фитц МакБейн держит ее здесь в это время года.

Олимпи насторожилась.

– Фитц МакБейн? – Взяв бинокль Вендора, она стала осматривать судно. – Хороша, хороша, – шептала она, – очень красивая. А ты не знаешь, Бени, он сам там?

– Если тебе интересно, я могу узнать. А что?

– Я просто подумала, а что, если нам сегодня вечером организовать небольшую вечеринку, пригласить всех наших соседей по Сэнди-Лейн и Глиттер-Бей. Они ведь тоже нас принимали. Фитц МакБейн, возможно, тоже организовывает такие приемы. Давай позовем всех! Мы можем устроить ужин около бассейна, все будет совершенно по-домашнему. Ну, что вы все скажете об этом?

Бендор с добродушно-снисходительной улыбкой смотрел на своих гостей, радостными криками приветствующих это предложение. Она могла добиться от него чего угодно, когда смотрела и улыбалась ему вот так.

Фитц сидел в кабинете своего самолета рядом с Морганом. Они уже подлетели и готовились к посадке, и, несмотря на то, что отец расстроил его, Морган не мог не восхищаться тем, как спокойно и умело тот посадил самолет в оживленном аэропорту Майами. С детства ему казалось, что на свете не существует того, что бы его отец не умел делать, от подводного плавания до управления самолетом. Он просто не мог представить себе, когда он находил время для того, чтобы всему научиться, но в этом был весь Фитц; если у него было несколько свободных часов, то он тратил их на то, чтобы чему-нибудь научиться. Он, обладая чисто интуитивной деловой сметкой и проницательностью, еще страстно тяготел к всевозможным знаниям. «Наверное, это из-за того, что я не получил достаточного образования», – как-то сказал он Моргану, и Морган тогда сильно удивился, поскольку никогда не считал Фитца малообразованным человеком. Однако это было так, поскольку учился он мало и отрывочно, что, как Морган знал, ужасно его раздражало. Фитц поставил себе определенные задачи в области образования и добывал знания, читая массу книг – эта привычка сохранилась у него до сих пор. В возрасте тридцати лет он поставил себе цель выучить три иностранных языка, с тем, чтобы он мог более свободно общаться со своими деловыми партнерами и не зависеть ни от каких переводчиков; как он объяснил Моргану впоследствии, если не знать языка, то можно упустить какой-нибудь важный нюанс в сделке, и он организовал для сына изучение немецкого, испанского и французского во время его школьных каникул. Он также добавил, что эти нюансы могут стоить больших денег, а могут и разорить совсем.

Несмотря на отсутствие формального образования, его отец был человеком большой культуры, он хорошо знал и понимал искусство. Фитц никогда не ходил смотреть пьесу только из-за того, что о ней много говорили, он смотрел только то, что было интересно ему самому. Он очень любил оперы Моцарта, обожал балет, увлекался живописью. Нельзя было отрицать, что он имел возможность купить то, что ему нравилось, но он также был щедрым дарителем, и многое из его коллекций переместилось в американские музеи, он также анонимно поддерживал нескольких талантливых, но неудачливых художников и скульпторов.

Расстегивая ремень безопасности, Морган подумал, что ему будет нелегко следовать его примеру.

Даже на «Фиесте» Фитц, казалось, не мог просто отдыхать. Большую часть дня он разговаривал по телефону – то с Нью-Йорком, то с различными латиноамериканскими странами, оставляя Раймунду загорать в одиночестве и тоске, а Моргану меньше всего хотелось общаться с тоскующей Раймундой! Он съездил в Бриджтаун, чтобы купить Венеции, ожидаемой сегодня вечером, подарок, но, как только он вернулся, отец сообщил ему, что в Рио-де-Жанейро ему придется поехать прямо сейчас, а не на следующей неделе, как предполагалось раньше. Морган пытался переубедить отца, говоря, что ему с большим трудом удалось вырваться на эти несколько дней, чтобы провести их с Венецией, но, хотя Фитц и понимал его, он все же остался непреклонным. Он бы поехал и сам, сказал он, но боялся, что его присутствие окажет слишком сильное давление на противоположную сторону и даст понять партнерам, насколько они заинтересованы в этом контракте. Поездка туда Моргана несколько снижала уровень переговоров, но в то же время уровень этот был выше, чем если бы туда поехал кто-нибудь из директоров его компании. И, кроме того, Морган сможет взглянуть на все это дело свежим взглядом и определить, в чем там загвоздка, а, возможно, сдвинет с места застопорившиеся сделки. Морган пытался ему доказать, что у него ничего не выйдет, хотя прекрасно понимал, что его отец прав, впрочем, как всегда.

В Майами было жарко. Парило, и Морган с тоской подумал о «Фиесте», когда направлялся вместе с отцом к стойке регистрации. До конца регистрации оставалось лишь пятнадцать минут.

– Не забудь встретить сегодня Венецию, – крикнул он отцу, направляясь к дверям, – скажи ей, я позвоню.

– Не беспокойся, я позабочусь о ней. И еще, Морган… – Морган обернулся и вопросительно посмотрел на отца:

– Да?

– Спасибо тебе.

Отец и сын улыбнулись друг другу, как добрые друзья.

– Не за что.

Фитц повернулся, чтобы идти, и внезапно почувствовал, как устал. Он с наслаждением подумал о тихом спокойном вечере на «Фиесте» с незамысловатым ужином под тихую музыку Моцарта. Получив полетные инструкции, он направился назад. Он надеялся, что Раймунда не будет пребывать в своем обычном мрачном настроении.

Что-то напевая, Раймунда перебирала содержимое своего огромного – во всю стену – гардероба, где лежала целая куча недавно купленных туалетов для летнего отдыха – большинство из них совсем новых.

Она напевала, потому что у нее было хорошее настроение, а причиной этого было то, что она пойдет на вечеринку и наконец-то у нее появится возможность надеть хоть что-то из своих шикарных нарядов. Приглашение принца Бендора Грюнвальда на пикник на виллу «Озирис» стало неожиданным и приятным сюрпризом, ей именно этого и не хватало, чтобы немного взбодриться. Они с Фитцем торчали на «Фиесте» уже целых четыре дня и ни разу не покидали ее борт, даже для того, чтобы пойти в какой-нибудь из чудесных ресторанов или отелей там, на берегу, где она наверняка встретит знакомых, которые гораздо веселее, чем она, проводят время, в этом Раймунда не сомневалась. Она знала, что Фитц приехал сюда отдохнуть, но она просто умирала от тоски. «Какой смысл иметь такую огромную яхту, если на ней никого нет?! – кричала она на их третью ночь. – Здесь можно устраивать вечеринки, приемы, коктейли – развлекаться!» Что ей на это ответил Фитц? «Иногда большое пространство необходимо для того, чтобы почувствовать себя в одиночестве». Однако она не желала одиночества, ей хотелось общения.

Натянув на себя оранжевое шелковое платье, вытащенное из набитого шкафа, она внимательно рассмотрела себя в зеркале. Да, это то, что надо. Платье держалось на одной узкой бретельке и имело разрез до середины бедра – что-то вроде тоги. Самое подходящее для этих островных приемов. Она представляла, что это за вечеринки – «неформальные» означало, что нужно выглядеть шикарно, но без роскоши.

Так, а как быть с волосами? Подобрать или распустить? Наверное, лучше распустить. А украшения? Браслет из нескольких нитей речного жемчуга и соответствующие сережки? Или же лучше воткнуть в волосы цветок? Да, именно так, она попросит Мастерса, главного стюарда, принести ей орхидею или лилию, а может, гардению?

Взглянув на часы, она увидела, что уже девять. Черт подери, где же Фитц? Их звали к девяти. Разумеется, она и не собиралась являться туда раньше половины одиннадцатого, но ей бы хотелось, чтобы он все же не очень опаздывал. Расчесывая волосы, Раймунда представляла, как явится туда, держа под руку Фитца МакБейна – ей будет там завидовать каждая женщина. А затем, подумала она с удовлетворением, им в свою очередь надо будет оказать гостеприимство, и тогда уже ей придется организовать прием на «Фиесте». Это значит, что она будет признана обществом, и пусть только кто-нибудь попробует отказаться от ее приглашения.

Фитц приземлился в Грентли Эдамс и направил самолет в сторону ангаров. Он успел прилететь, чтобы встретить Венецию Хавен из Лондона, и, возможно, даже придется подождать, поскольку из-за тумана в Европе рейс может задержаться. Он надеялся, что задержка окажется недолгой, ему ужасно хотелось побыть на яхте в тишине и покое. Иногда ему казалось, что больше всего на «Фиесте» он ценил тишину и покой – лишь шум моря в ночи. Ему нравилось быть одному. Иногда, когда ему не спалось, он бродил босиком по палубе, вдыхая морской воздух и слушая шум волн.

Крохотный аэропорт Барбадоса был необычайно оживлен. Прибывали рейсы из Сан-Висента и Тринидада, и каких-то островов на севере, однако рейс из Лондона по-прежнему «задерживался», как было написано на табло, на три часа – теперь мешал уже встречный ветер.

Да, похоже, лечь спать ему придется не скоро. Он не мог послать сюда Мастерса, чтобы тот встретил девушку, ведь он обещал Моргану, что сделает это сам. Но, может быть, после ужина он почувствует себя подобрее.

Его ждала Раймунда, необыкновенно нарядная и красивая. Фитц обрадовался, значит, ее дурное настроение прошло, и она постаралась выглядеть как можно лучше. Она действительно была хороша.

– Мне это нравится, – сказал он, легко прикасаясь губами к ее щеке. – Очень красивый цвет – под стать солнцу на этом острове.

Раймунда повертелась немного перед ним, чтобы он оценил ее еще больше.

– Нравится? – спросила она, соблазнительно улыбаясь.

– Очень. – Фитц обнял ее за плечи, и они направились к его каюте. – Мне так жаль, что я целый день сегодня занят, – сказал он, – но необходимо было срочно заняться одним делом. О, Боже, как же я устал!

Раймунда с тревогой смотрела, как он сбрасывает с себя рубашку и джинсы и направляется в душ.

– После душа ты себя почувствуешь пободрее, – сказала она ласково. – Я принесу тебе чего-нибудь выпить – виски с содовой и два кубика льда, как ты любишь.

Фитц с удивлением посмотрел на нее. Что это с ней сегодня? Почему она так необычно ведет себя и явно сменила тактику, а он не сомневался, что это новая тактика, он достаточно хорошо ее изучил. И вообще, думал он, намыливаясь, их отношения похожи на бесконечное сражение. Она выстраивала свои войска и разрабатывала против него наступление, а у него, в свою очередь, выстраивалась непробиваемая оборона. Его работа (и его ахиллесова пята) – стремление находиться в обществе красивых женщин, вот что для него главное, именно это, а даже не секс. От секса он, разумеется, не отказывался, близость с женщиной – важная часть его жизни, но он любил женщин и просто как женщин, он любовался ими, ему нравилось бывать в их обществе, следить за ними, слушать их милую болтовню. Должно быть, их женское кокетство, оборочки и духи составляли необходимую приправу к голой и скучной реальности его деловой жизни. Он и сам точно не знал, почему они так нужны ему. Но точно знал одно: ни одна женщина не сможет встать между ним и этой скучной реальностью, в этом он не сомневался ни на минуту.

Когда он, мокрый, вышел из душа, Раймунда протянула ему стакан с виски.

– Нет, дай-ка я, – сказала она, беря большое белое полотенце и растирая его спину. – Так, теперь тебе наверняка получше.

– Ну, процентов на пятьдесят, – согласился Фитц. – А теперь для полного счастья мне не хватает хорошего ужина.

– Ужина? Ну ты, наверное, забыл, Фитц, у нас же нет повара.

– Да, ты права, я совсем забыл. Ну, тогда бутерброд… и потом я прекрасно готовлю омлеты, если ты любишь. Где-то у нас в холодильнике должна быть семга и другие продукты. Пока не приехал новый повар, мы будем готовить сами.

– Нет необходимости, – улыбнулась Раймунда, – Фитц, я придумала кое-что… мы идем в гости.

– О, Господи! Какие еще гости? – Фитц стоял совершенно голый со стаканом виски в руке и сердитым блеском в глазах.

– Нас сегодня пригласил принц Бендор Грюнвальд – он живет на вилле «Озирис». Все будет совершенно просто, дорогой, никаких формальностей, – добавила она, видя его недовольство.

– Понял, – сказал Фитц, окидывая взглядом ее элегантное шелковое платье. – Черт возьми, Раймунда, я совершенно вымотан. Я только что слетал в Майами и обратно, я целый день висел на телефоне – а теперь мне предлагают какую-то вечеринку в компании совершенно незнакомых мне людей, с которыми нужно вести какие-то разговоры.

– Черт бы тебя подрал, Фитц МакБейн, – с гневом воскликнула Раймунда, – я сижу на этой проклятой лодке уже целых четыре дня и не вижу ни души – я умираю от скуки. Ты с утра до вечера висишь на телефоне… здесь даже ужина нет, поскольку нет повара!

– Неужели так трудно отрезать немного хлеба, вытащить из холодильника семги, можно даже приготовить салат, открыть бутылочку вина? – Фитцу ужасно хотелось сказать ей, что он никуда не пойдет. Ему действительно не хотелось куда-то тащиться, и, когда они ехали сюда, он предупредил ее, что едет отдыхать, что доктор прописал ему полный отдых. Но в чем-то он не мог с ней не согласиться – он действительно почти не замечал ее все эти несколько дней, правда, не намеренно. Может, Раймунда просто надоела ему своей вечной сменой настроений, непонятными требованиями и скандалами.

– Хорошо, – сказал он, видя, как морщится ее лицо, – я пойду. Но только больше никаких гостей и приемов. Здесь нет никого – тем более в доме принца Бендора Грюнвальда, кого бы я пожелал видеть.

– Фитц, – Раймунда с торжествующей улыбкой повернулась к нему, обхватив руками его обнаженную шею, – когда ты желаешь чего-то… ты такая прелесть. – Она отступила, стряхивая капли воды с юбки.

Фитц допил свой стакан. Она бы сейчас сняла свое платье, если бы он сделал хоть малейшее движение в ее сторону; она бы сделала это – Раймунда знала, как играть в такие игры, но ему сейчас было не до того. Как бы ни была Раймунда хороша в своем оранжевом шелковом платье, покрытая ровным бронзовым загаром и с распущенными черными волосами, он мечтал лишь о тишине и покое, может быть, в компании с Моцартом.

Олимпи шла по окруженному колоннадой дворику виллы «Озирис», разглядывая многочисленных гостей, отмечая, кто с кем спит в этом году и кто во что одет. Женщины с радостью воспользовались теплым вечером, чтобы надеть самые открытые платья, обнажающие голые бронзовые плечи, спины и длинные гладкие ноги – во всяком случае, столько тела, насколько они осмелились. И Олимпи была бы крайне поражена, если бы заметила хоть на одной из них бюстгалтер, здесь было больше напрягшихся сосков, чем днем на пляже.

Но обнаженность на пляже никак не связана с сексом, а вот на таких вечеринках – совсем иное дело. Она могла голову дать на отсечение, что половина пришедших дам только об этом и помышляют, и причем не с собственными мужьями или, по крайней мере, своими спутниками. Летние романы, пляжные романы – все они означали одно: освобождение от повседневной жизни и окружения, даже если оно было прекрасным, роскошным, и погружение в ленивую и праздничную атмосферу, вроде этой. К тому времени, как они покрываются загаром, они чувствуют себя более привлекательными, более соблазнительными и более волнующими. Она знала, что с ней именно так и происходит… и меньше всего она думала при этом о Вендоре. Ага! По-моему, там в дверях стоит Фитц МакБейн? А это, должно быть, Раймунда Ортиз – его нынешняя подружка. Ну что ж, думала она, направляясь к ним, это мы еще посмотрим, Раймунда.

Когда Олимпи Аваллон улыбалась мужчине, ему казалось, что его затягивает в какой-то волшебный круг, где, кроме него, никого не существует, где в ее мире лишь он является звездой.

Фитц не был исключением. Он был достаточно опытным человеком и привык к женскому кокетству, однако Олимпи была очаровательна – в ее глазах лишь играла легкая веселая искорка, как будто она говорила ему: да, конечно, я с тобой кокетничаю, но ведь это так здорово!

– Раймунда! – воскликнула Олимпи. – Ты выглядишь просто восхитительно, дорогая… какое потрясающее платье. Я обожаю этот цвет. Я хочу познакомить тебя с Бени, он мечтал встретиться с тобой.

Взяв Раймунду под руку, она повела ее в сторону, при этом обернувшись и заговорщицки улыбнувшись Фитцу. Она скоро вернется к нему.

Около бассейна играл небольшой оркестр, и от жаровень, над которыми жарилось мясо, тянуло вкусным дымком по всему дворику.

«А я сегодня вообще-то ел что-нибудь? – подумал Фитц. – Пожалуй, что нет».

– Похоже, вы ужасно голодны. – Около него появилась Олимпи. – А, может быть, вам просто скучно?

Фитц улыбнулся, и их взгляды встретились.

– И то, и другое, – согласился он. Олимпи взяла его под руку.

– По крайней мере, с одной вашей жалобой я разделаюсь немедленно, – произнесла она, ведя его к столикам, накрытым около бассейна. – Еда отличная. Остается только надеяться, что со второй жалобой удастся справиться.

Взгляд ее серых глаз был столь же многообещающ, как и улыбка. В своем коротком черном платье с открытыми плечами и гривой рыжеватых волос она просто ослепляла. Фитц почувствовал, что ему здесь начинает нравиться.

У Вендора и Раймунды нашлось множество общих знакомых, она решила, что они очень мило поболтали об общих друзьях, а потом он пригласил ее – их – завтра после обеда позаниматься виндсерфингом вместе с ними. Она хотела спросить Фитца, нельзя ли пригласить Вендора и его друзей завтра на «Фиесту» на ужин, но он куда-то исчез. Она с тревогой подумала об Олимпи Аваллон. Не слишком ли поспешно она разлучила их? Олимпи тоже нигде не было видно. Ай, да ладно – Раймунда пожала плечами – все знали, что Бендор сходит с ума по Олимпи, и она, по всей вероятности, и станет следующий принцессой. Вряд ли Олимпи станет рисковать. Нет, она не сомневалась, что нечего волноваться из-за нее.

– Раймунда, – Бендор взял ее под руку, – вы не встречались с Солти Мейджорсом? Вы знаете, Солти сам из Ньюпорта, он настоящий моряк…

Раймунда наградила Солти ослепительной улыбкой, в конце концов, почему бы ей тоже не развлечься немного?

Фитц МакБейн был как раз тем человеком, которого она себе и представляла в качестве долговременного вложения капитала, подумала Олимпи, потягивая коктейль, сидя рядом с ним за маленьким столиком у бассейна. Он действительно был очень хорош собой – несомненно, самый интересный мужчина здесь, причем без этакой нарочитой красивости, как, например, у Солти Мейджорса, который весь состоял из груды загорелых мышц. Очень мужественный взгляд, но минимум мозгов – если, конечно, сблизиться с ним настолько, чтобы понять, что его куриные мозги идут впридачу к семейным миллионам. В Фитце же ее притягивало его бурное прошлое – она знала, что его мускулы приобретены в борьбе за успех, а не просто наращены в гимнастическом зале.

– Надеюсь, теперь, когда мы познакомились, мы будем видеться чаще? – Она слегка коснулась его руки.

Фитц тут же взял ее руку и поцеловал.

– Мне бы этого хотелось, но я приехал сюда отдыхать… ваш прием – исключение из моих правил.

– У вас есть правила? – Олимпи с деланным удивлением подняла брови.

Фитц откинулся назад и рассмеялся.

– Конечно, есть, – и одним из них является то, что надо поесть хотя бы раз в день. Почему бы нам не посмотреть, чем там кормят на вашем приеме?

Раймунда повернула голову, услышав смех Фитца – она уже тысячу лет не слышала этого смеха. Сквозь толпу она увидела, как он и Олимпи сидят у бассейна.

– Должно быть, вы проголодались, – сказала она Солту Мейджорсу, беря его под руку. – Почему бы нам не перекусить немного?

Сидя за столиком с Солти и еще двумя парами, гостившими у Бендора, Раймунда время от времени бросала взгляды в ту сторону, где сидели Фитц с Олимпи, которые, казалось, были полностью поглощены друг другом. Они уже сидели вместе почти полчаса, и Раймунда просто не знала, как ей поступить, чтобы не выглядеть дурой, но тут на землю упали первые капли дождя. Небо осветилось молнией, которая, казалось, так и зависла над морем. Сразу же стали убирать стулья, а гости со смехом ринулись к дому. Солти, как истинный джентльмен, приобняв Раймунду, повел ее к лестнице, ведущей в дом. Оглядываясь назад, Раймунда увидела, что Фитц набрасывает на Олимпи свой пиджак, а она стоит, смеясь и откинув назад голову, под струями дождя. Да, зря они пришли сюда, это было ошибкой.

– О, Боже, – воскликнул Фитц, – уже двенадцать часов!

– Вы что же, боитесь, что ваша карета превратится в тыкву? – Откинув мокрые волосы, Олимпи с озорной улыбкой посмотрела на него.

– И не только это, я сейчас потеряю свой хрустальный башмачок! Меня ждут в аэропорту – самолет, должно быть, прилетел уже полчаса тому назад. Мне надо ехать.

Олимпи взяла его руку и слегка сжала, переплетая свои пальцы с его.

– А вы вернетесь? – прошептала она.

Фитц не знал, что ответить. Ему здесь хорошо. Было приятно флиртовать с Олимпи, она была остроумна и весела, но надо подумать и о Раймунде – в конце концов, он пришел с ней.

– Боюсь, что нет, – сказал он Олимпи, – но спасибо за удовольствие, доставленное вашим обществом.

– Это удовольствие, – прошептала Олимпи, – в любое время может быть вам доставлено.

Их взгляды скрестились – они прекрасно поняли друг друга, и Фитц легонько поцеловал ее в щеку.

– Я буду об этом помнить, – сказал он. Солти Мейджорс с неохотой отпустил Раймунду.

– Но вы ведь придете завтра? – Он улыбнулся, и его ровные белые зубы сверкнули на загорелом лице. Он и вправду чем-то похож на Роберта Редфорда, подумала Раймунда.

– А вы научите меня виндсерфингу? – сказала она, прощаясь с ним.

Она сердито стряхнула со своего плеча руку Фитца, когда он повел ее к дверям, и с раздражением ждала, пока лакей подгонит машину.

– Почему мы уходим так рано? – возмутилась она. – Все еще в самом разгаре.

– Можешь остаться, если хочешь.

Лакей распахнул дверцу, и Фитц сел за руль.

– Ну что, – спросил он нетерпеливо, – ты едешь или остаешься?

Раймунда забралась в машину.

– Думаю, ты действительно устал. – Она вздохнула. – Наверное, эта Олимпи Аваллон утомила тебя.

Фитц бросил на нее взгляд, выбираясь из ряда машин на аллее. Значит, теперь она будет ревновать. Возможно, у нее и были для этого некоторые основания, но она вроде бы была вполне довольна компанией этого парня из Ньюпорта, у которого был такой вид, словно в колледже он занимался исключительно яхтами. Но от чего он действительно устал, вдруг понял Фитц, так это от бесконечных проблем с Раймундой. Жизнь и без этого была достаточно сложной штукой.

Он свернул с дороги, ведущей вдоль побережья, и направился в сторону аэропорта. Дождь все еще лил по-прежнему, хотя молнии сверкали уже не так часто, и гром, казалось, гремел уже где-то вдалеке.

Закрыв глаза, Раймунда обдумывала свои дальнейшие действия. Завтра на вилле «Озирис» будет званый обед, а затем все пойдут купаться и заниматься виндсерфингом… она знала, что Фитцу велели отдыхать, но ведь не сможет же он устоять против этого! А потом еще завтра будет вечер. Она открыла глаза, когда Фитц остановил машину в аэропорту.

– Зачем мы сюда приехали?

– Мне нужно кое-кого встретить – приятельницу Моргана. Я сейчас вернусь.

Фитц захлопнул за собой дверцу, а Раймунда, вне себя от ярости, смотрела, как он удаляется. Они уехали с вечеринки только для того, чтобы встретить какую-то приятельницу Моргана? Черт побери, но на яхте полно прислуги. Неужели нельзя было попросить кого-нибудь из них сделать это?

Сквозь огромные окна Венеция смотрела на проливной дождь. Вдоль тротуара текли настоящие реки, и при свете фонарей и время от времени мелькающих молний она видела, что от земли идет пар. Она уехала из Лондона в туман, а здесь ее встретил дождь, может быть, в этом было какое-то предзнаменование? Просто она не могла понять этих сигналов. Может быть, ей не стоило сюда приезжать? Похоже, Морган забыл про нее. Она опять посмотрела на большие часы. Она находится здесь уже почти целый час, и аэропорт почти пуст. Она смотрела и ждала, пока всех остальных встречали радостные и оживленные друзья и сажали в машины, чтобы отвезти на виллы или в гостиницы. Что же могло случиться? Может быть, она перепутала дни, когда они договорились? А, может быть, здесь что-то перепутали?

Фитц шел через пустынный зал в ее сторону. Кроме нее в зале никого не было, но и в толпе он сразу бы обратил на нее внимание. Она была повыше Дженни, волосы у нее были чуть темнее, и она носила их прямыми до плеч. Она обернулась на звук его шагов и посмотрела на него немного испуганными синими глазами – вылитая Дженни в роли бездомной в «Девушке из большого города». О, Боже, подумал Фитц, никогда не думал, что они так похожи.

– Вы, должно быть, Венеция, – сказал он. – На лице ее была обычная лондонская зимняя бледность, и руки были холодными, но улыбка была такой же обаятельной, как и у ее матери. – К сожалению, Морган не смог приехать. Он прислал меня, я – Фитц МакБейн.

Она стояла, продолжая держать его за руку, глядя в его синие глаза. Ну, конечно же, она помнила этот голос, слышанный по телефону, такой бархатный и чуть тягучий.

– Да, но я не… – Она замолчала, не зная, как продолжить.

– Что «не»?

– Ну…да нет, я просто не думала, что вы такой… понимаете, я представляла вас в таком деловом костюме, спешащем на важную встречу, и…

Фитц улыбнулся.

– И что?

Венеция покраснела.

– Если я скажу, вы обидитесь.

– Ничего, говорите.

– Вы гораздо моложе, чем я думала. Фитц рассмеялся и отпустил ее руку.

– Это вам кажется, мне сорок четыре, уже почти сорок пять, по вашим меркам – старик. А сколько вам? Семнадцать?

– Мне уже двадцать, – с возмущением заявила она, – вернее, скоро будет двадцать.

– Ну, вы, должно быть, ужасно устали, двадцатилетняя леди? Такое длинное путешествие. Поедемте домой, где вас ждет небольшая закуска и постель. – Фитц взял чемодан и с удивлением посмотрел вокруг, – это все ваши вещи?

– Да, мне много не нужно – лишь шорты и кое-какая мелочь.

Ни одна из известных ему женщин не отправлялась в дорогу без дюжины чемоданов, набитых туалетами на все случаи жизни. Венеция Хавен оказалась совсем другой. А, может, она просто слишком молода?

Раймунда сидела на сиденье прямо, как стрела. Фитц шел с девушкой. Интересно, что это за девица?

– Венеция, это Раймунда Ортиз, – сказал Фитц, открывая для нее дверцу. – Раймунда, это Венеция, друг Моргана.

– А, подружка Моргана. – Раймунда бросила на нее равнодушный взгляд, и Венеция почувствовала, как улыбка застыла на ее лице.

Лицо Фитца приняло суровое выражение, когда он отъехал от стоянки. Он обратил внимание на пренебрежительную реплику Раймунды. Та увидела Венецию, одетую совершенно просто – в обычные хлопчатобумажные летние брюки, футболку и сандали, и нашла, что эта девушка не стоит ее внимания.

– Венеция будет нашим новым шеф-поваром, – сказал Фитц, нарушая молчание.

Раймунда с изумлением посмотрела на него. Неужели они ушли с вечеринки Бендора для того, чтобы встретить прислугу? О, Боже, она готова была убить Фитца, просто убить его за это!

– Не сомневаюсь, – сказала она ледяным тоном, – что Венеция сможет позаботиться о нашем званом ужине на завтра.

Фитц удивленно взглянул на нее.

– Нашем званом ужине?

– Да, Фитц, дорогой. Я пригласила Бени и всех его друзей завтра к нам на ужин. Я имею в виду принца Бендора Грюнвальда, – небрежно бросила она через плечо Венеции. – Не думаю, чтобы вам приходилось раньше готовить для принцев. Но, надеюсь, вы справитесь с этим.

– У меня диплом с отличием, – волнуясь сказала Венеция.

– Раймунда, почему ты ничего не сказала об этом ужине мне? – Фитц резко свернул влево.

– Я думала, это станет для тебя сюрпризом, – сказала она самым нежным голоском. – И Олимпи тоже придет.

Венеция сидела на заднем сиденье, откинувшись на подушки, и старалась понять, что между этими двумя происходит. Что бы там ни было, она себя чувствовала неловко.

Когда машина подъехала к гавани, дождь уже перестал. Они забрались на ожидавший их катер, который и доставил их на «Фиесту». Венеция смотрела, как к ним приближаются яркие гирлянды огней, украшающих огромную яхту. Она казалась веселой и праздничной в отличие от этих двоих, молчавших всю дорогу.

Их ожидал Мастерс. Фитц познакомил его с Венецией и попросил его позаботиться о ней, Раймунда же, ни с кем не попрощавшись, пошла к себе.

– Я уверен, что каюта вам покажется удобной, – заботливо произнес Фитц. – Морган просил передать, что он позвонит. Боюсь, это моя вина, что он не смог быть здесь и встретить вас, но на следующей неделе он вернется. Спите столько, сколько хотите, вам необходимо отдохнуть несколько дней и привыкнуть тут ко всему. Завтра Мастерс вам все покажет.

– Спасибо, – Венеция серьезно взглянула на него, – вы очень добрый человек, мистер МакБейн.

– Ну, этот эпитет мне приходится слышать нечасто, – сказал Фитц, чувствуя, что ему почему-то приятны слова девушки. – Ну а теперь – в кровать. И счастливых сновидений.

Венеция настолько устала, что почти не обратила внимание на окружающую ее роскошную обстановку яхты и даже на свою собственную каюту в центре верхней палубы; Мастере сказал ей, что камбуз находится рядом, и она все увидит собственными глазами завтра. Сбросив одежду, она голышом забралась под покрывало. Ночь была тихой и теплой. Последнее, что она увидела перед тем, как провалиться в сон, были темные внимательные глаза Фитца, глядящие прямо на нее.

Раймунда вернулась с виллы «Озирис» в четыре и пошла искать Фитца. Он сидел на корме в шортах и майке и приводил в порядок рыбацкие снасти.

– Ты даже не представляешь, что ты пропустил, – сказала она, плюхаясь на синий пуфик рядом с ним.

– Я рад, что тебе было весело, – ответил он вежливо.

– Сегодня придет вся компания, – сообщила ему Раймунда, наблюдая за его реакцией.

– Очень хорошо. Я поговорил с Мастерсом, и он все для тебя сделает, Раймунда.

– Значит, малышка мисс Хавен на такие вещи не способна? Ну, зачем эта благотворительность, Фитц? Для этой яхты нужен настоящий, классный повар. Неужели ты не можешь себе позволить этого?

– Я могу позволить себе все, что захочу, Раймунда. И в качестве шеф-повара я хочу иметь именно Венецию Хавен. Тебе это понятно?

Они сердито взглянули друг на друга. Раймунда первая отвела глаза.

– Надеюсь, тебе сегодня будет весело, – произнесла она примирительно.

– Не сомневаюсь. – Фитц сосредоточился на катушке спиннинга, которую он в данный момент смазывал, то отпуская, то зажимая стопор. – Хотя, разумеется, меня здесь не будет. Я хочу тихо и спокойно пообедать где-нибудь в городе. Пожалуй, приглашу с собой «малышку мисс Хавен».

– Но ты не посмеешь! – ахнула Раймунда, вне себя от ярости. – Ведь все рассчитывают, что ты будешь с нами.

– Раймунда, – спокойно ответил Фитц, – мне никто и никогда не приказывает. Я хочу, чтобы ты это запомнила.

– Олимпи будет разочарована, – едко крикнула Раймунда ему вслед и с возмущением услышала его смех, пока он шел к своему кабинету. Какой мерзавец, черт бы его побрал!

Рори это ужасно понравилось. Ему очень понравилось, Барбадос встретил его и его группу оркестром и речами, и приветствиями, и обращались с ними, как с самыми почетными гостями острова. Особенно с Рори. Он, несомненно, был крупной звездой – даже англичане в гостинице знали, кто он, поскольку его программу осенью показывали по Би-Би-Си. Билл был прав, именно этого он и хотел. Иногда Лос-Анджелес мог оказывать давление самыми различными и хитрыми способами, которые вначале и не замечаешь, но с ними всегда необходимо держать ухо востро, чтобы следить, что никто не собирается тебя надуть или подорвать твое положение в программе, хотя бы даже и твой партнер. Он чувствовал, что в последнее время текст у Шелли становился все длиннее и длиннее, и ее роль стала почти столь же значительной, как и его, и ему пришлось выдержать схватку с продюсерами и сценаристами, чтобы такого не произошло. Но теперь все тревоги позади. Здесь, на Барбадосе, можно немного расслабиться.

– Эй, Шел, – сказал он, беря ее под руку, когда они вышли из лимузина и направились к «Рокли Резорт Рандеву», – давай-ка немного повеселимся, ты и я. Эй, Дирк, Роджер, – крикнул он режиссеру и сценаристу и другим членам группы, следовавшим за ними, – мы с Шел хотим показать этому острову, как умеют веселиться звезды Лос-Анджелеса!

– О, Господи! – пробормотал Дирк, – одна мысль об этом вызывает у меня ужас. – Дирк себя чувствовал особенно паршиво. Лишь только когда они прошли паспортный контроль и таможню, Рори сказал ему, что прятал свою заначку в его багаже. Слава Богу, что их пропустили без особого досмотра, а то бы вместо местной дискотеки ему пришлось бы проводить время в местной тюрьме. Нужно сделать так, чтобы такие вещи больше не повторялись. Если Рори Грант желает возить с собой свой кокаин, то пусть таскает его у себя в заднице.

Рори произвел фурор, как только появился в гостинице. Все сразу же узнали «Челси», его окружили девушки, требуя автографов и поцелуев, что он с удовольствием и раздавал между глотками островного рома. Да, Рори был просто наверху блаженства, изображая из себя звезду. Однако через час ему все это надоело.

– Эй, ребята, пошли, – крикнул он, – пойдем в другое место.

– Он и пьян, и здорово нанюхался, – заметил Дирк, когда они послушно последовали за ним к выходу. Черт подери, он бы с большим удовольствием завалился в гостиницу и поспал, но боялся, что Рори тогда совсем загуляет. Завтра за ним надо будет следить в оба глаза. Ему наплевать, чем Рори занимается в свободное время, но если он приехал сюда работать – то Дирк должен все время быть начеку и знать, где он и чем занимается, иначе они никогда не сделают свое шоу к сроку, а всю вину свалят на него.

Венеция надела простое голубое хлопчатобумажное платье с глубоким вырезом, очень свободное, с широкой юбкой. Казалось, оно сшито для девушки на два размера больше нее, однако, по мнению Фитца, выглядела она прелестно.

– Это платье сшила мне моя сестра, – с гордостью сказала Венеция, – оно немного необычное, но мне нравится – авангардная мода. На нее, конечно, сильное влияние оказал японский стиль, она ведь работала на Мицоко, так что у меня полно платьев-кимоно! Но она действительно очень талантлива. Мама всегда говорила, что в нашей семье Парис – самая способная.

Они сидели за маленьким столиком, на котором горели свечи, в «Багатель Грейт-Хауз», одном из лучших ресторанов острова, толстые каменные стены которого помнили еще колониальные времена, когда это здание было домом плантатора. Выбор сделал сам Фитц в последнюю минуту, и он оказался удачным. Венеция была просто в восторге от этого здания и зала, а он с удовольствием наблюдал за живой сменой выражений на ее лице – она и удивлялась, и радовалась, и почему-то грустила. Ей все хотелось знать, начиная с истории острова и той плантации, что была здесь, до тонкостей местной кухни. Фитц чувствовал себя очень легко и свободно в ее обществе, он даже стал забывать, что она дочь Дженни, поскольку, хотя внешне они были очень похожи, Венеция была совершенно другим человеком по складу характера.

Теперь, когда она заговорила о матери, он сразу припомнил искаженное от боли ее лицо, которое видел на телевизионном экране.

– Как поживают твои сестры? – спросил он.

– Сейчас все хорошо, насколько мне известно. Вы знаете, Парис так старалась, так готовилась к показу своих моделей – она сама придумала каждую модель, она практически даже шила сама, но, насколько я поняла, из-за того, что Мицоко изменил день своего показа, никто не пришел к Парис. А она вбухала туда все свои деньги. Теперь она сама работает манекенщицей. Она ужасно красивая.

– Все свои деньги? – с удивлением спросил Фитц, – должно быть, это – приличная сумма?

Венеция разглядывала свой бокал с вином – при свете свечей вино казалось темно-рубиновым.

– Только десять тысяч долларов. Это все, что у нас было – все, что оставила нам мама.

Фитц был поражен.

– Все, что она вам оставила? Но, Венеция, ведь ваша мать была очень состоятельной женщиной?

Венеция немного смутилась, не надо ей было говорить об этом. Но ведь он же не посторонний человек, он знал Дженни, и он действительно так много сделал для них всех.

– Очевидно, Дженни не очень-то умела обращаться с деньгами. Ее адвокат Стэн Рабин сказал нам, что ничего не осталось. Она вкладывала деньги в собственность, играла на рынке продуктов потребления. Он сказал, что таким образом можно легко все потерять. Сначала мы даже не могли этому поверить, но Билл – Билл Кауфман, который всю жизнь, насколько я помню, был ее агентом и менеджером, говорил, что она тревожилась из-за своей карьеры и что у нее была пара… любовников, которые тянули с нее деньги. Так что, как видите, в конце концов, осталось совсем мало. И я переживала не столько из-за денег, – добавила она, – это было ударом для Парис, поскольку она не могла без них начать свое дело, я же больше всего расстроилась из-за того, что они как бы старались запачкать ее имя. А ведь они считались ее друзьями все эти годы и не сделали, выходит, ничего, чтобы помочь ей. Как вы считаете, разве они не должны были заметить, что происходит неладное?

Фитцу было тяжело смотреть, как печаль придала ее голубым глазам сероватый оттенок, и ему совершенно не понравилось то, что он только что услышал. Из-за внезапной смерти Дженни история с деньгами стала казаться еще подозрительнее. Ему надо поручить Ронсону разобраться в этом деле, у того неплохие связи в Лос-Анджелесе, и он узнает, что там на самом деле.

– Думаю, они обязательно должны были быть в курсе, однако мне трудно судить, поскольку я не знаю никаких точных фактов и всех обстоятельств. А как твоя третья сестра – Индия?

– Индия у нас оптимист. Ей наплевать на деньги, она переживала только из-за того, что случилось с мамой. Она жила в Риме и работала на художника по интерьеру – Фабрицио Пароли, но, когда я разговаривала с ней в последний раз, она жила на побережье где-то около Позитано – Фабрицио поручил ей руководить перестройкой дома. Семейство Монтефьоре хочет превратить свой особняк в гостиницу. Индия страшно увлеклась этой работой, и мне показалось, что она рада сбежать из Рима, уж очень надоели ей газетчики после смерти Дженни. Мне кажется, она рада, что ненадолго уехала – и от Фабрицио тоже.

– М-м-м? – Фитц чуть приподнял бровь, и Венеция почувствовала, как краснеет.

– Дженни всегда говорила, что я слишком много болтаю, – со смехом сказала она, – но, честное слово, я никогда не говорила о матери – во всяком случае, так, как сегодня, ни с кем. Даже с Морганом.

Он так увлекся ею, что совершенно позабыл о Моргане.

– Ну, хватит о грустном, – сказал он весело, – сейчас закажем десерт, а потом… – Он посмотрел на часы. Одиннадцать. Гости Раймунды все еще там, веселятся вовсю. – Может быть, немного потанцуем?

Она просияла.

– Потанцевать? С огромным удовольствием. Почему, думал Фитц, он чувствовал себя так, как будто предложил ей что-то особенное? У нее был какой-то чудный талант смотреть даже на самые мелкие знаки внимания, как на благодеяние. Очевидно, это ее английское воспитание. Но ему это нравилось.

Когда они приехали в «Каррибиан Пепперпот», там вовсю веселились, танцы были в самом разгаре. Взяв Венецию за руку, Фитц провел ее через полутемную комнату к столу в уголке. Глупо, подумал он, но ему совершенно не хотелось отпускать ее руку, такую маленькую и такую мягкую.

Официант принес напитки, и музыка заиграла что-то более спокойное, под всплески разноцветных огоньков. Сжав ее пальцы, он наклонился и чуть коснулся губами ее ладони.

– Разрешите пригласить вас, Венеция Хавен? – спросил он.

Она понимала, что это глупо, но не могла преодолеть желание все время ощущать его губы на своей коже, чтобы он целовал ее руку еще и еще. Так, почти в обнимку, они прошли на танцевальный пятачок, и, когда он прижал ее теснее, она положила ему руки на плечи так, как она это делала, танцуя с Морганом.

Просто ерунда какая-то, твердил себе Фитц, ласково прижимая ее к себе. Она ведь еще ребенок, она – подруга Моргана. Он ведь знал это, но почему тогда так сильно бьется его сердце? И почему больше всего на свете ему хочется покрыть поцелуями эту светлую головку? Он чувствовал ладонями ее тонкую фигурку, а взглянув вниз, па ее лицо, заметил золотистые кончики ресниц ее закрытых глаз. Казалось, она была погружена в какой-то волшебный сон, он чувствовал жар ее юного тела. Наверное, это медленная томная музыка, говорил он себе, это просто безумие, безумие. Ведь сейчас он хочет только одного: обнимать ее, любить ее. Нет, нельзя, проклятое наваждение южной ночи, выпитого вина, медленной сладострастной музыки – и еще его воспоминания о Дженни. Он, наверное, все еще любил Дженни…

Музыка оборвалась, и он провел ее к их столику. Она не отпускала его руку, и глаза их встретились. Прикосновение его пальцев вызывало в ее теле дрожь, как от легких электрических разрядов, она также чувствовала трепет его ладоней, обхвативших ее кисть, но ей этого было мало, она опять хотела почувствовать его объятия, она хотела, чтобы он теснее прижал ее к себе, еще теснее, чем в танце.

Они опять танцевали, медленно, не отпуская друг друга ни на секунду – просто прижимаясь друг к другу. Они не разговаривали, просто стояли так, покачиваясь, в каком-то оцепенении – и волосы ее, думал Фитц, пахли летними травами.

Ему нельзя думать о подобных вещах! Надо поскорее вернуться на «Фиесту», до того, как он сваляет дурака.

– Пора домой, – сказал он тихо.

– О-о-ох. – Ее легкий вздох дал ему понять, насколько ей не хочется этого, но Фитц не мог позволить себе уступить. Он подозвал официанта и заплатил по счету.

Когда Рори со своей компанией прибыл в «Каррибиан Пепперпот», там уже было полно народу. Он был в отличном настроении, действительно, в отличном. Ему казалось, что он в жизни так не веселился, но тут-то это и случилось. Он увидел Дженни Хавен. И тут он струсил.

Дирк заметил, как побелело лицо Рори, и не мог понять, в чем дело. Неужели у этого ублюдка сейчас начнется сердечный приступ?

Рори схватил его трясущейся рукой.

– Это она, Дирк, о, Боже, это действительно она! О, Господи, что мне делать? Это же Дженни, Дирк. Ты же сам видишь… а, может быть, ее вижу только я? Она же призрак, теперь она будет преследовать меня, о, Господи!

– Заткнись, Рори, – рявкнул на него Дирк, – не будь идиотом. Дженни умерла. Ты разве не знаешь, кто это? А, ты ведь был слишком занят, чтобы пойти на похороны Дженни? Это Венеция Хавен, дочь Дженни.

– Ее дочь? – Рори рассмеялся, и его неестественный смех прозвучал диссонансом и веселой музыке, и оживленным веселым лицам в переполненном народом ночном клубе. О, Боже, он и не знал, что она так похожа на Дженни. – Ну да, конечно же. – Он взял себя в руки, одернул пиджак, пригладил волосы. Его сразу же узнали и приветствовали радостными криками.

– Пойду поздороваюсь, – как бы между прочим заметил он Дирку, – в память того, что было… ну, ты понимаешь… ради Дженни.

– Да, конечно, – сказал Дирк, – обязательно, Рори, в память о прошлом это надо сделать.

Фитц почувствовал, как напряглась Венеция, увидев, как к ним приближается красивый молодой человек. Может быть, она была с ним знакома?

– Привет, Венеция, – сказал Рори, протягивая руку. – Я старый друг твоей матери.

– Я знаю, кто вы такой. – Венеция проигнорировала протянутую руку, и Рори, чувствуя неловкость, поднял ее к голове, как бы приглаживая волосы.

Фитц внимательно смотрел на нее. Что-то здесь было не так, она говорила совершенно ледяным тоном, и голос ее слегка дрожал.

– Я только хотел сказать, понимаешь, я хотел сказать, что мне очень жаль бедняжку Дженни, для тебя это, наверное, был страшный удар.

– Да, для нас троих. Спокойной ночи, мистер Грант.

Венеция прошла мимо него, оставив его стоять посередине зала. Вот дрянь, подумал Рори сердито, злючка, вроде своей матери.

– Эй, пошли, ребята, – крикнул он, – пошли устроим шоу прямо здесь. Теперь Челси здесь хозяин! – Схватив Шелли за руку, он потянул ее на круг под восхищенные аплодисменты присутствующих.

Фитц молча уселся в машину рядом с Венецией, ожидая, что она заговорит. Она не плакала, она просто сидела, но он чувствовал, что она вся дрожит.

– Простите меня, – наконец произнесла она, – но я не ожидала этого… то есть, я не думала, что встречу здесь Рори Гранта.

– Так ты его знаешь? – У Фитца сложилось впечатление, что они встретились впервые.

– Нет, я знаю о нем. Он был любовником моей матери. Ее последним любовником. Думаю, всю свою любовь, все внимание и все деньги она отдала ему. Дженни сделала из него звезду. Мне об этом говорил Билл Кауфман. А потом он ее бросил.

Фитц вспомнил, что она еще раньше говорила ему о том, как те двое бросили Дженни. И теперь еще этот. Что-то во всем этом было очень подозрительное.

– Я даже не могу объяснить, почему, – прошептала Венеция, – но у меня такое чувство, что во всех денежных проблемах моей матери виновен этот Рори Грант, и причем гораздо в большей степени, чем говорит Билл Кауфман. Он утверждает, что Грант – отличный парень. Я ни разу не слышала, чтобы Билл хоть кого-нибудь называл отличным парнем раньше. Что-то здесь не так. Я это чувствую. Я кожей это чувствую. Бедная мама…

– Венеция, не позволишь ли мне разобраться с этим вопросом для тебя и твоих сестер? Вы же должны знать, что случилось с наследством вашей матери.

– Но ведь денег уже нет.

– Подожди немного, – сказал он ласково. – Дай мне разобраться с этим, ладно? Если их действительно нет, то я узнаю, почему именно. Так ты разрешишь мне заняться этим, Венеция?

Она кивнула.

– Вы это сделаете?

Он с трудом оторвался от ее прекрасных глаз.

– Считай, вопрос решен, – сказал он, включая зажигание. По дороге в гавань они молчали. Он все время думал о ней. Слишком уж сильно она занимала его мысли, думал Фитц, эта дочка Дженни и девушка Моргана.

«Фиеста» вся сияла огнями, которые, как бриллианты, отражались в воде. Они сели в небольшой катер и направились к яхте. Венеция не отрывала своих огромных ласковых глаз от него, смотрела, как он выключает мотор и медленно поворачивается к ней. Он просто не мог предотвратить то, что случилось в следующую секунду – впервые в жизни Фитц МакБейн потерял контроль над собой. Он прижал ее к себе, и губы его слились с ее губами, и поцелуй этот был далеко не дружеский.

Венеция знала, что она поступает правильно. Именно это и должно было случиться – этот восторг, этот трепет во всем теле, это томление – она чувствовала, что не хочет, чтобы все это когда-нибудь кончилось.

Наконец Фитц с трудом оторвался от нее. Ему не надо было поддаваться влечению к ней. Он совершил ошибку. Сделав над собой усилие, он отвернулся от нее.

– Прости, ради Бога, – сказал он. – Этого не должно было случиться.

– Но… Фитц, я… Он протянул ей руку.

– Пошли, я помогу тебе подняться по трапу. Неужели он не понимает, что я чувствую, думала Венеция. Так как же тогда сказать мужчине (мужчине, которого фактически совсем не знаешь), что ты любишь его?

Она думала, что Фитц больше ее не поцелует, она была уверена в этом, но он поцеловал – поцеловал ее пальцы, как там, в ресторане – задержал ее руку на мгновенье в своей, прежде чем пожелать спокойной ночи.

– Ты очень похожа на мать, Венеция, – сказал он, когда она с улыбкой посмотрела на него. – Спокойной ночи – и забудь о Рори Гранте.

И Рори Грант был уже где-то далеко-далеко, как пришелец с другой планеты.

Венеция проследила глазами, как Фитц двинулся в сторону кормы, где все еще раздавались голоса и слышалась музыка. Я влюблена, радостно подумала она. Это любовь, когда это происходит, то просто знаешь, что это случилось. Она провела рукой по губам, вспоминая ощущение его поцелуя. Она бы жизнь отдала, чтобы еще раз почувствовать на своих плечах его руки, а на губах – его губы, хоть еще только один-единственный раз.

Звонок прозвучал негромко, и Венеция не сразу сообразила, что звонит телефон. Пробуждаясь от сладкого сна, где она видела себя в объятиях Фитца на каком-то пляже под пальмами, она села и взяла трубку.

– Венни?

Голос Моргана заставил ее сразу же проснуться, как будто ее окатили холодной водой.

– Венни? Ты меня слышишь?

– Морган, это ты… Я думала, ты в Рио.

– Так и есть, дорогая, и мне очень жаль, что я не смог встретить тебя. Мой отец тебе все объяснил?

– Да… да, он все объяснил.

– Отлично. Надеюсь, он хорошо присматривает за тобой.

– Д-да…

– Не позволяй ему слишком сильно себя эксплуатировать – ты знаешь, он сам трудоголик и считает, что все остальные тоже. Я скучаю по тебе, Венеция.

– Да… – Венеция то наматывала шнур вокруг пальца, то опять снимала его. – Я тоже по тебе скучаю. Ты когда приедешь, Морган?

– Планирую на следующей неделе – а затем смогу провести некоторое время с тобой. Ты даже не представляешь, как я соскучился и жду встречи.

– О, Морган. – Только теперь Венеция поняла, в какую ситуацию попала, и просто не знала, что отвечать. Но что она могла сказать ему?

– У тебя все в порядке, дорогая?

– Да, просто сейчас еще только шесть – просто я спала.

Морган засмеялся: – Ну, хорошо, тогда ложись, досыпай. Я позвоню тебе через пару дней. Желаю хорошо провести время, и не позволяй Фитцу изнурять себя работой.

– Нет, он на такое не способен. Желаю тебе всего хорошего, Морган.

– Я тебе еще позвоню, лапочка – я тебя люблю.

– Да… я тебя тоже…

Венеция положила трубку и откинулась на подушки, глядя в потолок. О, Боже, что же ей делать? В ее мыслях был только Фитц, ее тело помнило тепло его тела, когда они танцевали, тесно прижавшись друг к другу, ее губы помнили вкус его поцелуя, и, когда позвонил Морган, ей снилось, как они любят друг друга. Она знала, что любит Моргана, но – по-другому. Но она тоже знала, что совершенно неожиданно страстно и всем сердцем она полюбила его отца. Возможно, сегодня вечером, подумала она с улыбкой, возможно, сегодня вечером они опять пойдут в какой-нибудь ресторан и будут при свечах смотреть в глаза друг другу и будут еще танцевать. Вдруг она вспомнила о Раймунде. Ну, конечно же! Больше не будет никаких ресторанов со свечами. Фитц был с Раймундой. А она была с Морганом.

В самом мрачном настроении она пошла в ванную и включила душ. Стоя под тугими струями, не боясь намочить волосы, она думала, что можно сделать с Раймундой. И пришла к выводу, что этим должна заниматься не она. Если Фитц захочет отделаться от нее, он это и сделает. Ей остается лишь ждать.

Боб Ронсон – отличный мужик, подумал Фитц, кладя трубку на рычаг. На него всегда можно положиться, он все сделает, что бы его ни попросили, даже если просьба и не вполне обычная. Но с Ронсоном хорошо иметь дело, когда он выступает на твоей стороне, если же против – он становится жестким и расчетливым. Ронсон не допускал, чтобы хоть что-то мешало его продвижению по лестнице успеха. А это было как раз то, что нужно для большой компании – в корпорации МакБейна он также успешно продвигался вверх, и они знали, что ему всегда можно поручить самую неблагодарную работу. Ронсон обещал, что через неделю вернется и привезет все данные по делу Хавен, которые ему удастся добыть – он сказал, что до него доходили кое-какие слухи на этот счет, а кроме того, он знал, что многие с подозрением относятся к Кауфману и Рабину. Короче говоря, он все узнает.

Это будет только справедливо, подумал Фитц. Он сделает все, что в его силах, чтобы восстановить справедливость для Венеции и ее сестер. И все. Прошлой ночью он совершил большую ошибку. Венеция действительно очень мила, очень молода, и он не удержался. Но она – девушка Моргана. И ему хватает проблем с Раймундой, которая вчера вечером, когда уже разошлись гости, устроила скандал, обвиняя его в грубости по отношению к гостям; она сказала, что он оскорбил их, пожелав им спокойной ночи и отправившись спать. Олимпи тоже была там и с легкой улыбкой наблюдала стычку между ними. Он успел заметить, что она была необыкновенно привлекательна – в красном платье и с такого же цвета помадой. Но он думал только о Венеции… Венеции…

Кажется, сегодня день, когда надо бы подумать, как расстаться с прошлым – он забудет об этом эпизоде с Венецией, и надо бы как-то придумать способ избавиться от Раймунды. Сейчас она была внизу и укладывала вещи. Он с самого начала дал ей понять, что никакого общего будущего у них быть не может – эта была временная связь, которая приносила радость, по крайней мере, до тех пор, пока Раймунда не стала требовать слишком многого.

И, как по волшебству, в эту минуту в его кабинет ворвалась Раймунда.

– Я так и знала, что застану тебя здесь, – сказала она сварливо. – Очевидно, твое понятие об «отдыхе» не относится к работе, только к вечеринкам, развлечениям и ко мне.

– Раймунда, – спокойно ответил Фитц, – я был совершенно доволен тем, как я проводил здесь время – наедине с тобой. Все мое внимание было отдано только тебе.

Раймунда стала расхаживать по комнате, очень элегантная в своих изящных туфлях-шпильках и в белом полотняном костюме.

– Разумеется, – продолжала она, не обращая внимания на его слова, – тебе нет необходимости волноваться обо мне, хотя ты никогда этого и не делал. Солти Мейджорс проявил любезность и сказал, что полетит вместе со мной в Нью-Йорк – в субботу у него регата в Ньюпорте, и я хочу поехать с ним.

Она выпалила это, как бы бросая ему вызов, и Фитц улыбнулся – она все еще продолжала свои игры с ним.

– Это очень мило со стороны Солти. Разумеется, я буду о тебе волноваться, Раймунда. Я не хочу, чтобы ты была несчастна. И я никогда не хотел обижать тебя… просто у нас ничего не получилось – вот и все.

Раймунда понимала, что он прав. Она бросила свою последнюю карту – и проиграла.

Фитц взял ее за руку и проводил на палубу. Катер, набитый вещами Раймунды, уже был готов к отплытию, и молодой моряк в белой рубашке, шортах и капитанской фуражке стоял у штурвала. Раймунда задержалась в нерешительности, затем повернулась к Фитцу.

– Может быть, попытаемся еще раз, – прошептала она, – еще только один раз?

Фитц нежно поцеловал ее в обе щеки.

– Все кончено, малышка, – сказал он, делая шаг назад. – Давай расстанемся друзьями, Раймунда.

Раймунда пожала плечами.

– Друзьями! – фыркнула она, ступая на катер. – Мы никогда не были друзьями.

Возможно, она и права, подумал Фитц, наблюдая за тем, как катер направляется к берегу.

Венеция провела все утро с Мастерсом в Бриджтауне, где он показывал ей местные магазины, рынок, и она пришла в восторг, увидев огромные корзины с зелеными и желтыми экзотическими фруктами, всевозможные сорта стручкового перца, каких-то необыкновенных, совершенно незнакомых ей рыб, выловленных сегодня утром. В магазинах она видела приветливые дружеские лица, и это немного отвлекло ее от личных проблем. Она приехала сюда работать, и она не собирается подводить Моргана – по крайней мере, уж в этом.

Катер с «Фиесты» только что пришвартовался, когда Мастерс с Венецией прибыли в гавань, нагруженные покупками. С катера сошла Раймунда, оглянувшись, чтобы отдать кое-какие приказания молодому матросу, разгружавшему ее вещи. Проходя мимо них, она бросила на девушку ледяной взгляд и с высоко поднятой головой прошла вперед.

Они с удивлением посмотрели ей вслед.

– Никогда не считал ее настоящей леди, – с усмешкой прокомментировал Мастерс, – похоже, мы от нее избавились.

Избавились от нее? Венеция вслед за ним взошла на катер. Багаж Раймунды был сложен у пирса, и она видела, как его относят к машине, где с каменным выражением лица сидела сама Раймунда. Значит, он сделал это! Фитц сделал это! Он порвал с Раймундой – отослал ее прочь. И все из-за нее. Она почувствовала, как у нее задрожали коленки. Значит, он ждет ее – нет, все-таки жизнь – замечательная штука!

Мастерс направил катер к «Фиесте», помог Венеции перенести на борт их покупки и опять направился к берегу, чтобы забрать матросов, помогавших Раймунде.

В чистеньком камбузе Венеция разложила свои припасы. Прежний повар оставил ей целую тетрадку подробных указаний, и она намеревалась прочитать их, а также получше ознакомиться с камбузом и его оборудованием, но сейчас она была слишком взволнована. Сначала она примет душ и переоденется, чтобы выглядеть как можно более привлекательной.

Фитц не мог сосредоточиться. Он уже в третий раз перечитывал один и тот же абзац и никак не мог вникнуть в его смысл. Он сердито отбросил книгу. Ну почему он не желает признаться себе самому, что ждет ее, что как мальчишка-школьник только и ждет, чтобы увидеть ее, поймать ее улыбку. Он просто сошел с ума – надо что-то с этим делать, причем как можно скорее, пока еще не поздно и он еще в состояний хоть что-то соображать. Он снял трубку местного телефона и позвонил в «Островной клуб рыболовов Пита». Ему лучше уехать на пару дней со своим старым приятелем Питом половить барракуду или тунца – это отвлечет его и не даст возможности совершить глупость. На следующей неделе вернется Морган, и все опять встанет на свои места.

Фитца не было три дня, целых три дня, и Венеция чувствовала, что с каждым из них она что-то теряет. Она попыталась объяснить себе то потрясение, которое испытала, узнав о том, что он уехал, уехал, даже не попрощавшись с ней, но все равно в голову приходило одно и то же. Фитц, очевидно, был сильно расстроен из-за отъезда Раймунды. Может быть, это не он сказал ей, что между ними все кончено, а она ему, может быть, он совсем и не думает о Венеции? Все эти мысли без конца вертелись у нее в голове, и, загорая на палубе или работая на кухне, готовя обеды для команды, она все время думала о том, что совершенно ему не интересна – что с его стороны это был просто дружеский поцелуй. Он увидел, что она молода и привлекательна, а кроме того, на него подействовало выпитое вино и танцы. О, Господи, что же ей делать?

Наконец, к вечеру третьего дня он вернулся. Было десять часов. Температура как поднялась утром до тридцати с лишним градусов, так и держалась до вечера. Воздух был тяжелый и влажный, чувствовалось приближение грозы.

Лежа на своей кровати, Венеция услышала, как приближается катер. Она быстро села, отбросила назад волосы и выскочила наружу. С верхней палубы она увидела, как Фитц разговаривает с Мастерсом, а затем уходит в сторону своей каюты, даже не взглянув в ее сторону.

Она вернулась к себе, села на кровать и стала думать, что же ей делать. Не может быть, чтобы он был к ней равнодушен. Мужчина не станет так целовать, если женщина ему безразлична. Он просто избегает ее из-за Моргана – и в этом он прав. Только она не собирается проявлять благородство. Она должна что-то сделать…

Торопливо, пока не передумала, она накинула на себя белую просторную майку и широкие шорты цвета хаки, быстрыми, неровными движениями расчесала волосы и выбежала на палубу. Она немного помедлила, вернулась и щедро смочила «луговым колокольчиком» у себя за ушами и ложбинку на груди и опять двинулась в сторону двери.

Она забежала на камбуз, схватила блюдо с холодным цыпленком, плетенку с французскими булочками и бутылку охлажденного белого вина. Это послужит вполне приличным объяснением, если кто-нибудь увидит, как она входит в каюту Фитца. Проходя по коридору, она слышала звуки музыки, но в салоне было темно и пусто. Она легко постучала в дверь его спальни и подождала. Никто не отозвался, и она осторожно отворила дверь. Горел свет, а из проигрывателя лились приглушенные нежные и мелодичные звуки Вивальди. Фитц всегда выключал шумный кондиционер, когда слушал музыку; окна, сквозь которые проникал душный ночной воздух, были открыты. Венеция услышала плеск воды в ванной. Она стояла, неловко вцепившись в плетенку, тарелку с курицей и бутылку вина и не знала, как ей быть. Может быть, она делает что-то не то? Хорошо воспитанные девушки не преследуют мужчин вот так. Она подумала, что бы в таком случае посоветовала ей Дженни. «В любви главное – не упустить свой шанс», – как-то сказала она. Наверное, именно это она сейчас и делает.

Дверь ванной отворилась, и в дверях показался Фитц, с полотенцем, обмотанным вокруг бедер, с мокрыми от душа волосами. После этих нескольких дней в море его загар приобрел красноватый оттенок, тело у него было мускулистым и подтянутым. Она заметила, что в темных волосах на груди пробиваются седые волоски, а на одной руке виден глубокий шрам, видимо, очень давний, а потом их взгляды встретились.

Фитц был очень доволен собой. Он решил, что справился с этим. Они отправились с Питом в море, ловили рыбу целых три дня, по вечерам пили виски, после чего спали как убитые, а на рассвете вставали и принимались опять за свои снасти. Он убедил себя, что забыл о ней, что весь тот вечер – просто ничего не значащий эпизод в его жизни, просто вспомнились его прежние романтические мечты о Дженни Хавен. А теперь она стояла здесь перед ним, и все начиналось сызнова.

– Я решила, что вы, может быть, захотите поесть, – запинаясь, пробормотала Венеция, ставя еду на стол. – В конце концов, я же здесь повар.

– Спасибо, Венеция.

– Вообще-то это не совсем так… – Она подошла к нему, сунув руки в карманы своих широких шорт, как напроказивший ребенок. Только она уже давно не ребенок. Он видел, как напряглись ее соски под тонкой тканью маечки. – Я пришла сказать не это.

Фитц с деланным безразличием подошел к столу и взял бутылку.

– Не хочешь ли выпить со мной бокал вина, Венеция?

Она взяла бокал из его рук. И, глядя ему прямо в глаза, попыталась отгадать его реакцию на ее появление.

– Может, поешь что-нибудь, – вежливо поинтересовался он.

Венеция отпила немного вина.

– Фитц, – сказала она, – Фитц… о, Боже, это ужасно. Поставив бокал на стол, она провела рукой по волосам и подошла к нему.

– Фитц, по-моему, я полюбила вас. Нет, я действительно люблю вас. Вы, наверное, считаете меня дурочкой, ведь я совсем вас не знаю… но на самом деле я знаю вас, я чувствую вас так же, как и себя. – Она глубоко вздохнула. – Все. Я все сказала. – Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и опустила голову, рассматривая золотистый персидский ковер, ласкающий нежным ворсом ее босые ноги.

Фитц хотел попросить ее уйти, только не знал, как сделать это помягче и повежливей, но когда она посмотрела на него глазами Дженни, да и рот мучительно напоминал рот Дженни, и когда она сказала, что любит его… В этот миг с ним случилось какое-то странное превращение: он был тем прежним юным Фитцем, который любил красавицу на экране, но одновременно живая красавица его юных мечтаний стояла перед ним. Он схватил ее в объятия, ее голова откинулась назад от силы и страстности его поцелуя. Он целовал Дженни, и в то же время он целовал Венецию, эти золотистые груди и нежные розовые сосочки, напрягшиеся от его прикосновения, эти надушенные светлые волосы и шелковую кожу. Так его еще мальчишеская влюбленность к недоступной и далекой женщине воплотилась в неудержимое желание обладать шелковистым, гибким телом ее дочери.

Венеция провела рукой по его спине, ощущая, как приятно ей касаться его кожи и мышц. Ее губы распухли от поцелуев, грудь сладко ныла от его ласк, и, когда он вошел в нее, она закричала от любви, боли и восторга, прильнув к нему как можно теснее, еще теснее, пока не достигла наивысшего наслаждения. Она услышала, как он вскрикнул, но она была вся поглощена своими новыми чувствами… нет, это ей показалось, конечно же, он крикнул «Венни», а не «Дженни».

Венеция проснулась от грома и шума дождя. Вспышка молнии осветила темную комнату, и она увидела, что в ней больше никого нет. Спустив ноги с кровати, она зашлепала к ванной – но его там тоже не было. Она нашла белый купальный халат и, завернувшись в него, вышла на палубу. Он стоял у борта, глядя на грозу.

Несколько секунд она издали смотрела на него, затем подошла сзади и обхватила руками за талию.

– В такую грозу опасно стоять на улице, – прошептала она.

Фитц повернулся и посмотрел ей в глаза. Ей показалось, что он не похож на себя – как будто он был где-то далеко-далеко, за миллион миль отсюда.

– Венеция. – Она подняла к нему лицо, и он поцеловал ее в губы нежно и ласково. – Спасибо тебе.

Они некоторое время смотрели друг на друга, вспоминая все случившееся между ними, затем он взял ее за руку и повел внутрь.

– Тебе нужно немного поспать, – сказал он. – Уже поздно.

– Можно я останусь у тебя?

– Увидимся завтра. А теперь иди-ка, ложись.

Он довел ее до трапа, ведущего на верхнюю палубу, и, поцеловав руку, некоторое время задержал ее в своей, неохотно отпустив, когда она стала подниматься по ступенькам. Он простоял там, пока не услышал, как закрылась ее дверь, затем вернулся на то же место на палубе, любуясь грозой и вспышками молнии.

Чувствуя, как любовь и нежность заполняют ее, Венеция забралась в свою кровать и стала вспоминать все, что произошло между ними. Только одна мысль тревожным диссонансом нарушала ее ощущение полного счастья. Почему, когда он произнес «спасибо», это слово прозвучало, как будто он прощался с ней, как будто он сказал «прощай»?

Фитц уехал задолго до рассвета на моторной лодке, а затем на машине поехал в аэропорт. Его рейс был самым первым – рейс на Нью-Йорк.

Венеция прочитала его письмо при солнечной реальности ясного утра. Все кончено, как будто ничего и не было. Он хотел, чтобы она забыла о нем, она молода и прекрасна, и он потерял голову. Он хотел поблагодарить ее, попросить ее не обижаться, сказать ей, что она прекрасная и милая девушка, которой он просто недостоин. Он просит простить ее и забыть о прошлой ночи – как постарается сделать и он. Когда им придется встретиться в следующий раз, они будут вести себя так, будто между ними ничего не было.

Но почему? Почему, когда все было так чудесно? Неужели из-за Моргана? Заперев дверь каюты, Венеция свернулась клубочком на своей кровати и зарыдала. О, Боже, ну почему жизнь – такая сложная штука? Ну, почему? И почему она не встретила Фитца раньше?

Морган удивился, услышав от летчика самолета Мак-Бейна, что Фитц вернулся в Нью-Йорк. Он рассчитывал застать его на «Фиесте», думал, что он отдыхает на полную катушку. Он слышал, что именно это и приказал ему сделать доктор Уолден, причем приказал довольно строго. Нет, он сказал, что Фитц абсолютно здоров, но, когда человеку уже около сорока пяти, нужно немного сбавить темп. Нужно быть поспокойнее, наслаждаться жизнью, меньше думать о работе и о грядущих сделках, которым нет конца. Другими словами, он велел ему немного притормозить и жить жизнью простых смертных. Но, как обычно, Фитц поступил по-своему. Однако странно, что он не позвонил ему в Рио. Он был так озабочен этим бразильским контрактом. Ладно, неважно, он сам позвонит ему сегодня вечером и сообщит, что там полный порядок, и контракт будет подписан на следующей неделе, когда подготовят все документы.

А теперь, думал Морган, я могу немного расслабиться и насладиться обществом Венеции.

Она не приехала в аэропорт встретить его, хотя в глубине души он надеялся, что она все-таки приедет, и поэтому был немного разочарован.

Но она ждала его на пирсе, сидя на каменном кнехте, красивая и загорелая – примерно такая, как он себе ее и представлял.

– Как я рад тебя видеть, – сказал он, обнимая ее. – Ты даже не представляешь, как мне тебя не хватало… ужасно не хватало. Я привез тебе кучу подарков.

– Ой, Морган.

– Ой, Морган, что? Разве молодой человек не может купить пару сувениров для любимой девушки?

Она с отчаянием смотрела на него. Ее положение становилось все двусмысленнее, а ведь это только начало.

– Между прочим, – сказал он, беря ее под руку, когда они сидели рядышком за обеденным столом, – мисс Хавен, вы получаете отпуск на всю неделю. Сегодня я приглашаю вас в самый лучший, самый уютный ресторан на этом острове. Я знаю, как вы, повара, относитесь к еде – и можешь мне поверить, что все будет на самом высшем уровне – будет и вино, и свечи. В «Багатель» умеют создать обстановку. А потом пойдем в ночной клуб потанцевать.

– «Багатель»… танцы… ой, Морган… – Она беспомощно посмотрела на него.

– И это все, что ты можешь сказать? «Ой, Морган»? – парню, который пролетел тысячи миль, только чтобы побыть с тобой? Ах, Венеция. – Он обнял ее и притянул к себе. – Разве ты не так же рада видеть меня, как и я тебя?

Венеция была счастлива, что он не стал ждать ее ответа.

– А завтра, – произнес он с воодушевлением, – я собираюсь победить тебя в гонках на водных лыжах. А ты когда-нибудь ловила рыбу на спиннинг? Нет? Тогда мы завтра с тобой половим барракуду – ну, что ты на это скажешь?

Венеция не могла не рассмеяться.

– Ты просто чудо, Морган. Ну почему ты не устал после такого длинного перелета?

– Потому что я влюблен, – просто ответил он.

Она пыталась отговорить его идти в «Багатель», но он оставался непреклонным. Это место ей обязательно понравится, он в этом не сомневался.

В любое другое время она бы не стала торопиться, но сегодня это становилось просто невыносимо. Ей нужно ему все рассказать, она должна сделать это.

– Морган, – сказала она, кладя вилку. Она лишь ковыряла ею нежнейшую закуску из летающих рыб, делая вид, что ест. – Морган, я хочу тебе что-то сказать.

– Тебе не нравится рыба? – поддразнил он ее. – Недостаточно вкусная, по твоим меркам?

Она не могла смеяться.

– Нет, Морган, дело не в этом, это гораздо серьезнее. Он с удивлением посмотрел на нее.

– Хорошо, малышка, так что тебя тревожит? Вот теперь наступил подходящий момент.

– Я покидаю «Фиесту», Морган. Я возвращаюсь обратно в Лондон.

Он раскрыл рот от изумления.

– Но почему? Тебе здесь плохо?

– Нет, мне кажется, что здесь я как-то… ну, как бы на чужом месте.

Морган взял ее за руку.

– Но почему, Венни? Ты ведь повар не хуже других – и уж, конечно, достаточно хороший для «Фиесты». Может быть, мой отец как-нибудь обидел тебя?

– Нет, нет, что ты? – Венеция почувствовала, как краска стыда прилила к ее щекам, и старалась не смотреть в глаза Моргана. Она не может сделать этого. Она не может рассказать ему про Фитца. Она хотела, но это было слишком тяжело, это причинило бы ему настоящую боль. Он такой славный, такой добрый. – Просто мне действительно нечего здесь делать. Для кого мне готовить?

– Отдыхай и радуйся жизни, лапонька. В это время года здесь намного лучше, чем в Лондоне, разве нет? И, кроме того, это дает мне возможность видеть тебя.

– Морган. И еще одно. Я совсем не уверена, что ты должен видеть меня, то есть я хочу сказать, что тебе нужна другая девушка, я не хочу, чтобы ты тратил на меня время, когда ты можешь найти себе другую.

– Эй, ну-ка погоди минуточку. Это уже действительно серьезно. – Он сильнее сжал ее дрожащую руку. – Что случилось? Мне казалось, что у нас довольно хорошие и доверительные отношения. Почему полмесяца на «Фиесте» так сильно изменили тебя?

Венеция ничего не ответила, глядя на бокал вина, того самого рубиново-красного вина, какое она пила здесь с Фитцем.

– Дело во мне, лапочка? Ты не чувствуешь себя уверенной со мной? Тебе кажется, что ты мне не нужна? Я не хотел, чтобы так получилось… я хотел, чтобы ты подумала, чтобы привыкла ко мне и моим вечным разъездам. Ведь, если ты выйдешь за меня замуж, тебе придется смириться с такой жизнью.

Венеция подняла руку, чтобы остановить его. Она знала, что он хочет сказать. Еще месяц тому назад она была бы счастлива и рада услышать это. Месяц тому назад—тогда она и впрямь была еще ребенком.

– Морган. Не надо. Пожалуйста, не надо.

По щекам ее катились слезы, и она торопливо смахнула их.

– Эй, Венни, ну что случилось?

Морган был такой милый, такой добрый, такой внимательный – и такой красивый. Любая девушка умерла бы от счастья, если бы он полюбил ее. Любая, только не она.

– Может быть, я слишком давлю на тебя, Венни, я не хотел этого. Наоборот, я предоставил тебе время подумать, ведь ты еще так молода.

Венеция жадно схватилась за эту соломинку.

– Да, это одна из причин. Я чувствую, что еще не готова к тому, чтобы выходить замуж, Морган. Слишком молода, чтобы брать на себя такую ответственность. Поэтому я и должна уехать с «Фиесты», уехать от тебя. Я не хочу водить тебя за нос. Возможно, я вообще никогда не выйду замуж… понимаешь, Морган, никогда.

Морган откинулся на спинку стула. Меньше всего на свете он ожидал такого поворота. Казалось, она чем-то смущена и встревожена. Может быть, он и в самом деле действовал чересчур энергично, давил на нее?

– Успокойся, родная, – ласково произнес он. – Послушай, не убегай от меня, Венни. Обещаю тебе, что не стану тебя торопить, не стану приставать к тебе. Если хочешь, я могу завтра же уехать. Оставлю тебя здесь одну, чтобы ты обо всем подумала, разобралась в себе. А где лучше всего быть одной? Конечно же, на «Фиесте»! Не уезжай, Венни. Если ты уедешь, у меня будет такое чувство, будто я потерял тебя насовсем. Ну, пожалуйста.

Но она понимала, что должна уехать.

– Пожалуйста, Венни, останься.

«Венни». Она вспомнила, как выкрикнул ее имя Фитц в порыве страсти. Он любил ее в ту ночь, она в этом не сомневалась, и, если она уедет с «Фиесты», она больше никогда в жизни не увидит его, это будет конец. Если же она останется, то Фитц вернется на яхту, он же не может всю жизнь быть где-то там, далеко, и тогда ему волей-неволей придется встретиться с ней опять, и у нее будет пусть малюсенький, но шанс, что он передумает.

– Хорошо, Морган. Я останусь. – Он с облегчением вздохнул и улыбнулся. – Но…

– Знаю, знаю, – сказал он. – Но пока я согласен на все твои «но». Договорились?

Они торжественно пожали друг другу руки над столом.

– Договорились, – сказала она. Иуда, подумала она о себе.