Я продолжала бесцельно бродить по бутикам, только теперь с ощущением, что некто дышит мне в затылок. Потратив около часа на то, чтобы вычислить преследователя, я пришла к выводу, что у меня паранойя. В конце концов, глупо надеяться, что Глеб мне доверяет. Он вполне мог приставить своих людей. Так ничего и, не купив, я села пообедать в кафетерии. Достала зеркальце и изучила публику сзади, поймав себя на мысли, что чувство тревоги не отступает, я покинула торговый центр. Пересекла проезжую часть, свернула во дворы, немного поплутала, но так никого и, не обнаружив, решила выйти к проспекту.
Паника достигла своего апогея, я пустилась бежать, когда черный джип со скрежетом затормозил у тротуара, но бег, к сожалению, не был моей сильной стороной. Два амбала схватив меня, скрутили мне руки за спиной, и, надев черный мешок на голову затолкали в машину. Оказавшись зажатой между двух головорезов, с мешком на голове, я жадно хватала воздух, но мое единственное легкое не справлялось, и я потеряла сознание.
Очнулась я от хлынувшего потока холодной воды, попыталась пошевелиться, но безуспешно: руки были привязаны к спинке стула, на котором я сидела, ноги тоже были связаны. Передо мной стоял мужчина, крепкого телосложения, бритый наголо, он терпеливо ждал, пока я осмотрюсь по сторонам. Это был подвал. Большое помещение, бетонные стены, и судя по тому, что мне не заклеили рот, орать можно сколько угодно — никто не услышит.
— Вы совершили ошибку, — сказала я.
— Давай, вместе ее исправим, — хохотнул он и продолжил, — Ты расскажешь нам, где Хантер, и мы тебя отпустим на все четыре стороны.
Я вспомнила, как выглядел труп Кучерова и тошнота подкатила к горлу.
— Убит, при задержании.
Здоровяк подошел и со всей силы ударил в солнечное сплетение, я бы согнулась пополам, если б не была туго привязана к стулу.
— Вы меня привязали, чтоб я сдачу не дала? — сказала я отдышавшись.
— Не хочу портить твою красоту, но если ты будешь упрямиться, без этого не обойтись.
— Вы не красоту портите, а здоровье. Я и так почти инвалид, еще один такой удар и я отправлюсь прямиком к Хантеру. Так что можете передавать послание.
Дальше начался кромешный ад. Я и раньше попадала в плен, к Макару, но его люди были практически джентльменами, на фоне моих сегодняшних мучителей. Периодически я теряла сознание, приходила в себя, и все начиналось снова. У моего инквизитора появился напарник, более молодой и энергичный, он подошел к делу со всей ответственностью. Чем больше времени проходило, тем меньше они ограничивали себя в фантазиях. Они были уверены, что Хантер ушел, и помогла ему я, а я знала, что даже если сдам Макса, живой меня уже не оставят.
Здоровяк занес руку, а я, зажмурившись, закричала:
— Меня зовут Полина Ковалева! Мой муж сотрет вас в порошок!
Этого не стоило говорить, потому что Полину Ковалеву следовало убить и труп ее спрятать так, чтоб никто и никогда не нашел, но я приближалась к тому состоянию, когда выстрел в голову — не худший исход.
— А меня принц Чарльз! — загоготал тот, что моложе.
— В моей сумочке паспорт!
— Дай ее сумку, — обратился здоровяк к товарищу.
Изучив документы, он нахмурился еще больше.
— Слушай, если ты так уверена, что Хантер мертв, кто, по-твоему, организовал покушение на Беса?
— А по-вашему, это сделала я в паре с киллером-любовником, а потом сама же под пули и полезла?
— Под какие пули? — здоровяк удивился.
— Я была с Бесом, когда в него стреляли! И ваш первоклассный киллер попал в меня! Странный промах для такого парня, не находите?
Здоровяк задумался, и мои страдания на время прекратились.
— Может, попробуем более гуманные способы, — мерзко облизнулся второй.
— Не советую. Она держит за яйца Клима и Беса. И то, что они на время выскользнули из ее рук, еще не значит, что она не схватит их крепче.
— Должно быть, девчонка с талантами! — продолжал веселиться тот.
— Гена, пока не трогай! Запри в коморке, и руки развяжи.
Здоровяк удалился, а Гена, развязав меня, повел через весь подвал, в самый дальний угол. Я не сразу разглядела там дверь. Шаги давались мне с трудом, а мокрая блузка, облепив грудь, будоражила фантазию Геннадия. Столько пошлых шуток я не слышала за всю жизнь. Открыв дверь, прежде чем втолкнуть меня внутрь, он лизнул мою щеку, мгновенно вызвав рвотный рефлекс.
— Еще повеселимся, Крошка!
— Молись, чтобы за мной пришел Клим, а не Бес, — прошипела я.
Комната была не большой, без окон, но имелся матрас, на нем я и устроилась. Я даже не знала, какая часть тела болит больше, лежать в любом положении было неудобно, но я просто закрыла глаза и отключилась.
Когда я пришла в себя, все тело ныло, с губ струилась кровь, голова гудела, одежда промокла насквозь, и было дико холодно. Я потеряла счет времени, но на улице должно быть тепло. На самом деле, не было уже никакой надежды на то, что Глеб или тем более Клим вытащат меня отсюда, и временами мне просто хотелось умереть, желательно быстро.
Услышав лязганье замков, я сжалась в комок от ужаса. Сейчас решится моя судьба. Наверняка здоровяк отправился проверять информацию обо мне. И либо он договорится с Климом, либо меня решат убрать, чтоб избежать последствий. Опять же, Климу выгоднее повесить мой изуродованный труп на Глеба, чем наживать проблемы, вытаскивая из дерьма неверную жену.
— Ну что, Красотка! Отправишься в последний путь? Если вспомнишь что-нибудь ценное, обещаю: все будет быстро, — сказал здоровяк.
Я же вздохнула с некоторым облегчением. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
— Да, вид уже у нее не товарный, — в дверях появился Гена, — Но сиськи все равно зачетные. Если ее списывать, от чего бы ни обрадовать напоследок? — хохотнул он.
— Гена, тебе бабы что ли не дают? Валяй, хозяин уже и сам сомневается, что она что-то знает, — здоровяк развернулся и вышел, оставив меня с Геной один на один, что не предвещало ничего хорошего.
Мерзко ухмыльнувшись, он подошел и присел на корточки, грубо взяв меня за подбородок, так что наши взгляды встретились, сказал:
— Как на счет развлечений, Крошка?
Я отдернула лицо и ответила, чеканя каждое слово:
— Бес, придет за мной. Вот тогда и развлечемся.
«Я всегда прихожу за своим сам» — вспомнила я его слова. Только бы пришел. Только бы не опоздал.
— Ты, правда, его ждешь? Тогда у меня плохие новости: я работаю на Беса, и сегодня он пустил тебя в расход — расхохотался Гена, а я лишилась дара речи.
Это не могло быть правдой. Глеб никогда бы так не сделал. Если бы ему было нужно, он пытал бы меня сам, он никогда бы не позволил кому-то надо мной издеваться.
Гена резко схватил меня за волосы и повалил на пол. Завязалась нешуточная борьба, в которой у меня не было шансов. Хоть я и получила навыки рукопашного боя, но вести его в горизонтальном положении в моем нынешнем физическом состоянии не представлялось возможным. Моя блузка напоминала лохмотья, и дело осталось за джинсами, я искренне надеялась, что они будут более стойкими.
— Тогда пусть он придет! Я все ему расскажу! — истошно орала я, но мерзавца это не останавливало.
Я перешла на дикие вопли и истошный вой, из всего, что я кричала, можно было разобрать только имя:
— Глеб!!! Глеб!!! — я не верила, что он мог держать меня здесь и тем более позволил так со мной обойтись.
И чудо случилось, я услышала его голос.
— Какого черта?! — где-то вдалеке рявкнул Бессонов.
Сначала я решила, что это мираж, но мой противник ослабил хватку, как будто прислушиваясь. Дверь распахнулась, и, запрокинув голову, я могла увидеть Беса. Облегченно вздохнув, я прикрыла глаза и разрыдалась. Гена оперативно соскочил с меня и уставился на Бессонова. Глеб и без того был в ярости, а увидев меня полуголую, избитую, лежащую на полу, не в силах пошевелиться и вовсе побагровел от злости. Бросившись ко мне, стянул с себя футболку и надел на меня. Подхватил на руки и понес в сторону выхода. Вцепившись ему в шею, я рыдала без остановки, лишь единожды прошептав севшим голосом:
— Глеб…я знала, что ты придешь…
— Я пришел, Детка. Я приду, где бы ты ни была. Я всегда буду рядом.
От солнечного света ломило глаза, и я уткнулась носом ему в грудь, вдыхая любимый аромат его одеколона. Никогда я так не была счастлива в его объятиях, как в эти минуты. Бес хотел было усадить меня на сиденье, но я вцепилась в него мертвой хваткой, казалось, только чувствуя тепло его тела, я могу быть в безопасности, и только стоит ему отстраниться, как весь остальной мир растерзает меня в клочья.
— Сядь за руль, — бросил он кому-то, а сам устроился на заднем сидении, продолжая держать меня на руках.
— Все позади, теперь все будет хорошо. Прости меня, Детка, — приговаривал Бессонов, поглаживая меня по голове.
— Ты пришел, — сказала я то, что, на мой взгляд, было самым важным.
Немного согревшись и успокоившись, я прижалась к нему сильнее и не заметила, как отключилась.
Придя в себя, я увидела, что лежу в комнате Глеба. Голова у меня была перебинтована, рядом стояла капельница, а на тумбочке множество коробочек и тюбиков с различными лекарствами и мазями, но Глеба рядом не было, что вселяло дикий страх. Казалось, вот-вот дверь откроется и появится ненавистный Гена. Я прикрыла глаза и пережила весь этот ужас заново. Поняла, что кричу, лишь, когда Бессонов взял меня за руку:
— Детка! Все позади! Посмотри на меня!
Я открыла глаза и села на кровати.
— Не уходи. Никогда больше не оставляй меня.
Глеб, грустно усмехнулся:
— Я так долго ждал этих слов, но ни в подобной ситуации точно.
— Бойтесь своих желаний, — развела я руками, — но зная тебя, вряд ли ты так уж сильно переживаешь за способ, которым они достигнуты.
— Я смотрю тебе гораздо лучше, — он полоснул своим режущим взглядом, — Это самое мерзкое, что можно было себе вообразить. Самое грязное и отвратительное. Я не смог защитить свою женщину.
— Ты успел. И я безмерно тебе благодарна, но формально я еще Ковалева.
— Уже нет, — я вопросительно подняла бровь, а Глеб продолжил, — Долгая история, расскажу позже, думаю, Клим даже не в курсе, что ты пропала. Но ты моя. Только моя! — он победно улыбнулся и коснулся кончиком своего носа — моего.
— Я люблю тебя. Я всегда тебя любила.
— А я всегда знал, где ты и терпеливо ждал, когда ты вернешься. Сама.
Вообще он выглядел так, будто это над ним измывались несколько суток. Какая-то мысль мелькнула в моей голове, но потом быстро исчезла, так и не сформировавшись.
Следующие несколько дней прошли в полнейшем единении душ. Глеб старался максимально редко оставлять меня одну, а когда ему все же приходилось отлучаться, я считала минуты до его возвращения, потому что как только я оставалась сама с собой, впадала в глубочайшую депрессию.
Глеб отдал мне новый паспорт на имя Полины Бессоновой и макет статьи местной газеты, где значилось, что Полина Ковалева, супруга миллиардера Климента Ковалева погибла в авиакатастрофе. Так должно было быть. Ни один из них не мог допустить того, что их спутница жизни, как переходящее знамя кочует от одного к другому.
— Я навеки пленница этих стен?
— Что? — Глеб изобразил удивление.
— Я не против. Я сделаю все, что ты посчитаешь нужным, — сказала я, повиснув у него на шее.
— Мы уедем. Через два дня. Уедем, чтобы никогда не возвращаться.
Настал мой черед удивляться:
— Ты же мэр! И без пяти минут крестный отец!
— Я складываю полномочия, — Глеб развел руками, — И оставляю город.
— Климу? — догадалась я, — Он меня продал.
— Ты бы все равно от него ушла. Так он получил небольшую компенсацию.
— Целый город — небольшая компенсация?
— Все столицы мира не стоят твоего мизинца, а я получил тебя всю за один захудалый городишко! — Глеб смотрел так, будто ждал нападения.
— Как считаешь нужным. Я принимаю любое твое решение, — улыбнулась я и прижалась к нему еще крепче.
— Да?! Неужели?! — воскликнул он, — А где моя Полина? Тебя покупают, продают, а ты принимаешь любое мое решение? — смеялся Глеб, явно довольный собой. — Она бы уже душу из меня вытрясла!
— Я знала, что тебе быстро это надоест, но у меня правда нет сил спорить. Я тебя люблю, хочу идти за тобой, куда бы ты ни пошел, и с точки зрения здравого смысла, пока все замечательно.
Глеб расхохотался, перемещая руки на мои бедра:
— Идеально! Генке премию стоило выписать!
Он был так искренне рад и не сразу понял, что сказал, а вот меня как обухом по голове ударили. Я в ужасе отпрянула от него, не желая верить в происходящее.
— Боже, как это низко! — Я закрыла лицо руками, не желая видеть его.
— Детка, все не так как ты думаешь! — он сделал попытку приблизиться ко мне.
— Не трогай меня!!! — заорала я так, что стены затряслись, Глеб от неожиданности остановился, — Не прикасайся ко мне!!! Никогда!!! Больше!!!
Я так старалась вычеркнуть все произошедшее из памяти, не думать об этом, не переживать снова и снова, что совсем забыла слова Гены, зато сейчас они эхом отдавались в моем мозгу: «я работаю на Беса»… Виски сдавило словно прессом: «Генке премию стоило выписать»… Я вдруг осознала то, что он вел себя не как чужак, вторгшийся на закрытую территорию, а вполне себе по-хозяйски. Полина Ковалева вот-вот официально прекратит свое существование. Климу сделали слишком заманчивое предложение, ему незачем было меня искать. Я была в полной власти Бессонова. Только он решал жить мне или умереть.
— Ты действительно хочешь знать кто киллер?! Или это такие методы воспитания?! — перешла я на истеричный визг.
— Прошу тебя выслушай! Я действительно ничего не знал!
— Я должна в это поверить?! Тебя боятся больше чем Макара! Ты занял все преступные ниши в городе! Вытеснил всех конкурентов из бизнеса! И твои люди без особой нужды, просто смеха ради, похищают твою без пяти минут жену, забыв поставить тебя в известность?! Это самое гнусное, что ты мог сделать! Скажи, ты стоял за стенкой?! Или тебе присылали видеоотчеты?! В какой момент ты понял, что надо остановиться?!
— Прекрати! Я ничего не знал! Я не вникал в подробности! Я знал, что есть девка, которую он не тронул, и что с ней «работают»! Можно было догадаться, что единственный магнит, притягивающий все дерьмо в городе — это ты! Но я обрабатывал твоего муженька, мне не было дела до этого киллера, а тем более до его баб!
— Ты как-то сказал, что для меня ты Бог! Нет, Глеб! Ты мой личный Дьявол, и ты создал для меня персональный ад!
Я собиралась выйти из комнаты, но он преградил мне путь.
— Отойди! Ты остановишь меня только пулей! — Бессонов не двинулся с места. — Ну, или толпой озабоченных головорезов, чтобы не быть банальным!
— Идиотка! Я никогда и никому не позволил бы так обойтись с тобой! С женщиной, которую я люблю! — Он ударил кулаком в стену, но с дороги все-таки ушел.
Я колесила по городу не в состоянии понять, что мне делать дальше. Мою грудь разрывала смесь из боли, обиды и несбывшихся надежд. Я любила его, с этим не поспоришь. Я хотела бы сделать его счастливым, я даже смирилась с его поганым характером. Но то, что произошло, было уже чересчур. Если бы нас спросили, на каких общих интересах мы сошлись, я бы смело ответила: «На любви к театральным постановкам. Господин Бессонов — отличный режиссёр. Спектакль, который он поставил, заслуживает Оскара».
Все-таки, трудно было поверить в то, что он позволил кому-то причинить мне боль, и тем более надругаться над моим телом, но мысль о том, что его люди самовольно похитили пассию хозяина и измывались над ней несколько суток, была еще более абсурдной. Ему до умопомрачения нравилось заставлять меня испытывать животный страх, а потом целовать в лобик со словами: «Все будет хорошо, Детка. Я рядом». Он кайфовал от этого. А я… Я простила ему всё. Простила за те редкие минуты абсолютного счастья, за те ночи, когда мы сгорали вдвоем и за те рассветы, когда возрождались из пепла. Я несколько лет скиталась по свету, построив стену между нами, запретив себе думать о нем, но не было ночи, чтобы закрывая глаза я не чувствовала на себе его прикосновений, не слышала его голоса, не чувствовала вкуса его поцелуев.
Я уже плохо видела дорогу, смеркалось и слезы застилали глаза. Мне было чертовски больно. Я почти физически ощущала нож, который он воткнул мне в спину. Я пережила дикий ужас, на фоне последнего акта, пытки вообще потеряли всякую значимость. Я ждала его, я верила, что он придет! Я кричала: «Бес придет за мной! Тогда вы за все заплатите!» Оказалось он и есть мой палач!
Выехав на мост, я увидела в зеркале заднего вида его машину. Слишком много грязи было между нами, чтоб забыть все и стать счастливыми. Слишком многим он пожертвовал, чтобы получить меня, слишком сильно я его любила, чтоб противостоять. «Что ж, Дорогой, сегодня ты потеряешь и город и меня». Разогнав свою малышку до предельной скорости, я резко выкрутила руль вправо. Пока салон не до конца заполнился водой, я успела различить его истошный вопль. Крик, полный боли и отчаяния. Крик безысходности и беспомощности. Так кричит мать, потерявшая дитя. Так кричит женщина, которую насилуют. Так кричал мужчина, навеки потерявший возлюбленную.