Останься со мной

Глава 8

“Оставить ее безжизненной

в моем послевкусии было ошибкой.

Самым жестоким способом уйти.

Лучше было остаться,

но она все еще не готова ко мне.”

— Оливер Мастерс

В четверг я пришла вовремя на свой первый сеанс групповой терапии и даже нашла свободное место в круге. К сожалению, среди других студентов, которых я видела мимоходом, здесь также присутствовала известная мне компания. Многие поприветствовали меня с легкой улыбкой, но большинство промолчало. Групповая терапия стала местом, где Айзек, Джейк, Алисия, Бриа и Олли были собраны вместе.

В темной комнате стулья стояли по кругу, а в углу рядом с включенным торшером стояло пыльное пианино. Оно манило меня, дразня. Мои пальцы зудели от желания прикоснуться к холодным клавишам, а в ушах звенела мольба услышать музыку, которую мои пальцы могли извлекать из каждого удара по клавишам.

«Музыкальный гений» — так меня называла моя мама, но я не играла с тех пор, как она умерла. Это было странно, из всех мест пианино находилось именно в этой комнате. Мой взгляд скользнул по черно-белому ряду, и я задалась вопросом, мой пульс по-прежнему учащается при мажорном звучании?

— Мия Джетт? — объявил темнокожий мужчина из круга, отвлекая мое внимание от пианино. Я не знала, что он был консультантом. С его юными чертами лица он легко мог бы сойти за одного из студентов. На нем не было ни единой морщинки или несовершенства.

Я кивнула, и он продолжил:

— Пожалуйста, представься.

— Похоже, Вы только что сделали это за меня. Почему бы Вам не назвать мне свое имя? — Все в кругу начали шевелиться, как будто я перешагнула невидимую черту.

— Ты можешь называть меня Арти, — сказал консультант, мой комментарий ничуть его не удивил. — Расскажи нам, почему ты здесь. Уверяю тебя, здесь безопасная среда, — на коленях у него не было ни блокнота, ни ручки. Арти хотел только слушать.

Зеленые глаза Олли уставились на меня, когда он уперся локтями в колени. Я не разговаривала ни с ним, ни с кем-либо из них после инцидента с Бриа. Пытаясь встретиться с ним взглядом, я спросила себя, осталась ли в его глазах подавленность. Олли должен был знать, что с ним случилось. Даже я всегда помнила о таком, как бы сильно не напивалась.

Правда я не могла вспомнить, что заставило меня стать такой бесчувственной.

Ирония жизни.

Олли отвел от меня взгляд. Он прекрасно все помнил, но видимо хотел, чтобы забыла я.

— Я пыталась покончить с собой, — у меня вырвался тихий смешок, — уже пару раз. Не потому, что я ненавижу себя или свою жизнь, а потому, что не могу ненавидеть. На самом деле, я вообще ничего не чувствую. — Олли поерзал на стуле, прежде чем поднести пальцы к подбородку, поэтому я продолжила: — Я подумала, что, может быть, в последний момент я смогу включить мысленный переключатель и позаботиться о том, чтобы остановить себя, но этого так и не произошло. Оба раза меня находил мой отец, и, если бы он не решил вернуться пораньше, меня бы здесь не было.

Мое внимание было сосредоточено на Олли, когда я выложила всю правду.

— Я не способна чувствовать или проявлять эмоции — вообще. Доктор Конвей перечислила несколько расстройств, которые на данный момент я не смогу вспомнить, но в целом, меня вполне можно считать мертвой. Я неизлечима и безнадежна.

В комнате стало тихо. «Как если бы можно было прислушаться и услышать отчетливый звук открывающейся банки Coca-Cola где-нибудь в Техасе. А если закрыть глаза, то услышать тихий вздох облегчения после первого глотка». Настолько было тихо.

— Спасибо, Мия, — сказал Арти, возвращая меня обратно в эту комнату.

— Она несерьёзно. — Олли недоверчиво рассмеялся и повернул голову в сторону Арти. — И вы купились на эту чушь, да?

— Безопасная среда, Оливер, — настоял Арти, подчеркивая это. — У Мии, — он указал на меня, — нет связи с эмоциями, и если она не сможет преодолеть свои барьеры, вероятно, наступит время, когда уже будет слишком поздно.

Олли снова повернулся ко мне. Он прищурился, словно пытался проникнуть сквозь ложь, и добраться до правды. Но она уже была ним, он просто не смог ее принять. Он дёргал коленом, но я оставалась спокойной, хотя и не могла понять, почему это произвело на него такое физическое влияние.

Бриа рассмеялась.

— Итак, позвольте мне прояснить ситуацию. Она здесь, потому что ей наплевать на других людей? Не похоже, что так было в ту ночь…

«Спасибо, что обратила на это внимание, Бриа».

Попытки защитить себя словами, могли бы привести ко многому, ведь рот был создан не для того, чтобы использовать его как оружие, и не все сражения приводили к битвам. Но я не собиралась позволять её словам засесть в головах других людей — в голове Олли.

Откинувшись на спинку стула, я скрестила руки на груди и поменялась с ней ролями.

— Хватит обо мне, Арти. Почему бы мне не узнать больше об этой группе? Давай начнем с Бриа.

Бриа одновременно скрестила ноги и руки, подражая моим действиям, «вытаскивая меч», готовясь к битве. После одобрительного кивка Арти, ее раздражающий голос эхом отозвался в темной комнате.

— Что ты хочешь знать?

— Подожди, дай угадаю, — я поднесла два пальца к подбородку. — Драки в школе, мелкие кражи, ты попала под влияние плохой компании… Тебе нравится угождать людям. Ты просто не знаешь, как сказать «нет» или принять «нет» за ответ.

— Именно! — выпалил Джейк и хлопнул в ладоши. Арти поднял ладонь, чтобы успокоить гудящую от моего комментария комнату. — Я же говорил тебе, что у нее есть кое-какие таланты, — прошептал Джейк Олли, толкая его в руку.

— Ты ни хрена не знаешь! — Бриа встала, ее бледные и тонкие черты лица покраснели, когда она указала на меня пальцем. Я сидела с ухмылкой, наблюдая, как ее внешность преображается у меня на глазах.

— Хорошо, давайте успокоимся, — сказал Арти, подняв обе руки в воздух, его успокаивающий баритон был громче, чем болтовня среди группы. Бриа в конце концов послушалась, прежде чем Арти продолжил: — Айзек, ты молчалив сегодня. Почему бы тебе не рассказать нам, что только что произошло?

Бриа выдохнула, надув щеки, а я подняла бровь, ожидая ответа Айзека. Тот сидел рядом с Арти, его взгляд метнулся к Олли, затем снова на меня.

— Это способ Мии манипулировать своим окружением. Судя по всему, у нее есть склонности к социопатии. Она получает удовольствие от этого дерьма. «Скажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю».

После пары секунд и вздохов, Арти взглянул на меня.

— Как видите, — он указал ладонью в моем направлении. — Ничего. Бриа бы уже ушла после такого замечания, но поскольку Мия такая отстраненная, ничто не может ее задеть или сломить.

«Потому что я уже сломлена».

— Может ли Мия быть нежной? — спросил Олли, застав всех, включая меня, врасплох.

Арти посмотрел на меня, ожидая, что я отвечу на его вопрос.

— Только под воздействием алкоголя, — сказала я. — Но даже в этом случае это никогда не будет по-настоящему. Мной двигает только похоть и кайф. Как только побочные эффекты проходят, я возвращаюсь к неспособности любить или поддерживать какую-либо форму личной привязанности. — Я указала на себя и одними губами произнесла: — Безнадежное дело, — Олли прищурился. — Все это ничего не значило, — добавила я, и в тот момент, когда слова покинули меня, медленная жгучая боль шевельнулась в моей груди. Я быстро проглотила горечь, оставшуюся на языке, и провела потной ладонью по джинсам.

Воздух вокруг меня стал тяжелым, удушливым, и Олли наклонился ко мне. Он оперся локтями о колени и убрал руки с подбородка.

— Я тебе не верю, — сказал он с другого конца круга, его тон был низким и равномерным.

Мне удалось пожать плечами, несмотря на внезапное смятение, появившееся во мне, в то время как он слегка покачал головой из стороны в сторону.

— Значит, Мия — социопатка? — спросил Джейк, снимая напряжение.

Я осмотрела круг, и все либо глазели на меня, либо на Олли и Арти, продолжая молчать.

— Она соответствует по двум пунктам, связанным с этим термином, но социопатка ли она? — взгляд Арти встретился с моими, и я ждала его ответа, как и все остальные. — Нет, я так не думаю. Она не всегда была такой.

Но я не могла вспомнить, чтобы я была какой-то другой. Он не имел права говорить такие вещи. Слова о том, что я не всегда была такой, давали мне веру в то, что где-то скрывается слабый проблеск надежды, а надежда была обманчивой. Она тонкой нитью висела над моей головой, пока я падала в темноту. Я не могла увидеть или почувствовать её, так что лучшем решением стало притвориться, что её и нет вовсе.

Он не имел права говорить мне такое.

Игнорируя надежду, я опустила подбородок и не сводила глаз с мраморной плитки, пока все в комнате обсуждали свои успехи и неудачи.

Я узнала, что Айзек был зависим от болеутоляющих, и в прошлом он делал все возможное, чтобы избавиться от нее. Алисия большую часть жизни пребывала в приемных семьях или вне их, и однажды она попала в семью с плохой репутацией. Несмотря ни на что, в ее глазах мелькала искра надежды, и мне стало интересно, не Долор ли был тому причиной. Она упомянула, что хотела бы получить диплом медсестры после того, как уедет отсюда.

— Олли, как ты себя чувствуешь с прошлого вторника? Ты нашел что-нибудь, что поддерживает твое стабильное настроение? — спросил Арти. Я подняла голову, Олли все это время находился в одной и той же позе, наклонившись вперед и упершись локтями в колени. Его правое колено нервно дергалось, и он надавил сильнее в попытке унять дрожь.

Олли сложил руки перед собой и склонил голову набок в направлении Арти.

— Хороший вопрос, Арти. Да, то есть, со мной все в порядке со вторника. Никаких вспышек гнева.

— О, это хорошо. Ты нашел в чем-нибудь утешение?

— Можно и так сказать. — Взгляд Олли снова упал на меня, его подпрыгивающее колено внезапно успокоилось.

— Очень хорошо. Надеюсь, на этот раз всё получится.

— Я уверен в этом, — медленно произнес Олли, как будто каждое слово предназначалось мне.

За ужином я занималась тем, что проводила вилкой по кукурузе, разделяя ее на две части. Количество кукурузы было неравномерным, поэтому одну я отправила в рот.

— Нам нужно поговорить, — категорично заявил Олли, подходя к моему столу. Может быть, если я сделаю вид, что он не стоит рядом и не смотрит вниз с рукой на затылке, то он все поймет и уйдет.

Вернув свое внимание к подносу, я наколола вилкой еще одно зернышко. Олли откинул голову назад и сделал глубокий вдох, прежде чем обойти меня сзади, взять мои книги со стула и сесть рядом, положив книги на стол.

Мои глаза были прикованы к кукурузе, его — прикованы ко мне. Я знала это, потому что его взгляд ощущался тяжелым и легким одновременно. Я продолжала не обращать на него внимания, и он развернул меня к себе, пока мои колени не оказались между его, и я, не оказываясь с ним лицом к лицу.

— Перестань вести себя как ребенок, Мия.

Я уронила вилку на поднос.

— Я не веду себя как ребенок. Просто не хочу разговаривать.

— Поэтому ты здесь? Потому что ты эмоционально отстранена? — спросил он, и когда я не ответила ему, он продолжил: — Я в это не верю. Ты можешь одурачить всех остальных, но я ни на секунду не поверю, что это правда, — я отвернулась, но Олли схватил пальцами мой подбородок и заставил меня посмотреть ему в лицо.

Как только наши глаза встретились, что-то пришло ему в голову.

— Ты боишься… — он покачал головой и тон его голоса стал нежнее. — Чего ты боишься? Что с тобой случилось?

«Хотела бы я знать».

— Ничего со мной не случилось. Я такая, какая есть, — я выдернула свое лицо из его хватки, а он провел рукой по своему лбу и волосам.

— Нет. С тех пор, как ты здесь, тебя ничего не волновало, но в тот момент, когда я был беззащитен, ты спасла меня. И твои глаза, Мия, — он схватил мою руку и положил к себе на колени. — Они загораются, когда ты смотришь на меня, и каждый раз, когда у тебя была возможность поцеловать кого-то другого, ты отказывалась или придумывала жалкие отговорки. Но ты целуешь меня, и тебе это, блядь, нравится. Признай это, Мия, у тебя действительно есть чувства, и это пугает тебя до чертиков.

Чертовски, блядь, верно, у меня были чувства. Я чувствовала себя загнанной в угол, вынужденной сталкиваться с теми же суровыми вопросами, на которые я пыталась найти ответ. Не было ни одного исследования или статьи в Википедии, которые объясняли, почему девушка может жить десять лет с эмоциональной отстранённостью, а потом резко начать испытывать чувства. Но даже если кто-то проходил через это и поделился в сети, у меня не было возможности это узнать.

Так или иначе, он был единственным, кто мог залезть мне под кожу, и я должна доказать, что он ошибается. Доказать, что все это выдумки в моей идиотской голове. Мой взгляд метался по столовой, пока не остановился на Лиаме, и я внезапно поняла, что мне нужно сделать.

— Куда ты идешь? — спросил Олли, когда я встала со стула.

Он заставил взорваться каждую клетку внутри меня, и был только один способ прекратить это.

Мои ноги направились к Лиаму, который стоял рядом со своим обычным столиком, и прежде, чем он смог вымолвить хоть слово, я обняла его за шею и прижалась губами к его губам. Олли и Лиам презирали друг друга, и из всех в этой столовой именно Лиам мог помочь прогнать Олли от меня.

Его рука нашла мою талию, он прижал меня к себе и провел своим языком по моим губам. Пламя погасло, и столовая взорвалась ревом.

Отстранившись от Лиама, я повернула голову к своему столу.

Олли исчез.

Наконец-то.

— Что это, черт возьми, было? — спросил Лиам с кривой усмешкой, и девушки, окружавшие его столик, прищурились, глядя на меня. Лиам не заслуживал объяснений, поэтому я развернулась и ушла. Единственным человеком, который заслуживал хоть каких-то слов, был Олли, и я только что доказала, что он ни хрена для меня не значит.

Джейк, Алисия и Айзек неодобрительно посмотрели на меня, когда я выходила из столовой. Я пыталась предупредить их насчет себя. Они все узнали мою правду во время групповой терапии, но никто мне не поверил.

Это была вина Олли, а не моя. Я рассказала ему о своих правилах. Он знал, во что ввязывается. Ему следовало быть осторожнее.

Как только я открыла дверь в свою комнату, то застыла в дверном косяке. Олли сидел на краю моей кровати, положив локти на колени. Его голова была опущена, волосы были в беспорядке, по пути из столовой он много раз хватался за них.

Закрыв за собой дверь, я сделала несколько шагов к столу и прислонилась к нему.

— Я предупреждала тебя.

Олли поднял голову.

— Это что за херня там произошла? Это был твой способ доказать что-то самой себе? — Его голос был хриплым, но без злобы, а в глазах была смесь боли и недомогания.

— Нет, это был мой способ доказать кое-что тебе.

Олли встал с матраса и подошел ко мне.

— Так ты хочешь мне что-то доказать, да? — он поднес ладонь к моей щеке, и я непроизвольно прильнула к ней. — Тогда докажи, что виной всему лишь твое раздутое эго.

Его большой палец погладил мою щеку, и я закрыла глаза, чувствую исходившее от него тепло.

— Это не так, — солгала я.

— А что насчет этого? — Олли приподнял мой подбородок и коснулся своими губами моих, и я вспомнила его вкус. Я втянула в себя воздух. — Мы оба сейчас трезвые, и ничто не мешает тебе отстраниться, но ты не можешь, — его длинные пальцы коснулись моей шеи, и во рту показался мятный леденец. — Мия, сейчас я собираюсь тебя поцеловать, и когда я закончу, я обещаю, что уйду, но…

И я заставила его замолчать, прижавшись к его рту своим.

Как только наши губы встретились, мы вспыхнули, и нами овладело какое-то безумие. Его язык танцевал вдоль моих губ, прежде чем скользнуть внутрь, наполняя меня жизнью. Я была трезвой, но он стал моим наркотиком и лекарством одновременно, завернутый в одну высокую и красивую «таблетку» с татуировками. Его вторая рука коснулась моего лица, он прижался ко мне всем телом, и стол ударился о стену. Каждое движение его языка становилось более чувственным, каждое движение губ более решительным, и каждое прикосновение его пальцев удовлетворяло мою потребность.

Он стал моим кислородом, забирая мое дыхание только для того, чтобы вернуть его обратно. Мой спасательный круг. И как раз в тот момент, когда я подумала, что части меня наконец-то собираются воедино, он отстранился, оставив меня задыхаться. Олли прижался своим лбом к моему, борясь со своим обещанием уйти, которое сорвалось с его измученных губ. Темп его дыхания выровнялся, и я закрыла глаза, когда он поцеловал меня в лоб.

— Никогда больше не целуй никого на моих глазах, — заявил он, прежде чем отойти.

Звук закрывающейся двери заставил меня вздрогнуть, а когда я снова открыла глаза, он исчез.