Глава 3
“Одновременно раскрывая правду и разоблачая ложь,
Паника и покой овладевают мной.”
— Оливер Мастерс
Всю ночь я ворочалась на тонком и невероятно жестком матрасе. У меня был джетлаг* из-за смены часовых поясов и из-за того, что я слишком много спала за последние двадцать четыре часа, в результате мои попытки заснуть были безуспешны. *(Прим. ред.: Джетлаг — временное расстройство сна из-за быстрой смены часовых поясов).
Мне удалось сосчитать каждую трещину в цементе, каждый болт в стальной двери, и, если бы я достаточно сосредоточилась, смогла бы увидеть созвездия в завитках мраморного пола, когда над ним сияет луна. Ровно в шесть утра раздался громкий щелчок и двери комнаты автоматически открылись.
Я была первой в общественной душевой с зубной щеткой, новой рубашкой с эмблемой Долор и узкими черными джинсами в руке. Мне не разрешили взять с собой шампунь, кондиционер или дезодорант. Даже бритвы не было. Отец сказал, что мне все предоставят.
Цементные стены в ванной были выкрашены в белый цвет, а справа от меня стоял ряд из шести раковин. Высокие зеркала ровно тянулись вдоль стены, по одному над каждой раковиной. Напротив умывальников стояли душевые кабинки. Задняя стенка была выложена керамической плиткой, и каждая кабина была отделена перегородками из кедра и белой занавеской. Чистые полотенца были сложены на узких полках по обеим сторонам раковин, а основные туалетные принадлежности были расставлены в корзинах между раковинами — одной и той же марки для мужчин и женщин. К счастью, от запаха кокоса меня не тошнило.
Я выбрала самый дальний душ в конце и включила его, чтобы подождать, пока нагреется вода. Несмотря на то, что я была полностью одета, я все еще чувствовала себя голой, разглядывая в зеркале свое чистое лицо без макияжа. Произвести впечатление на людей никогда являлось моей целью, и, хотя я не нуждалась в этом, я продолжала пользоваться яркой косметикой, потому что знала, что это раздражает Диану. У меня была тяжёлая подводка для глаз, самый смелый оттенок губ и черный цвет на ногтях просто потому, что это сводило ее с ума.
Глядя на свое отражение, я была просто собой, но на пять лет моложе, с легкой россыпью веснушек под глазами и на переносице. Хотя мои глаза не могли обмануть. Один взгляд, и вы могли бы увидеть все секреты, боль и страдания под тусклым карим оттенком. Мои густые брови обычно отвлекали других от того, что читалось в моих глазах. Никто никогда не тратил время на то, чтобы присмотреться в них внимательней или достаточно близко.
Возьмем для примера моего отца.
Кто-то вошёл в ванную, заставив моё внимание переключиться. Парень с татуировками подошел ко мне с одеждой через плечо, вытирая уголки глаз. Серые джоггеры низко сидели на его бедрах, простая черная футболка закрывала остальную часть его тела, а растрепанные каштановые волосы были примяты на одной стороне.
После того, как он убрал руку с лица и заметил меня, он остановился. На его лице не было никакого выражения, когда он смотрел на меня с расстояния примерно в пять футов. Затем сонная улыбка поприветствовала меня раньше, чем его голос.
— Привет.
Я улыбнулась в ответ, но только потому, что его улыбка была заразительна — не более того.
— Привет.
Но он по-прежнему не шевелился.
Как только до меня дошло, как долго мы здесь стоим пялясь друг на друга, я снова посмотрела в зеркало и открыла кран, чтобы почистить зубы. Он подошел ближе, прежде чем появился в отражении зеркала позади меня, он наклонился, чтобы взять полотенце с полки, стараясь держаться на расстоянии, но задержавшись дольше, чем следовало бы.
Он включил воду в кабинке рядом с моей, повесил одежду и полотенце. Обернувшись, он подошел к раковине рядом с моей.
Наши взгляды встретились в отражении зеркала.
— Мия, верно?
Именно в этот момент я заметила его зеленые глаза. Они были красивыми. Редкими. Цвет был обычным, но в то же время неописуемым. Это был цвет отражения пальм на береговой линии, когда солнце стояло в самой высокой точке. Цвет полуденного неба. Это был не темно-синий оттенок океана с отражением линии деревьев или белый, когда пена собиралась на песке, а приятная точка посередине. Это был идеальный момент, когда столкнулись три творения Бога: солнце, деревья и океан.
Это было захватывающе, даже в этом чертовом зеркале.
— Да, верно.
Он повернулся ко мне всем телом и облокотился на раковину, протягивая мне руку. Его глаза стали еще красивее, когда они смотрели в мои без преград.
— Я Олли.
Его прекрасные глаза и формальный этикет застали меня врасплох. Бросив взгляд между его лицом и рукой, я приняла его жест. Я уже давно не пожимала руку. Правильно ли я вообще это делала?
Олли усмехнулся.
Он положил зубную щетку и бритву на умывальник, его лицо поникло, когда он попытался поправить свои густые непослушные волосы, проведя пальцами по ним. Его волосы были недостаточно длинными, чтобы закрыть уши, но довольно длинными, чтобы упасть на глаза, если не уложить их назад.
— Отличное первое впечатление, да? — сказал он, сопровождая слова ленивым смехом, но мое внимание было приковано к бритве, и я смотрела на нее так, как будто это был миллион долларов.
— Как мне получить одну из них?
Олли посмотрел на раковину и снова на меня, между его бровями образовалась небольшая морщинка.
— У тебя нет бритвы? — Я покачала головой, и он потянул бритву в мою сторону, словно мы торговали наркотиками. — Можешь взять мою. Она новая. Я ей не пользовался.
— Спасибо.
Мы обменялись улыбками, и он опустил голову в знак признательности, а затем повернулся и исчез за занавеской.
Вода довольно быстро нагрелась, я разделась за занавеской, прежде чем залезть под душ. Было терпимо — не жарко, но достаточно тепло. Я выдавила шампунь на ладонь и втерла его в кожу головы, не торопясь и надеясь, что Олли закончит до того, как моя вода остынет. Я не умела вести светские беседы. Это было неловко и бессмысленно, так что я избегала этого любой ценой.
Его вода отключилась, и вскоре после этого последовал звук его занавески о стержень.
— Я бы посоветовал поторопиться, если хочешь избежать час пик, — крикнул он сквозь звук бегущей воды. Его голос звучал глубоко из груди. Он говорил медленно, словно тщательно обдумывал каждое выбранное им слово. Я заглянула в маленькую щель в занавеске как раз в тот момент, когда рубашка упала на его татуированный живот в отражении зеркала. — Просто предупреждаю.
Не получив от меня ответа, он ушел. Не прошло и пяти минут, как люди стали сочиться внутрь. Вокруг меня включились душевые и краны, и в воздухе повисло несколько комментариев.
Сегодня был мой первый полный день занятий и моя первая консультация. Я не ждала ни того, ни другого. Мое расписание состояло из четырех курсов. Понедельник и среда не отличались друг от друга, в эти дни была индивидуальная консультация. Во вторник и среду занятия тоже были идентичными, но с групповой консультацией. По пятницам были свободные дни для внеклассных занятий, в которых я не планировала участвовать.
Я приехала сюда в среду, так что сегодня мой первый и последний день недели занятий перед трехдневными выходными. Несмотря на то, что сегодня должна была быть групповая сессия, Дин Линч оставил заметку над моим расписанием, чтобы напомнить мне, что я буду продолжать индивидуальные занятия с доктором Конвей с моей второй недели пребывания здесь.
Поскольку мне не разрешали пользоваться феном, я оставила волосы распущенными и высушила их на воздухе, поверх черных узких джинсов я надела свои армейские ботинки. Я не пренебрегла дресс-кодом. Могло быть и хуже. Рубашка с эмблемой университета с воротником была не слишком мешковатой, но и не слишком облегающей, так что она хорошо лежала на моей груди среднего размера. Я оставила пуговицы расстегнутыми.
Как только я вошла в столовую, запах сиропа и бекона заставил мой живот заурчать. Я решила сесть за тот же стол, что и вчера, официально заявив, что он мой. Атмосфера за завтраком сильно отличалась от вчерашнего ужина. Утреннее солнце выглянуло из-за серых облаков, и его лучи пробили прожекторы через окно в большую комнату. Мои новые товарищи молчали, волоча ноги от очереди к своим столикам. Студенты медленно просачивались внутрь, страх перед новым днем был написан на их лицах. Алисия, Джейк и их друзья подошли к тому же столу, за которым сидели накануне.
Джейк помахал мне через всю комнату, но я отклонила его жест покачав головой. Мне не нужны друзья, особенно настойчивые. Люди меня раздражали, а Джейк только бы растягивал здесь мои дни. Моей единственной задачей было не поднимать голову и прожить следующие два года без осложнений. Если бы Джейк поверил, что мы друзья, это было бы осложнением. В конце концов, из-за моего ядовитого языка и безрассудных поступков чьи-то мелкие чувства были бы задеты.
Через несколько минут вошел Олли, каштановые волосы были уложены в неравномерную волну, а простая белая футболка висела на его высоком и худощавом телосложении. Из-под нее выглядывали татуировки, а его заразительная улыбка осветила комнату, когда он вошел. Меня заинтриговал его отказ носить рубашку с эмблемой Долора. Он выглядел одним из тех парней, которым подобные вещи сходят с рук.
Олли шел рядом с другим парнем, который был на несколько дюймов ниже, с волосами цвета полуночи, более длинными на макушке и вьющимися по бокам. У него были более мрачные черты лица, гладко выбрит. Так как я не планировала приближаться к группе достаточно близко, чтобы узнать их имена, я решила назвать его Миднайт.
Они оба взглянули в мою сторону, пока Олли говорил ему на ухо.
Девушка с эльфийскими волосами поприветствовала Олли поцелуем в щеку, и он быстро взглянул на меня, потом снова на нее, и его поза изменилась. Это могла быть его девушка, но то, как он отреагировал, говорило об обратном.
Мое внимание вернулось к еде. Я откусила пресный блин, глядя на кричащего мальчика — на Зика, который ел в одиночестве.
Люди здесь, по большей части, относились к группам, или были сами по себе. Одиночки рассыпались по столовой, но у нас ещё оставались компании сексуально озабоченных, панков, головорезов, качков, подлых девчонок и инвалидов — все, скорее всего, избегали тюрьмы или психиатрической больницы, как я.
Но также есть компания, в которой были Джейк и Алисия. Они были настоящей смесью.
Олли и Миднайт сели за свой столик до того, как Олли нашел меня в другой части комнаты. Ему было интересно. Люди запрограммированы смотреть на тех, кто им интересен.
Однажды я прочитала исследование, посвященное разным уровням зрительного контакта. Уровней, кстати, девять. Олли сейчас был на третьем, то есть на «Полуторном взгляде». Хотя, если бы он отвел глаза, а затем посмотрел на меня снова, то его уровень повысился бы до четвертого — «Двойной взгляд».
Он отвернулся, а я задержалась еще на несколько секунд.
Он посмотрел еще раз, и — бум — четвертый уровень, леди и джентльмены.
Его взгляд остановился на мне, каким-то образом удерживая все мое внимание. Пятый уровень. В этих яростных зеленых глазах была определенная гравитация, придавившая меня и в то же время сбивающая с ног. Он ухмыльнулся — шестой уровень — и я покачала головой в ответ на его высокомерие. Я улыбаюсь?
«О, Иисусе, я улыбаюсь».
Олли поднял бровь, когда его улыбка совпала с моей. Его ямочка на щеках стала глубже, и мне удалось высвободиться из его хватки, чтобы моя улыбка сошла на нет.
Мне срочно нужно было с кем-то переспать.
Первое занятие прошло быстро. Я уже изучала алгебру уровня колледжа, когда училась в старших классах, поэтому сейчас меня поместили в мир тригонометрии. Математика была черно-белой, правильной или неправильной. Ответ был очевиден.
Затем было знакомство с литературой. Я вошла в класс и сразу же увидела Джейка с широко открытыми глазами, хлопающего рукой по пустой парте рядом с ним.
— Слава богу, — прошептал он, когда я села на место, которое он припас для меня, так как не оставил мне большого выбора. — Ты сделала этот урок гораздо интереснее.
— Все настолько плохо?
Джейк кивнул, продолжая рассказывать мне о профессоре и количестве работ, которые нам придется написать в этом семестре. Я ненавидела английский, литературу и все, что с этим связано, не в силах понять, почему людей может заинтриговать то, что полностью выдумано. Как, черт возьми, это могло пригодиться для выживания в реальном мире? Каждая история имела разный смысл для разных людей, разные интерпретации, поэтому никогда не было точного ответа на этот вопрос.
После занятий Джейк быстро собрал учебники, чтобы не отставать от меня. Я почти вышла за дверь. Почти.
— Не против, если мы вместе пойдем в столовую? — спросил он, переводя дыхание.
— Только если ты разрешишь мне прочитать тебя.
— Разрешить тебе прочитать меня? — он тяжело дышал.
— Да, это игра, в которую я люблю играть.
Лицо Джейка скривилось от веселой и любопытной улыбки.
— Хорошо, конечно… да, прочитай меня.
Хотя я уже полностью поняла кто он такой, я сделала вид, будто изучаю его для драматического эффекта. Джейк выпрямился и сумел вырасти еще на дюйм. Во мне было всего 5 футов 3 дюйма (160 см), а он был не более чем на четыре дюйма выше меня (170 см).
— Хорошо, Джейкоб… тебя называют Джейк, потому что это делает тебя… менее мужественным, — он закатил свои светло-голубые глаза, прежде чем переложить книги в другую руку. Джейк поддерживал связь со своей женской стороной, вы могли бы заметить это по его походке. — Ты средний ребенок и вырос в окружении сестер…
Джейк открыл свои тонкие губы, чтобы возразить, но я подняла палец, заставить его замолчать. Я быстро добавила:
— Но у тебя есть старший брат, звездный спортсмен в семье, с которым всех сравнивают. Таким образом, это делает тебя вторым младшим ребенком. — Джейк поднял брови, и по выражению лица я поняла, что на правильном пути. — Ты из религиозной семьи, и, хотя ты примерный ребенок, всегда следовал правилам, поступал правильно, но твои родители все равно отправили тебя сюда, чтобы попытаться выбить из тебя гея.
Джейк недоверчиво покачал головой.
— Твою мать, а ты хороша.
Я стряхнула пыль с плеча.
— Это талант. Хотя, чего я не понимаю, так это почему ты согласился приехать сюда. Ты взрослый. Твои родители не могут тебя заставить.
— Ты права, они не могут заставить меня, но они, черт возьми, могут меня подкупить.
Во время нашей короткой прогулки к столовой я узнала, что у Джейка дома был парень, с которым отец застал его в постели. Он даже не успел попрощаться, как его привезли сюда. Сначала учреждение отказало Джейку, но, поскольку его отец был пастором церкви, он предложил помощь студентам с исправительными работами после их выпуска, в обмен на «зачисление» сына в университет.
Джейк пытался убедить меня посидеть с ним во время ланча, но я решила остаться за своим столиком — одной.
После того, как я закончила есть, я вытащила расписание занятий, и увидела, что следующий урок — психология. Мой любимый предмет. Я сложила руки над столом и склонила голову, пока не прозвенел обеденный звонок.
Мой взгляд метнулся к столу Джейка. Девушка с эльфийскими волосами прислонилась головой к плечу Олли, когда он разговаривал с Миднайтом. Алисия и Джейк смеялись и показывали на девушку в другом конце комнаты, у которой были проблемы — она не могла поднести еду ко рту. Олли уловил веселье Джейка и Алисии, повернулся назад, чтобы посмотреть, над чем они смеются, а затем стукнул кулаком по столу.
Поскольку я не могла расслышать ни слова из того, о чем они говорили, я представила, что все они были частью мыльной оперы, придумывая комментарии в своей голове.
Девушка с волосами эльфа убрала голову с плеча Олли, прежде чем свернуться калачиком рядом с ним, и взгляд парня скользнул в мою сторону. Я быстро повернула голову над руками в противоположное направление, чтобы посмотреть в окно. Вид был ничуть не лучше, но мне не нравилось, что его взгляд делал со мной. Это затянуло меня, и я вдруг начала терять контроль.
Я никогда не теряла контроль. Контроль был всем, что я имела.
На психологии нас было не много — максимум десять человек. Хотя впереди было много свободных парт, я выбрала ту, что была в последнем ряду в конце. Опять же, я виню во всем свою потребность контролировать ситуацию. Я могла видеть всех перед собой, знать, где находится выход, и понимать свое окружение.
Профессор все еще не пришел, и я воспользовалась этим временем чтобы проанализировать каждого учащегося. Кто-то сгорбился на стульях, кто-то сидел прямо и был готов к началу урока, у некоторых из них были друзья в классе, а у кого их не было. Во втором ряду справа сидела девушка с короткими светлыми волосами и узкими плечами. Каждые десять секунд она поднимала глаза от стола и смотрела на дверь.
Она кого-то ждала.
— Добрый день, здравствуйте, добрый день, — пробормотал какой-то джентльмен, суетливо входя в дверь. — Извините, что сегодня я немного опоздал, но если вы все быстро откроете свои учебники и найдете главу об иерархии эмоциональных потребностей Маслоу, то мы сразу же приступим к делу.
Учитель был низеньким мужчиной с седыми жесткими волосами и щетиной вокруг подбородка. Его очки сидели на кончике носа, когда он шарил среди своих бумаг на трибуне. Он был неряхой, его рубашка была наполовину заправлена в брюки цвета хаки, которые были ему велики на два размера. По внешнему виду можно было сказать, что он часто опаздывал.
Он поднял глаза от своего стола, и его внимание тут же привлекла я в конце комнаты.
— Я доктор Киплер. На книжном шкафу позади Вас есть запасные учебники, можете взять.
Вернувшись на свое место, я начала перелистывать страницы учебника, как вдруг профессор снова заговорил.
— Ах, как мило с Вашей стороны присоединиться к нам, мистер Мастерс.
Я подняла взгляд и увидела, что Олли садится за передние парты перед девушкой со светлыми волосами, и тут все обрело смысл. Она ждала его. Ее маленькие плечи расслабились, и она заправила короткие волосы за ухо.
— На этот раз я спущу Вам это с рук, так как сам опоздал, но больше никаких предупреждений, — добавил доктор Киплер, но я-то знала, что для него это обычное дело. Он всегда опаздывал.
Олли кивнул, прежде чем повернуть голову к светловолосой девушке, которая нежно поздоровалась с ним, положив руку на его плечо.
Но как только он заметил меня, его внимание быстро переключилось.
Прошло три напряженных секунды, когда он смотрел мне в глаза, прежде чем одними губами сказать: «Привет».
Светловолосая девушка повернулась, чтобы посмотреть, что отняло у нее его внимание. Она прищурила глаза, и я слегка помахала им обеими пальцами.
Доктор Киплер прочистил горло, и Олли, и девушка резко вытянули головы вперед.
— Мастерс, какие шесть базовых эмоциональных потребностей у человека?
Поза Олли расслабилась, когда он протянул свои длинные ноги перед собой.
— Определенность, разнообразие, значимость, любовь, развитие и принесение пользы другим, — ответил он, не открывая учебника.
— А какие из них необходимы для выживания человека? — Киплер проверял его.
— Определенность, разнообразие, значимость и…любовь.
Я кашлянула смехом при упоминании последнего.
— Позволю с Вами не согласиться, мисс… — Киплер посмотрел на свой стол. — Джетт.
Я постучала карандашом по краю стола, когда все обернулись на своих местах.
— Нет, продолжайте. Вы отлично справляетесь, — сказала я, подняв большой палец вверх и улыбнувшись в тон своему сарказму. Я бывала в подобных ситуациях раньше, и это был бы проигрыш в обоих случаях. У меня были свои представления о любви, у них — свои, и я не собиралась никого убеждать в обратном.
— Бекс, какой из них, по Вашему мнению, наиболее важен для Ваших нужд?
Внимание перешло к рыжеволосому мальчику с веснушками, сидящему впереди. Он был настоящей зажигалкой. Его рыжие волосы тому подтверждение.
— Значимость.
У меня закатились глаза от моей меткости.
— Наверное, я хочу, чтобы меня увидели и услышали, — добавил Бекс. Да, благодаря огню.
— Гвен? — спросил Киплер.
Гвен, также известная как светловолосая девушка позади Олли, наклонилась к тому поближе.
— Уверенность, — сказала она. Олли помялся на своем стуле, прежде чем она продолжила: — Полагаю, я хочу чувствовать себя в безопасности. Особенно в моих отношениях. — То, как она это сказала, каким-то образом сделало воздух в комнате более густым и спертым.
— Что насчет Вас, Мастерс? В чем Ваша самая важная потребность?
Я села на край сидения, чтобы лучше услышать, как Олли скажет «Значимость», потому что я была в этом уверена. С тех пор, как я здесь, он получил внимания от девушек больше, чем я получила его от Джейка. Он выглядел как один из тех парней, которые жаждут быть замеченными и нуждаются в том, чтобы их желали другие, так же, как и хотел бы любой другой парень на его месте.
— Трудно сказать, Кип. Из этих вариантов я хочу сказать любовь, но это ведь вряд ли можно назвать эмоцией.
Подождите. «Что?».
— Что Вы имеете ввиду? — спросил Доктор Киплер.
— Эмоции могут меняться. Они могут бросаться из крайности в крайность в зависимости от различных условий, но любовь… — он слегка покачал головой. — Любовь никогда не колеблется. Она переживает все остальные эмоции. Если этого не случилось, то это никогда не было настоящей любовью. — Олли вздохнул. — Любовь неизменна, Кип. Постоянна. В отличии от эмоций.
Я уставилась ему в затылок, подняв брови вверх.
Доктор Киплер в глубокой задумчивости почесал линию подбородка.
— С учетом сказанного, каким термином Вы бы заменили любовь на эмоцию?
Олли издал небольшой смешок.
— Вы мне скажите.
В комнате воцарилась тишина, пока доктор Киплер осматривал комнату.
— А Вы, Джетт? Какая эмоциональная потребность наиболее важна для Вас?
Я повернула голову в сторону доктора Киплера, внимание снова было на мне.
— Разнообразие, — резко сказала я, совершенно не задумываясь над своим ответом.
— Не хотите пояснить?
— Не-а.
Доктор Киплер кивнул в ответ на мою честность и снова обратил внимание на класс.
— Для тех из Вас, кто не знаком с разнообразием, я объясню. Это мотивация к поиску изменений или вызову, выходящему за рамки обычной рутины. Разве что Мастерс снова не захочет внести изменения в пирамиду? — спросил он, глядя на Олли с вызывающей улыбкой. По классу прокатился смешок, и Олли покачал головой, прежде чем доктор Киплер продолжил: — Очень хорошо. В первую очередь, Ваши ответы на мой вопрос могли бы прояснить саму причину, по которой вы здесь. — Киплер сложил руки, гордясь своим открытием.
После моего последнего занятия я вошла в кабинет доктора Конвей. Комната была того же размера, что и моя в общежитии, а солнце отбрасывало достаточно света через большое окно, чтобы осветить пространство. Кожаный диван стоял у стены, напротив стола, на котором были разбросаны бумаги, а бледно-голубые стены украшали плакаты с положительными цитатами.
Доктор Конвей повернулась ко мне со стула с искренней улыбкой.
— Мия, так приятно наконец познакомиться с тобой. — Она встала и протянула мне руку. — Пожалуйста, присаживайся.
Как только доктор Конвей открыла рот, по ее бостонскому акценту я сразу же поняла, что она тоже американка. Ее густые черные волосы обрамляли лицо и падали чуть ниже плеч.
— Как прошел перелет?
— Слишком долго. — Мое тело утонуло в кожаном кресле, а глаза блуждали по комнате, пока не остановились на плакате с котенком и цитатой: «Сегодня я не буду волноваться из-за того, что не могу контролировать».
Из-за чего, черт возьми, должен был волноваться котенок?
Справа от меня стояла книжная полка, заполненная романами, о которых я никогда не слышала, и коллекцией книг по саморазвитию.
— Да, я тоже не скучаю по перелетам, — сказала доктор Конвей и вздохнула.
— Бостон?
— Родилась и выросла там. Я приехала в Великобританию во время творческого отпуска, не планировав найти здесь любовь всей своей жизни, но… — она вскинула ладони в воздух. — Жизнь непредсказуема.
Я отключилась от разговора еще после того, как она сказала «творческий отпуск», но продолжала кивать с интересом. Я овладела искусством притворяться.
— Что ж, скажи мне, почему, по-твоему, ты здесь? — спросила она.
— Я здесь, потому что мой отец находится на стадии отрицания. Образ его единственной дочери, заканчивающей колледж и живущей нормальной жизнью — единственная причина, по которой он отказался отправить меня в психиатрическую больницу.
— Тебе место в психиатрической больнице?
— Точно нет.
Доктор Конвей постукивала по моему файлу своими длинными нарощенными ногтями, скрестив ноги.
— Я прочитала твое дело, Мия. Ты страдаешь от алекситимии* и расстройства эмоциональной отстраненности*. Я знаю, что ты уже дважды пыталась покончить жизнь самоубийством, протаранила двери гаража на машине твоей мачехи, подожгла машину директора и… — это одно из моих любимых — ты пришла в дом своего консультанта в плаще и на каблуках, изображая проститутку? — Она издала тихий смешок, расправляя ноги и упираясь локтями в колени. — Надеюсь, его жена была снисходительна. *(Прим. ред: Алекситимия — состояние, при котором человеку сложно переживать, распознать, выражать и описывать свои чувства; Расстройство эмоциональной отстраненности — расстройство личности, характеризующееся постоянным стремлением к социальной замкнутости, чувством неполноценности, чрезвычайной чувствительностью к негативным оценкам окружающих и избеганием социального взаимодействия, свойственно для социопатов).
Я пожала плечами, и настроение в маленькой комнате изменилось вместе с выражением ее лица.
— Если ты не возражаешь, то я спрошу, как ты думаешь, почему попытки самоубийства оказались неудачными?
Моя голова откинулась назад от ее напористости.
— Я бы довела дело до конца, если бы мой отец не нашел меня.
— Что-то мне подсказывает, что какая-то часть тебя хотела, чтобы твой отец нашел тебя.
Неправда. Он должен был быть на работе до пяти часов в те дни.
— Вы ошибаетесь.
— Нет, я думаю, что в чем-то ты права… Позволь мне спросить тебя еще кое о чем. Когда ты в последний раз плакала?
Она не могла быть серьезной.
— Я не плачу. Чтобы плакать, нужно иметь чувства.
— Ты плакала, когда умерла твоя мать?
Нет.
— Я не говорю о моей маме.
Доктор Конвей откинулась на спинку стула и сложила руки на коленях.
— Твой отец отметил, что ты не всегда была такой. Что-то случилось в твоем детстве, что-то ужасное, и твой мозг выключил переключатель, чтобы защитить себя. Никакие лекарства тут не помогут. Они лишь оттянут твою возможность переключиться назад.
Тишина.
— Я поговорю с деканом и отменю твои лекарства, пока ты здесь. Но Мия, ты должна снова попробовать включить переключатель. Ты единственная, кто способен это сделать.
— Если бы кто-нибудь объяснил мне, что произошло, это помогло бы ускорить процесс, — сказала я со вздохом.
— Я бы хотела, чтобы это было так просто… Но единственный способ прорваться — это вспомнить самой. Идти рука об руку с воспоминанием.
Я отвлеклась от окна и посмотрела на нее.
— Вы знаете, что со мной произошло?
Доктор Конвей медлила с ответом. Ее большие карие глаза смотрели мимо меня, на подобии того, что часто делал мой отец.
— С точки зрения твоего отца — да, но этого не будет достаточно. — Она встала и подошла к книжной полке, прежде чем взять роман и передать его мне. — Вот твое первое задание.
— Я не читаю, — категорически заявила я.
— С этого момента читаешь. — Она села в свое кресло. — Увидимся в понедельник. Ты должна быть готова рассказать мне, что думаешь.
Я посмотрела на книгу под названием «Убить пересмешника».
— Это все? Я пробыла здесь всего лишь пять минут, и Вы говорите мне идти и просто прочитать дурацкую книжку?
— Увидимся в понедельник, Мия. Хороших выходных. — Доктор Конвей обернулась на стуле и оказалась спиной ко мне. — О, и оставь дверь открытой для моей следующей сессии.
У этой дамы не было границ, в отличие от других консультантов, с которыми я встречалась в прошлом.
Добравшись до своей комнаты, я бросила стопку книг на стол и растянулась на кровати. Часы над дверью показывали 14:32. До ужина оставалось три часа.
Я накрыла лицо подушкой, чтобы загородить свет, но не прошло и двух секунд, как в дверь постучали. Я открыла и увидела мужчину с сумкой на плече, которого никогда не встречала раньше.
— Вам письмо, — сказал он, протягивая конверт. Ему должно было быть около тридцати. Морщины вокруг глаз углублялись, когда он улыбался, а черные волосы падали на темно-карие глаза.
— В Долоре есть почтальон?
Он покачал головой.
— Я охранник, но всё еще стажируюсь. Сейчас я выполняю всю грязную работу.
Он был милым, я бы смогла с ним сработаться. Я сжала его рубашку у груди и втащила в комнату, не думая о последствиях. Почта в его руках упала на пол у ног, и дверь автоматически закрылась за нами. Его глаза расширились.
— Мне нельзя…
— Ой, тише, — приказала я и толкнула его на свою кровать. Мне это было нужно. Это было на вершине «иерархии потребностей Мии», особенно после того дня, который у меня был. Он просто оказался в нужном месте и в нужное время.
Я скинула с себя одежду за считанные секунды, а его глаза метались от меня к двери, пытаясь решить, как поступить. Я вытащила презерватив из коробки, той самой, которую положила в чемодан, зная, что она когда-нибудь пригодится.
— Как тебя зовут?
Злобная улыбка расползлась по его лицу.
— Оскар.
— Это твой единственный шанс, Оскар, — сказала я, размахивая презервативом в воздухе, стоя перед ним обнаженной. Его полные вожделения глаза отказались от морали, и он быстро расстегнул ремень и спустил штаны. Его мужское достоинство высвободилось, и я бросила презерватив ему на живот, чтобы он мог его надеть. — Не разговаривай, и не смей пытаться меня поцеловать.
Он с энтузиазмом кивнул, откинувшись на спинку моей кровати. Его пресс напрягся, когда он надел презерватив за считанные секунды.
Я опустилась на колени оседлав его, и обняла его одной рукой. Он издал стон, когда глаза пробежались по моему телу. Прошло совсем немного времени, прежде чем он оказался внутри меня. Я закрыла глаза, раскачиваясь на нем, не в силах смотреть, что я с ним делаю. Его руки обхватили мою грудь и сжали соски, и он выругался себе под нос.
А в 14:36 стажер уже достиг кульминации.